Звезды вокруг шрамов

      Лютик проснулся один.       Открыв глаза, не ощутив рядом тепла, сильных объятий, он лениво пошарил рукой по месту рядом. Пустое. Холодное. Лютик раскрыл глаза и резко вскочил с кровати. В комнате было пусто.       — Ламберт?.. — нерешительно позвал его Лютик. А потом чуть более громко: — Ламберт?!       Тишина. Сердце пропустило удар. На стуле не было его вещей — там, куда Ламберт после аккуратно сложил их одежду. Вот стопка вещей Лютика. А вот — отсутствие вещей Ламберта. Лютик ощутил, как побледнел. Неужели… неужели Ламберт все-таки струсил? Понял, что не в силах взять на себя такую ответственность, так сильно поменять свою жизнь? Неужели… неужели он говорил все это лишь потому, что старался убедить Лютика в том, во что сам не верил?       Лютику стало трудно дышать. Он быстро вскочил на ноги и нервно открыл дверь в ванную. Никого. И вот так — голый, сбитый с толку, напуганный — он и стоял, пялясь в ванную. Не до конца понимая, как такое могло произойти. Он… он думал о многих плохих вариантах. И многое представлял. Но понятия не имел, что его могли оставить вот так, после секса, одного в мотеле. Он, потерянный, сел на кровать и уставился на свои голые колени. Вверху, на ляжке был след от зубов. Он рассеянно на него посмотрел. Лютик отказывался верить в происходящее, но он сидел один в пустой комнате. Никаких вещей Ламберта. Даже записки! Он чувствовал, что у него начинались паника, чувствовал, как защипали глаза.       А после дверная ручка опустилась. Дверь открылась. На пороге стоял Ламберт с двумя стаканами кофе на подставке в одной руке, и бумажным пакетом в зубах. Лютик посмотрел на него как на призрака. Ламберт так и застыл с пакетом в зубах глядя на белого, голого Лютика на краю кровати.       Лютик тихо охнул и, когда осознал, какой он дурак, тут же кинулся на Ламберта, не стесняясь ни своей наготы, ни того, что Ламберт явно был не способен сейчас на объятия. Он крикнул:       — Ламберт!       И крепко обнял его — так сильно, что у Ламберта заболели ребра. Но этого он не заметил. Стоял, сбитый с толку, и пялился в пространство перед собой. Неловко закрыл дверь и погладил свободной рукой Лютика по спине. Потом все-таки взял пакет и сказал:       — Эээ… у меня такого не было, чтобы меня так отчаянно встречали после того, как я за кофе сходил…       Лютик засмеялся — едва не сквозь слезы облегчения, и Ламберта звук этого смеха напугал.       — Детка? Что случилось?       — Я… Ты будешь ругаться.       Ламберт тяжело выдохнул и поцеловал его волосы.       — Не буду. Рассказывай.       — Я, ну… — он оторвался от него и неловко посмотрел в его глаза. — Я подумал, что ты меня бросил…       Ламберт замер, пораженный этими словами. Хотелось истерично взвизгнуть: «да я разве давал тебе повод, чтобы думать так?», но он вовремя вспомнил, что Лютик не виноват в таких мыслях, его заставили так думать. Это лишь последствие того, через что прошел Лютик. И, вместо удивления и даже, возможно, обиды, Ламберт ощутил сочувствие.       — Глупый, — ласково сказал Ламберт. — Я бы никогда этого не сделал. Я просто пошел нам за завтраком. И все. Тебя не хотел будить, ты так сладко спал. Но перед тем, как встать я поцеловал тебя в щеки. В обе. С очень большой любовью.       Лютик глупо улыбнулся, а после снова обнял его и вжался лицом в его грудь.       — Спасибо, — еле слышно прошептал Лютик, но Ламберт услышал его и тоже улыбнулся.       — А теперь дай поставлю все это на тумбу, чтобы обнять тебя.       Лютик неловко отстал от него, только сейчас осознав, что был полностью голый. Засмущался своей наготы — он все еще был немного… нескладным. Не в плане, что он был похож на ребенка, просто вырос быстрее, чем набрал вес, и угловатость фигуры часто смущала его, когда он видел себя в зеркале. Он быстро юркнул на кровать и завернулся в покрывало. Ламберт улыбнулся ему и присел рядом, поцеловав его в плечо.       — Можешь не прикрываться. Ты особенно хорош без ничего, — подмигнул ему Ламберт.       — Ага, — буркнул Лютик. — Худющий только, как смертный грех.       — И мягкий в нужных местах. Все с тобой в полном порядке, Лютик, думаю, я доказал тебе это за ночь несколько раз.       Лютик смущенно улыбнулся ему и нервно заправил русую прядь за ухо. Воспоминании о их ночи тут же успокоили его и взбудоражили. Да, это прекрасно, едва они успокоились от страсти, просто обнимаясь и целуясь, как снова накатывало — просто от близости их тел, от их желания, от того, что они были так рядом. Так что… так что да, Ламберт доказал ему силу своего желания несколько очень уверенных раз. Лютик был в восторге. А еще он был в восторге от того, как Ламберт, лежа рядом, выводя на его плече узоры, тихо спросил:       — Ты ведь не чувствуешь… не чувствуешь себя униженным?       Лютик открыл глаза и посмотрел на него. Улыбнулся — Ламберт помнил о его страхе, о его чувствах. И он сказал:       — Я чувствую себя любимым.       И это было правдой. Потому что Ламберт не трахал его. Он любил его. И Лютик это чувствовал.       И сейчас Ламберт сидел рядом, улыбался ему и смотрел на него так спокойно и уверенно, что Лютик сам становился спокойным и уверенным. Он ощущал, что умудрился только что полюбить этого мужчину еще больше.       — Спасибо… Уверен, с тобой я скоро сам в это поверю.       Ламберт тяжело выдохнул.       — Я тоже на это надеюсь, ведь ты — прекрасен.       Лютик прильнул к нему ближе и взял его руку в свою, улыбаясь.       — Спасибо. И за кофе тоже спасибо.       — Ну, теперь я чувствую свою вину… Надо бы хоть записку было оставить…       — Думаешь, в своей истерики я бы ее заметил? — усмехнулся Лютик. — Ты вовсе ни в чем не виноват. Это просто… эти глупые страхи. Это все из-за других. Ты все делаешь правильно.       Ламберт внезапно уверенно кивнул.       — Теперь — да. Кофе будешь?       Лютик неуверенно кивнул и принял стаканчик кофе, а после круассан с лососем. Посмотрел на него, и, все еще смотря на лосось, спросил:       — Трисс… звонила?       Ламберт кивнул, жуя.       — И что ты ей сказал?       — Что буду к часам одиннадцати. Она… ничего больше не спросила. И… заметь, не удивилась, у нее был такой спокойный голос. Она будто… Она будто обрадовалась, что я приду позже! А я не рад. Хочу быстрее прийти, быстрее рассказать, не могу ждать, так нервничаю… Подскочил вот ни свет, ни заря…       — Давай доедим и поедем? Поваляться томно в кровати не выйдет. Я понимаю, что тебе страшно, нечего тебе томиться.       Ламберт посмотрел на него, а после уверенно кивнул.       — Прости, что утро после нашего первого раза… вышло такое… — он повел плечом.       — Это совершенно нормально. Тем более скоро, я уверен, будет второй, и там уже поваляемся, сколько захотим.       — И я не пойду ни за каким кофе, — улыбнулся Ламберт.       — Ну… да. Пока не стоит, но спасибо. Очень вкусно, а я такой голодный.       Ламберт усмехнулся и довольно на него посмотрел.       — Ну конечно, ведь мы были весьма активны ночью. После такой тренировки полагается хороший завтрак.       Лютик смущенно хихикнул и лукаво посмотрел на Ламберта, делая глоток кофе. Несмотря на начало утра, этот завтрак был его лучшим впервые за долгое время. Сидеть здесь, рядом с любимым, в мотеле, в утренних лучах, пить кофе, смотреть на Ламберта, видеть его взгляд, его улыбку, а с открытого окна такой приятный прохладный ветер.       Так странно, но Лютик впервые ощутил себя свободным.       И счастливым.       Лютик ехал на переднем сиденье, закинув ноги на бардачок, смотря в открытое окно и улыбаясь. Он включил Лану Дель Рей и ощущал, как его грудь распирало счастье. Неужели все ровно так, как однажды мечтал? Кто-то любящий рядом, уверенный в себе и в нем, помогающий, кто-то такой красивый и любимый им самим. Летнее утро, открытое окно в машине, рука, гладящая его колено, Лана Дель Рей… Разве можно быть счастливее?       Он посмотрел на Ламберта вспоминая, что кое-что это все омрачало. Ламберт был напряжен, он волновался, и это, конечно, передавалось и Лютику. Он сжал руку Ламберта, которой тот до этого держал на его ноге.       — Как ты?       — Как перед первым экзаменом.       Лютик понимающе улыбнулся.       — Я буду рядом. И после буду рядом. Помни, что все это не зря и так даже будет лучше… Знаешь, мне про такое рассказывал психотерапевт.       — Про измены? — криво улыбнулся Ламберт.       — Нет, про «слияние» и, мне кажется, это ваш вариант с Трисс. Такие пары часто распадаются. Знаешь, из-за чего?       — Из-за чего?       — Потому что у них нет секса.       Ламберт скептически на него посмотрел, вскинув бровь.       — Такие пары живут друг другом, им больше ничего не надо и, если это не прекратится, то… то они живут вместе, как семья, как родственники. И часто это является причиной разрывов. Родственники не занимаются сексом.       — Я… никогда не думал об этом, — пораженно сказал Ламберт. — Но я бы и не сказал, что у нас в самом деле «слияние». Мы чудесно обходимся друг без друга. Раньше, конечно, с этим были проблемы. Мы и вправду слишком много и часто были рядом, нам не был никто нужен. Мы жили в своем маленьком мире.       — И такое бывает. Все просто изжило себя, а такие отношения — родственные — остались. Понимаешь? Так что… это могло случиться рано или поздно.       Ламберт плавно кивнул, а затем тяжело выдохнул.                    — Спасибо за поддержку, но не то чтобы мне сильно легче…       — Я понимаю, — улыбнулся Лютик. — Все хорошо. Просто помни, что я рядом. И… да, ты будешь для нее плохим человеком. Был бы в любом варианте, даже если бы вы расстались без… таких обстоятельств.       — Таких обстоятельств? — уточнил Ламберт, хитро усмехнувшись и ущипнув Лютика за ляжку.       Лютик вскрикнул, а после рассмеялся.       — Да, именно таких.       — Хм, что ж, тогда я рад, что у этих обстоятельств такие мягкие ляжки.       — Льстишь ты моим ляжкам.       — Обижаешь. Я к ним искренне привязан.       — Ну да, я ночью заметил… Там до сих пор след от зубов остался.       — Я тренировался. Перед меткой.       Лютик широко улыбнулся.       — Ты мне тогда плечо откусишь, если так же усердно тренироваться будешь.       — А то ты против моих тренировок?       Лютик фыркнул.       — Я от них без ума.       — Нравится, когда я кусаюсь?       — Мг… Очень, — Лютик покраснел и поерзал. Боги, его даже такие диалоги возбуждали!       — А мне нравится, что ты царапаешься.       — Я старался осторожнее… но иногда…       — Со мной можно не нежничать, — подмигнул ему Ламберт. — К тому же твои выпущенные коготки говорит только о том, что кому-то о-о-о-очень хорошо.       Лютик совсем покраснел и улыбнулся ему, лукаво на него глядя. Этот диалог помог немного расслабиться Ламберту, но, когда они подъехали, он все равно нервничал. Громко выдохнув, он посмотрел на дом и кивнул сам себе.       — Все хорошо, — Лютик успокаивающе погладил его по щеке. — Я рядом.       Ламберт кивнул и поцеловал его в место, где бился пульс, а после вышел из машины и открыл дверь Лютику. Только зайдя в том, он вдруг осознал: что-то не так. Что-то, нахрен, не так.       — Что с твоим лицом? — спросил Лютик.       — Я… чувствуешь запах?       Лютик принюхался. Но обоняние у него было слабее, чем у Ламберта, к тому же он не разбирался в некоторых… нотах запахов. По мнению Ламберта — очень ясным нотам.              — Ну… нет?       — Пахнет так, будто тут трахались.       — Может это от нас? — хихикнул Лютик.       — Ну, от тебя ебливостью всю дорогу пахло, это другой запах.       Лютик обиженно фыркнул и ткнул его локтем в бок. Ламберт выдохнул и пошел вперед, сказав:       — Трисс, мы дома!       Он остановился в гостиной и упер руки в бока, оглядываясь. Да. Все было, нахрен, не так. Послышались быстрый шум шагов. Спустилась Трисс — нервная, дерганная, лохматая. И уставилась на Ламберта взбалмошным взглядом. Ламберт нахмурился сильнее.       — Что-то случилось? — спросил он первым делом.       — Что? — испуганно спросила Трисс. — В смысле… с чего ты взял?       Ламберт внимательно на нее посмотрел, но с ответом повременил. Трисс воспользовалась паузой и резко поменяла тему:       — Как все прошло? Где были?       — Это я и хотел тебе рассказать, — выдохнул Ламберт и хотел подойти к Лютику, чтобы взять его за руку, но резко остановился — услышал шаги. Поднял голову и уставился во все глаза на спускающегося Эскеля. Трисс посмотрела на Эскеля с таким ужасом, будто бы сама его впервые увидела и не понимала, откуда он мог взяться. Но нет. Это был страх другого рода.       И Ламберт внезапно со всей ясностью осознал, какого именно.       — Привет, — кивнул ему Ламберт так спокойно, будто бы ожидал его увидеть, и теперь удивленно Трисс смотрела на Ламберта, плотно сжав пальцы на перилах.       Эскель вскинул брови, удивившись этому спокойствию Ламберта.       Все всё прекрасно понимали, кроме Лютика. Он вообще нихера не понимал.       — Кхм, привет… Трисс, кажется, ты хотела поговорить с Ламбертом?       Ламберт медленно перевел взгляд на Трисс, которая резко опустила взгляд и сжалась в плечах. К ней медленно подошел Эскель. И взял ее за руку. У Ламберта глаза на лоб полезли. Все то, что должен был делать он — делал Эскель. Ламберт ощущал и облегчение, и смятение.       — Да… Да, хотела, — она нерешительно подняла взгляд и посмотрела на Лютика: — Лютик, детка… Мог бы ты подняться в свою комнату?       — Я…       — Лютик, иди, — ласково попросил его Ламберт, и Лютик непонимающе на него посмотрел. Почему он его просил уйти? Ведь он тоже должен признаться! Но глядя, как на него смотрел Ламберт, каким уверенным был, Лютик решил ему довериться и спешно поднялся, обойдя Эскель и Трисс.       Они молчали до того момента, пока не услышали, как хлопнула дверь на верхнем этаже. Ламберт посмотрел на Трисс и сказал:       — Не то чтобы нам есть о чем говорить. У вас роман?       Трисс рвано кивнула, бледнее с каждой секундой сильнее. Эскель сильнее сжал ее руку и сказал, беря ситуацию в свою руки:       — Да. Мы решили быть честными. Чтобы все обошлось без измен.              Ламберт качнул головой.       — Без измен все-таки не обошлось…       Трисс нерешительно на него посмотрела, и Ламберт чувствовал, что должен был ее успокоить, поэтому сказал:       — Трисс, все хорошо, я не злюсь. Думаю, мы оба внезапно поняли — точнее, не внезапно — что мы скорее брат и сестра, отец и дочь… Кто угодно, но не муж и жена. Все хорошо.       — Но я… Я просто… Я так не хотела этого… Я ведь люблю тебя!       — И я люблю тебя, — спокойно сказал Ламберт. — Но не в этом смысле. Давно не в этом. И ты тоже, так?       Трисс неуверенно кивнула и тихо спросила:       — Ты… ты все равно считаешь это за измену, да?       — Нет, — Ламберт присел на диван. — Ты мне не изменяла.       — Почему ты тогда сказал, что без измен не обошлось? — изумился Эскель.       Ламберт немного помолчал, а потом признался:       — Потому что изменял я.       Трисс побледнела сильнее и тихо ахнула. Уставилась на него во все глаза, казалось, что даже дыхание затаила. И, несмотря на то, что они оба не любили друг друга так, не хотели, Ламберт видел, что только что причинил ей боль. Он ранил ее даже сильнее, чем ему думалось.       — Но… Нет, ты не мог! — закачала головой Трисс. — Ты бы никогда так не сделал! Ламберт, не надо, не ври! Если ты говоришь так, чтобы я ощущал себя легче от того, что завела сейчас роман и решила… решила предложить развод, то не надо! Это мое решение и моя ответственность! Не надо такое говорить о себе, Ламберт!       Ламберт смотрел на нее спокойно, уверенно, и Трисс едва не задрожала от ужаса. Она не могла поверить! Как? Он ведь любил ее, и он совсем не такой, какой Геральт!       — Трисс, — мягко начал Эскель. — Не нервничай. Ты и так… с ночи такая. Сейчас, гляди, в обморок упадешь.       — Но ведь… ведь Ламберт шутит! — улыбнулась она дрожащими губами, а после резко выдернула свою руку из хватки Эскеля и кинулась к нему. — Ты ведь шутишь, да? Берешь на себя за меня ответственность, как и всегда, да?       Ламберт смотрел на нее снизу вверх, а затем медленно встал. Да, он мог все это скрыть. Сказать Трисс: о, что ж, раз ты любишь другого, то хорошо, я совсем не злюсь!. Он мог все скрыть, соврать, но вдруг понял, что это было бы… нечестно. Это бы не сделало его меньше лжецом. Не обелило бы его предательства. Он встал и посмотрел ей в глаза — спокойно и уверенно. Как только он полностью принял для себя решение, принял Лютика как единственный возможный вариант, он тут же успокоился. Перестал бояться.       — Трисс, это правда. У меня был роман. До сих пор есть.       — Как… как долго? — тихо прошептала она. Эскель подошел к ней ближе, положив руку на ее плечо, приободряя. Ламберт смотрел в ее блестящие от слез глаза.       — Не знаю… Не считал. Месяц, наверное…       — Месяц ты трахался с кем-то другим?! — истерично взвизгнула Трисс. Ее трясло от бессилия. Эскель погладил ее по плечу, попытался что-то сказать, но она не дала ему этого сделать.       — Нет, мы не занимались сексом. Только один раз, недавно… До этого… Я боялся, не решался, не мог… не мог признаться ни себе, ни тебе. А когда это случилось — наконец решился.       Трисс нервно улыбнулась.       — Но… но ты же любишь меня?       — Люблю. Как и ты меня. Но не так, как ты любишь Эскеля.       — Почему ты сразу не признался?.. — прошептала она еле слышно.       — Потому что я трус.       Трисс поджала губы и чуть отшатнулась, позволила Эскелю прижать ее к себе.       — Ты не трус.       — Конкретно в этой ситуации — он самый. Я знаю, что ты не простишь меня, но… но прости. Если когда-нибудь сможешь. Я боялся признаться только потому, что любил тебя и не понимал, как мог полюбить кого-то еще. А теперь понял. Какое бы решение ты не приняла по отношению ко мне — оно будет верным и я приму его. Прости меня.       Трисс стояла, сбитая с толку, словно маленькая девочка. Да, Ламберт мог представить. Сначала Геральт, теперь он.       — Отлично… Мой первый брак был развален из-за измен. Теперь ты… Может мне и ты потом будешь изменять?! — она посмотрела на Эскеля. Он уставился на нее сбито с толку. — Ну а что! Вероятно, я такая плохая, что все от меня хотят сбежать!       — Трисс, дело не в тебе… — аккуратно начал Ламберт.       — Я вообще слушать тебя не хочу! — крикнула она. — Что, мне начинать собирать вещи прямо сейчас?!       — Нет. Ты можешь уехать, когда захочешь. Я не выгоняю тебя. Я все еще люблю тебя. Не так, как он, — Ламберт посмотрел на Эскеля, почти просяще, и Эскель понял, что теперь ему надо было брать дело в свои руки. Он уже осознавал, что диалог Трисс с Ламбертом ничего не даст. Ей нужно прийти в себя. Поорать, поплакать, но не смотреть на Ламберта. Такого спокойного, что даже Эскелю тошно.       Ламберт же решил как можно быстрее слинять. Сложно разыгрывать из себя уверенного, спокойного мужчину, когда ты им не являешься. Он поспешил наверх, оставляя злую и несчастную Трисс Эскелю. Он просто знал — ему не надо ее успокаивать. Ему вообще рядом с ней быть не надо. Это он прекрасно знал. Любое хорошее от него слово сделает больнее или, что еще хуже, обнадежит. Поговорят они потом — когда Трисс придет в себя. Успокоится. Ламберт хотел верить, что этим он не убил в ней веру в мужчин окончательно. Эскель хороший. Самому Ламберту он не нравился, но в целом — хороший.       Оставшись в спальной один, его мелко затрясло. Весь страх, который он не давал проявить себе там, вышел из него сейчас. Он громко, судорожно выдохнул, стараясь прийти в себя. Может и не надо было говорить. Соврал бы и дело с концом. Но он же так не мог. Он Лютику обещал. И себе обещал.       Дверь скрипнула. В комнату заглянул Лютик и неуверенно в нее прошел, тихо закрывая за собой дверь. Один его вид Ламберта успокоил, и он подобрался, в себя пришел, посмотрел на него спокойно, взвешенно, трясись перестал. Уточнил только:       — Подслушивал?       — Ну да, — неловко признался Лютик, поведя плечом. — Ты так и не рассказал… про нас. Про меня.       — А оно тебе надо? — нахмурился Ламберт и сам подошел к нему ближе, взяв его руки в свои и поглаживая тонкие пальцы. — Где варианты, что она не побежала бы тебе волосы рвать? Трисс хорошая и милая, но все мы голову теряем, когда нас предают. Пускай злиться на меня, а не на тебя. Про тебя расскажем, когда она сможет… немного принять это, успокоиться.       — Нечестно это как-то…       — Честно, — сказал он кратко, целуя его пальцы, костяшки.       Лютик шмыгнул и прижался к его груди.       — Прости, что разрушил ваш брак.       — Ты ничего не рушил, нечего было рушить. Мы и вправду были семьей, но не такой. Все в порядке.       — Ты правда потом про меня расскажешь?       — Нет, конечно же. Буду до старости молчать, и детей наших прятать.       — И дети у нас будут?       — Хотелось бы. Если все хорошо у нас будет.       — Будет очень хорошо.       Ламберт тяжело выдохнул и крепко его обнял. Присутствие рядом Лютика привело в себя, успокоило. Утешило. Он поцеловал его волосы, повторяя про себя: больно больше не будет. Никому. Все, хватит. Он устроит и Лютику, и себе — им — самую красивую и прекрасную жизнь. Будет Лютика на руках носить, и больше ему ничего не надо.       Но для Лютика все самое прекрасное уже случилось. Его выбрали. Он уверен в Ламберте. Хоть какая-то история в его жизни кончилась чем-то хорошим. Пусть это лишь начало их пути.       Все, конечно, затянулось. Трисс не подавалась ни на какие диалоги, ни на какие утешения, и хоть Эскель говорил ей: «милая, ты ведь, по сути, поступила так же, как и он. У нас был роман, то, что мы не занимались сексом — не значит, что наши отношения были дружескими». Трисс не хотела ничего слушать. Она хотела ругаться с Ламбертом, во всем его обвинять и хотела уйти в монастырь. Ламберт понимал ее злость, и шел у нее на поводу — днями извинялся, был рядом, утешал, говорил, что проблема в нем, а не в ней. Тем же занимался Эскель. А она их будто бы и видеть не хотела, но и отпускать тоже.       Ламберт не знал, что ему делать. Он чувствовал, что попал в какую-то непонятную ловушку. Он днями только и делал, что работал, а после говорил с Трисс, утешал ее. И смотрел на Лютика, который глядел на это огромными, напуганными глазами.       Недавно он признался в один из моментов, когда они оказались наедине:       — Я боюсь, что ты вернешься к ней.       Ламберт изумленно на него посмотрел и закрыл дверь на замок. Присел на кровать, а после усадил к себе на колени Лютика, погладив его по волосам.       — Я понимаю, почему ты так думаешь, но это вовсе не так. Я не вернусь. И ей это не нужно, и мне.       — Если ей не нужно, почему она тебя не отпускает? — едва не захныкал Лютик, обняв Ламберта за плечи. Выглядел Лютик хреново. Оно и понятно: он ждал, что у них все насладится, они будут вместе и все такое, но после признания все стало еще хуже. Видеться они стали реже, моментов их уединения хватало только на быстрые поцелуи и диалоги-утешения, что между ними все будет хорошо. Лютику стало не хватать Ламберта еще больше, а тут еще и страх, что Ламберт не выдержит горя Трисс и вернётся, и сделает несчастными вообще всех: себя, Трисс, Лютика и Эскеля.       — А ты так легко Вальдо отпустил?       — Не легко, — шмыгнул Лютик. — Но я к нему не бегал каждый день, я был с тобой. Трисс же… ей нравится Эскель. Почему она все равно рядом с тобой? Неужели Эскелю не больно от этого?       — Больно. И ей тоже больно.       — Знаю… — сказал совсем тихо Лютик, опустив голову. Все сейчас происходящее ранило его не меньше других. Ему казалось, что Ламберта у него пытаются забрать, он чувствовал себя так, словно снова потерял любой контроль над ситуацией. Только недавно ему казалось, что все наладилось, а теперь… вот это. — И я знаю, что должен потерпеть… Я вообще ныть не должен. Меня это в итоге и не коснулось Так, боюсь… Она бы меня из дома бы погнала…       — Возможно и это. Хотя это мой дом.       — Ее бы это не остановило, — улыбнулся Лютик и сжал руку Ламберта в своей. — Побудь со мной сегодня подольше, пожалуйста. Мне так тебя мало…       — Я знаю. И мне тебя, — он заправил русую прядь за ухо и нежно поцеловал в мягкую щеку. — Скоро все наладится.       — Надеюсь… — выдохнул Лютик, совсем поникший, и крепче прильнул к Ламберту.       В общем, все то, что происходило между ними в моменты их уединения, все меньше походило на «близость». Оба были слишком напряжены, чтобы пускаться в страстные поцелуи, жаркие объятья. Оба они будто бы на самом деле не знали, чем это кончится — происходящее казалось чем-то бесконечным, слишком затянувшимся.       Сегодня Ламберт после работы снова был с Трисс. Она спрашивала, почему он ее все еще не прогнал, а Ламберт не нашелся с ответом. Конечно, «прогонять» он бы ее ни за что не стал, но почему он до сих пор не стал настаивать на том, чтобы она переехала и облегчила этим жизнь всем им, а главное себе он не знал. Точнее, догадывался. Ведь тогда он станет совсем-совсем плохим, а он будто бы боялся признаться себе: «да, для нее я — плохой, и совершенно заслуженно, что бы я не делал — это будет плохо, поэтому я буду действовать в соответствии с тем, как будет разумно». Он просто боялся. Боялся, что этим совсем-совсем ей навредит, заставит разочароваться во всех мужчинах и в Эскеле в том числе. Хотя он говорил Трисс, что надо переехать. К нему хотя бы. Трисс соглашалась. Но никуда не переезжала.       Все в самом деле затягивалось, как не должно было.       В дверь позвонили, и Ламберт встал из-за стола. Трисс даже не посмотрела него, продолжая сидеть, бледная и истощенная. Она так много плакала, что глаза, казалось, всегда были красными. Ламберт не мог на нее такую смотреть, и ненавидел себя за это еще больше. По пути он заметил Лютика. Тот вынырнул из гостиной и вымученно ему улыбнулся. Боги, как же ему не хватало Лютика! Почему он, признавшись, не мог позволить себе быть с тем, кого любил? Но он все еще оставался здесь, вот так, мучая этим и Лютика. Все это изводило.       На пороге стоял Эскель — мрачный, раздраженный, в последнее время он только таким и бывал. Ламберт закрыл дверь за собой. Говорить с ним в доме не стоило — они почти всегда обсуждали Трисс.       Какое-то время они молчали. Эскель достал сигарету и протянул Ламберту. Ламберт принял, хоть и не курил.       Сделав затяжку, Ламберт сказал:       — Эскель, я так больше не могу. Как бы я не старался, у меня не получается.       — Потому что делаешь херню какую-то, — буркнул Эскель.       — Я знаю, но если сделаю «правильно» она меня вообще возненавидит.       — А тебе есть до этого дело? — удивился Эскель. — Мне кажется, сейчас главное, чтобы она успокоилась.       — Ну да, но…       — Может, ты просто боишься за себя? Что ты перестанешь быть в ее глазах всем таким хорошим и милым? Она ведь и подружкам своим в уши льет: «он все еще такой милый, он так заботится». Понимаешь? Мне кажется, я ей уже и не нравлюсь.       — Нет! — испуганно вскрикнул Ламберт. — Так нельзя. Я же совсем не против вашего романа! Так было даже лучше.       — Нет и не может быть никакого романа, пока она в таком состоянии. У меня есть два совета. Я их сам надумал ночью. Вместо сна.       — Что за советы?       — Собери сам ее вещи. Стань для нее, наконец, мудаком, а через пару деньков сходите к семейному психологу. Там вам дадут нормально прожить ваше расставание. Мне сначала казалось, что ты будто бы и не страдаешь, но теперь мне так не кажется…       — Я… ну… Сделать такое…       — Ламберт, сделай хоть что-то хорошее. Хоть для кого-то из нас. Или для своей омеги. Она тебя, наверное, все эти дни не видела…       — Видела…       — По пять минут?       — Ага, — буркнул Ламберт.       Он постоял, докурил сигарету, принимая важное для себя решение. Пора перестать быть трусом. И стать мудаком, потому что иначе это никогда не кончится. Иногда, чтобы спасти, надо быть драконом, а не рыцарем.       Он вернулся в дом, видя, что Трисс смотрела на него до тех пор, пока он не скрылся на втором этаже. Там он достал чемодан. И принялся складывать все вещи Трисс. Она, будто бы почуяв неладное, тоже поднялась, и так и замерла в дверном проеме.       — Что… что ты делаешь? — задыхаясь, спросила она.       — Ты вчера говорила Эскелю, что хочешь уехать. Что надо уехать. Решил помочь.       — Но я… я еще не готова!       Ламберт выпрямился и нахмурился. Он не будет хорошим мальчиком. Не будет утешать ее, гладить ее волосы и говорить: «ну ладно, раз ты так хочешь…» Она не хочет этого. Не хочет оставаться. Она хочет, чтобы Ламберт все-таки был хорошим мальчиком, не стал мудаком-бывшим, чтобы он все-таки не разбивал ей сердце. Но реальность не обмануть.       — Ты никогда не будешь готова. Тебе ведь нравится Эскель?       — Ты что, меня обвинять пытаешься?       — Нет. Ответь.       — Нравится…       — Поцеловать его, наверное, хочешь? Обнять? Успокоиться, наконец?       — А как мне успокоиться, когда даже самый прекрасный мужчина в моей жизни предал меня?!       Ламберт раздраженно прикрыл глаза.       — И что, бросишь теперь Эскеля, даже не попытавшись?       — Не знаю. Что ты хочешь?       — Чтобы нам стало лучше. Ты должна уехать. Не видеть меня.       — Вот так, значит?.. — спросила она сипло.       — Уже неделя прошла, Трисс… Что ты хочешь?       — Ах, ну да… по своей суке, наверное, тоскуешь?       Ламберт помрачнел. Трисс, спокойная, милая Трисс, превращалась в коллекцию своих травм и страхов в таком уязвимом положении, поэтому… поэтому, наверное, это нормально, что она так говорит, но Ламберту эти слова не понравились.       — Она не сука.       — Да? А она знала, что ты женат?       — А Эскель, что ты замужем?! — гаркнул Ламберт, кинув в чемодан джинсы, которые до этого сжимал в своих руках. Трисс вздрогнула. — Сколько можно, Трисс?! Стоишь, будто бы ты меня вечно любила и была верна мне до последней секунды и…       — Я была верна!       — Так верна, что неделю назад спустилась с Эскелем под ручку, чтобы сообщить мне радостную новость?! Ну да, нам же пять и именно так мы понимаем, что полюбили человека! Просто держим его за ручку, и оп, понятно, что у вас все прекрасно! За идиота меня не держи. Вы ходили на свидание, обнимались, целовались — делали то же самое, что и я. Да, я изменил тебе, да, я предал, но и ты в последние месяца не видела во мне мужчину!              Трисс замерла, глядя на него во все глаза. Ламберт перевел дыхание и потер лицо.       — Трисс, виноват я. Только я — я это признаю, я предал тебя, я изменил. Я мудак. Поэтому мы разводимся. Я больше не твой хороший мальчик. И не буду им больше никогда. Захочешь ли ты со мной дальше общаться — я не знаю. Но буду рад, если да. А пока… Пока вот так. И это не значит, что я такой же, как и Геральт. Да, ты и его не любила, и нас это не оправдывает, но… но держаться за меня, когда последний месяц ты была с другим мужчиной… Зачем?..       Он перевел дух и указал рукой в сторону чемодана.       — Помочь?       Трисс поджала губы, назвала его крайне оскорбительным словом и быстро ушла. Ламберт выдохнул, осмотрелся и потер затылок.       — Что ж… Ладно, справлюсь сам.       Он собрал все вещи, надеясь, что ничего не пропустил, чтобы не пришлось в три ночи ехать в другую часть города, потому что «ну та статуэтка, я без нее спать не могу», и это было бы очередной манипуляцией. Неосознанной, конечно.       Ламберт с тяжелым выдохом захлопнул чемодан. Что ж, кто-то проходит через огонь и медные трубы, а он — через абьюзивное детство и развод. Теперь он готов ко всему.       Ламберт спустился на первый этаж и огляделся. Позвал Трисс — ответа не было. Он нахмурился. На тумбе рядом горел экран его телефона. Он взял его, увидев смс от Эскеля.       «Трисс поехала со мной. Вечером заеду за ее вещами».       Ламберт облегченно выдохнул и присел на стул. Наконец, он ощутил полное облегчение. Потер виски и нервно улыбнулся.       Оказалось, быть мудаком бывает не так уж и плохо…