***
— Сичэнь!!! Цзян Чэн слишком поздно понял, что что-то не так. Что внезапное бессилие Сичэня связано не с эмоциональным потрясением, а вызвано иной причиной. Понял он это только тогда, когда дракон начал заваливаться вперёд, а по загривку прошлось знакомое тошнотворное ощущение… Ваньинь сам не заметил, как оказался рядом на коленях, подхватывая Лань Сичэня и прижимая к себе. И содрогнулся повторно, давя невольный рвотный спазм, когда увидел чёрную паутину узора у него на шее, выглядывающую из-под повязки. На эту черноту даже смотреть было тошно… К счастью или назло, в этот момент вернулись Цзинь Гуанъяо с Мо Сюаньюем. Змей тут же оказался рядом, осматривая рану брата. — Уложи его ближе к костру, — скомандовал он. — И отверни ему немного голову, чтобы я мог лучше видеть рану. Поглощённый беспокойством, Ваньинь даже не стал возмущаться такому командному тону, покорно выполняя то, что ему приказали. — Что с ним? — стиснув зубы, он наблюдал за сосредоточенным взглядом Цзинь Гуанъяо. — Рана ведь не была серьёзной! Ты говорил, что беспокоиться не о чем! — Похоже, я ошибся, — Гуанъяо поджал губы, возясь с братом. — Я так хотел верить, что всё будет в порядке, что не заметил, что отравление скверной куда серьёзнее, чем я полагал. Цзян Чэн почувствовал, как что-то холодеет внутри от этих слов. — Не понимаю… — просипел он. — Ведь я тоже сражался с Сюэ Яном! Тоже был ранен! Почему же со мной всё в порядке?! Цзинь Гуанъяо стиснул зубы, обрабатывая рану и бережно меняя повязку. — Похоже… Сюэ Ян сделал с ним что-то, чего не смог — или не захотел — делать с вами. Как-то воздействовал на рану. Для такого сильного осквернения необходим чуть ли не прямой контакт с Печатью Тьмы. — Сюэ Ян… — как завороженный прошептал Ваньинь. Потухший было гнев вспыхнул с новой силой, туманя разум, и поляну огласил взбешённый рёв: — Сюэ Ян!!! Цзян Ваньинь подорвался с места и, схватив пленника за ворот, с силой впечатал в ближайшее дерево, отчего оно жалобно заскрипело. — Отвечай! — прорычал он, рванув кляп так, что едва не свернул юнцу челюсть. — Что ты с ним сделал, ублюдок?! — Ой-ой, страшно-то как! — усмехнулся Сюэ Ян, разминая сперва затёкшую, а потом столь грубо потревоженную челюсть. — Не стоит так орать, господин Цзян, а то я от страха, глядишь, слова забуду. — Хватит со мной играть, выродок! — прошипел Цзян Чэн, стискивая его ворот так, что юнец засипел от нехватки воздуха. — Я тебе сейчас шею сверну! — Но как же я тогда смогу ответить на ваши вопросы? — искренне изумился Сюэ Ян, скаля клычки в улыбке. — У вас ведь их так много… И про эту рану, и про Девятихвостого, и про Печать Тьмы… — Я тебе ноги переломаю, если ты не перестанешь паясничать, сволочь! — Ваньинь снова приложил его об ствол дерева, разбивая пленнику затылок. — И тогда вам придётся тащить два тела: моё и вашего друга! — расхохотался тот, не обращая внимания на боль. — Право, господин Цзян, вам стоит подумать, прежде чем разбрасываться угрозами! — Ах, ты… — Оставьте его, господин Цзян, — устало вздохнул Мэн Яо, поднимаясь. — Очевидно, что он ничего не скажет. Состояние брата ухудшилось, но по моим прикидкам до Башни Кои он должен дотянуть. Наши лекари смогут ему помочь, — взгляд змея, обращённый на пленника, был преисполнен презрения и холодной злости, потеряв и тень былой дружелюбности. А произнесённые ледяным тоном слова заставили поёжиться даже Цзян Чэна: — А наши палачи вытянут из Сюэ Яна все ответы, обещаю вам.***
Болезненный рёв сотрясает горы. Этот рёв он узнает из тысячи… — Брат! Цин Лун прилетает слишком поздно и видит растерзанное тело белого дракона, а его кровь щедро орошает скалы. — Где он?! — огромный белый тигр наступает на сбитого с толку и убитого горем Цин Луна. — Бай Ху! Ты сошёл с ума! — Где Хули Цзин?! Мощный удар сбивает его с ног, а чужие клыки сжимаются на горле, и он чувствует, как захлёбывается своей кровью. Перед глазами всё плывёт, и вот уже сквозь кровавый туман проступают очертания города И, а клыки на горле сменяются стальными тисками. — А у тебя куда больше привязанностей, чем я думал, — смеётся Сюэ Ян ему в лицо. — Но здесь ты в моей власти, и ты лишишься всего! Видя краем глаза знакомую фиолетовую вспышку, Сичэнь чувствует облегчение, которое тут же сменяется ужасом. В этот раз всё не так. Сюэ Ян легко уворачивается, и в следующую секунду его клинок пронзает грудь Цзян Чэна. — Ваньинь!.. Сичэнь прорывается броситься к нему, но лишь беспомощно падает, снова захлёбываясь кровью. Он может лишь беспомощно смотреть, как Сюэ Ян выдёргивает меч, и Цзян Чэн безвольной тряпичной куклой падает на землю, остекленевшим взором глядя в одну точку. Как Цзянцзай перерезает горло беспомощному Мо Сюаньюю, и в глазах последнего застыли ужас и мольба. Лишь после этого Сюэ Ян подходит к Сичэню, насмешливо скалясь, приставляет острие меча к его горлу, давит медленно, мучительно медленно, сполна наслаждаясь его болью. Лань Сичэнь беспомощно хрипит и булькает, моля небо, чтобы спасительная тьма наконец пришла и забрала его. Она приходит. Она забирает.***
Он снова просыпается от собственного крика. Рану на шее нестерпимо жжёт, словно прижали раскалённое железо, перед глазами темно от боли… Когда разум проясняется, Лань Сичэнь понимает, что его кто-то удерживает, прижимая к постели, а знакомый голос шепчет что-то успокаивающее. — Ваньинь… — собственный голос звучит сорвано и придушенно. Похоже, сорвал… — Очнулся, — над ухом раздаётся облегчённый выдох и его, наконец, отпускают. Сичэнь сглотнул, с трудом разлепив глаза, и медленно огляделся, пытаясь понять, где он. Всё тело сковала такая слабость, словно сражение закончилось только что, даже пошевелиться сил нет. Пока он был без сознания, видимо, А-Яо и Ваньинь добрались до ближайшего города или деревни и перенесли его. По крайней мере комната, где они сейчас находились, выглядит вполне обжито, не в пример заброшенным домишкам в городе И, да и лежит он на нормальной, аккуратно застеленной кровати, а не на тюке соломы или голой земле. — Не шевелись, — на всякий случай предупредил Цзян Чэн, хотя Сичэнь и так не смог бы. — Цзинь Гуанъяо потратил массу усилий, чтобы остановить распространение скверны. Он говорит, что тебе нельзя напрягаться сейчас… Впервые при упоминании А-Яо в его голосе не звучало привычного раздражения. Наоборот, он был наполнен… благодарностью. — Ты был на волосок, — тихо продолжил Ваньинь, опуская голову. Было непривычно и больно видеть его таким… подавленным. — Ты и до сих пор… Словом, просто не напрягайся и делай, что мы тебе скажем, хорошо? Мы донесём тебя до Башни Кои, там тебе помогут. «Он… переживает за меня?» — Ваньинь, — Лань Сичэнь нашёл в себе силы, чтобы выдавить мягкую улыбку. — Всё хорошо. Я очнулся. Мне уже лучше. — Да я вижу, как тебе «лучше»! — огрызнулся Цзян Чэн. — Ты бледнее своих дурацких траурных одежд! Услышав такое сравнение, Лань Сичэнь невольно рассмеялся — вполне искренне, хоть и тихо. — Медведь? — неожиданно спросил он, чем вызвал немалое удивление Ваньиня. — Что? Медведь? Какой медведь? — тот знатно растерялся, глупо заморгав, чем вызвал новую улыбку у Сичэня. — Ты — медведь? Я видел следы когтей на животе у Сюэ Яна, пока ты ещё не очнулся. — Серьёзно?! — Цзян Чэн чуть не застонал в голос, закатив глаза. — С каждым разом ты выбираешь всё более удачные моменты для своих попыток угадать! Нет, чёрт возьми, я не медведь! Лежи и отдыхай! — Мне скучно просто лежать, — Сичэнь показательно надулся и засопел, чем снова заставил Цзян Чэна закатить глаза. — Сколько вам лет, господин Лань? — язвительно осведомился он. — Ведёшь себя, как ребёнок. Скучно ему, видите ли! — Ладно тебе, Ваньинь, — снова тепло улыбнулся Сичэнь. — Я ведь не пытаюсь встать или что-то подобное. Что плохого будет, если мы просто поговорим? Цзян Чэн лишь покачал головой и сдался. — Ладно. Хорошо. Какой твой любимый цвет? — Что? — теперь от неожиданности опешил уже Лань Сичэнь. Из всех тем для разговора Ваньинь выбрал… такую? — Ты слышал! — огрызнулся Цзян Чэн. — Сам предложил поговорить! Обычно, когда ты это предлагал, подразумевал наш «вопрос-ответ». Я спросил. Отвечай. — Ты серьёзно? Цвет? — усмехнулся дракон, саркастично окинув взглядом его и свои одежды. — Не слишком ли очевидно? — Нет. Отвечай. — Ладно, — он чуть пожал плечами и поморщился от боли, когда на движение отозвалась потревоженная рана, краем уха слушая раздражённое шипение друга. — Белый. Твой? — Лазурный. Лань Сичэнь распахнул глаза, удивлённо воззрившись на Цзян Чэна. Похоже, он поспешил, когда решил, что ответ очевиден… — Что? Не ожидал? — усмехнулся Цзян Чэн, поймав его взгляд. — Твоя очередь спрашивать. — Ладно, — Лань Сичэнь вздохнул, набираясь смелости, и задал свой вопрос: — Расскажи подробнее о своих шрамах. Ваньинь вздрогнул, поджимая губы, и отвернулся. — Я же говорил, я не могу… — Ваньинь, — мягко позвал Лань Сичэнь. — Я никому не расскажу этого. Скорее всего, скоро я никому ничего не смогу рассказать… — Замолкни! — неожиданно зарычал Цзян Чэн, вскочив с места. — Не смей говорить таких глупостей! — Ваньинь, пожалуйста, послушай, — Лань Сичэнь поймал его за руку, мягко удерживая. — Не думай, что я так просто сдаюсь или что-то в этом духе. Просто… я видел подобное. Пожалуйста… Ты выслушаешь меня? Ваньинь посмотрел на него сверху вниз, ещё несколько секунд меча молнии, и медленно опустился назад, сжимая губы. Лань Сичэнь благодарно улыбнулся ему и заговорил снова: — Ты много раз мог слышать от меня, А-Яо и Хуайсана упоминания о нашем старшем брате, Не Минцзюэ, но я никогда не рассказывал тебе подробностей о его смерти. По правде сказать, многие события тех лет стёрлись из моей памяти. Я помню лишь обрывки, и не часто даже могу понять, действительно ли это мои воспоминания или только сны. Но, увы, то, что я бы хотел забыть больше всего, я помню слишком отчётливо. Это смерть брата. Он был ранен в битве, в горло, так же как и я. Подробностей той войны я уже не помню. Кто сражался, с кем, за что? Помню только ожог у него на шее, от которого разило скверной. Помню, что он подозрительно долго не заживал, сколько бы духовных сил мы не тратили на это. В конце концов Минцзюэ просто привык жить с ним. Вот только каждый раз, когда он испытывал негативные эмоции, когда ему было больно или он злился, ему становилось хуже, а скверна всё дальше и дальше распространялась по его телу, искажая его духовную энергию… От этого он в итоге и умер. От искажения ци однажды он впал в буйство, и уже не смог прийти в себя. Он убил всех, кто пытался приблизиться к нему и помочь, после чего сам… Этому я не был свидетелем. К несчастью, лицезреть это пришлось младшим, А-Яо и Хуайсану. Боюсь даже представить, сколь тяжёлым оказался для них этот удар… Я же помню лишь то, что этому предшествовало. Как с каждой вспышкой гнева он всё дальше загонял себя в могилу. И помню то, что было после… Знаешь, он умер человеком. Словно бы скверна настолько исказила и высосала его силы, что он больше не мог оставаться духом. И хоронили его в человеческом теле. Это было… жутко. Сколь силён и велик он был при жизни, столь слаб и беспомощен оказался в смерти… Сичэнь глубоко вздохнул, зажмурившись, пытаясь унять боль в ране. Это откровение далось ему слишком тяжело, и боль от воспоминаний вновь заставила скверну ожить, но ему было важно рассказать это… — Ваньинь, я не питаю иллюзий, — снова заговорил он. — Скверна питается той тьмой, что сокрыта в душе. Нашим гневом, болью, страхами… Мне слишком часто снятся кошмары, чтобы остановить её распространение. Боюсь, я умру прежде, чем мы доберёмся до Башни Кои. Просто… Прежде чем умру, я бы хотел сказать тебе, что… — Молчи, — неожиданно оборвал его Чзян Чэн. — Я уже сказал, что ты не умрёшь. Я выслушал тебя, а теперь ты выслушай меня. Что бы ты ни говорил, даже если ты сам уже отчаялся и сдался, я не сдамся, понял?! Я не дам тебе умереть. Я потерял слишком многих, и тебя я не потеряю! Хочешь что-то мне сказать? Тогда борись. Я выслушаю тебя только после того, как ты своими ногами покинешь со мной Башню Кои, ты понял?! Вот моё тебе условие. Сичэнь удивлённо моргнул, глядя на него. Слышать такие слова от вспыльчивого, колючего Ваньиня, было… Он даже не мог подобрать подходящего сравнения для этого чувства. Просто вдруг в груди стало невероятно тепло, дышать стало легче, а боль утихла. Словно бы его слова и впрямь придали ему сил для борьбы. — Ваньинь… — Цзян Чэн, — резко сказал тот, снова прерывая его, и, увидев удивлённый взгляд дракона, пояснил: — Это моё первое имя. Ты… можешь звать меня так.* Лань Сичэнь удивлённо распахнул глаза, уставившись на него. Он не мог поверить в то, что услышал только что. Неужели Ваньинь действительно назвал ему своё первое имя? Неужели он, Лань Сичэнь, действительно настолько важен? В этом жесте было заложено обещание, куда более нерушимое, чем во всех прочих его словах. Дракон вдруг устыдился того, что так быстро сдался. Имел ли он на это право после такого? Цзян Ваньинь — Цзян Чэн — столько лет провёл в одиночестве, в вечной гонке за единственным врагом, и впервые за всё это время повстречал того, кого может назвать другом. Того, кому может открыть своё первое имя. А Лань Сичэнь уже опустил руки из-за болезненных воспоминаний? — Я… Хорошо, Цзян Чэн. Обещаю тебе, что всё тебе расскажу, когда своими ногами вместе с тобой покину Башню Кои.***
Однако одной лишь решимости оказалось недостаточно. На следующую ночь ему снова приснился кошмар, а потом стало ещё хуже… Лань Сичэнь теперь почти не приходил в себя, и это сильно замедляло их продвижение к Башне Кои, хотя они и старались идти так быстро, как было возможно. Приходилось всё чаще останавливаться, чтобы Цзинь Гуанъяо мог обработать рану и хоть как-то сдержать продвижение скверны, и каждый раз Цзян Чэн испытывал странную жгучую смесь эмоций. С одной стороны, он был искренне благодарен ему за то, что тот помогает Лань Сичэню. Когда Гуанъяо склонялся над ним, меняя повязку, Ваньинь не чувствовал фальши. В своей заботе о брате змей был совершенно искренен… И в то же время он чувствовал болезненный укол ревности, когда видел, как Цзинь Гуанъяо бережно снимает белоснежную ленту, осторожно вытирая лоб брата от липкого холодного пота. Змей сразу же откладывал ленту, ни разу не оставил себе и не задержал в руках дольше необходимого, но даже этих нескольких секунд хватало, чтобы Цзян Чэн начал сходить с ума от ревности. Ваньинь невольно вспоминал, как совсем недавно сам не решался даже коснуться лобной ленты Сичэня. Знал ли Мэн Яо о том, что он открыл дракону своё первое имя? Знал ли, что он на самом деле чувствовал? Ваньинь искренне надеялся, что нет. — Ему становится хуже, — сказал однажды змей. — Не знаю, связано ли это с участившимися кошмарами, с близостью Печати Тьмы или… Боюсь, я снова ошибся. — Что ты хочешь этим сказать? — Цзян Чэн стиснул зубы, впившись в него злым взглядом. — Ты же сказал, что ваши лекари ему помогут! — И в этом я ошибся, — упавшим голосом сказал Гуанъяо, глядя, как Сичэнь мечется в лихорадке. — Боюсь, уже слишком поздно. Брат… Скажите, господин Цзян, брат рассказывал вам, как погиб наш старший брат, Не Минцзюэ? Ваньинь стиснул зубы, медленно кивнул. Разум всё ещё отказывался принимать то, что ему говорят. — Тогда, наверное, он упоминал, что именно мне пришлось видеть брата в миг его смерти, — тихо проговорил Мэн Яо, и голос его предательски дрожал. — И я могу сказать вам, что то, что я вижу сейчас, слишком близко к тому, что видел тогда. Боюсь, у брата есть лишь один шанс, но у нас не получится им воспользоваться… — Шанс? — Цзян Чэн тут же вскинулся, уцепившись за стремительно тающую надежду. — Какой шанс? Да говори же, чёрт тебя подери!.. — Облачные Глубины, — Гуанъяо чуть поморщился от громкости чужого голоса, но стерпел. — Я уже говорил, лекари Облачных Глубин искуснее наших. Кроме того, для рода драконов Облачные Глубины являются родной священной землёй, и это может придать брату необходимых сил. Но Земля Дракона находится в противоположной стороне, и мы слишком далеко от неё! Моя духовная ипостась не подходит ни для скорых перемещений, ни для того, чтобы перенести кого-то, к тому же, мы не можем бросить Сюаньюя и Сюэ Яна. Ваньинь слушал его молча, не проронив ни слова. Его вдруг разобрал смех на грани истерики. Столько лет, столько он скрывался среди людей! Прятал ото всех свою суть, он уже и забыл, когда полностью принимал свой истинный облик! Он и дальше бы предпочёл скрываться. Предпочёл бы, чтобы его считали мёртвым. Только вот ценой его тайны станет чужая жизнь. Жизнь, которая для него была дороже его собственной… — Я могу сделать это, — тихо сказал он в ответ на недоумённый взгляд Гуанъяо, когда смог успокоиться. — Я отнесу его в Облачные Глубины. — Господин Цзян, — осторожно сказал змей. — Даже если в вашей духовной ипостаси вы достаточно быстры, вы не сможете этого сделать. Земля Дракона полна непроходимых и крайне запутанных гор, без проводника вы там заблудитесь! — Знаю, — ухмыльнулся Цзян Чэн, и в его глазах плясало странное веселье. — Знаешь, ведь так мы с Сичэнем и познакомились. Мне нужен был проводник в Землю Дракона… Вот только Облачные Глубины, пожалуй, единственное место в ней, которое я могу найти без труда. Он поднялся на ноги и мрачно посмотрел на Гуанъяо сверху вниз. — Присмотри за Сюаньюем. Если с ним что-то случится, я тебе ноги переломаю! — Не беспокойтесь, господин Цзян, — змей кивнул, серьёзно глядя на него в ответ. — Я позабочусь об А-Юе, а Сюэ Яна и Печать Тьмы доставлю в Башню Кои и помещу под надёжную охрану. Прошу вас… Спасите брата. Ваньинь лишь усмехнулся. — Я бы сделал это, даже если бы ты не попросил. Он бережно поднял Сичэня, устраивая его у себя на спине, и отступил на пару шагов. Его фигуру окутал серебристый свет, а в следующую секунду ночь сотряс громогласный звериный рык. — Этого… не может быть! — невольно ахнул Цзинь Гуанъяо, шокировано глядя на огромного белого тигра, представшего перед ним. — Господин Бай Ху, Белый Тигр Запада! Это вы! Вы живы!.. Тигр ничего не ответил ему, лишь величественно глянул сверху вниз, коротко рыкнул напоследок и оттолкнулся лапами, мгновенно исчезая в ночной тьме.***
Цзинь Гуанъяо задумчиво смотрел вдаль, в ту сторону, куда несколько секунд назад умчался могучий зверь. Выражение трепета исчезло с его лица, как только пропали зрители. Он щёлкнул пальцами, и путы отпустили Сюэ Яна, позволяя ему подняться. — Хах, ну наконец-то! — протянул он, довольно потягиваясь. — У меня уже всё затекло за столько дней! — Ты облажался, — не глядя на него, ответил Мэн Яо. — Я, кажется, ясно сказал тебе, что брат не должен пострадать, да и мальчишка, если что, нужен мне живым. А ты что? Одного пырнул мечом, а другого отравил скверной! — Ты не предупреждал меня, что к моему порогу может заявиться кто-то из Небесных Владык, — фыркнул Сюэ Ян. — Благодарил бы за то, что я сохранил Печать Тьмы! Да брось, ничего с твоим братцем не случится. Полежит пару дней в своих Облачных Глубинах, как ты и сказал, да оклемается. Ну, или недель. Вдали от Печати Тьмы эффект быстро рассеется. В итоге всё сложилось даже как нельзя лучше: мы спровадили этого грозного-грозового парня и твоего брата, сохранив при этом Печать Тьмы. Признайся, ты сам искал способ сделать это! Я оказал тебе услугу. Цзинь Гуанъяо лишь хмыкнул в ответ и подошёл к сжавшемуся от страха Сюаньюю. Юноша до последнего надеялся, что всё это лишь кошмарный сон, что его не бросят вот так одного… Однако кошмар был реальностью. Он поднял полные мольбы и ужаса глаза на брата, то и дело косясь на Сюэ Яна и дрожа, как осиновый лист. — Цзинь-сюн, пожалуйста… — всхлипнул он. — Тш-ш… Тише, А-Юй, — с притворной лаской улыбнулся Гуанъяо, потрепав его по щеке, и, взяв за ворот, без видимых усилий поднял брата на ноги. — Признаю, я был не прав, когда выгнал тебя. Кто же знал, что ты прихватишь с собой кое-что очень нужное мне… — Цзинь-сюн, это не так, клянусь! — со слезами на глазах выдавил Сюаньюй, цепляясь за его руку. — Поверь мне, я ничего не крал у тебя! — Да нет, А-Юй, кое-что украл, — с той же фальшивой лаской сказал Мэн Яо. — Ничего страшного, я не сержусь. Я просто заберу это обратно — и мы забудем об этом инциденте. Надеюсь, ты не будешь сопротивляться? Потому что я во что бы то ни стало заберу это, А-Юй. Даже если придётся спустить с тебя кожу.