(по)пытка

— Привет, Георг, — наконец-то поднимаю телефон, который чудом еще продолжал звонить. Хотя этому есть вполне себе логичное объяснение: просто кое-кто очень настырный. С другой стороны, конечно, такое рвение к разговору можно посчитать и за вполне себе обыденное беспокойство, вот только что-то мне подсказывает, что это явно не сегодня: раз уж вечер начался наперекосяк глупо думать, что завершится он спокойно. Не в моем случае, по крайней мере. — Милая, а почему ты не открываешь дверь? — действительно, зачем проявлять потуги вежливости, куда проще задать желаемое в лоб. Невольно выдохнув, задумалась: неужели он всегда был таким? Если покопаться в памяти, можно вспомнить много милых моментов из прошлого, особенно если говорить о начале отношений, но вот в последнее время… как-то все сплошь и рядом трещит по швам. Возможно, все дело в том, что с приходом на работу в Министерство мне пришлось с новой силой скрывать магическую составляющую себя? Все-таки обучение — это одно, а вот когда твоя работа связана с волшебными палочками и их обладателями — другое. Иногда дела не требовали замедлений, из-за чего приходилось уходить в ночные смены, чтобы разобраться с документацией и не получить непредвиденных вычет из зарплаты, которая и без того постоянно урезается. Хотя по сравнению с магловскими — очень даже неплохо, на жизнь, как говорится, хватает. Собственно, а у кого нет проблем на работе? Разве в ней на самом деле кроется корень зла? Тогда что? Возможно, я просто устала притворяться: прятать волшебную палочку под одеждой и по сто раз ее перепроверять, чтобы она ненароком не выскользнула из потайных карманов или не сломалась. Постоянные придирки к внешнему виду: Георг замечал абсолютно все, что, как ему казалось, не соответствовало каким-либо нормам, опять-таки, созданным у него в голове. Сперва это были ненавязчивые намеки, сравнительные степени не в мою пользу, но вот не так давно переросло в открытую неприязнь под соусом из добродушной улыбки. Якобы делается все ради моего же блага, вот только о чем речь, если в привычных для маглах вещах мне некомфортно? Пусть я и училась за счет стипендии от Министерства, но это не значит, что росла в бедной семье: захотелось попробовать и получилось. Жалею ли я об этом? Да, но это уже другая история. А так все свое сознательное, да и несознательное детство (запечатленное на фотографиях и в рассказах остальных) мне всегда нравились вещи, скажем там, не от мира сего. Чтобы вот какие-то завязочки, чтобы кружево и рюшечки. С возрастом это приобрело стиль, а не детское желание выйти во всем и сразу: мама рассказывала, что пока все родители боялись, что их детей украдут темные маги или еще кто-то, мои же переживали за то, что когда-нибудь меня заберут сороки и сделают своей предводительницей. Так вот, возвращаясь к стилю: со временем приобрело элегантные черты и легкие намеки. Это может быть полупрозрачный корсет, белые рубашки, сошедшие из эскизов исторических костюмов, броские перстни вперемешку с жемчужными гвоздиками — в общем, все, что только могло привлечь взгляд. Конечно, иногда, когда слишком уставшая для подбора идеального образа или просто опаздываю на работу, довольствуюсь стандартным набором «работник года». Но и это не вызывает дискомфорта. Я просто разная и выбираю одежду исходя из внутренних ощущений, но никак не по указке кого-либо.  — Какую дверь? — спрашиваю наконец-то, параллельно разглядывая комнату, в которую меня занесло случаем. Признаюсь честно, думала, что это будет один из входов в местный подвал: этакая шутка-самосмейка от Люциуса Малфоя, но нет, очередная безликая комната с кучей первоклассных штук для декора. Тут тебе и змеиный герб, возвышающийся надо мной на одной стене и коллекция мечей на другой, а еще целый стеллаж книг, пару кресел и стол, на котором лежала раскрытая книга: видимо, Люциус до моего неожиданного прихода читал. Поэтому, пользуясь моментом, подхожу ближе, чтобы взглянуть: интересно же, какой нынче у злодеев литературный вкус. — В смысле? Вивиан, ты пьяна? — на этот раз помимо глубокого выдоха, начинаю про себя считать: помогает, когда хочется разозлиться. Все-таки сейчас не самое лучшее время поддаваться эмоциям и необдуманным поступкам, особенно когда разговор происходит по телефону, а не с глазу на глаз. — Я у твоей квартиры! Открывай! — Чего? — наконец-то доходит до меня, из-за чего еще не успевшая сообщить свое название книжка чуть не выпала из рук. — Ты же домой поехал? — Милая, — еще немного и помимо платья буду, ко всему прочему, и это обращение ненавидеть, — я захотел сделать тебе сюрприз, решил приехать, открывай. — Понимаешь… — начинаю, параллельно переворачивая книгу, чтобы наконец-таки узреть это чертово название, — я уставшая, Георг, давай мы разойдемся на мирной ноте до завтрашнего дня? Позже встретимся и поговорим, не по телефону, хорошо? А после, наконец-таки увидев название, невольно улыбаюсь: ну надо же, Макиавелли и его знаменитый «Государь» — трактат об идеальном правителе, который уверенно балансирует между жестокостью и милосердием. Иронично, однако. Особенно, когда рядом находится знаменитый подвал, где некогда пытали людей. Вот уж где милосердие и благоразумие, ничего не скажешь — сплошное восхищение. — Вивиан, — никак не унимается Георг, явно собираясь перейти к излюбленным манипуляциям, — милая, пойми же, я уже тут, возле твоей квартиры, звоню в дверь, а ты не открываешь, давай ты впустишь меня, м? Не хочешь ведь, чтобы я замерз и простудился? Что, собственно, и требовалось доказать. Кажется, Георг всегда был таким: конченным эгоистом, совершающим поступки, выгодные, в первую очередь, ему самому. И ладно, если бы это касалось исключительного его, но нет, как правило, решения принимались автоматически и за меня. Стоит ли говорить, что, в большинстве своем, они отличались от того, что мне действительно было нужно? И нет, в молчанку я также не играла, полагая, что все это — просто недопонимание, вот мы поговорим и станет легче. Но нет. Отчего-то становилось только хуже: Георг становился наглее, а решения — жестче. Наверное, приди ко мне с подобной историей пациентка, я бы ненароком намекнула бы на то, чтобы оборвать эти отношения как можно быстрее. Ну а сама? Чего, собственно, жду? Что он изменится? Нет, Вивиан, изменится только твое ментальное состояние. Твоей верной подружкой по срывам станет паранойя, что он узнает правду о том, что ты, черт возьми, волшебница! И вот, решив, что, раз уж в этот день все идет не так, как я задумала, так почему бы не завершить его неожиданной нотой: пожалею, да, зато, может, наконец-то отвяжусь от лишнего груза ответственности. — Георг, — набираю в легкие побольше воздуха, параллельно замечая какое-то шевеление в шаге от меня, –… Какого черта! — Ну и пошла ты! — бросил трубку Георг, прежде чем я успела что-либо объяснить. Хотя, может, оно и к лучшему. Знаете, говоря, что этот вечер не может завершиться по-обычному, я имела в виду что угодно, но только не огромную птицу, возникшую передо мной непонятно откуда. Она, мирно устроившись на краю стола, погладывала на меня с долей интереса. — Надо же, даже птички тут белые, — шепчу сама себе, пытаясь без лишнего шума выйти из комнаты, пока что-нибудь не случилось: переживания о Георге как рукой сняло, — чего нельзя сказать о моих волосах, — птица сделала шаг вперед, продолжая пристально наблюдать, — хорошая птичка, красивая. Давай не будем портить друг другу вечер? Я тебя не видела, а ты — меня, идет? Но нет, вместо того, чтобы улететь в распахнутое окно, она подошла еще ближе, оказавшись у противоположного края, замерла, пока я, вымеряя каждое движение, была в пяти шагах от двери. Закрытой, ко всему прочему. — М… Мистер М-малфой, — отчего-то прошептала я, в надежде, что у мага прекрасный слух или вдруг привычка подслушивать неожиданно стала ему присуща. Мозг судорожно подкидывал какие-то дикие идеи и нереалистичные картины, будто бы мне лет пять, и мама опять пугает историей про сорок, решивших сделать из меня предводительницу. Вот только передо мной огромная, пусти и красивая, но не внушающая доверие птица: белоснежная, изящная, грациозная и опасная. Такая, конечно, не вылетит со мной в окно, но вот выклевать глаз — всегда, пожалуйста. Медленно тянусь к волшебной палочке, но получаю недовольный выкрик со стороны пернатого незнакомца. — Намек понят, обойдемся без магии, — и делаю еще один шаг назад, прекрасно понимая, что отступление — единственный выход из ситуации. И вот, когда остается всего-то протянуть руку в двери и выбежать оттуда, птица, которой, по всей видимости, надоело играть с будущей жертвой массивного клюва, начинает распушать хвост. Браво, Вивиан, неоднократно раздумывая о смерти от умертвляющего заклинания, выпущенного в порыве гнева Люциусом Малфоем, кто бы мог подумать, что кончина куда ближе, чем ты думаешь: достаточно просто повстречаться с птицей. И все бы ничего, но сам факт, что все это происходит в поместье Малфоев — не может не намекать на нотки символизма. Зажмурившись, делаю решающий шаг назад и… падаю…в, черт возьми, так вовремя распахнутый мистером Малфоем дверной проем. Я, как истинная неудачница, приземляюсь прямо у его ног, а в следующее мгновение на меня садится та самая белоснежная птица, грациозно раскрывшая свой хвост. И никаких выкалываний глаз. Потоптавшись по мне пару раз, она спрыгивает, поспешно убегая обратно в комнату. — Кажется, вы ему понравились, — не скрывая усмешки, прерывает затянувшееся молчание Люциус, протягивая руку, — мисс. — Вивиан. — Именно, Вивиан, — и спустя некоторое время, будто бы поразмыслив над чем-то, добавил: — Я запомню. Поднявшись, отряхивая платье, хотя все мы прекрасно понимаем, что в безупречном доме мистера Малфоя даже пыль не водится, зато павлин-альбинос — это да, это пожалуйста. Интересно, какие еще причуды мне предстоит повстречать в здешних стенах мрачного поместья? Этакий лабиринт неожиданностей во главе с Люциусом. — Мистер Малфой, — решаю-таки перейти к делу, пока остатки бодрости и здравого смысла все еще функционируют, пусть и с заметной заторможенностью, — прошу прощения за непредвиденный визит и, — невольно кошусь на сжатый в руках до побелевших костяшек телефон, — прочее. Пытаюсь еще что-то сказать, но будто бы язык проглотила: кубики из букв бессовестно рассыпаются, укатываются за пределы понимания, под полки с воспоминаниями и испаряются, подобно мимолетным мыслям. Как бы банально это не звучало, но я устала: сперва Драко со своими откровениями из ниоткуда, потом Георг и его неподдающиеся логики решения — то уезжает без лишних слов, то звонит с просьбой открыть дверь. Теперь павлин-альбинос со своим странным поведением, которое ну никак не читалось как «вы ему понравились». Ну вот и что, собственно, мне сейчас делать? Поспешно брать сумку и уходить в надежде, что удастся поспать хотя бы час, прежде чем придется вставать и тащиться сюда вновь? Было бы неплохо, конечно, если бы неподалеку оказался отель — я уже готова на что угодно, лишь бы мне суждено было выспаться на часик дольше. Но, конечно же, о каком ночлеге неподалеку может идти речь — мы же в поместье самих Малфоев — тут-то и кладбище побоятся организовывать: побоятся, что души воскреснут и попросят о перезахоронении. Не поместье, а какой-то Бермудский треугольник: на карте не показывает, люди сюда ходят, даже локация на телефоне шалит, яро отказываясь показывать, на каком клочке планеты вообще находится этот чудесный домик, сотканный из разочарования и угрюмости. «В таком случае, попросись переночевать в местном подвале» — решает пошутить внутренний голос, а развитое воображение не забывает подкинуть пару ярких картинок-фантазий, где меня приковывают к цепям и пытают до потери сознания. Звон металла, капли крови, медленно затекающие под воротник платья, разорванные рукава и исполосованная спина. Пробивающиеся из-под ткани кровоподтеки, пересохшие и до боли искусанные губы, мерзко выплевывающие оскорбления. И мистер Малфой в идеально белой рубашке, расстегнутой строго на две верхние пуговицы. Этот высокомерный взгляд, впивающийся в тебя подобно раскаленному железу, оставляющий на тебе клеймо недостойной, клеймо жалкой и беспомощной. На руках черные перчатки, идеально обтягивающие длинные пальцы: он предварительно снял кольца, чтобы те не выступали из-под ткани. Рукоять волшебной палочки уверенно сжимается меж пальцев, а ее острие иглой презрения впивается в подбородок, заставляя смотреть глаза в глаза: ненависть против ненависти. И змея наслаждения, медленно обвивающая горло, готовая впиться в любой момент в твои легкие, переполнить их ядом из откровенной похоти и порочных мыслей. Фантазий, которые так не вовремя дают о себе знать. Нервно сглатываю, переводя взгляд на по-прежнему стоявшего в стороне Люциуса, с долей интереса наблюдающего за мной: в такие момент радует, что мысли немногие волшебники в состоянии читать, иначе совсем худо пришлось. Готова поспорить, что он бы запросто привел в исполнение ту фантазию, неожиданно выданную обезумевшим мозгом. Это все стресс и отсутствие секса в последнее время, может, все-таки стоило согласиться на предложение Георга? Хотя бы расслабилась и такая глупость не всплывала, подобно снегу в разгар лета. Ночевать в поместье Малфоев? Видимо, я и в самом деле головой тронулась, раз посмела подумать о подобном: уж лучше в придорожной клумбе ночевать, чем здесь. И дело даже не в тех ненормальных мыслях, всплывших из-за напряженного дня, а чисто из логических соображений: мы виделись всего-то два раза, а я уже прошусь остаться у него на ночь? В доме, где некогда пытали людей? Где сразу два неуравновешенных блондина из одного известного семейства? Ну да, Вивиан, молодец, есть вероятность, что у тебя с возрастом начинает отключаться инстинкт самосохранения. — Мисс, — его голос сию секунду выносит из вороха мыслей, заставляя сосредоточиться, — раз вы здесь, да и время позднее, не желаете ли… Переночевать в подвале под собственные стоны? — Перенести нашу консультацию на, скажем, сейчас? У вас, судя по доносящимся ранее из комнаты возгласам, накопились истории, которые жаждут быть рассказанными. Согласитесь, весьма утомительно слушать проблемы одного, так почему бы нам не устроить что-то в духе… клуба по интересам? — Предлагаете обменяться скелетами в шкафу? Что ж, — присаживаюсь на диван: стоять вот так вот истуканом в центре комнаты подобно елке на праздник, весьма утомительное занятие, — а давайте. Хотя, признаюсь честно, есть вероятность, что в полусонном состоянии у меня может развязаться язык, и сказано будет больше должного, но, кто знает, вдруг Люциус Малфой тоже страдает такой особенностью?