Мафиозная парочка

На Пенсильванском вокзале было людно — как, впрочем, и всегда в это время дня. Гул толпы отражался от гранитной отделки стен, дробился о величественные колонны, поддерживавшие центральный свод, и осыпался осколками к чугунным опорам электрических фонарей, возвышавшихся над морем голов в центральном зале ожидания. Людской поток, заполнивший все пространство зала, аккуратно огибал один из таких фонарей, около каменной тумбы которого скучали шестеро респектабельных джентльменов в неизменных шляпах-федорах и щегольских серых костюмах, пиджаки которых одинаково чуть оттопыривались с левой стороны. Один из них, невысокого роста, прикурил сигарету, бросив взгляд на огромные часы над входом. У ног его образовалась целая горка окурков, но даже снующие вокруг уборщики не решались тревожить покой этих серьезных господ. Одинокий удар, эхом отразившийся от стеклянных окон, возвестил четверть шестого. Невысокий джентльмен бросил недокуренную сигарету, тут же наступив на нее каблуком безукоризненно начищенного ботинка, и направился в сторону платформ. Остальные последовали за ним. Едва они скрылись из виду, уборщик тут же смел горку в совок, а пустое место под фонарем заполнил людской поток, словно их и не было. Осеннее солнце заливало пути Пенн-стейшн ярким светом, проникая сквозь стеклянную крышу и рисуя причудливые тени там, где лучи встречались с ажурными чугунными колоннами. Черный лоснящийся паровоз подтащил вереницу вагонов к платформам и остановился, надсадно пыхтя и пуская клубы дыма. Из вагонов торопливо посыпались пассажиры. Невысокий джентльмен ловко вскочил на подножку третьего вагона и исчез в глубине, вскоре появившись в компании элегантно одетого итальянца, на часовой цепочке жилета которого покачивалась подвеска в виде серебряной короны, и дамы с брезгливо-капризным выражением лица, в черном шелковом платье и черном же жакете с меховой оторочкой, нарочито небрежно наброшенном на плечи. За ними следовал проводник, сгибаясь под тяжестью чемоданов, которые тут же подхватил один из встречающих, и вся компания направилась наружу. Едва они скрылись из виду, от стены отделился мужчина в неприметном черном костюме-двойке и шляпе, отправившийся к телефонным автоматам. Звякнула монета. – Да, приехал. Поезд из Вегаса, как и предполагалось. С ним женщина. Рыжая. Да, принято. Мужчина повесил трубку, поправил шляпу и неторопливо направился в сторону подземки. – Ты уверен, что нас видели? – Да, босс,– Риччи кивнул и щелкнул зажигалкой.– Я заметил человека Лучано у платформ. – Это он позволил тебе себя увидеть, Нино,– поправил его Пьюзо.– Лучано так нам говорит «добро пожаловать». – Sì. Кстати, он ждет вас к десяти в «Салуми». – Пусть машина приедет к половине десятого. Загляни домой переодеться: ты тоже едешь. Риччи кивнул. Они были в кабинете Витторио: Нино нахально оперся прямо об его рабочий стол, а сам хозяин откинулся в кресле, на подлокотник которого примостилась Элизабет, внимательно слушавшая разговор. Слава богу, она хотя бы молчит. – Нашли Лизу Доусон,– продолжил Нино.– Один из рыбаков видел, как в южных доках ночью с причала сбросили что-то тяжелое. Я отправил парней понырять, и действительно: бедная девочка. К сожалению, тело до неузнаваемости объели рыбы, но платье — точно ее. Витторио поморщился. – Надеюсь, ты не... – Обижаете, босс. Не люблю бессмысленные убийства. В этом городе и так слишком много людей, которые после смерти никому не нужны. Вы бы знали, какие чудеса творят всего несколько долларов... – Отлично. Доки — те самые, которые принадлежат Солоццо? Риччи кивнул. – Это отвлечет их на некоторое время. Идем дальше. «Подвал»... Элизабет подалась вперед, жадно ловя каждое слово, и чуть не слетела с подлокотника. – Я не успел раскопать много, но за последние недели Благотворительная школа для девочек упоминалась в газетах несколько раз. Три из них упоминают ее в материалах о Харрисе — в связи с предстоящими выборами газетчики вспомнили, что он член попечительского совета. Два материала — объявления о пропавших девочках. Строго говоря, их больше, но только в двух упоминается школа. А вот одна заметка крайне любопытна. Примерно за месяц до смерти нашего дорогого делового партнёра в одной из газет вышла статья на всю первую полосу о том, что он занимается благотворительностью — отправляет в приюты, школы и богадельни свежие продукты. Взгляните, босс,– Нино подтолкнул в сторону Пьюзо лежащую на столе газету. На первой полосе красовалась огромная фотография Джулиано, пожимающего руку суховатому седому джентльмену в очках, на фоне жестяного фургона с надписью «14th street grocery». В углу снимка виднелся кусок вывески «...ная школа для девочек». – В тексте есть упоминания, что фургон развозит бесплатные продукты по нескольким заведениям раз в неделю, теперь в их числе и школа. – Четырнадцатая стрит...– Витторио потёр в задумчивости гладко выбритый подбородок.– Мне знаком этот адрес. – На соседней улице расположено ещё одно кабаре Джулиано, как его там... «Лебединая песнь»? Dio, ну и безвкусица. Мы были в нем однажды, помнишь? Там ещё официантки в перьях. Витторио закатил глаза, демонстрируя, что помнит. – Кажется, пришло время ещё раз их навестить. Поедем после «Салуми», чего зря время тянуть. – Я поеду с вами!– встрепенулась Элизабет. Витторио вздохнул. – «Это опасно», «женщинам не место в кабаре» и «тебя могут узнать» не сработает, я так понимаю? Я так и думал. Отдай Нино своего мальчишку-газетчика, переоденешься в машине. А сейчас иди, подготовься к «Салуми». – Витто,– обиженно протянула девушка.– Я думала, ты понимаешь, что я не глупая кукла, которую интересуют вечеринки... – Зато эта вечеринка интересует меня,– голосом Витторио можно было колоть лёд.– Лаки Лучано — не из тех, чье приглашение стоит игнорировать. Его приветствие на вокзале означает, что Лаки подозревает мою связь со смертью Джулиано. Нашу связь. Но доказательств у него нет. А я не хочу облегчать ему задачу. Так что, per la miseria, Лиз, vai di sopra e preparati a questa cazzo di festa. Элизабет не решилась спорить: она уже усвоила, что на итальянскую ругань Витторио переходит, только когда теряет самообладание, и испытывать судьбу ей не хотелось. Нино проводил девушку взглядом. – Frate... Ты ещё не передумал? – А ты бы передумал на моем месте? И куда бы ты ее дел? В воду, как мисс Джейн Доусон? Нино склонил голову, признавая правоту босса. Никто бы из них не понял другого, если бы тому пришло в голову убить выполнившего работу исполнителя — хоть зачастую это был самый простой выход. Их семья не любила бессмысленные смерти. – Давай вернёмся к делам. Что там? – Скай Тауэр всё ещё на торгах, но, кажется, на нее нашелся покупатель. Объединенный Банк Америки ищет себе новое здание — в старое их штат уже не влезает. Они на подъёме, ты слышал? Недавно довыпустили на торги ещё пакет акций, которые тут же разлетелись как горячие пирожки. Мы можем обменять здание на долю и место в правлении, такой шанс выпадает один раз в жизни. Витторио нахмурился. Что-то ему в этом всем не нравилось. – Не торопись. Есть другие предложения? – Муниципалитет предлагает цену в полтора раза ниже,– Нино скривился как от зубной боли: Скай Тауэр была его любимым ребенком.– 50% на наш выбор — ценными бумагами или наличными, 35% — долями в промышленных предприятиях и 15% — в виде освобождения от налогов до исчерпания суммы. – Изучи их предложение,– Нино удивлённо поднял глаза на босса, надеясь, что тот шутит, но Витторио оставался серьёзен.– Пусть предоставят список компаний, объемы долей и краткий финансовый отчёт. – Витто, это же в полтора раза меньше!– взвыл в отчаянии Риччи.– Мы же на одно только строительство больше потратили! – Я помню, Нино. Считай это интуицией. Все равно ничего определенного я не могу тебе сказать — сам не знаю. Так, неясные подозрения. Витторио легко поднялся на ноги, щелчком отбросил остаток сигареты в камин и направился к лестнице на второй этаж. – Езжай домой, переоденься. Жду тебя через три часа. Элизабет вертелась перед зеркалом, нервно оглаживая подол на бедрах. Для вечеринки она выбрала платье-футляр из жаккардовой ткани, по корсажу которого шла плотная серебряная вышивка с вставками из фальшивых кристаллов. К платью шли ажурные перчатки без пальцев выше локтя, на фоне которых кожа казалась еще бледнее — как и от темно-красных локонов и такого же цвета помады. Элизабет казалась сама себе вампиром. Бесшумно подошедший Витторио накинул ей на плечи шелковый палантин, отороченный меховыми кистями. – Нервничаешь? – Витто, мне страшно. – Не бойся. Ты все та же самая мисс репортёр, которая несколько месяцев назад шагнула к волку в пасть и победила. Что тебе какая-то вечеринка?– он положил руки ей на плечи и встал чуть позади, так что в зеркале Элизабет теперь видела их обоих. Она ещё раз поразилась, насколько миниатюрной выглядит рядом с высоким итальянцем, и насколько, черт возьми, хорошо он всё-таки сложен. Не скоро она перестанет сравнивать его с Джулиано, и уж точно никогда сравнение не будет в пользу последнего. – Мы очень хорошо смотримся вместе, не находишь?– негромко заметил он около ее уха, отведя прядь волос. Элизабет вдруг увидела их обоих его глазами. В зеркале отражался не просто capomafioso — это был, как говорили в Америке, self-made man, человек, полностью сделавший себя и свое окружение сам. Он не гнался за деньгами, властью, славой, не требовал признания. Он просто делал то, что у него получается лучше всего, и это отнимало все его время. Время, которое он не мог позволить себе тратить на неважные вещи. Все его люди вокруг, все, что его окружало, было важным. И она, Элизабет, стала тоже важной частью всего этого, важной частью его самого. Но не центром. И для него это был единственно возможный выбор. Девушка задохнулась от внезапно нахлынувшего чувства бесконечного одиночества. Мало кто из окружающих — особенно женщин — мог смириться с тем, что с ними или без них его жизнь не менялась, он сам — не менялся. И они уходили. Или уходил он: они якорем тянули его назад, в застывшее мгновение их встречи, когда ему было жизненно необходимо двигаться вперёд. И в этом было их главное с Джулиано отличие: Франческо пытался прибрать к рукам, остановить, заморозить минуты своего триумфа, наколоть их на булавки и разместить в своей коллекции, поставить штамп «мое». Витторио мертвые бабочки не интересовали. Да и живые, в общем-то тоже: он выращивал цветы, а бабочки заводились в них уже сами. Элизабет резко развернулась в его руках, взяла его лицо в ладони и притянула к себе. – Ты никогда не останешься один, слышишь? Я сделаю всё, чтобы мы все продолжали идти с тобой рядом. Ответа ей не требовалось.