Его Джульетта

На следующее утро Гермиона не выходила из своей комнаты. Впервые в жизни ей не хотелось идти в библиотеку. Почему? Потому что он будет там. А если бы он был там, это бы все испортило. Но это было бы правильно. Что она делала, проводила с ним время, разговаривала с ним? Драко Малфой был врагом. Драко не был ее врагом. Это должно было быть предельно ясно. Но почему-то все получилось так расплывчато, и это была ее вина. С ней должно быть что-то не так. С ней все было в порядке. Она не должна волноваться. Она сделала ставку, которую легко выиграть, и почему-то проиграла. И тем не менее, она собиралась победить. Гермиона ненавидела себя за это, ведь она ненавидит Драко Малфоя. Она совсем не ненавидела его. Глупая. Глупая, глупая, глупая. Здесь она была в роскоши и читала Шекспира с Пожирателем смерти, в то время как Рон и Гарри были там, искали крестражи или, может быть, даже пытались спасти ее. Они еще не пытались ее спасти. Как долго она здесь? Как бы долго это ни длилось, они не пытались даже войти сюда. Она была худшим человеком на свете. Что с ней не так? С ней все было в порядке. Она не должна волноваться. Почему ей понравилось разговаривать с Драко Малфоем? Пожирателем смерти? Как она могла просто сидеть с ним и обсуждать шекспировские трагедии, драмы и романы, как будто они были друзьями. Гермиона была уверена, что Драко Малфой ее ненавидит. Абсолютно точно уверена. Но она, честно говоря, больше не могла в это поверить. Если бы Драко Малфой ненавидел ее, он не был бы так добр к ней. Конечно, были дразнящие и язвительные замечания, которые были визитной карточкой Малфоя, но они сопровождались нежной улыбкой, а не злобной усмешкой или насмешливой ухмылкой. Это вывело ее из равновесия. Потому что, когда Драко Малфой насмехался, он был действительно очень красив. Глупо, досадно, до безобразия красив. Но когда он улыбался, Улыбается ей? Он был более чем красив. Он был неотразим. Она всегда знала, что он красив, но раньше это не имело значения. Это было то, что она могла игнорировать. Потому что он был самым большим придурком в Хогвартсе. Но Мерлин, с тех пор как ее забрали сюда, он был остроумен, умен и обаятелен, и это было так… (чудесно) сбивало с толку. И с каждым днем ​​бороться становилось все труднее и труднее. Внутри нее росли чувства, которые она злобно пыталась подавить, как сорняки. Это было похоже на сражение с гидрой — каждый раз, когда она отключала одну мысль о нем, на ее место возникали еще две. Хуже всего то, что это было не просто разделение между ее эмоциями и ее разумом. Все было размыто, борясь за одно, затем за другое, а затем снова переключаясь назад, таща ее во многих разных направлениях, Гермионе казалось, что у нее начинается головокружение. По логике вещей она знала, что Драко Малфой ее ненавидит. Это было очевидно из всех прошлых действий, которые он предпринимал против нее, Рона и Гарри. Он пожелал ей смерти на втором курсе. И Рон называл ее кошмаром в течение первого года. Но, конечно, все говорили глупости на втором курсе. На втором курсе она воображала себя влюбленной в Локонса. Так должна ли она действительно удерживать его за то, что он сказал так давно, как за его чувства к ней, когда это так явно противоречит настоящему? Тогда, если Гермиона вспомнить последние два школьных года, Драко Малфой особо не сделал для нее ничего особенного. Но он сломал Гарри нос и написал песню, чтобы унизить Рона на глазах у всей школы. И если Драко ненавидел ее лучших друзей, значит, он должен был ненавидеть ее. Он должен был ненавидеть ее не только потому, что ненавидел ее друзей, но и ненавидеть ее за ее кровь — он был Пожирателем смерти, а она была маглорожденной — это было ясно и просто. Но тогда, по логике вещей, он не мог ее ненавидеть. Они читали Шекспира, вели умные дискуссии и даже подшучивали над Мерлином! То, как он смотрел на нее, логично, что он не мог ее ненавидеть. Это была загадка. А потом был ее приступ, который еще больше запутал ситуацию. Ему было не все равно. Он посмотрел на нее и пообещал, что ей никогда больше не придется проходить через еще один приступ в одиночестве. И Гермиона ему поверила. Потому что почему-то, когда Гермиона была с Драко Малфоем, она чувствовала себя в безопасности. Он стал ее домом. Почему часть ее кричала, что он лжет, а другая часть настаивала на том, что он говорит правду? И почему та часть, которая хотела ему доверять, с каждым днем ​​становилась все сильнее и громче? Гермиона знала, что была слишком близко к Драко, и он втягивал ее все дальше и дальше и она просто не могла сбежать. Ничего из этого не имело смысла, и в тоже время имело слишком много смысла. Ее бдительность понижалась и повышалась, как прилив, и борьба между подозрительностью и доверием была действительно утомительной. Каждый раз, когда она убаюкивала себя, чувствуя, что может ему доверять, чувствуя, что он ей нравится, она внезапно вспоминала обо всех ужасных вещах, которые он совершил. А затем, когда она решила, что он был ужасным человеком, совершенно непоправимым, он улыбнулся ей, и все ее стены рухнули. Как он мог прорезать ее защиту, как нож через размягченное масло? Ежедневно Гермиона клялась себе, что перестанет с ним разговаривать, проигнорирует его, выдержит все, что осталось за три месяца, и уйдет. А потом она увидит его, и ее решимость рухнет прямо на ее глазах. Слабая. Она была такой слабой. Она услышала стук в дверь и подняла глаза, пораженная своими мыслями. Драко медленно вошел в комнату, и она быстро отвернулась. –С тобой все в порядке? Обычно в это время ты сидишь в библиотеке. –Ну, может, я не хочу проводить с тобой время, — без энтузиазма огрызнулась Гермиона, отказываясь смотреть на него. –Хочешь поговорить об этом? — Он предложил. Гермиона подумала о том, чтобы подождать, но она подняла глаза, встретила его глаза и вздохнула. Сопротивление казалось таким бессмысленным. Не сопротивляйся. Сдавайся. Сдавайся. Сдавайся ему. –Ты так сбиваешь с толку. –Как так? — спросил Драко. Гермиона простонала. –Это все равно что… в школе ты полный придурок, а здесь ты намного лучше. И в этом нет никакого смысла. Потому что три месяца назад, если бы меня спросили, ненавидишь ли ты меня, я была бы абсолютно уверена, что ты ненавидишь. Но сейчас? — она оборвала себя. — Это так невыносимо сбивает с толку. — Она отвернулась, сосредотачиваясь на месте в углу. –Давай, Гермиона, — ободряюще сказал Драко, — ты можешь сказать мне все, что угодно. Мы друзья. –Друзья? –Я думал, что так и есть, проведя последние полтора месяца вместе, — пожал плечами Драко. –Друзья не похищают друзей, — нахмурилась Гермиона, отказываясь смотреть ему в глаза. Если бы она это сделала, ее решимость рухнула бы. Словно почувствовав ее мысли, Драко подошел ближе и положил руку ей под подбородок, осторожно приподняв ее лицо, так что их глаза встретились. –И мне жаль, что мне пришлось это сделать, — сказал Драко, — но я обещаю, все это было по очень хорошей причине. –Тогда я наживка? — спросила Гермиона немного едким тоном. Драко покачал головой. –Нет, нет. Клянусь, ничего подобного. –Тогда объясни мне это. –Я не могу, — сказал Драко, — пока нет. –Не могу или не хочу? — угрюмо спросила Гермиона. –Я не могу, — сказал Драко, — извини, Гермиона, но это намного больше, чем только ты и я. Кроме того, мисс Самая яркая ведьма нашего века, если бы вы не хотели быть здесь, я абсолютно уверен, что вы бы уже нашли способ сбежать. У тебя было много возможностей для побега. Но ты чувствуешь себя здесь в безопасности, не так ли? Не сопротивляйся. Сдавайся. Сдавайся. Сдавайся ему. –Это неправда, — слабо соврала Гермиона. Хотя она знала, что и она, и Драко знали, что она лжет, она не могла признать правду. Да, по какой-то причине поместье казалось безопасным, но в этом не было ни повода. Потому что Драко был здесь. Это было похоже на дом. Она бы сбежала в тот день, когда у нее случился приступ, если бы у нее была возможность сначала схватить свою палочку. Она солгала самой себе. Но… но разве бы она? А теперь, если она найдет свою палочку, сбежит ли она? Она уйдет? Ей придется уйти, чтобы помочь Гарри и Рону победить Сами-Знаете-Кого. Это был правильный поступок. Но она не могла уйти, если не ненавидела Драко Малфоя, потому что это противоречило бы сделке, которую они заключили, и Гермиона не собиралась нарушать свое слово. И — ах Мерлин — она ​​поняла, что не ненавидела Драко Малфоя. Она даже не любила Драко Малфоя. Он действительно ей очень нравился. Но он был Пожирателем смерти. И за это она должна его ненавидеть. Потому что, если она этого не сделает, она не сможет уйти, и тогда это будет означать, что она не сможет помочь в охоте на крестраж, а это будет означать, что вся война будет проиграна. И это будет ее вина, потому что из всех членов Ордена она, наряду с Гарри и Роном, были единственными, кто знал о крестражах. Единственные, кому разрешено знать о крестражах. Но — был Дамблдор. Дамблдор мог бы помочь Гарри и Рону, не так ли? Но какой ценой? Какие скрытые мотивы были у Дамблдора? Он не мог делать это по доброте сердца или из любви к маглорожденным, потому что у него их не было. И… и у Гарри было всегда был протеже Дамблдора. Что, если Дамблдор пытался сделать Гарри таким же, как он? –Эй, — поддразнил Драко, — я слышу, как твой разум движется на милю в минуту отсюда. О чем ты думаешь? На мгновение Гермиона запаниковала. Очевидно, она не могла рассказать Драко ни о чем, о чем только что думала. Он был Пожирателем смерти, поэтому ему придется рассказать Сами-Знаете-Кому все, что она ему говорит. –Я просто хочу знать, почему ты относишься ко мне по-другому, чем в Хогвартсе. Как ты можешь перестать ненавидеть меня в мгновение ока? Хотя она думала не об этом, ей все еще нужен был ответ. Может быть, надеюсь, это прояснит ситуацию. Надеюсь, это будет что-то действительно ужасное, что заставит ее снова возненавидеть его. Не сопротивляйся. Сдавайся. Сдавайся. Сдавайся ему. –Я никогда не ненавидел тебя, — сказал Драко. Гермиона не ожидала такого ответа. Она скептически приподняла бровь. Драко поднял руки вверх. –Нет, это правда. Я всегда восхищался тобой. Конечно, я никогда не делал этого правильно, но я… — он глубоко вздохнул, — я завидовал, что Поттер и Уизли были с тобой друзьями, а я — нет. Ты была лучшей ведьмой в нашей школе, а у Малфоев всегда лучшие. –Значит, я просто маленький приз? — холодно спросила Гермиона. Драко покачал головой. –Нет, ты всегда была чем-то большим. — Он отрезал себя. — Я всегда хотел узнать тебя поближе, но ты дружила с Поттером и Уизли, и они меня ненавидели. Я имею в виду, если бы я первым обратился к тебе, ты бы никогда не возненавидела меня. Но этого не произошло, и я разозлился на это, поэтому я отказался от этого на втором и третьем курсе и сказал некоторые вещи, которые, как мне хотелось бы, что бы я никогда не говорил. Примерно в середине третьего курса я понял, что то, что я делал, было несправедливо по отношению к тебе. –Значит, ты начал еще больше обижать Гарри и Рона, — сказала Гермиона немного горько. –Гермиона, я никогда не собиралась дружить с Поттером и Уизли, и я им никогда не понравлюсь. Я не буду извиняться за то, что сказал им. Мне просто жаль, что ты попала под огонь. –А как насчет моей крови? — многозначительно спросила Гермиона. –Были некоторые вещи, которых я не знал и еще не понимал, и за это мне очень жаль. Гермиона не знала, как на это ответить. Не сопротивляйся. Сдавайся. Сдавайся. Сдавайся ему. Она отбросила любые потенциальные мысли и чувства по поводу его извинений на задний план, чтобы их проанализировать позже. –Ну, ты всегда был таким огромным придурком, каким казался? — немного криво спросила Гермиона. –Панси ударила бы меня по голове, — засмеялся Драко. (Панси. Разве он не был с Панси?) Лицо Гермионы слегка помрачнело, прежде чем она взяла себя в руки. Почему она переживала о Драко и Панси Паркинсон? –Но мы никогда не были вместе. –Я не спрашивала, — сказала Гермиона слишком быстро. Но она хотела знать. Драко приподнял бровь, и Гермиона отвернулась от него. Он слегка ухмыльнулся ей. –Она мне как сестра. Тем не менее, она даже мне никогда не нравилась. –О, — тупо сказала Гермиона, — Тогда почему ты была… — она замолчала и махнула рукой — Вот так? Все думали, что вы вместе. Драко усмехнулся. –В том-то и дело. Я не хотел, чтобы девушки пытались заключить со мной брачный контракт, а Панси не хотела иметь дело с парнями, приглашающими ее на свидание. Гермиона кивнула. –Думаю, в этом есть смысл. И, я полагаю, это довольно умно, учитывая то, как работает мельница слухов о Хогвартсе, — рассмеялась она про себя. –Ты не поверишь, о чем Лаванда и Парвати говорили половину ночи. Они всегда не давали мне уснуть своей болтовней. — Гермиона закатила глаза. –Не знаю, как тебе удавалось мириться с их парой шесть лет. — сказал Драко. –Я тоже, — тихо засмеялась Гермиона. –Особенно в прошлом году. Это… с Роном… — она ​​покраснела. — Лаванда очень наглядна, — сказала Гермиона, наклоняя голову. –А, — сдержанным голосом сказал Драко. — Хорошо. –Ага, ну, — тихо сказала Гермиона, — она ​​обычно говорила о вещах, которые, как она знала, меня расстраивали. И она всегда была достаточно громкой, чтобы я ее слышала. Что Рон говорит ей, что Рон с ней сделает — она ​​всегда следила за тем, чтобы я слышала. — Она вздохнула, прежде чем вздрогнуть. Пожиратель смерти. Драко был Пожирателем смерти. Она должна это помнить. Это имело значение? Почему это должно иметь такое большое значение? –У меня болит голова, — солгала Гермиона. –Не мог бы ты позволить мне побыть одной до конца дня? Думаю, я лягу. –Хочешь зелье от головной боли? — спросил Драко. Гермиона покачала головой. –Нет, нет, спасибо. –Надеюсь, тогда тебе станет лучше, — сказал Драко, глядя на нее с полуулыбкой на лице. В тот момент, когда он вышел из комнаты, Гермиона вздохнула — хотя она не знала, облегчение это или недовольство. Не сопротивляйся. Сдавайся. Сдавайся. Сдавайся ему.