Break me down slowly

Джисон отшатывается назад, падая на твердую поверхность и ударяясь. Он сдавленно дышит, открывая и закрывая рот, но не издавая и звука. Парень ошарашенными глазами смотрит на закрытую дверь и все еще слышит рык потустороннего озверевшего. Его пробивает сильная дрожь, проходящаяся от головы до пальцев ног. Еще секунда и он с характерным звуком валится на бетон, хватаясь руками за грудки. Дыхание не восстанавливается, а слезы не прекращают литься из дезориентированных глаз. Хану уже кажется, что умереть от удушья не так плохо по сравнению с тем, чтобы стать ночным перекусом. Но спустя секунду он поднимает голову на отошедшего в сторону мужчину, который, будто забыв о том, что произошло, беспечно швырял мелкие камешки с крыши. Он почувствовал на себе взгляд и обернулся, скептически хмуря глаза. Джисон сразу подметил, что он не выглядит испуганным или удивленным. Вероятно, в его зрачках твердо стояли лишь одни вопросы, но парень был не готов на них ответить. Его уже не волнует пульсирующая рука или саднящее лицо; что более важно – это жизнь, дарованная ему вновь, как самый драгоценный подарок. Буквально секунду назад он был готов расстаться с жизнью, а сейчас разрывается в рыданиях на манер маленького ребенка. Изо рта Хана вырываются тихие всхлипы, а через минуту он начинает откровенно плакать, вытирая слезы о футболку. Ему мерещится, будто через пару минут все его тело начнет биться в конвульсиях, поэтому Джисон глубоко вдыхает, фокусируя свой взгляд на новой местности, но вновь видит лишь темный силуэт и, кажется, сдавленно улыбается. – Ты еще кто? – мужчина, до этого стоявший поодаль, подходит ближе, присаживаясь перед Ханом на корточки, – За этой самой дверью то, что могло тебя убить минуту назад, а все, что ты делаешь – это ревешь? – его голос не кажется злым или недружелюбным, но Джисон не привык судить о людях по первому впечатлению. Все-таки этот таинственный незнакомец может оказаться тем, кто прямо сейчас занесет нож для удара в спину. Становится немного страшно, – Ты продрог, – констатирует тот, всматриваясь в глаза напротив. – Ты меня не убьешь? – с неверием спрашивает парень, пытаясь казаться максимально невозмутимым, но засыхающие слезы этот вид отвратительно портят. Незнакомец прыскает от смеха, почесывая затылок. – Если будешь полезным, то, быть может, и не убью, – скалится тот, пододвигаясь прямо к застывшему лицу Джисона. У последнего сердце на месте замирает и он не понимает, что послужило тому причиной: изучающий взгляд или опасность отправиться на два метра под землей сразу после чудеснейшего спасения, – Шучу, – расслабляется тот, а после продолжает: – Ты в норме? – Да, кажется, – отвечает Хан, тушуясь. Он пытается отползти еще дальше, но позади оказывается невысокая стена для ограждения, – А вдруг там был бы озверевший? – внезапно спрашивает тот, приняв спокойное выражение лица, – Бросился бы на него с кулаками? – надменно усмехается, выглядывая из-под отросшей челки. – Не нуди, – огрызается незнакомец, вставая с места, – Эти твари плакать не умеют. – Что ты имеешь в виду? – Джисон щурится, подбирая под себя ноги. Ему немного стыдно за то, что он так расклеился пять минут назад, но, оказывается, именно это и спасло ему жизнь. Забавно, что трусость Хана сыграла ему же на руку. – Я услышал, как ты ревешь, вот и открыл, – и вновь говорит так, будто для него это плевое дело, такое, чем он занимается каждый день. Мужчина отворачивается, мельком осматривая горизонт: лунный свет безропотно полосует верхушки зданий, обрамляя тех мягким свечением, а где-то стекла отражаются друг от друга и создается видимость полного освещения всего острова, – Так ты можешь встать или у тебя ноги отказали? – луна перестала иметь какой-либо смысл, когда на мужчину внезапно вывалилось это испуганное до смерти создание, чуть не почившее смертью храбрых. – Я себя не чувствую, – нервно смеется Джисон, выпрямляя ноги и пытаясь подняться. Он хватается за железный поручень, но все еще чувствует, как ноги предательски дрожат, даже не намереваясь сдвинуться с места ни на йоту, – Мне кажется, они думают, что я уже умер, – ломаным голосом продолжает парень, внимательно всматриваясь в подол своих джинс, заляпанных кровью и грязью. Лицо вновь приобретает страдальческое выражение. – Давай сюда, – подает голос мужчина, протягивая свою руку. Хан удивленно хлопает глазами, метаясь взглядом по всему темному силуэту, четко даже не воображая, кто перед ним стоит, – Калека, Господи, – стонет тот и сам хватает джисонову руку. Парень теряет равновесие, больно скорчившись от неприятных ощущениях в районе пореза, – Как ты вообще умудрился выжить с такой сообразительностью? – спрашивает незнакомец, помогая новому знакомому добраться до стоящих к краю крыше стульев. – Честно? – спрашивает Хан, сразу обратив свой взгляд на чужое лицо, начинающее постепенно щуриться от света яркой луны, – Секрет, – через силу улыбается тот, а после мужчина помогает ему усесться на деревянный стул. Он смог расслабиться третий раз за день. Джисон довольно урчит, уже даже забыв о том, что чуть трижды не умер. Парень открывает глаза и ему выпадает возможность осмотреть того, кто сегодня спас его шкуру от неминуемой кончины. Взгляд у его спасителя жесткий и недоверчивый, но лицо необычайно красивое. Его будто не затронули происходящие на Гринвее события и месяцы без цивилизованного общества. Он выглядел так, будто жил в таких условиях всю свою жизнь. Хан отворачивается, вздыхая. Он сожалеет о том, что не смог приспособиться к этому миру в такие краткие сроки, что и стало причиной возникновения утреннего конфликта между ним и практически неживым озверевшим. Он потерял не только провиант, но и рассудок, по всему видимому, когда решил, что осматривать этажи и шуметь будет хорошим вариантом. Джисон смотрит вперед, чуть потупив взгляд. Ему нравится вся эта тишина и умиротворенность, разбавляемая тихим шуршанием ветвей. Ему нравится вся эта безжизненная атмосфера и накаленная обстановка, но факт того, что он никак не застрахован от смерти и даже не пытался это исправить – его пугает. – Воду будешь или планируешь умереть от обезвоживания в ближайшее время? – спрашивает мужчина, протягивая парню заполненную бутылку; как он сам тут оказался? Хан отрицательно мотает головой: он уже напился и своих слез, и воды в том злосчастном номере, – Как хочешь, – пожимает плечами незнакомец, отвинчивая пробку. Сам он, наверное, не пил уже какое-то время, – Но у меня вопрос, – говорит тот, вытирая рот рукавом, – Как ты смог сюда добраться? – По лестнице? – с сомнением отвечает Джисон, скривившись. – Ну молодец, что хоть в лифт не попер со своей живучестью, – язвит тот. – Там был лифт? – в неверии спрашивает Хан, наклонившись. – Да, – отвечает мужчина, – Снизу доверху набитый озверевшими, – лицо парня исказилось. – А на предпоследнем этаже припрятана орда, – обреченно стонет тот, зарываясь лицом в ладони. – О, малыш, – обращается к нему спаситель, – Не только на предпоследнем, – Джисон поднимает взгляд, – Все этажи в этом отеле заполнены ордами или мелкими группами отставших. И они оба замолкают, думая о чем-то своем, отдаленном от мира сего. Теперь то, что с ним произошло, уже не кажется чистым невезением. Большим провалом было бы, начни он обыскивать этажи днем, привлекая к себе все внимание. Джисон благодарит самого себя за то, что начал драпать сразу на самый верх, не имея тогда никакого желания обогатиться. Могилой, ну или дополнительным местом в этих самых коридорах. Он нервно смеется. Сверху все кажется таким красивым и одновременно далеким, что все ранее пережитое подчистую стирается, оставляя после себя лишь жалкое подобие восковой дорожки. Хан поднимает левую руку, растопыривая пальцы. Лунный свет проходит сквозь них, освещая уставшее и потрепанное тело, сладостно развалившееся на неудобном стуле. Даже он сейчас кажется мягкой постелью, плавно обволакивающей все тело. Джисон прикрывает глаза, а рука безвольно свисает, медленно ходя из стороны в сторону. – Малец, – слышится возле уха, и парень вынужден скоропостижно открыть глаза, недовольно уставившись на нарушителя его спокойствия, – Заснешь – с крыши сброшу, – скептически говорит тот, отворачиваясь, – Как тебя зовут? – спрашивает он, быстро обернувшись; мужчина копается в военном рюкзаке, пряча бутылку воды на самое его дно, – С ласковыми обращениями мы еще потренируемся, но лучше скажи имя, – говорит размеренно, даже не вздрагивая и будто не дыша. – Хан… – тот, задумавшись, а стоит ли говорить ему полное имя? Не кажется, что он шибко рад такому знакомству, но... – Джисон, – снисходительно улыбается, когда вдалеке видит мерцающие телевизионные экраны. Они его все время раздражали до коликов в животе, но сейчас доставляли лишь удовольствие. Побитые временем металлические рамы и крошащееся стекло так и кричало: «Ничего не изменилось, и ты не умер», – А тебя? – Ли Минхо, – он потягивается, а после переводит взгляд на джисоново плечо, слегка хмурясь, – Так ты ранен, – тянет тот, – Как давно? – взгляд становится жестче, а рука уверенно тянется к кобуре на груди, – Если пошло заражение, мне придется тебя застрелить, – констатирует тот, приближаясь. – Скорее, поджечь, – Хан сжимается всем телом, наблюдая за тем, как ладонь плотно лежит на ручке огнестрельного оружия, – Сможешь? – в глаза смотрит, и так пронзительно, что Минхо хмыкает, ладони за спину убирая, – Так и думал, что ты уже знаешь. – Пустил бы две пули, – усмехается Ли, пытаясь выглядеть более беззаботным, чем буквально секунду назад; на самом деле он сильно напугал парня, пальцы которого вновь начали мелко подрагивать, – Откуда узнал, что не смогу? – Ты боец, – делает вывод Джисон, рассматривая нового знакомого: жесткие черты лица говорят сами за себя, но глаза были выразительнее шрама на шее, виднее, чем мышцы, проступающие через рельеф футболки и ярче, чем отблеск холодного металла на груди, – Но не убийца. Я сейчас про людей, – добавляет Хан, замечая насмешливый взгляд, – Убийство озверевшего – это кара, которая упокоит его душу. – Ты жалеешь этих тварей? – бровь Минхо выгибается, а губы сходятся в одну ровную полосу, сразу показывая и морщины на загорелом лбу, и мелкую россыпь шрамов на обеих щеках, – А людей тебе не жалко? – спрашивает тот, но сразу замолкает, когда видит бездушный взгляд Джисона, который появился сразу после последнего вопроса, – Да быть не может. – Не подумай, – сразу возражает Хан, – Они мне просто не нравятся, но смерти я им отнюдь не желаю, – он думает пару минут, а потом продолжает: – Пока они не трогают меня, то я не буду трогать их. Хотя кого я смогу вообще тронуть с таким телом? – условно рукой он показывает на самого себя и уныло тупит взгляд, замолкая. – Заражения не было? – Не должно быть. – Проверим позже, а сейчас руку убери. Джисон глубоко вздыхает, а после отцепляет ладонь от плеча; только прижал же, черт побери. С пальцев с противным хлюпаньем стекает кровь, пропитывая еще и рубашку, и если раньше она была белой, то сейчас ее уже таковой сложно даже назвать. Парень шипит, когда вновь чувствует холод, а потом видит Минхо, любезно примостившегося рядом с бутылкой воды, которую снова достал, и бинтом. Он сдержанно кивает, когда подмечает чистоту задетого места, но также плотно сжимает челюсть, не понимая, почему кровь не останавливается. Джисону больно. Он чувствует, как теплая тягучая жидкость стекает по руке, но это все. Он потерял ощущения в пальцах, он даже двинуть кистью не в состоянии. Хан сделал ошибочное мнение, когда утверждал, что задетая рука – это лишь цветочки, само заживет. Если не зашить, то кровь остановится только после того, как ее в организме просто-напросто не останется. Минхо возвращается к рюкзаку и пытается найти аптечку. Его сразу насторожили капли крови, оставшиеся после джисонового падения, но почему-то не подумал о том, что ранен был сам парень, а не так, ветром занесло. Ли смеется с собственной недальновидности. – Как думаешь, у тебя высокий болевой порог? – интересуется мужчина, представая перед парнем с иголкой в одной руке и нитками в другой; Джисона прошибает страхом, он пятится назад, но позади только спинка стула, мешающая ему и сбежать, и упасть, – Проверим? – Хан отчаянно мотает головой: он ненавидел докторов, ведь сам не по наслышке знал, какие специалисты обитают на курсах по ускоренному обучению для экстренных ситуаций. Ему хватило и одной капельницы, чтобы понять: этому парню доверять вообще не стоит, – Слушай, Джисон, – Минхо устало вздыхает, – Я спасал тебя не для того, чтобы ты тут замариновался в собственном соку, – Хан кривится, представляя себе эту картину, – Будь хорошим мальчиком, я могу дать тебе полотенце, чтобы между зубов зажал, хочешь? – У тебя нет обезболивающего? – с нотой надежды спрашивает тот, поднимая измученный взгляд на Ли, которого от такой картины мягко говоря блевать тянет, – Точно нет? – Минхо отрицательно мотает головой, подходя ближе и присаживаясь перед Джисоном на корточки. – Что насчет полотенца? – спрашивает он, поднимая голову; он видит, как этот невероятно живучий парень прикусывает губу и мнет здоровой рукой грязную штанину, но в его глазах Минхо точно видит нежелание оставаться тут и ждать, пока в рану действительно попадет какая-то дрянь, – Будешь терпеть? – Хан активно кивает головой, плотно сжав веки, – Хорошо. Ли смывает всю кровь водой. Сам бы он не издал и звука, но видимо этот парнишка слишком молод для всего этого дерьма. Минхо даже становится от этого как-то не по себе. Стараться выжить изо всех сил и оказаться в подобной ситуации, не свалившись в обморок, смог бы не каждый, но встретить настолько физически слабого человека для него ново. Те, с кем он знаком, даже не дрогнули бы от мысли, что в них воткнут иглу и будут зашивать, словно рваный лоскут ткани, но Джисон не такой, и мужчина действительно жалеет его, когда вводит иглу в покрасневшую кожу. Хан распахивает в удивлении глаза, и чтобы не закричать, на автомате вгрызается зубами в плечо Минхо, сдавленно дыша. Старший лишь еще крепче сжимает челюсти, но покорно молчит. Паникует он – паникует Джисон, а ему совсем не хотелось бы пришивать целую руку в предоставленных условиях. Лучше пострадавшее плечо, чем труп на месте его непосредственного отдыха. Он ведь даже никогда не думал о том, что проснется от настойчивой долбежки в дверь и приглушенных всхлипов. Ли казалось, что тогда он ни секунды не медлил, когда сорвался с места. Хан ему не друг, но и не враг, чтобы оставить на съедение каким-то озверевшим. – Я делаю это для того, чтобы остановить кровь, – говорит мужчина, – Тебя осмотрят позже, и если окажется, что инфекция начала развиваться изнутри, – сердце парня напрягается с каждый произнесенным словом; он бы все отдал ради возможности лишиться слуха на этот промежуток времени, – То ты либо умрешь, либо придется вновь разрезать швы и пытаться тебя спасти, ты это осознаешь? – Джисон молчит, а глаза Минхо темнеют, – Хан. – Быстрее, если не хочешь, чтобы я умер от шока, – он пытается смеяться, но ему мешает скопившаяся слюна; Ли придется менять свою одежду. Старший молча принимается обратно за дело. Хан никогда не чувствовал такой боли; по сравнению с ней щелбаны Чанбина – это легкий стук по стеклу. От такого сравнения Джисон хочет улыбнуться, вспоминая своего друга, но резко дергает ногой из-за пробившей все тело боли, и протяжно стонет, опаляя плечо Минхо горячим дыханием. – Просто помни, что ты еще легко отделался, – шипит мужчина, когда отцепляет от себя зубы Хана, казалось бы, плотно вцепившиеся в его плечо. Парень выглядит потрепанным и выдохшимся. Минхо сплевывает, вставая с места, и перевязывает плечо Джисона, – Порядок? – спрашивает тот, обращая на себя внимание. Младший смотрит на него расфокусированным взглядом, прежде чем неуверенно кивнуть и вновь ворчит, переводя взгляд на плотно закрепленный бинт. – Спасибо. – Не благодари раньше времени, – предупреждает Минхо, а после продолжает: – Не хочу, чтобы ты безосновательно давал себе надежду. – Лишиться ведущей руки, конечно, будет печально, – вздыхает Джисон, – Но во всяком случае намного лучше, чем лишиться жизни. – Так хочешь жить? – А кто не хочет? – задает ответный вопрос Хан, но отводит взгляд, когда видит некое замешательство в глазах напротив. В лунном свете волосы Минхо выглядят просто очаровательно, развеваясь на слабом ветру. И только что этот человек воткнул в него иглу, иронично, – На самом деле, я просто хочу найти друга. – Ты уже убивал? – внезапно спрашивает Ли, – Ну, озверевших? – Да, – с жалостью отвечает Джисон, вспоминая все еще не полностью атрофировавшееся лицо почившего приятеля. К глазам подступают слезы, которые вот-вот и точно хлынут ручьем. – Каково это было? – Отвратительно, – односложно отвечает Хан, и больше они друг с другом не разговаривают, предпочитая мечтательно уставиться на толстопузую луну, которую спустя пару часов заменит тошнотворное жгучее солнце. Парень хочет спать и есть, но сейчас, в частичном уединении, он впервые рад тому, что не один наедине со своими страхами. Джисон не верит, что этот чертовски сложный день в итоге подошел к концу. Он засыпает с улыбкой на лице впервые за долгое время, даже не стараясь притворяться счастливым.

***

Хан просыпается, когда солнце отчаянно начинает тарабанить по его бледному лицу, создавая подобии щекотки. Парень чихает, разлепляя заплывшие глаза. Он какое-то время приходит в себя, осматриваясь вокруг и фокусируя свой взгляд. Поодаль, прямо на бетонном полу сидит Минхо, внимательно уставившись на Джисона; последний хмурится, поднимая бровь в вопросительном жесте. Ли хмыкает и отворачивается. Хан встает со стула, слегка пошатываясь; краем глаза он замечает привставшего Минхо и снисходительно улыбается, призывая сесть обратно и еще немного отдохнуть. Парень подходит вплоть к краю крыши, опустив голову вниз. Вдоль улицы, на которой расположен отель, начинают медленно выползать озверевшие; идти через орды на этажах, чтобы оказаться съеденными этими тварями внизу, не вариант. Он подумает об этом чуть позже, а сейчас решит, что делать в данный момент. Ему ужасно хотелось есть, но просить об этом старшего было откровенно стыдно после того, как много он для него сделал. Джисон обводит взглядом ряд отдаленных мотелей, расположенных вблизи пляжа, и разочарованно выдыхает, когда начинает чувствовать голод. Вчера отсутствие еды не так сильно давило на уставшее сознание, как после сна. А еще во рту стояло противное послевкусие гринвейской ночи. Больше всего в своей жизни Хан ненавидел дискомфорт, а тут он преследует его буквально по пятам, напряженно дыша в спину и ежеминутно напоминая о своем присутствии. Голова все еще болела; как и думал Джисон, компресс ему сильно не поможет. Он уже думал повернуться, чтобы попросить у Минхо таблетки, как заметил его рядом с собой стоящего. Ли смотрел вперед, сложив руки на груди; в оттопыренной ладони мужчина держал одноразовый стаканчик, наполненный водой, с двумя пилюлями на дне. – Ты всю ночь потел, – констатирует тот, – Я пытался сбить температуру, но без лекарств тут не обойтись, поэтому… – он потряс рукой, призывая Джисона забрать стакан. – Прости за доставленные неудобства, – Хан поклонился, прикрывая глаза, но предложенное взял, осушив в один момент, – Я не мешал тебе спать? Может, стоило поменяться местами? – Не неси чушь, – резко отрезал Минхо, раздражаясь, но в миг успокоился, – Ты себя со стороны видел? Будет хорошо, если это заживляющая реакция организма, а не отторжение какой-то дряни, – Ли вновь сжал губы в полосу; видимо, это было его излюбленной привычкой, – Ты еле на ногах вчера стоял, а сегодня еще и спрашиваешь, почему я тебя на холодной земле не оставил? Придурок, – кидает мужчина, облокотившись на железную перегородку. – Прости. – Перестань уже, ребенок, – цокает Минхо, а после продолжает: – Готов выбираться отсюда? – мужчина разворачивается и Хан поспешно отводит взгляд, пряча его где-то в сотнях магазинчиков, расположенных друг около друга на нижних этажах домов, – Знаешь, – после небольшой паузы начинает Ли, – Все здания этого района битком набиты озверевшими, – на немой вопрос Джисона он отвечает почти сразу же, – Когда-то это были жилые комплексы, самая густонаселенная местность Гринвея. – Ты местный? – спрашивает парень, поставив пустой стаканчик на пол, – Откуда так хорошо знаешь территорию? – Хану стала неподдельно интересна жизнь Минхо в пределах этого острова. – Нет, я приезжий, – отвечает тот, – Но за последние месяцы пришлось выучить всю карту от Севера до Юга и прилегающие к ней карты подземных путей и шахт, – Джисон кажется удивленным, – Нет, серьезно, как ты выжил? – Ли удивляется тому, что все еще встречает на своем пути абсолютно неприспособленных горожан, но зачастую те оказываются либо при смерти, либо подставными актерами и наемниками мародеров. Вопрос же назревает сам собой. – Раньше меня все время спасал Чанбин, один из друзей, с которым я приехал, – поясняет Хан, вздыхая, – Но месяц назад нас разделила орда и с тех пор мы больше не виделись. – Не переживаешь за него? – Это, скорее, мне нужно переживать за тех озверевших, которых он встретит на своем пути, он не умеет контролировать силу ударов, – приглушенно смеется Джисон, – Я полностью уверен в том, что хен жив, – такое обращения не смущает Минхо, даже немного веселит, – Ты даже не представляешь, как мне приходилось последний месяц, – с огромной скорбью на лице говорит парень, затихая. – Так расскажи, – кидает Ли, даже не посмотрев в его сторону. – Мы с Чанбином знакомы с самого детства: наши родители хорошие друзья, – начинает Джисон, также облокотившись о холодный металл; сейчас он подмечает, что на груди Минхо уже нет кобуры, и слегка улыбается, – До старшей школы я даже не думал, что истории о издевательствах могли стать реальностью, но случилось то, чего я ждал меньше всего – стал боксерской грушей, – Минхо хмурится: он никогда никому не позволял себя оскорблять, а тем более применять физическую силу, – И вот Чанбин стал свидетелем этого «восхитительного» действа; ты бы видел его злое лицо, – Джисон всплескивает руками и Ли замечает в его глазах ностальгическую радость, – В тот день он поклялся, что такого больше не случится, и обещание сдерживал до… Прошедшего месяца, – его взгляд вновь тускнеет. – Я уверен, что у него были веские причины тебя оставить, – подает голос Минхо, а после продолжает: – Тем более, ты сам говоришь, что он еще жив, поэтому не время разрывать ту связь, которая образовалась между вами за годы, – говорит мужчина и слабо улыбается: он вспомнил свои школьные дни, полные радости и гордости за самого себя, – Обещание еще не нарушено, Джисон. Я возьму за тебя ответственность в Пункте. – Что? – выдавливает из себя младший, ошарашенно уставившись на Ли; ему даже не хочется спрашивать, что такое «Пункт». – Только в любви мне после этого не клянись, хорошо? – спрашивает тот, отталкиваясь от ограждения, – В любом случае тебе нужен проводник и тот, кто будет за тебя отвечать в пределах безопасной зоны или на нейтральных территориях. – Нейтральная территория? – Места, где чаще всего происходят перевозки товара между группами кочевников или мародеров, – терпеливо объясняет Минхо, стараясь донести как можно больше информации, – В одиночку туда лучше не ступать, если в тебе нет навыков переговорщика или достаточных боевых способностей для того, чтобы хотя бы успеть вовремя убежать, – Ли немного думает, – Но все это мы будем проверять на практике. – А не далеко ли ты планы выстроил? – издает нервный смешок Джисон. – А ты собрался в ближайшее время присоединится к старому другу, ибо потерял Чанбина? – парирует Ли, кивая на дверь, и самодовольно хмыкает, когда видит, что лицо Хана потускнело, – Главное – не расслабляйся, – предупреждает, – Они ребята все хорошие, но с шутками дела ой как плохи, – глаза парня мечутся от выражения лица Минхо до шрама на его шее, – Есть хочешь или ты у нас праноед? – в яблочко. Джисон вновь возвращается к вчерашнему дню, когда словно ошпаренный выбежал из прошлого убежища, позорно кинув все, что у него было. На самом деле, тогда он действительно не понимал, какого черта творит и зачем вообще все это делает, но побывав на линии между жизнью и смертью порядком трех раз за несколько часов понял, что встреча с Минхо этого стоила. Жаль, что их общая фотография с Чанбином так и осталась гнить где-то на земле вместе с рюкзаком. Вообще, когда вновь смотришь на весь Гринвей с высоты птичьего полета, то все кажется не таким уж и первобытным: стекла на верхних этажах еще целые, не потревоженные вандалами, а озверевшие еще не добрались до пляжа; видимо чуют, что там никого нет, поэтому и игнорируют. Береговая линия плавно переливается под лучами солнца, играя с колышущимися волнами. Джисон впервые за долгое время хочет вновь окунуться в соленую воду. Он даже толком не помнил, как произошло все то, что они имеют в итоге. Тогда казалось, что следующие двенадцать часов пройдут также спокойно, как и предыдущие, но это суждение в итоге стало ошибочным. Все то, что творилось в тот весенний день можно было назвать сущим кошмаром, опустившимся на землю из чьего-то плохого сна. Прогуливаясь вместе с Чанбином по улице, Джисон даже не заметил, что все люди, в пределах их видимости, начали вести себя крайне странно. Они корчились от боли, но продолжали идти так, словно ничего не происходило с их деформирующимися телами. Они шли вперед, опускались на землю из-за недостаточной силы в ногах, а поднимались уже теми, кто начинал охоту на ранее своих же сородичей. Хан не понимал, почему мутация произошла лишь с некоторыми, но даже такое количество смогло размножиться путем пожирания и убийств людей, ранее идущих по своим делам, а сейчас либо лежащих под землей, либо бродящими вместе с такими же, как и они: уродливыми, безобразными и отвратительными на вид животными. Озверевшие, как их прозвали напуганные горожане, сметали все на своем пути, пока не чувствовали наполненность в своих желудках. Но даже после этого они не остановились, предпочитая сбиваться в большие либо маленькие группы и нападать на тех, кто так или иначе пытался выжить в совершенно новых условиях, не имея даже понятия о том, что такое антиутопия и что нужно делать при наступлении апокалипсиса. На материках дела шли не лучше. Из-за большего количества народа само заражение начало развиваться куда стремительней, чем можно было себе представить. Спустя неделю после обнаружения первого озверевшего в огне утопали мировые представители экономики и все правительство, которое было не в состоянии остановить размножение и распространение тварей по странам и мелким городам. Даже отдаленные острова и более холодный климат не могли сдержать то, что сегодня зовется массовым поражением. В последних существующих новостях всегда шла речь о крахе человечества. Мир горел вместе с теми, кто был в состоянии все восстановить. Джисону страшно представить, что случилось со всеми теми, кого он знал, включая родственников, но пытался думать об этом реже, ибо ответ напрашивался сам собой, без особого мыслительного процесса. – Ты готов? – спрашивает Минхо, подходя к Хану сзади, и закидывая себе на плечи собранный рюкзак, – Ждать ночи не вариант, провиант закончился, а тебе нужна профессиональная медицинская помощь. – Да, – согласился парень, задумавшись, – Но как мы выберемся отсюда? – Джисон осматривается: открывать дверь нельзя, за ней с высокой вероятностью стоит тот самый мутировавший, а сейчас еще и день, так что все орды внутри уж точно не пропустят их, и в след не поклонятся. Минхо не отвечал, он лишь взял Хана за кисть и потянул за собой, обходя с обратной стороны вход на крышу. Перед Джисоном открылся совершенно другой вид: величественная телевизионная башня утопала в солнечных лучах, а прямо за ней, может, в нескольких километрах, расстилалось безграничное море. Внизу россыпью стояли небольшие продовольственные магазины и аптеки. Остров с этой стороны напоминал простой город, не обремененный нашествием мертвецов. – Запад, – промолвил Ли, – Относительно, самое безопасное место на Гринвее, которое вообще можно было найти, – он поднимает брови, вдыхая полной грудью, – Не сильно отличается чистым воздухом, но тут, где мы сейчас, он намного хуже из-за густоты населения и, соответственно, количества зараженных, – Минхо поворачивается назад, – С той стороны Восток. В основном, место обитания мародеров и вандалов, которые поселились на линиях метро порабощенной зоны ради увеселения. – То есть, территория поблизости телевизионной башни – самая безопасная? – задает вопрос Хан, все еще рассматривая ее габариты. По сравнению с ней те высотки, которые попадались ему по пути – пустой звук. – Да, можно и так выразиться. Где вы с Чанбином селились? – спрашивает Ли, а Джисон рукой показывает в сторону, противоположную пляжу, – Юг, значит. Не назову это место самым спокойным, но и не Северо-восток, уже хорошо. – Северо-восток? – Мы сейчас тут, – отвечает Минхо, – Ладно, с местностью разберемся попозже, по карте запоминать удобнее, – он просит Хана отойти немного в сторону, а сам рывком срывает брезент с металлического ограждения. Парень удивляется, когда замечает натянутый стальной трос от отеля, на котором они находятся, вплоть до той самой башни, которая привела Джисона в небывалый восторг. – Прыгать? – в неверии спрашивает тот, отходя назад. – Только не говори, что ты еще и высоты боишься, – закатывает глаза Минхо, доставая из припрятанного под брезентом деревянного ящика крупный блок-ролик, – Не переживай, мы постарались для того, чтобы трос был и толстым, и достаточно плотным для того, чтобы выдержать большую нагрузку, – он цепляет вещь на сталь, протягивая через ушко джутовый канат, завязывая его на узел. – Ты будешь держаться за простую веревку? – спрашивает Хан, уже с интересом разглядывая простой механизм для быстрой транспортировки, – Тебе тяжело не будет? – Будет, – подтверждает мужчина, но видит понурившееся лицо Джисона и со вздохом добавляет: – Но я не пущу тебя в свободный полет с травмой. – Спасибо, что напомнил мне о моей неполноценности, – хмурится младший, стыдливо пряча правую руку за спину: он не хочет быть обузой. – Я говорю фактами, Джисон, – начинает злиться Минхо, – Можешь попробовать, а я отсюда посмотрю, как ты упадешь лицом прямо какому-то озверевшему на спину, раздавив и его, и свое тело, – Ли скрипит зубами; у него никогда не получалось в полной мере контролировать свои эмоции, – Так что, хочешь рискнуть, мальчик мой? Но учти, что Чанбин меня по головке не погладит, если я верну ему твой труп со словами: «Он сам захотел, а я не стал его останавливать». – Прости. – Чудненько, – сразу приходит в себя Минхо, – Ты сядешь мне на ноги, когда я прыгну с тобой на себе, а свободной рукой обхватишь мою шею, понял? – Джисон неуверенно кивает, – Быстро учишься, кадет. – Прекрати называть меня глупыми прозвищами, – шуточно дуется Хан, все еще считая, что затея старшего – полный бред, но он почему-то верит его словам и сам не замечает, как соглашается абсолютно на все, что тот предложит, – Это некультурно. – Некультурно – это отвергать того, кто пытается тебе помочь, – кидает в ответ Минхо, подзывая младшего к себе; они стоят друг напротив друга, а позади Джисона лишь безграничный океан. Ли подмечает, как восхитительно выглядит представшая перед ним картина: грязные волосы совершенно его не портят, а осунувшееся лицо уже приобрело приятный оттенок с того раза, как они впервые встретились, – Хватайся за шею, только предупреждаю: сильно не сжимать, слабо не цепляться. В случае несоблюдения правила умру либо я, а потом ты, либо вниз покатишься только ты, понял? – Хан снова неуверенно кивает, – Отлично. Поехали. Джисон не успевает и пискнуть, как Минхо отталкивается от поверхности, а все тело приятно пружинит под давлением стального троса. В момент Хан не просто садится на ноги Ли, которые тот выставил для регулировки управления, а буквально обхватывает того вокруг талии, еще крепче сжимая руку вокруг шеи старшего. Попутный воздух неприятно холодит спину, а когда парень хочет осмотреться – сразу прячет лицо в изгибе шеи Минхо, начиная мелко подрагивать. Все-таки, страх высоты никуда не улетучился, и – Слава Богу! – что Джисон не может видеть выражения лица Ли, который скривился от запаха хановых волос.