Утерянное ниндзюцу

Даже мастера рукопашного боя имеют мало шансов уйти целыми и невредимыми от вооруженного противника. Итачи Учиха был тренером дзюдо и чувствовал себя защищенным до той роковой ночи. Он возвращался домой даже не поздно вечером, а в то время, когда люди тоже возвращаются домой. Неизвестный прямо в толпе ударил его ножом в ногу и скрылся. Преступник не пытался ограбить или убить Итачи, только причинить боль. Но и этого хватило, чтобы его жертва упала без сознания посреди оживленной толпы. «Почему я?», — спросил пустоту Учиха за пару мгновений до того, как отключиться. Он получил свой ответ. Когда Итачи очнулся, он ощутил приток тепла, исходящий откуда-то слева. Рядом с его койкой стояла женщина, которая прооперировала его. Выглядела она плохо, болезненно. Будто она сама здесь пациент. Терпит. Раздраженная кожа рук, покусанные губы, синева под глазами, бледный цвет лица. Как фарфоровая кукла, которая вот-вот разобьется вдребезги от одного неосторожного касания. Отдает всю себя. Чем дольше она стояла рядом с ним, тем легче ему становилось. Врач, который лечит уже одним своим присутствием — удивительное явление. Но у всего есть последствия. Итачи позже понял, что именно было не так. Те дни, что он провел в палате, были самыми странными в его жизни. Итачи знал о системе чакр, но для него это было не более чем гипотетической сказкой. За неимением лучшего названия синеватые нити и канаты, опутывающие людей и пространство, он окрестил чакрой. Итачи стал ее видеть постепенно. Сначала это было просто ощущение того, что вокруг что-то изменилось. Воздух стал тяжелее, а свет ярче. Проходящие мимо люди приносили спокойствие или же тревогу, необъяснимое чувство страха и отторжения. Итачи решил, что сошел с ума. Столько эмоций разом было слишком для него. А после он стал видеть причину этому состоянию. Каждого человека изнутри и снаружи опутывали синие нити. Некоторые участки были черными, некоторые светились белым, а то и вовсе обрывались зияющей дырой. Ни один сгусток не выглядел одинаково. Носители тревоги еле излучали свет, а носители спокойствия изнутри светились сине-голубым свечением. Потоки чакры тоже имели свою роль. Свет, направление потока, скорость и ширина говорили о многом. Кто-то поглощал чужую чакру, пытался разрушить ее, или же наоборот отдавал свой внутренний свет, угасая. Около половины людей получали чакру через потоки, проходящие через макушки и низ туловища. Эти столбы были одинаковы у всех, из чего Итачи сделал вывод, что они берут чакру не от кого-либо, а от общего универсального источника. Может, от Вселенной или чего-то там еще, он не стал углубляться в это. Важнее было понаблюдать за соответствиями между чакрой человека и его телом. И тут не было явной однозначности, хотя одно было общим — наличие обесточенных участков, которые соответствовали месту болезни человека. Постоянное наблюдение за чакрой людей повлияло на глаза Итачи. Они покраснели, а окружающая его картинка стала мутной, что было непривычно для человека, всю жизнь имевшего стопроцентное зрение. Любопытство норовило подавить здравый смысл, но Итачи смог взять себя в руки и поставил себе задачу научиться отключать приобретенную способность и понять, где она может быть полезной. Рассказывать о ней другим было опрометчиво. В лучшем случае ему посоветуют сходить к психиатру. В худшем — поверят и пустят на опыты. Итачи решил использовать новые возможности зрения как сканер на предмет степени паршивости человека. Его много раз предавали, и иметь инструмент определения людей, которым можно доверять, был как нельзя кстати. Для сбора информации он время от времени включал «Око прозрения», но оно было активировано в тот момент, когда в палату вошла его лечащий врач. Полученной за два дня наблюдений информации ему хватило, чтобы все понять. Его спасительница, Сакура Харуно, умирает. И прямо сейчас отдает ему свои последние жизненные силы. Да, он решил для себя, что никому не раскроет свой секрет. Но ей он мог довериться. В голове Итачи промелькнула мысль, что нападение, операция, прозрение — всё это было нужно для того, чтобы спасти Сакуру. И сшить ее в клочья разорванные нити чакры, хоть он и понятия не имеет, как это сделать. Итачи рассказал ей о том, что увидел, лишь бы она быстрее убралась из больницы. И заодно проверил, может ли он чувствовать чужую боль через касание. Нелепое предположение о возможности подключения к чужой чакре, а через нее и к нервной системе носителя, оказалось правдой. Так он случайно открыл природу эмпатии, которая была для него из разряда сказок от психологов до этого момента. Только он не ожидал, что этот эксперимент отбросит его на границу болевого шока. Она не могла стоять столь спокойно, испытывая адскую боль. Значит, боль шла откуда-то еще. И тут Итачи осенило. Когда она была рядом, ему становилось легче. И так со всеми, к кому она приближалась, кому сочувствовала. Она забирала боль других себе. Отдавала свои годы жизни пациентам, которые были этого недостойны. Боль была их наказанием, а Сакура, сама того не осознавая расплачивалась за чужие грехи. И за его грех ненависти тоже. Итачи ненавидел своего младшего брата. Саске уже в двадцать три года имел роскошный дом, автопарк и другие блага богатой жизни, только все это золото омыто кровью его жертв. Работа профессионального наемника очень хорошо оплачивалась. За неимением улик против брата Итачи осталось только бесшумно ненавидеть. В своих снах он убивал Саске снова и снова. Но в реальности не поднял бы на него руки вне спарринга. Итачи обучал его боевым искусствам и стрельбе, но никак не ожидал, что все приобретенные навыки Саске использует не для самозащиты, а для нападения. Итачи чувствовал себя виноватым в том, что произошло с братом. Поэтому себя он ненавидел еще больше, чем Саске. Он быстро восстанавливался, и рана его почти не волновала. Итачи был уверен, что он не должен был даже выжить. Он должен был умереть от кровопотери. Сакура. Она оставила свой номер, на который Итачи ни разу не позвонил. Он в спешке набрал ее номер, надеясь на то, что она все еще жива. — Слушаю, — ослабленным голосом ответила Сакура. — Хватит думать о людях, перестань! — взволнованно сказал Итачи. — Ты не сможешь исцелить всех! — А, терпила, — Харуно прокашлялась и глубоко вдохнула. — Как ты? — В полном порядке благодаря тебе. Назови свой адрес, я приеду, а иначе помрешь одна! — С чего ты решил, что я одна? — У тебя на лбу написано, — Итачи не придумал ничего лучше, чем это. Он сам не знал, почему так решил, но для него это казалось очевидным. Как и то, что Сакура не стала отрицать того, что умирает. Место ранения на ноге Итачи заныло, хотя еще пару секунд назад о себе вообще не напоминало. — А ну повтори! — из последних сил заорала Сакура в трубку. — Хочешь сказать, что у меня настолько большой лоб, что на нем целый баннер поместится? — Нет, я не об этом, — отрицал Итачи, схватившись за ногу. — Адрес отправила в сообщении. Повторишь мне то же самое в мой баннер, — буркнула Сакура и бросила трубку. Итачи готов был пасть от удара сковородкой, лишь бы не оставлять эту вспыльчивую женщину одну. И чем бы он ее ни обидел, это сработало. Его нога заболела, а значит, Сакура больше не старается забрать его боль себе. Она злится на него. А может быть, и нет. Тем, на кого злятся, не раздают свой адрес. Сакура жила в том же районе, где работал Итачи. Такой себе район для одинокой девушки. Стараясь не опираться на больную ногу, Итачи поднялся на второй этаж, нашел нужную дверь и постучал. Он расслышал слабое шуршание тапочек. Живая. Харуно открыла дверь. На ней была вишневая пижама и синяя шапка, натянутая до бровей. — Почему ты в шапке? — Чтобы ты на мой огромный лоб не пялился. Чего вы все пристали к моему лбу, — запричитала Харуно. Итачи подошел к Сакуре вплотную. Он не помнил, какой у нее лоб, но помнил, как выглядят вещи внутри нее, которые скрыты даже от рентгена. Он стянул с оцепеневшей Сакуры шапку и сказал: — Да обычный он, — и повинуясь неизвестно откуда взявшемуся порыву поцеловал ее в лоб. Итачи стоял слишком близко. Настолько, что она могла чувствовать его тепло, биение сердца, запах дешевого стирального порошка и антисептика. А ощущение его сухих и мягких губ отпечаталось на коже Сакуры. Ей хотелось, чтобы он сделал это еще раз. Харуно взяла себе за правило не влюбляться в пациентов. В стенах больницы она — бесполое существо. Но ее дом — не больница. А Итачи больше не ее пациент. Здесь она просто Сакура, которая хочет тепла и заботы. А он просто Учиха Итачи, мужчина, который сейчас почти прижал ее собой к стене в прихожей и оставил поцелуй на месте, которое она считала уродливым. — Спасибо, что пришел, — Сакура обвила его торс руками и прижалась щекой к его груди. Он обнял ее в ответ, и так они простояли довольно долго, словно они знали друг друга куда больше нескольких дней. Многие люди дружат и встречаются, не особо интересуясь происходящим в жизни и сердцах друг друга. Они же стремились друг другу помочь. Итачи знал, что он нужен ей так, как она была нужна ему, когда его привезли в больницу. Но тогда она была хирургом, выполняющим свою работу. А сейчас? Подопытная? Или же не только? Рядом с ней его ненависть угасала.