У океана ветренно

— Всю неделю обещают такую жару, давайте хоть на пляж выберемся, — Порко не отрывается от телефона, разложившись на кресле и обмахиваясь бесплатной газетой, что каждое утро им под дверь подкидывал мальчишка-почтальон. Июльский зной стоял такой, что не спасали и открытые во всём доме окна. А единственный вентилятор был экспроприирован Энни с Бертольдом, выдерживающих дистанцию на диване и наслаждающихся прохладой отдельно друг от друга. Бертольд сонно кивнул, не открывая глаз: — Райнер обещал починить коляску Пик. Со стороны кухни донеслось: «Не трогайте коляску, если она опять сломается – я вас поубиваю». Порко, который погнул раму, когда от нечего делать балансировал на задних колесах, насупился: — Ничего с ней не случится, а на костылях ты далеко по песку не уйдёшь. — Значит понесешь меня на руках, Покко, — Пик появилась в дверном проёме с насмешливой улыбкой, вытирая руки полотенцем. Удивительно, как человек, лишенный возможности нормально передвигаться, ухитрялся так ловко управляться двумя костылями. Энни искоса посмотрела на Порко, спрятавшего за газетой красные уши и хмыкнула: — Да его самого нести потом придётся. Галлиард сложил газету поперек, вытянулся струной в кресле и уже собрал в голове все мысли на этот счет, когда в дом вошёл Райнер. — Ты поздно, — тираду не даёт начать Энни, смотря на Брауна через плечо. — Починил коляску? — Бертольд всем своим видом показывал, что и на сантиметр не сдвинется с насиженного места на диване. — Я сказала не трогать коляску! — Пик на кухне громыхнула тарелками. Райнер стащил с ног кроссовки, наступая носком на пятку, прошёл в комнату и завалился на диван между Энни и Бертольдом. Энни, опасно пожав губы, подтянулась ближе к подлокотнику. Райнер пришёл с улицы, где по ощущениям плавился асфальт, и от него буквально несло жаром, который он тут же щедро передал соседям. Съехавший вниз по спинке дивана Берт пихнул его острым коленом в бедро в знак протеста. Райнер посмотрел на него многозначно, бросил: — Починю сегодня вечером, — и беззастенчиво лёг на задушено закряхтевшего Берта, лишившегося и прохлады, и кислорода, и друга в одно мгновение. Порко сдуло с кресла в сторону кухни, как и Энни с дивана. Берт с широко раскрытыми глазами попытался вывернуться из-под Райнера, задёргался, но было уже поздно – Браун щедро передал весь накопившийся зной разомлевшему под прохладой вентилятора Гуверу и ушёл за всеми на кухню с широкой, самодовольной улыбкой. Взъерошенный Бертольд только и успел, что пяткой пнуть его под колено, но удовольствия месть не принесла – ему теперь было жарко, потно, липко, и вентилятор бы его уже не спас. — Ну что, пляж убрали? — Порко вытер тыльной стороной ладони пот со лба и оттянул ворот белой майки, запуская хоть немного воздуха под ткань. Райнер, с его белой кожей и склонностью сгорать на солнце за считанные часы, а оттого в джинсах и футболке, намертво прилипшей к телу, кивнул: — Людей там пока почти нет. Энни кинула Брауну тюбик солнечнозащитного крема, тот поймал его, вскрыл со щелчком и начал намазывать на лицо. — В крайнем случае можно дойти до залива, там камни, Пик будет проще на костылях, — упирая руки в поясницу, Порко прогнулся, разминая спину. — Чёрт! — Райнер слишком сильно сдавил упаковку, крем залил ему ладонь. Протянувший руку за тюбиком Бертольд получил излишки крема на ладонь, с которой тот закапал на доски причала. Порко заржал возникшей в голове пошлой шутке, Бертольд шлёпнул белой ладонью Райнера по загривку, тот зашипел, потому что руки и шею он спасти не успел. Энни закатила глаза. Растирая остатки по шее и плечам, Райнер вдруг выдал: — Нельзя на залив. Порко вскинул брови: — Почему это? Браун замолчал, нахмурился, чем ещё больше насторожил Галлиарда, но в диалог втиснулся Бертольд, передающий крем обратно Энни: — Ну я бы искупаться хотел, например. И залив – это последнее место, где я стал бы это делать. Порко покивал самому себе – и то верно: — Тогда на общественный пойдём. Райнер облегченно выдохнул, надеясь, что это осталось никем не замечено. Русал играл в молчанку уже несколько дней. Забирал рыбу и уходил, а Райнер не находил, что ему сказать. С чего вообще начать? О чем разговаривают с русалами-шифтерами? Твоя мать была русалкой? Он как-то спросил, кто научил его говорить и получил взгляд, полный презрения. Не по морде только потому, что был далеко. Анализируя ситуацию позже и ставя себя на место твари, Райнер пришёл к выводу, что и сам бы себе по морде за такие расспросы дал. И за отца, и за мать, и за любую личную тему. Сегодня утро ничем не отличалось. Райнер закинул рыбу, тварь её схватила и уже собиралась уплывать, как Браун выкрикнул: — Не смог я. Русал оборачивается на него, видимо, хоть немного заинтересованный, подплывает ближе. Зубы вонзаются в рыбу, и от вида акта её поедания Райнера начало подташнивать. Русалу, похоже, было плевать, как он выглядел с подтеками рыбьей крови на лице и груди. — Почему? — шифтер деловито подцепил двумя пальцами рыбью голову за жабры и оторвал. Та шлепнулась о воду и пошла ко дну. Райнер проводил её взглядом, посчитав, что рыбья голова представляет зрелище куда более привлекательное, чем острые русалочьи зубы, разрывающие чешую. — Откуда ж мне знать, должен был, а не смог, — пожимает плечами Райнер и усаживается на корточки. Удивительно, как быстро желание завести разговор превратилось в желание его закончить. Фактически, первое, что увидел русал на этом берегу – это Райнера с камнем в руке. — А ты? — в голове сплывают воспоминания о том, как его хватают и тащат вниз, глубже под воду. Русал зеркалит его движение плечами, вытягивая кость изо рта: — Отдал долг. Райнер снова смотрит на тварь, но её уже нет. Хвостом махнул и под воду. Райнер знает – за утро он больше не покажется. Дома его ставят перед фактом, что на пляж они идут завтра, в выходной. И первая мысль, которая приходит Райнеру на ум – это не сломанная коляска, стоящая в комнате, а русал, оставленный на сутки без еды. Пик запретила брать коляску, сославшись на то, что та обязательно забьётся песком и не проедет. А потому по пляжу её действительно нёс Порко, и не смотря на все остроты по этому поводу, все знали, что он ничуть не слабее Райнера или Бертольда. Да и Пик была лёгкой, небольшого роста девушкой с всегда меланхоличным, будто грустным выражением лица. Её легко можно было подхватить на руки, чем иногда и промышлял Галлиард, неизменно пугая этим Фингер. Они расстелились в отдалённом одиночестве, подальше от посторонних глаз и ненужного внимания. К ногам Пик, которые больше не скрывала длинная юбка, к длинным красным отметинам у Порко на рёбрах. Берт к своему виду привык – шею особо не скроешь, а Энни с Райнером были и вовсе везунчиками компании – внешне они ничем от людей не отличались. Бертольд с брызгами влетел в воду первым, пока Порко с Энни поддерживали Пик под руки у берега. Райнер же стоял поодаль и смотрел в сторону гряды скал, за которой буквально в паре километров от них скрывался залив. Мысли не отпускали. Он мог бы дойти до русала минут за пятнадцать. Из раздумий Райнера вывел мокрый и холодный Гувер, вылезший из воды. — Берт, — серьёзно предупредил его Браун, выставляя вперёд одну руку. Берт улыбался спокойно и вполне дружелюбно, но продолжал подходить ближе. Порко и Энни с Пик обернулись на громкую брань Райнера как раз в тот момент, когда Бертольд поднырнул ему под руку, обхватил поперёк груди и завалил на песок. — Вам сколько лет вообще? — крикнула в сложенную рупором руку Энни, хотя ни от кого не скрылась слабая улыбка. Они были разных возрастов, происхождений, характеров, историй. Кто знает, смогли бы они вообще поладить, не объедини их общая проблема. Но, тем не менее, ладили. Бертольд с Райнером, катающиеся по песку ворохом рук и ног, Порко, подхватывающий ухватившуюся ему за плечи Пик и уносящий её дальше в воду, Энни, что набрала в одну из кружек воду и вылила Гуверу с Брауном на головы. Бертольд в отместку хватает её за ноги, валит на песок, и это обязательно ему аукнется в ближайшие пару секунд. Браун отползает, весь в песке, улыбается, наблюдая, как Энни берёт Берта в жесткий захват, как тот сдаётся и хлопает ладонью по песку. И думает, как там русал. Улыбка выходит слегка натянутой. Райнер растирает рукой грудь – да что ж такое. — Почему ты до сих пор не уплыл? — спрашивает Райнер на следующее утро, стоя по колено в воде, пока русал лежал в метре от него, опираясь локтями о дно и меланхолично виляя хвостом, разгоняя мелкую рябь. Он не спрашивал, почему Браун не пришёл вчера, кажется, даже внимание не обратил или просто делал вид. Райнер уже понял, что настроение у русала было донельзя переменчивым. То он неделю пропадал за рифами и носу оттуда не показывал, то сейчас расслабленно валялся рядом, греясь под солнцем. Браун старался не спугнуть этого настроения, но проблема была в том, что он не знал, как это сделать. — Тоннель завалило во время шторма, я не могу расчистить камни со своей стороны. Голос у него низкий и спокойный, а речь вполне понятная для того, кто говорить вообще не должен. Русал отвечает поразительно невозмутимо. Смирился, принял или есть у него какой-то план – Райнер знать не мог. Браун смотрит себе под ноги, поджимая губы. Он бы мог сказать, что сочувствует, но что стоят его слова. На самом деле он и представить себе не мог всю плачевность ситуации, когда всё, что остаётся для выживания – это зависеть от своего кровного врага и целыми днями накручивать круги по замкнутому пространству без возможности выбраться, вернуться в родной лазурный простор. Райнеру было его жаль. Вот так просто и глупо – он жалел того, кто мог запросто его задрать, если бы не умер потом от голода. — У тебя есть имя? — Браун смотрит искоса, наблюдая, как русал опускается на локтях ниже, как вода превращает его волосы в черные волны. Тот смотрит на него снизу вверх: — Эрен. Райнер коротко кивает. У русалок есть имена – эта информация, по сравнению со всей остальной, его даже не удивляет. — Райнер. Эрен остаётся лежать рядом, пусть разговор дальше так и не заходит. Райнер смотрит на воды залива. Над головами кружатся чайки, тихо шумит прибой. У океана, как и на душе, удивительно спокойно.