Break me down slowly

– Вы вообще чем думали? – спрашивает Минхо сразу в лоб, когда двери лифта закрываются. Он не то, что зол, он в бешенстве от того, что вытворили эти два придурка, – В ваших головах шестеренки крутиться перестали? Мне помочь запустить механизм, а, Чонин? – продолжает Ли, – Бан Кристофер Чан? – официально обращается он к своему другу, – Не желаете объясниться? – Действительно, Бан Чан, – оборачивается Ян на притупившего взгляд старшего, – Это было обязательно? Ты видел лицо Джисона? – спрашивает Чонин, – Не удивлюсь, если его от стресса по стенке лифта и размажет, – цокает он, прикладывая ладонь ко лбу. – Мне нужно было согласиться с твоей идеей пойти самому, как переговорщик, Чонин? – его взгляд кажется строгим, – Ты все еще ребенок, не забывай это, – глаза Яна наполняются неподдельным отвращением из-за услышанного, – Ты выйдешь из Пункта только через мой труп, – утвердительного говорит Кристофер, метая ответные враждебные взгляды. – А теперь слушай меня сюда, – успокаивается Ян, привставая со своего места, – Как бы ты там не строил из себя моего родителя, запомни, – приближаясь к его лицу, Чонин буквально шипит, – Детей, – особенно четко выделяет это слово, – В Пункте нет, но ты, видимо, заблудился где-то по прямой дороге в мой кабинет, – глаза младшего недоброжелательно сверкают в свете гринвейского солнца, – И забыл, кто именно помогал вам все это время. Ты совершенно не берешь во внимание то, что именно я был тем, кто собрал нас вместе, – Кристофер сдержанно молчит, из последних сил пытаясь не перебивать, – И именно по моим наставлениям происходили все крупные вылазки за пределы, – кидает тот, падая на свое место. – Мне теперь согласиться на то, чтобы ты мило беседовал с потенциальными убийцами? – кривится Бан Чан, даже не обращая внимания на стоящего за его спиной Минхо, который через секунду начнет пальцы разминать. – Да, – усмехается Чонин, – Пусть это делает Джисон, – Кристофер даже бровью не ведет, – Джисон, который только начал оправляться от психологического потрясения. Джисон, который только два дня назад избежал ряда смертей. Джисон, которому, черт побери, еще восстанавливаться и восстанавливаться, – Ян вновь заводится, – Джисон, который думает, что все должно быть в порядке. Вот твои принципы, лейтенант? – язвит Чонин, – Не думал, что ты будешь столь безжалостным по отношению к беззащитным. – Думай, что хочешь, – бросает Бан Чан, а после продолжает: – Я не намерен смотреть на то, как ты жертвуешь собой ради благополучия Пункта, – он складывает руки на груди, – А Джисон мне никто и звать его никак, – взгляд Минхо темнеет, подобно надвигающемуся урагану. Ли рывком поднимает друга с места, держа за грудки. Глаза его, без капли жалости, смотрят прямо на Кристофера, а губы в тонкую полосу сходятся, все свое отвращение выказывая. Чонин хмурится, но даже не предпринимает каких-то попыток остановить Минхо, а про себя лишь тихо ликует, ведь видеть эту самодовольную рожу уже сил нет. Старший же, в свою очередь, руку для удара заносит и, кинув: «Сожми челюсть», в лицо бьет. Бан Чан в сторону отшатывается, кровоточащую губу вытирая, но лишь улыбается, когда мимо него Минхо проходит, сразу лифт вызывая. – Нужно было сделать это раньше, – говорит Чонин, когда Ли уже в зоне видимости нет, – И не плясать под твою дудку, – хмыкает, из-за стола вставая, – Не о такой проверке Джисона я мечтал, – Ян выходит на отступ и достает пачку сигарет из нагрудного кармана. Кристофер провожает его взглядом, а после лицом в ладони зарывается: он не может потерять эту чрезвычайно умную и самоотверженную катастрофу. Минхо нервно чечетку ногой отбивает, пока лифт в самый низ спускается. Он не знает по какой причине, но точно уверен: Джисон на «В5». Костяшки слегка покалывают, но даже это не сравнимо с тем, что он испытал во время речи Кристофера. Ли не должен был позволить этому случиться, но от потрясения в тот момент даже воздух перекрыло, забивая носоглотку. Хан просто невинный ребенок, столь отчаянно пытающийся выжить в этом мире, что Бан Чан лишь ураган в груди разгоняет, когда так просто отправляет его на возможную смерть. Минхо должен защитить Джисона любой ценой. До тех пор, пока его роль покровителя не сойдет на нет сама собой. Хана он действительно находит на самом последнем этаже. Он сидит к нему спиной, но отчетливо видит вошедшего Минхо в зеркале, слабо улыбаясь. Ли же губу прикусывает, но проходит внутрь, приближаясь к Джисону, вокруг которого врассыпную лежат обрезанные болотного цвета волосы. Теперь парень начинает походить на человека, а не на аборигена. – Постригся? – спрашивает Ли, и Хан слабо кивает. – Я давно должен был привести себя в порядок, – говорит младший, жестом показывая на стоящие поодаль тюбики с синей краской для волос, – А тебя что сюда привело? – Хотел сказать, – начинает Минхо, а его голос обретает привычную строгость и равнодушие, – Что с тобой сегодня ночью все будет в порядке, – Джисон опускает голову, вновь вернувшись в суровую реальность, полную разочарований и черных полос, – Просто помни это, ребенок. – Как долго ты еще будешь меня так называть? – на его лице вновь расцветает привычная улыбка, – Мне двадцать, а не десять, Минхо. – Пока не надоест, – дает мужчина простой ответ, но опережает Хана, когда тот хочет взять краску в руки; парень смотрит на него слегка недоумевающе, – Я помогу, – выдыхает тот. – Зачем? – Будет не очень приятно, если сзади ты все еще будешь напоминать мне болотное чудовище, – Джисон распахивает глаза в удивлении, но старшего это не останавливает, – Твой видок выглядел очень убого, – корчится Минхо, ища инструкцию по применению. – Внутри два тюбика, – вмешается Джисон, принимая решение Ли, – Смешай их, – Минхо достает из коробки все содержимое, – И равномерно нанеси на все участки головы, – старший закатывает глаза от столь умных слов, но молчит. Он делает все так, как и сказал Хан, но когда дело доходит до непосредственной покраски, то просто выливает все наполнение емкости парню на голову. Джисон округляет глаза, чувствуя, как сердце начинает стучать чаще от такой наглости. Минхо надевает перчатки, а потом внезапно начинает говорить: – Не переживай, ты точно встретишься с Чанбином, – пальцы аккуратно ложатся на мягкие волосы, даже не пострадавшие от частого окрашивания, и Минхо медленно, буквально тягуче начинает массировать джисонову голову; последний будто мурчит, закатив глаза, – Почему именно синий? – В моем университете было много преподавателей, которые не принимали неповиновения и несоблюдения правил, – говорит Хан, распахнув глаза, – Они всегда твердили: «Будьте людьми, зачем вам выделяться из толпы?», – пародирует голос Джисон, а краем глаза замечает Минхо, который то присаживается, то чуть наклоняется, чтобы заполнить пробелы, – В магазине этот цвет был последним, а потом как-то приелся, что я даже выводить его не захотел. – Ты много экспериментировал? – спрашивает Ли. – Не сказал бы, – отрицает Хан, а после продолжает: – Было пару других вариантов, но все они мне не нравились, – он слабо улыбается, вспоминая те времена, когда в открытую ходил перед учителями, доводя тех до белого колена, – Зато у Чанбина появилось много шуточек по поводу моей «нестандартности» и «уникальности». – Но все же, он тебя поддерживал? – Джисон утвердительно кивает. – Он всегда относился очень лояльно к тому, что я творю, – Хан улыбается еще шире, – Никогда не протестовал, лишь спрашивал во сколько и куда прийти, – парень на минуту тупит взгляд, – Я скучаю по нему, Минхо, – с сожалением признает Джисон, перебирая пальцами. – Вы еще встретитесь, – говорил Ли, но кажется лишь для того, чтобы лишний раз не волновать парня перед вылазкой, – На сколько так оставить? – спрашивает тот, убирая руки с головы, отчего Хан разочарованно стонет: это был слишком короткий момент. – Сорока минут хватит, – приходится ответить, опустив голову. – Я зайду за тобой в одиннадцать вечера, – констатирует Минхо и идет прямо к лифту. Джисон же даже не находит, что ответить, и просто молчит, провожая того взглядом через зеркало. Настроение портится окончательно и бесповоротно, но когда на этаже остается только Хан, то он поднимает глаза на голову и видит рожки из волос. Он приглушенно смеется, а после вздыхает и выкидывает использованную упаковку в мусорный бак. Через время он повторно моет голову в душе, а на выходе в отражении видит уже давно забытого старого себя. Чанбин бы закатил глаза, но все равно не посмел бы косо на него посмотреть. Джисон обещает самому себе, что приложит все силы для того, чтобы найти друга. Впервые у парня выпадает возможность получше рассмотреть собственную комнату: серые стены не шли ни в какой контраст с разноцветным покрывалом, которое все еще лежало на полу. С правой стороны от двери стояла небольшая тумба со стеклянной вазой на ней, а по левую руку примостился шкаф, длиною не больше, чем один метр. Джисон не жаловался: у него из вещей было лишь то, что любезно одолжил ему Минхо. Посреди комнаты на полу лежал круглый ковер, уходящий далеко под кровать. Хан думает о том, что неплохо было бы внести в это место некую изюминку, которая будет характеризовать отражение его личности, но в голову так ничего и не приходило, кроме желания забрать из коридора все плюшевые игрушки и заставить ими все свободное пространство. Важный кот все еще стоял на подоконнике, прямо над кроватью, а его глазки-пуговки отражали солнечный свет. Джисон улыбается и закрывает за собой дверь, только в этот раз даже не на замок. Через пятнадцать минут должен прийти Минхо. Хану, кажется, даже не страшно. Он сидит на кровати, упиваясь видом ночного Гринвея. Это доставляет столько же удовольствия, сколько и волнения от факта наличия на улицах озверевших, бродящих в поисках пищи. Насколько же сильны их инстинкты, что при малейшем шансе они готовы бежать, сбивая друг друга с ног? Джисон ежится, когда вспоминает раскрытую челюсть прямо перед своим лицом. Тогда ему действительно повезло, но останется ли с ним удача и на сегодняшнюю ночь? Он уже какое-то время думал о том, что придется ему делать при встрече с мародерами. Парня волновал вопрос собственной безопасности, но даже она отходит на второй план, когда на кону не только его жизнь, но и жизнь других ребят. Джисон чувствует ответственность, толстым пластом ложащуюся на его плечи. Раньше он никогда не принимал важных решений касательно своей одежды, поступления на лингвистический факультет в старшей школе, своей жизни. Он был марионеткой в руках родителей, но сейчас безумно по ним скучал и не знал, что нужно делать дальше. Хан способен надеяться лишь на те крохи знаний, которые он приобрел за двадцать лет своей жизни. Он четко оценивает ситуацию и понимает, что если простой разговор перерастет во что-то большее, то придется действовать быстро, ведь от этого будет зависеть его жизнь, а уже после – общественное мнение Пункта. Джисон не хотел набирать репутацию, но он просто хотел остаться в этой маленькой комнате, запертым за семью замками и без возможности покинуть предоставленное ему помещение. На осознание того, что так ему никогда не жить, Хан лишь смиренно улыбается ровно в тот момент, когда дверь бесшумно открывается, а на пороге показывается голова Минхо. – Готов? – спрашивает тот, проходя внутрь. – Нет, – честно отвечает Джисон, понурив голову. – Ты справишься, – Ли даже не понимает, что слова вырываются быстрее, чем он успевает подумать, – Я не бесчувственный монстр, поэтому ребенку погибнуть не дам, – и это правда, которую мужчина раскрывает только ради того, чтобы из-за нервозности парня все пошло не насмарку. – Как мило с твоей стороны, – натянуто улыбается Хан, но слова Минхо даже не вселяют в него какую-то надежду. Он не сможет надеяться на помощь старшего, ведь сегодня все будет в его руках. Джисон будет всеми фибрами своей души надеяться на то, что Чонин ему не соврал. Ему впервые выпадает шанс осмотреть Пункт полностью, когда на «А5», вместо того, чтобы заходить в лазарет, Минхо ведет Джисона в сторону металлических открытых дверей, а за ними – Гринвей. Ночная гладь простирается до линии горизонта, утопая в бесчисленных многоэтажках и витиеватых дорогах. Хан вдыхает полной грудью, впервые оказавшись на воздухе спустя несколько дней. Кожу слегка морозит, но сейчас Хана больше волнует другой вопрос: не станет ли его рука помехой, в случае чего? На плечо ложится ладонь. – Будем знакомы, – Джисон поднимет взгляд и видит парня, ранее которого он в Пункте еще не встречал. Сложив дважды два, он понимает, что перед ним стоит Ким Сынмин, – Ты же рад? – спрашивает он и слегка наклоняет голову, улыбаясь. – Да? – кривится Хан в подобии ответной улыбки. – Больше энтузиазма! – всплескивает руками Ким, – Мы ведь все равно все когда-то умрем, правда, Джисон? – спрашивает тот, даже не реагируя на побелевшее лицо Хана, – Поэтому бояться того, что рано или поздно наступит – глупо. «А ведь он прав», – грустно улыбается Джисон, но в ответ лишь сдержанно кивает. – До Юго-запада идти недалеко, – встревает Минхо, обращая на себя внимание младшего, – Первым пойдешь ты, Сынмин, проверишь обстановку, в случае чего, сообщишь по рации, – диктует Ли. – Ты мне не хозяин, – закатывает глаза Ким, но продолжает: – Меня уже проконсультировал злой, словно черт, Чонин, – Минхо грозно на него смотрит, и Сынмин понимает, что, вероятно, сболтнул лишнего. Джисон же молчит, вслушиваясь в каждое слово, – Я зайду с правого фланга, держитесь поблизости, – оказывается, он тоже может быть серьезным. Хан думает, что лучше к нему еще какое-то время присмотреться, чтобы не делать поспешных выводов, – Судя по отчетам Хенджина, группа мародеров состоит из пяти-шести человек, не более, но не исключаем варианта, что они могут быть вооружены, – Джисон глубоко вдыхает, чтобы не начать паниковать раньше времени, – Сейчас не до этого, но интересующие меня вопросы я задам после, – говорит Сынмин, прямо глядя в глаза Минхо, который кивает через силу, поправляя кобуру на груди, – Но почему Хан идет без оружия? – Рад был бы я, умей я им пользоваться, – голос сквозит необычной холодностью, – Только, пожалуйста, не делайте мою защиту целью этой вылазки, – говорит Джисон, сжимая губы. – Будто я собирался, – отвечает Сынмин, а после сразу коротко кивает Минхо, скрываясь за рядом одноэтажных домов, расположенных ближе к краю острова. – Мы, вроде, должны идти за ним? – спрашивает Хан у задумавшегося мужчины, который переводит взгляд на младшего и отрицательно мотает головой. – Мы пойдем по прямой, – объясняет он, – По улице, которая приведет нас сразу в сердцевину нейтральной зоны, – заканчивает Минхо и тянет Джисона за собой, сдвигая того с мертвой точки. – Но Сынмин сказал держаться поблизости, – в недоумении говорит Хан, но послушно идет рядом. – Сынмин много чего говорит, – бурчит Ли, – Да и к тому же, он будет рядом с нами лишь на расстоянии одного дома, – успокаивает Джисона Минхо, закатывая глаза: проверка боем ему уже начинает надоедать, как и вид обеспокоенного парня, волосы которого разливаются приятным голубоватым светом на фоне луны, – Но все же, – вдруг вставляет старший, – Не слишком ли этот цвет будет выделять тебя на фоне загнивающего Гринвея? – Не делай вид, что переживаешь о моем благополучии, – огрызается Хан: ему давно уже перестало нравиться, что люди имеют моду противиться его выбору, – А если что-то не устраивает, то отвернись, – советует тот, демонстративно хмыкая. – Я такого не говорил, – пожимает плечами Минхо, продолжая идти вперед и заново рассматривая столь знакомые улицы. Жилой квартал нейтральной зоны выглядит крайне скромно по сравнению с тем, какие вечеринки ранее происходили на Северном береге. Не было лишней вычурности или демонстрации, которую заменяли когда-то аккуратно подстриженные лужайки и чистые дороги без лишнего мусора или пыли. Вначале весны этого года было заметно, что жители тут действительно заботились о месте, где они существуют, что не скажешь о вечно замусоренном Северо-востоке. Джисон шел интенсивно, слегка обгоняя Минхо. В его голове крутилось несколько мыслей о том, как именно нужно действовать, чтобы создать благоприятную обстановку для общения, хотя таковой она изначально быть и не могла. Сынмин правильно выразился о том, что никто из Пункта, даже Хенджин, понятия не имеет, как именно мародеры подготовились к их встрече и действительно ли просто разговор – это то, чего они на самом деле желают. – Минхо, – окликает его младший, привлекая к себе внимание, – Сынмин не планирует напрямую вмешиваться в разговор, я прав? – спрашивает тот, а Ли коротко кивает, – Тогда не вмешивайся и ты, – старший удивленно изгибает бровь, – Сам посуди: сейчас я буквально калека, который не сможет ничего сделать, если что-то пойдет не так, – Минхо сжимает губы в тонкую полосу, – Да и ко всему прочему, я точно не выгляжу как человек, который способен дать какой-либо отпор, – мужчине очень сложно это принять, но Джисон говорит правду, – Это ослабит их бдительность, а если – не дай Бог – выпадет случай, то этим можно будет воспользоваться, понимаешь? – Почему я должен тебя слушать? – спрашивает Ли, но младший лишь хмурит брови. – Вот почему тебе точно никогда не быть руководителем, – язвит Хан, но продолжает: – Если не послушаешь меня, то прямо сейчас я развернусь и пойду обратно в Пункт, – миловидно улыбается Джисон, – А сделать вы мне ничего не сможете. От потери доверия я как-нибудь оправлюсь, но подвергать опасности тебя и Сынмина, а позже и всех остальных, я не хочу, – Минхо глубоко дышит, но все равно понимает, что Хан абсолютно прав, – Поэтому выбирай, – младший останавливается на месте, не имея никакого желания идти дальше, – Моя жизнь или жизни всех в Пункте? – Твоя, – без раздумий холодно отвечает Минхо и продолжает идти, даже не оборачиваясь на расплывшегося в смиренной улыбке Джисона. Спустя десяток домов они договариваются о том, что Ли зайдет с левого фланга, а Хан дальше пойдет по прямой. Старший коротко кивает, добавляя, что в непредвиденной ситуации будет действовать незамедлительно, и парень остается наедине с собой. За всю дорогу они видели лишь пару спящих озверевших, но все равно стоит опасаться, что даже в таком пустом районе найдется парочка ночных особей, которые будут не против полакомиться джисоновыми косточками и кровью. Хану становится немного не по себе от того, что на улице настолько тихо. Должен же быть слышен звук ходьбы Минхо или Сынмина, но вокруг только пустота, миллиметр за миллиметром подбирающаяся к ногам парня и обволакивающая его с головы до пят. Но Джисон понимает, что если не успокоится, то решение отправить Ли следить издалека окажется ошибочным. Никто на самом деле не знает, успеет ли кто-то из парней, если ко лбу Хана приставят ствол и в ту же секунду нажмут на курок. Эта мысль холодила покрывшиеся мурашками позвонки. Джисон будет смиренно надеяться только на то, что Минхо и Сынмин вернутся живыми. Вдалеке начинает виднеться разведенный огонь и Хан понимает, что через пять минут произойдет то, чего он больше всего боялся: встреча со смертью один на один. И хотя он был уверен, что товарищи находятся поблизости, но уверенности, как таковой, это не вселяло. Он прижимает раненую руку к груди и, глубоко вздохнув, твердым шагом продолжает идти прямо к играющему пламени. То место, где уже виднеется горстка мародеров, Джисон отмечает про себя как небольшую площадь, окруженную кольцом домов и магазинов. Мужчины, находящиеся там, развели огонь прямо в высушенном фонтане со статуей дельфинов, которая уже успела покрыться темной сажей и почернеть. И чем ближе Джисон подходил прямо ко входу в круг, тем жарче пылала кожа и тем тяжелее становилось дышать. Желание схватить шею ладонью возрастало по мере приближения, но Хан ничего не предпринимал, твердо смотря вперед. Видимо, мародеры были слишком заинтересованы горящими дровами, нежели парнем; они точно никого не ждали и, вероятно, думали, что Пункт даже не отреагирует на их присутствие. После Джисон заметил разбросанные по периметру рюкзаки с продовольственными товарами и контейнерами с едой. Они действительно проводили здесь свое время круглосуточно, не страшась дневных озверевших. Парень морщится, когда находясь в пятидесяти метрах от центра видит кровавые разводы на потресканной плитке, через щели которой начинает пробираться трава, нещадно затоптанная чьей-то обувью и легко догадаться, кому она принадлежит. Мародеры сидят вокруг огнива, о чем-то громко переговариваясь и кидая колкие фразы. Они совершенно не обращают внимания на происходящее вокруг и не стыдятся создаваемого ими шума, способного чуть ли не привлечь тварей из соседних районов. Все мужчины одеты с ног до головы в кожу, закрывающую чуть ли не все тело, оставляя лишь руки и лицо на виду. Подле их ног можно заметить сложенное огнестрельное и холодное оружие. Хану становится слегка не по себе, но он не подает виду, что безумно волнуется. Тот, кто сидел ближе всех к Джисону, быстро поворачивается, чтобы проверить обстановку, но также и застывает на месте, вытаращив полные пьянства глаза. Он открывает и закрывает рот словно рыба, выброшенная на сушу, а после подрывается с места и хватает с земли лежащий на ней пласт с метательными ножами. К Хану в горло тошнота подходит, но на лице отображено полнейшее презрение к увиденному. – Ты кто? – в лоб спрашивает мародер, слегка икая; другие также следуют его примеру и привстают со своих мест, на краткий шаг подходя к остолбеневшему Джисону, – Ты ведь из Пункта, да? – в его голосе начинает виднеться нота трезвости. Незваный гость лишь молчит, сверля присутствующих взглядом. Он отчетливо понимает, что в радиусе нескольких десятков метров есть те, кто ему помогут, но в данный момент уверенность в себе намного важнее, чем двое бойцов против до зубов вооруженной шайки вандалов. Джисон понимает, что сюда бы не послали тех, кто так или иначе мог бы пригодиться в метро, поэтому немного расслабляется: этих людей ввести в заблуждение можно. – Зовите меня Хан, – говорит он, смелея, и ступает на шаг ближе, – Раз уж вы знаете, откуда я, то, вероятно, осведомлены по какой причине я тут нахожусь, – как можно аккуратнее начинает разговор Джисон, пытаясь не вызвать лишних подозрений, – Можно ли поинтересоваться по какой причине вы устроили здесь публичное шоу? Хан замечает, что другие мародеры находятся на стадии принятия происходящего, но Джисон не имеет права терять их из виду: от этого зависит сохранность его жизни, и плевать, что он был бы рад просто сбежать, оставив все на других, но он не может. Слишком долго он сваливал свою ответственность на других, живя так, как ему вздумается. Мужчина, с которым разговаривал парень, самодовольно улыбается, кладя ножи на место. Видимо, он не видит в мальчишке, стоящем перед ним, непосредственную угрозу. Как бы ни был печален этот факт, но он абсолютно прав. – Грегори, – небрежно кидает тот, подходя ближе к Джисону, – Смело было тебе прийти сюда одному, я это очень ценю. У Хана сердце в бешеном ритме заходится, когда мужчина сверху над ним нависает и обнажает желтоватого цвета зубы. Он, кажется, пытается произвести должное впечатление, но парень продолжает смотреть вперед, рассматривая его покрытую железными ставнями грудь. Грегори отходит назад, слегка щурясь. Остальные продолжают стоять на месте, хлопая глазами и даже не пытаясь взять в руки оружие. – Иностранец? – спрашивает Хан будто у самого себя, мелодично покачивая головой, – Не думал, что Гринвей настолько известен за границей, – констатирует тот, – Так могу ли я узнать цель вашего прихода, Грегори? – Какой-то инвалид хочет перейти сразу к делу? – кричит один из мародеров позади, вызывая групповой смех. Джисон на этот выпад лишь слабо улыбается, пропустив мимо ушей незаурядную колкость. – Борам, – окликает товарища Грегори, злостно обернувшись, – Невежливо искать недостатки в нашем госте, правда же? – остальные вандалы лишь тушуются, замолкая, – Хан, – говорит Грегори так, будто пробует имя на вкус, – Я скажу немного, – предупреждает мужчина, насупившись, – Цель всех Странников, – Джисон выгибает бровь, – Освободить остров от таких животных, как вы, – он забавно ухмыляется, но Хан лишь молчит, внимательно вслушиваясь. – У вас нет ни оружия, ни численного превосходства по обученным бойцам, – спустя время отвечает Джисон, – Как вы собрались устранить телевизионную башню, превосходящую по уровню защиты? – спрашивает парень, задумавшись, – Вы просто кучка сброда, возомнившая себя лидерами Гринвея, но даже не имеющая и шанса что-либо себе подчинить. Остальные мародеры скалятся, но Грегори останавливает их ладонью, заставляя умолкнуть и сесть на свои места. Хан такой добродушный жест не оценивает и лишь смотрит в глаза напротив так пронзительно, что страх сам собой уходит, оставляя после себя лишь каплю уверенности, которой хватает, чтобы сейчас держаться на ногах и язвить. Грегори вновь нависает над Джисоном и приближается к его уху. – Может, ты и прав, – шипит он, брюзжа слюной, – Но мы можем подчинить себе то, что по природе своей неподчиняемо, – парень никак не реагирует на его слова, твердо смотря на мародеров, которые в любую секунду готовы его разорвать на мелкие кусочки и спалить кость за костью в дымящемся костре, – В этом разница между нами. Грегори берет Джисона за грудки, поднимая над землей, а парень машинально руку в левую сторону выставляет, будто приказывая напрягшемуся Минхо остановиться. Ситуация все еще под его контролем, пока остальные ублюдки сидят на месте и ничего не предпринимают. – Мы используем грубую силу, – он встряхивает Хана так, что у него перед глазами огонь смазывается, превращаясь в одну сплошную кашу, но руку он все еще держит, не опуская, – Надеюсь, ты оценишь наш подарок и передашь услышанное Пункту, – смеется Грегори и добавляет: – Если, конечно, будешь еще иметь возможность ходить. Он отпускает Джисона, и тот падает на землю, больно ударяясь тазовой костью. Мужчина командует собирать вещи и как по сигналу все мародеры через пару минут стоят с сумками на плечах и с вооружением в руках. Хан молчит, боясь, что его самопроизвольность обернется им боком. Грегори отправляет первую группу по улице в сторону Востока, а сам остается стоять вместе с двумя другими мужчинами, включая Борама. Парень буквально не двигается, наблюдая за происходящим, но резко переводит взгляд на толпу, почувствовав чей-то пристальный холодный взор, направленный прямо на него. К сожалению, смотрящего он высмотреть так и не смог, но ощущения были ему смутно знакомыми и… пугающими. – Ханыль, – обращается он ко второму, – Выпускай тварей. Джисон не понимает, что Грегори имеет ввиду, пока Борам не улыбается и не разворачивается, чтобы пойти следом за ушедшей группой. Ханыль подходит к одноэтажному жилому дому и открывает дверь, сразу же закрывая себя. Грегори же оказывается далеко за пределами площади, когда Хан осознает произошедшее: на него несется пятеро озверевших ночных особей, крупно клацая зубами и перебирая гниющими ногами. Парень отползает назад, придерживая правую руку ладонью из-за внезапной колющей боли. У него глаза наполнены ужасом, а руки мелко дрожат, пока он наблюдает за тем, как эти монстры то исчезают, то появляются в вихре огня, приближаясь к центру. Джисон встает с места и не медлит, когда начинает бежать в противоположную от Пункта сторону, прямо по правую от огня: их нужно увести как можно дальше ото всех, чтобы не подвергать других опасности. Озверевших заносит в сторону, когда они наталкиваются друг на друга и уходя вправо, разделяя себя и перепуганного парня. Хан даже не оборачивается назад, ведь знает, что они находятся буквально в двух метрах от него самого. Это слышно и по утробному рычанию, и по шаркающим звукам обожженных ступней. Джисон бежит на Восток, но через два дома сворачивает вправо, меняя ракурс на Север. Позади себя он слышит два одновременных выстрела, а когда на секунду оборачивается, то видит два трупа с простреленными черепами и стоящих за фонтаном Сынмина с Минхо; оба тяжело дышат, метая обеспокоенные взгляды, и одновременно перезаряжают огнестрел. Хан даже не представлял, что такое может произойти именно с ним: миновать смерти от одного ночного, чтобы тремя днями позднее стать закуской трем. Но он продолжает бежать, не оглядываясь назад. Джисон слышит все: и хлюпающие звуки желеобразной крови, и противное скрипение оголенных костей, даже запах противного дыхания, доходящего прямо до его ноздрей. Парень не хочет думать, что будет дальше. Встретит ли он других ночных или ему все же повезет умереть от аритмии? Почему Минхо и Сынмин не ушли, посчитав это неплохой возможностью скрыться? Они могли подвергнуться опасности оставшихся озверевших, которые могли среагировать на выстрел, но они – слава Богу! – продолжили бежать за Джисоном, вероятно, чувствуя кровь на открывшейся ране. Хан даже толком не понимает, почему действует так самоотверженно, ведь те люди для него никто, как и он для них, но лучше умереть самому, чем дать погибнуть тем, кто может помочь другим, менее бесполезным, чем сам Джисон. От такой самоиронии парень улыбается, поднимая взгляд на небо: луна освещает верхушки домов, но едва ли затрагивает улочку, по которой бежит сам Хан. От такой несправедливости он слегка раздражается, но даже тот самый бьющий в лицо ветер мешает ему расплакаться прямо сейчас от вселенской обиды. Озверевшие за спиной слегка тормозят из-за узкого переулка, но и сам парень не становится быстрее: сердце заходится в бесконечных ударах, вызывая одышку и невозможность вдохнуть. Ноги начинает ломить от усталости, но еще хуже дела обстоят с плечом: футболка насквозь пропиталась кровью, а это значит, что швы окончательно слетели. Он обязан был зайти в лазарет, но черт его дернул пойти краситься. «Навел красоту, Джисон?», – смеется он сам про себя, выбегая на просторную пустую улицу и даже не медлит, когда немедленно сворачивает в сторону Востока, скрываясь между отелей и магазинов. Хан вновь смотрит назад, чтобы оценить ситуацию: Минхо и Сынмина не видно, но не факт, что они просто отстали позади; твари все еще бегут за ним, сохраняя стабильную дистанцию в семь метров, но они приближаются по мере нарастания сердцебиения, поэтому никаких удовлетворительных прогнозов Джисон сам себе дать не может. Когда перед глазами начинает плыть картинка, то парень не выдерживает и в тысячный раз надеется на то, что в небольшом жилом доме, куда он решил забежать, никого нет. Парень наваливается на дверь, закрывая ее на замок, и через секунду чувствует вибрацию навалившихся на нее озверевших. Он замечает поразительную схожесть с тем, что произошло на Северо-востоке, но в этой ситуации Хан даже подобие улыбки выдавить из себя не может. Он падает на пол в приступе кашля и сгибается пополам, отползая подальше от злосчастной двери. Начинает раздаваться треск древесины, но Джисону уже все равно: он хочет хотя бы последние минуты своей жизни провести не наедине с изголодавшимися восставшими трупами. Он глубоко и часто дышит, изо всех сил прижимая кровоточащую рану. По лицу стекает пот, что свидетельствует лишь о поднимающейся температуре. В горле противно скребет от недостатка влаги. Через проделанное озверевшим отверстие можно было заметить его пышущую паром челюсть. Она противно ходила из стороны в сторону, пытаясь вгрызться в дверь, но сверху на тварь наваливались ее сородичи, прерывая жизненно опасное для Хана занятие. Парень же только и мог, что подобрать под себя ноги и уткнуться лицом в сведенные колени. Он опирался спиной о барную стойку, болезненно постанывая. В углах глаз стали скапливаться слезы, когда за дверью вновь послышалась череда выстрелов. Джисон поднял голову и в окне увидел Минхо и Сынмина, подбегающих к дому, в котором заперся парень. Он практически не чувствует собственного тела, но отчаянно пытается пошевелить обомлевшими конечностями, будто находящихся в небывалой недосягаемости. С каждым вздохом дышать становится все сложнее, поэтому парень уже чуть ли не хрипит, пытаясь вырваться из цепких лап удушья, но все тщетно, как и попытки вразумить собственное тело о прошедшей опасности. Джисону еще никогда в жизни не было так страшно и спокойно на душе, ведь он планировал умереть, чтобы спасти новых товарищей, а в итоге выжил и, быть может, скоропостижно скончается от потери крови или асфиксии. Удача. Через минуту Хан видит руку в отверстии, которая открывает замок изнутри. У него больше нет сил держаться, и парень падает набок, ударяясь головой о пол.