***
Лань Сичэнь распахивает глаза, жадно хватая ртом воздух. Первое, что он ощущает — удушье и давление чужих пальцев, сжимающих его горло. Первое, что он видит — напряжённое лицо Цзян Ваньиня напротив. Первое, что он чувствует — накрывающая с головой волна паники, от которой он начинает захлёбываться. Не отдавая себе отчёта, не соизмеряя силы, он толкает Цзян Чэна в грудь так, что тот отлетает и бьётся спиной о ствол дерева, издав тихий болезненный стон. В следующую секунду он осознаёт, что захлёбывается он отнюдь не паникой, а собственной кровью, и сгибается в три погибели, отхаркивая её. Он чувствует, как она стекает по губам и подбородку, как течёт по горлу… Видит, как с его шеи медленно спадают наземь окровавленные бинты. — Не дёргайся, — хрипит Цзян Ваньинь, снова подбираясь к нему. — Иначе раны снова откроются. Он берёт новый, чистый бинт, и снова начинает обматывать шею Лань Сичэня, но на сей раз этот жест не вызывает такой жгучей паники. «Сон… Просто сон. Ночной кошмар…» — Моя вина, — Цзян Чэн досадливо морщится. — Я не заметил сразу… Должно быть, сеть ранила тебя сильнее, чем я сперва думал. Я видел шрамы, но они выглядели вполне здоровыми, и я не придал значения, пока они не открылись и не начали кровоточить. — Ты не виноват, — сипло выдохнул Лань Сичэнь, прикрывая глаза. Чужие пальцы на шею теперь давят отнюдь не пугающе, а заботливо и даже немного приятно, совершенно не вызывая напряжения. — И сеть тут тоже ни при чём. Цзян Ваньинь заканчивает с перевязкой и вопросительно смотрит на него. — Расскажешь? Теперь настала очередь Лань Сичэня досадливо морщиться. — Я… не хотел бы углубляться в это. Скажу лишь, что эти шрамы оставил тот, кто мне очень дорог. Цзян Чэн презрительно фыркнул, снова привалившись спиной к стволу дерева. — Если он оставил тебе шрамы и сбежал, он не достоин зваться тем, кто тебе дорог. — Не говори так, — излишне резко обрывает его Лань Сичэнь, хмурясь. — Ты ничего не понимаешь. Не знаешь всего, не знаешь, что сподвигло его так поступить. Ты не имеешь права судить. Цзян Ваньинь сверлит его долгим, тяжёлым взглядом, в глубине которого таится… что-то, что Лань Сичэню никак не удаётся уловить, и лишь пожимает плечами, отворачиваясь и закрывая глаза. — Как скажешь. Твоя очередь сторожить, я спать хочу.***
Лань Сичэнь видит их. Цзян Ваньинь пытается как-то прикрыть их, излишне поспешно отворачивается спиной и скрывается в водах пруда, у которого они остановились, но Лань Сичэнь всё равно видит их. Уродливые шрамы, исполосовавшие его грудь. Лань Сичэнь видит их и жалеет о собственных неосмотрительных словах, излишне поспешно сорвавшихся с его уст несколько ночей тому назад. Стыд грызёт его, сворачивается в тугой комок где-то в груди, сосёт под ложечкой, жжёт затылок и першит горло. «Ты ничего не понимаешь»? «Ты не имеешь права судить»? Это он, Лань Сичэнь, ничего не понимал и не имел права говорить такие слова. Он укорял Цзян Чэна за то, что тот судил поспешно, не зная всей картины, и сам поступил точно так же. Цзян Ваньинь понимал. Он понимал его лучше, чем кто-либо другой. Лучше, чем Лань Сичэнь мог представить. И если в появлении этих шрамов виноват Девятихвостый Лис… Что ж, он имеет право жаждать отмщения. Лань Сичэнь хочет извиниться. Хочет попытаться загладить свою вину за неосторожные слова словами другими, подобранными куда аккуратнее. Но произнести эти слова — значит, дать Цзян Чэну понять, что он видел то, что ему видеть было не положено, то, что от него, очевидно, так старательно пытались скрыть. Какое он имеет право после всего этого снова давить на больное, бередить старые раны лишь из эгоистичного желания успокоить собственную совесть? И Лань Сичэнь молчит. Цзян Чэн чувствует его напряжённый взгляд затылком и невольно трёт ноющую грудь. Глубоко вдыхает и ныряет, пытаясь спрятаться от этого взгляда под толщей воды. Он понимает, что его попытки скрыть шрамы были безуспешны. Но Лань Сичэнь молчит, и Ваньинь благодарен ему за это. Они оба пока не готовы говорить о своих ранах. Они ещё недостаточно друг другу доверяют, чтобы открыться. Может быть когда-нибудь потом… Может быть. Но не сейчас.