Владыки лазурно-белых небес

      — ТЫ!!!       Воздух в цзинши заискрился и наполнился запахом озона. А вихрь духовной силы швырнул к стенам мелкие предметы интерьера, вроде кистей и чернильницы, принося хаос и бардак и безукоризненный порядок, поддерживавшийся тут веками.       Отшвырнув в сторону разделявший их столик, чудом устоявший после первого порыва, Цзян Чэн рванулся с места, пытаясь добраться до Вэй Усяня, но Лань Ванцзи среагировал быстрее. Он сделал короткий взмах, метнув талисман, который обратился большим шипом и пригвоздил к полу одно из звеньев цепи, до сих пор сковывавшей руки тигра.       — Цзян Ваньинь, — предупреждающе проговорил он, но тот даже не подумал слушать.       Зарычав, больше раздосадованный такой помехой, нежели действительно приведённый в чувство, Цзян Чэн послал по звеньям злосчастной цепи поток духовной энергии, после чего лёгким усилием разорвал свои оковы и снова ринулся к брату, но Лань Ванцзи снова успел среагировать вовремя, возникая между ними молчаливой, но нерушимой преградой.       — Цзян Ваньинь! — повторил он, положив ладонь на рукоять меча, но пока не извлекая его из ножен.       — Прочь с дороги! — зарычал Цзян Чэн, наконец, обращая на него внимание.       — Цзян Чэн, послушай… — осторожно подал голос Вэй Ин из-за спины Второго Нефрита, но взбешённый рёв прервал его на полуслове:       — Умолкни!!!       Взгляд Ваньиня бешено метнулся обратно к лису, отчего у того по коже побежали мурашки, словно десяток искр. В этом взгляде, цепко оглядывавшем Вэй Усяня, смешались гнев и презрение, копившиеся и разраставшиеся сотни лет. Губы Цзян Чэна исказила злая усмешка.       — Подумать только… Мне ведь действительно и в голову не приходило, что ты можешь прятаться здесь. Забавно, а ведь когда-то ты прятался за моей спиной от него, — Цзян Чэн кивнул за застывшего нефритовой статуей Лань Ванцзи, — так же, как сейчас прячешься за его спиной от меня. Ты так правдоподобно плакался мне, как боишься Двух Нефритов, что я поверил тебе. Защищал тебя, ради тебя готов был войной пойти против целого мира — и чем ты отплатил мне?! Вэй Усянь, я тебя спрашиваю! Я говорил тебе, сколько раз говорил: уничтожь чёртову Печать! Почему ты меня не послушал?! К чему это всё привело?!       Вэй Ин с болью посмотрел на брата, которого так давно не видел. Глупо, конечно, было полагать, что после всего случившегося они радостно обнимутся и вновь воссоединятся… И всё же он надеялся, что за столько лет гнев Цзян Чэна немного поутихнет. Только он, напротив, лишь разгорался сильнее с каждым годом молчания…       — Цзян Чэн, я не мог её уничтожить, — тихо сказал ВэйУсянь. — Не мог, понимаешь? Слишком высока цена. Если уничтожить Печать…       — Заткнись!       То и дело в воздухе сверкали молнии, вонзаясь в поверхности и оставляя на них подпалины, но ни одна так и не пересекла невидимую черту, пролегшую между Белым Тигром и Вторым Нефритом, всё так же стоявшим между братьями.       — Заткнись, — тише, но не менее зло прошипел Ваньинь. — Мне плевать, что ты сейчас скажешь. Будешь рассказывать мне про цену уничтожения Печати? Вэй Усянь, ты должен был рассказать мне с самого начала! Проклятье, я верил тебе! Я считал, раз ты молчишь, так надо! Не давил на тебя, защищал тебя! Я позволил тебе оставить Печать раз, другой, снова и снова! Я всегда был на твоей стороне, я защищал тебя ото всех! Почему?! Почему ты не сказал мне сразу?! Мы могли бы вместе что-нибудь придумать, могли бы найти решение, могли бы… Чем я заслужил твоё недоверие? Молчи, Вэй Усянь. Не рассказал мне с самого начала — молчи теперь. Я не желаю знать.       Цзян Чэн горько рассмеялся, качая головой.       — Знаешь, я ведь искал тебя, — неожиданно спокойно сказал он, глядя на брата в упор. — Я знал, что ты жив. Сперва ждал на пепелище Пристани Лотоса, похоронив Яньли. Думал, уж туда-то ты точно вернёшься. Домой. К твоей любимой шицзе. Хотя бы почтить её память… Потом просто — искал. Волновался, думал, с тобой что-то случилось. Но от тебя не было ни слуху, ни духу. Я думал, что ты попал в плен, но никто из Домов Бессмертных не начал неожиданно набирать силу, не заявил, что теперь владеет Печатью Тьмы. Ты просто исчез вместе с ней. Понимаешь? — голос Цзян Чэна начал дрожать, постепенно снова становясь громче, выдавая его истинные чувства: — Из-за тебя погибли те выжившие последователи Алой Птицы. Погибли Вэнь Нин и Вэнь Цин. Погибла Яньли. А ты просто… исчез! Исчез, сволочь! Наворотил дел, поставил весь духовный мир на грань — и спрятался в нору! Ты лгал мне, ты предал меня, из-за тебя погибли все, кого я любил! Ты оставался единственным, кто был мне дорог, но ты и себя забрал у меня!       Ваньинь стиснул зубы, чувствуя в горле мерзкий ком, мешавший нормально говорить. В этот момент он лишь надеялся, что глаза не слишком сильно блестят, выдавая непролитые слёзы…       — Посмотри мне в глаза, Вэй Усянь, и попробуй сказать! Попробуй сказать, что мне не за что тебя ненавидеть! Попробуй сказать, что ты не виноват! Ну?! Скажи хоть что-нибудь! Только не смей — слышишь, не смей! — говорить, что сожалеешь. Не смей просить у меня прощения после всего, что сделал. Ты не сожалел тогда. Ты не сожалел все эти годы, раз даже не попытался дать мне знак. Не говори, что сожалеешь теперь.       Цзян Чэн расправил плечи, и вековую горечь в глазах сменила холодная злоба.       — В Облачных Глубинах запрещено убивать. Это одно из местных пресловутых правил. Сейчас их уже, наверное, не три, а все четыре тысячи, если не больше… Сейчас я на чужой территории и я покорюсь закону её хозяина. Я ещё помню, что такое гордость. Но никогда — никогда! — не попадайся больше мне на глаза за пределами Облачных Глубин. Если я увижу тебя ещё раз — убью без колебаний, и ничто меня не остановит!       Он резко развернулся, направляясь к выходу, когда холодный голос дракона остановил его:       — Стой. Куда ты?       — Подальше отсюда!       — Тебе не разрешено свободно перемещаться по Облачным Глубинам.       Ваньинь усмехнулся, не оборачиваясь, словно боялся, что если ещё раз увидит брата, действительно больше не удержится.       — Тогда сопроводи меня, конвоир. Отведи туда, куда мне можно находиться, хоть в темницу запри — только подальше от этого ублюдка!       Лань Ванцзи едва заметно нахмурился, оглянувшись на Вэй Усяня, словно бы колебался. Конечно, по его лицу невозможно было ничего прочесть, но Вэй Ин всё понял…       — Иди, Лань Чжань. Я… тут пока побуду, хорошо? Что-то я устал с дороги, столько мчался сюда…       Он сел возле стены прямо на пол, обхватив колени руками, словно пытался вернуться в клубок, стать как можно меньше, спрятаться от всего и всех. Так много хотелось рассказать Цзян Чэну. Рассказать всё, что умалчивал раньше, рассказать, как всё было на самом деле, а потом молить, молить о прощении… Но Вэй Усянь понимал: что бы он ни сказал сейчас, брат не услышит его. Он не готов услышать. Он не хочет даже слушать, хотя и требовал ответов…       Лань Ванцзи сжал губы, чувствуя настроение лиса, и нехотя кивнул, выводя Цзян Чэна из цзинши. Тот молча шёл за Вторым Нефритом, не пытаясь сопротивляться и даже не глядя по сторонам — только куда-то себе под ноги, упорно не замечая ничего вокруг, мрачно хмурясь и злясь.       — Я могу увидеть его? — неожиданно подал он голос.       Лань Ванцзи оглянулся на него, лишь этим выдавая свою заинтересованность.       — Кого?       — Сичэня.       Повисла долгая тишина, и когда Ваньинь уже решил, что негласный ответ был отрицательным, снова раздался голос Второго Нефрита:       — Зачем?       Теперь замолчал Цзян Чэн, пытаясь подобрать слова, но в итоге произнёс лишь одно:       — Попрощаться.       Лань Ванцзи снова бросил на него взгляд через плечо, кивнул, видимо удовлетворённый подобным ответом, и свернул на одну из боковых дорожек, уводя гостя-пленника куда-то вглубь Облачных Глубин.       Дорожка провела их мимо жилых зданий, библиотеки, учебной комнаты, где сейчас молодые адепты в белом усердно записывали слова учителя, и, петляя, стала подниматься всё выше в гору. Она мягко огибала её склон, бежала между сосен, наполнявших прохладный горный воздух приятным запахом хвои, а затем неожиданно выскакивала на лужайку, расположенную в отдалённом, уединённом уголке Облачных Глубин. Лужайку густо усыпали фиолетовые цветки горечавки с крошечными бутонами великолепного оттенка, вызывающими восхищение любого, кто проходил мимо, а посреди этой красоты спокойно стоял небольшой домик, простой и скромный, но отчего-то невероятно уютный и милый.       Цзян Чэн невольно замер, любуясь представшим великолепием. Губы тронула улыбка, когда он вспомнил, как на вопрос о любимых цветах Лань Сичэнь назвал горечавки. Теперь понятно, почему… Так же, как лотосы для самого Ваньиня, эти цветы напоминали дракону о доме: по большей части из цветов в Облачных Глубинах росли магнолии, гардении и белые хризантемы, а горечавки Цзян Чэн видел лишь на этой поляне, однако не возникало сомнений, кому принадлежал этот домик и где Лань Сичэнь чувствовал себя спокойнее всего.       Лань Ванцзи подошёл к двери домика и открыл её, жестом приглашая Ваньиня войти. То ли расположение создавало такую зрительную иллюзию, то ли из-за магии, но снаружи домик казался куда меньше, чем оказался внутри. Внутреннее убранство было скромным, но не чрезмерно: ничего лишнего, однако всё, необходимое для должного уровня комфорта, было под рукой.       Лань Ванцзи, не задерживаясь, прошёл за ширму, отделявшую основную, жилую, часть от, видимо, спальной. Цзян Чэн помедлил несколько секунд, жадно озираясь, словно желая по обстановке дома понять, чем живёт её владелец, узнать о нём больше, но, почувствовав на себе неодобрительный взгляд золотых глаз (хоть Второй Нефрит и продолжал сохранять каменное выражение лица, отчего-то Ваньинь отчётливо в этот момент понял, что это было именно неодобрение), тоже поспешил обойти ширму.       Там, на кровати, уже омытый и переодетый, мирно спал Лань Сичэнь, сложив руки на груди в благопристойной позе. Адепты, ухаживавшие за ним, явно знали своё дело и относились к Владыке со всем должным почтением. Раны на шее уже были заботливо обработаны и перевязаны, и теперь энергия Земли Дракона поддерживала и исцеляла своего хозяина: Цзян Чэн даже почти видел бесчисленные тонкие нити, подрагивавшие в воздухе серебристым куполом над фигурой дракона.       Лань Ванцзи опустился на колени возле постели брата, вглядываясь в его лицо, и на мгновение Бай Ху показалось, что в его глазах он видит тень собственных переживаний. Показалось, что рука младшего дракона, лежавшая на колене, чуть дрогнула, словно желая коснуться руки старшего брата, но так и осталась лежать на месте. Наваждение растаяло так же быстро, как иней на утреннем солнце.       Ваньинь вздохнул, опускаясь рядом с ним и глядя на спокойные, умиротворённые черты Лань Сичэня. Прекрасные и благородные, словно выточенные талантливой рукой неведомого мастера из драгоценнейшего нефрита, и бледность его теперь казалась не болезенной, но изящной. Сердце защемило от этого зрелища, и его рука, как и рука Второго Нефрита недавно, так же дрогнула, желая прикоснуться и ощутить бархат кожи на пальцах…       Цзян Чэн сжал ткань одежд, заставляя себя усмирить дрожь в непослушных конечностях, а некстати расшалившееся сердце замедлить свой бег.       — Он действительно ничего не помнит? — тихо спросил он Лань Ванцзи и получил утвердительный кивок в ответ.       — Мгм.       Некоторое время они молчали, каждый о своём, когда Ваньинь снова нарушил тишину:       — Как это произошло?       И снова повисла тишина. Снова ему показалось, что он не дождётся ответа, когда раздался негромкий, глубокий голос Второго Нефрита:       — Точно мы не знаем. Когда он очнулся от ран после вашей битвы, он уже ничего не помнил. Мне кажется, он сделал это сам.       Цзян Чэн удивленно уставился на него.       — Сам?       — Да. Это тяжело сказалось на нём. Он скорбел о гибели старшего брата. Сожалел о недопонимании, возникшем между вами. Хотел всё исправить, когда ты явился к нашему порогу. А потом — волна скверны, что сотрясла весь духовный мир… Это стало последней каплей. Он не выдержал и запер свои воспоминания, желая избавиться от тяжкого бремени Владыки, — Лань Ванцзи перевёл на него пристальный взгляд, словно бы изучал реакцию тигра на свои слова, и коротко добавил: — Как и ты.       Цзян Чэн лишь криво усмехнулся в ответ на его слова.       — Ты слишком плохо меня знаешь, чтобы делать подобные заявления.       Он снова перевёл взгляд на безмятежное лицо Лань Сичэня и закусил губу.       — Значит, это из-за меня? — тихо спросил он. — Из-за меня он ничего не помнит и мучается кошмарами? Из-за меня он предпочёл всё забыть… Поэтому он действительно не узнал меня. Не вспомнил.       Лань Ванцзи не стал отрицать, ответив коротко в своей излюбленной манере:       — Мгм.       Ваньинь горько улыбнулся в ответ.       — Но если он узнает, кто я, то, скорее всего, всё вспомнит.       — Мгм.       Снова повисла напряжённая тишина, которую опять нарушил Цзян Чэн:       — Ты… не дашь нам пару минут? — заметив, как ему показалось, настороженный взгляд Второго Нефрита, Ваньинь с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза. — Я не наврежу ему. Я не для того нёс его сюда. Обещаю тебе: пара минут — и я навсегда покину Облачные Глубины.       Лань Ванцзи несколько секунд молчал, разглядывая его, словно пытался решить, стоит ли ему доверять, после чего так же молча поднялся и вышел на улицу, оставляя их наедине.       Он стоял на улице, среди этого небольшого озерца горечавок, и терпеливо ждал. Он не хотел оставлять брата наедине с тем, кто принёс ему столько горя, но не мог не признать: как бы сильно он не недолюбливал Цзян Ваньиня, именно Белому Тигру его брат на сей раз обязан жизнью. И если то, что рассказал Бай Ху — правда, а лгать ему не имело смысла, то он имеет право на эти несколько минут. При всех их разногласиях, Лань Ванцзи знал одно: Владыка Запада горд, благороден и честен. Он не станет нападать на беззащитного, не станет бить в спину и не станет лгать или нарушать слово. Конечно, с момента их последней встречи много воды утекло, но Второй Нефрит был уверен, что эти качества Белого Тигра остались неизменны.       И действительно, вскоре за его спиной послышалось тихое шуршание открываемой и закрываемой двери и по-кошачьи упругие шаги.       — Всё. Я готов, — сказал Цзян Ваньинь. — Проводи меня до ворот, коль уж, по твоим словам, мне нельзя самовольно перемещаться по Облачным Глубинам, и я уйду. Как и обещал — навсегда.