Пару слов о Чарли Дженкинс

На похоронах Констанс Дженкинс было ровно три человека — два молодых могильщика и средних лет, но с убеленными ранней сединой темными висками священник. — А вы думаете, что это хорошая идея — закопать ее в святой земле? — уточнил один из могильщиков, опираясь на лопату. — Заткнись, Стив, — хмыкнул второй. — Если земля ее извергнет, нам заплатят за то, чтобы закопать яму снова. — Джеффри, Стивен, мы на похоронах, — посмотрел на них святой отец. — Имейте хоть каплю уважения к обряду погребения. — Миссис Сатана не уважала Господа, с чего мы должны уважать ее католические похороны? — оскалился в насмешке Стив. — Так ведь, Джефф? — Ну, с миссис Сатана ты, конечно, загнул, — нахмурился Джефф. — Так… Мадам Ведьма. — Господь прощает заблудших, — вздохнул святой отец. — И вас простит. Ладно. Закапывайте. Но если миссис Дженкинс явится к вам обоим во снах, я не удивлюсь. — Главное, чтобы лично не явилась, — усмехнулся Стив. — Так мы для того ее и закапываем! — рассмеялся Джефф. — И всё же… жаль, что ее не кремировали. — Вы не представляете, как мне жаль, — вздохнул святой отец. — Я живу через дорогу от кладбища. Думаю, сорок дней ночевать буду в церкви. Она в нее и при жизни не входила. — Могу составить вам компанию, отче, — серьезно предложил Джефф. — Ну, молитвы читать буду и всюду святой водой брызгать. — Ты знаешь ровно полторы молитвы, — покачал головой святой отец. — Так что сначала выучи что-то кроме “Отче наш”. Но жду обоих утром в воскресенье. Без отговорок. Серьезно, Мадам Ведьма, боюсь, и с того света достанет, так что приходите, будем молиться. — Как прикажете, отче, — вздохнул Джефф. — И вы назвали ее Мадам Ведьмой. — С правдой я никогда не спорил, — пожал плечами святой отец. — Закапывайте уже. Что-то ветер нехороший. До нутра пробирающий… для пятого июля холодновато. Сейчас в церковь зайдем, помолимся и погреемся. Заканчивайте уже! — Торопимся, отче, — выдохнул Стив. — Спасибо, что не бросаете. — Господь не бросает детей, и мне, как посланнику Его, не пристало, — вздохнул святой отец, оглядывая кладбище внимательно, но не находя ничего тревожного или предосудительного. Да, качались ветви деревьев от холодного ветра, да, странно выл этот ветер, да, жутко было, и хотелось читать молитвы, но тем он только могильщиков напугает — они не виновны в его страхе, в его ужасе от той, кто отправилась в мир иной. Вот только Констанс Дженкинс была привычным злом для Литтл-Вью, и ее смерть образовала пустоту, которая вскоре заполнится чем-то новым, и, может, более ужасающим, чем одна старая ведьма. — Отче? — позвал Джефф. — Мы закончили. В церковь? — Не стоит нам тут задерживаться, — кивнул святой отец. — Стив? Стивен? Ты в порядке? — А? — глянул на них испуганно Стив. — Да. Так… померещилось. — Я тебе с собой библию дам и галлон святой воды, — решил святой отец. — Пойдем, Стивен. И они ушли с кладбища, унося с собой инструменты и оставляя свежую, кое-как прикрытую дерном могилу. А потом на могильный памятник Констанс Дженкинс оперлась крупная ладонь в темной перчатке. — Всё же сдохла, — усмехнулся мужчина в черной кожаной куртке и мотоциклетном шлеме. — А я говорил — верни, что взяла. Нет, не вернула. Ну… тебе же хуже. Сам найду. Наверное, если бы Констанс могла ответить, у нее нашлись бы слова для того единственного, кто пришел на ее похороны по собственной воле. Не факт, что они понравились бы посетителю. Но она была мертва. А с живыми мертвые говорят редко. Мужчина постоял еще немного, усмехнулся, сказал почти устало: — Конечно. Тебя здесь нет давным-давно. Ты душу свою сотню раз продала — наверное, сейчас за нее в Аду демоны дерутся, а ты смеешься и танцуешь меж ними — прекрасная, юная и наглая ведьма. Он вздохнул, развернулся и шагнул в глубь кладбища, чтобы раствориться в воздухе после пары шагов. — Эй, Стив, ты чего? — догнал напарника у входа на кладбище Джефф. — Я же сказал, что лопату взял. Или ты чего-то еще забыл? — Я туда ни ногой, — обернулся от ворот Стив. — Не знаю, как ты, а я еще помолюсь. И выпрошу у святого отца вина — у него есть, я знаю. Джефф глянул в сторону свежей могилы, но спорить не стал. Молиться, кажется, сегодня они будут много.