***
Цзян Чэн хотел бы сказать, что он кипит от злости. Что бесконечные недомолвки Сичэня, его извинения, попытки убежать от неудобных ситуаций его окончательно взбесили. На деле он был разбит и сломлен. Он не чувствовал ничего, кроме опустошения. Он решил рискнуть, сделать шаг за край — но шагнул в пропасть, и теперь он падал, мечтая лишь об одном: скорее пасть на дно и разбиться. Ошибка. Это всё было ошибкой. Тот пьяный поцелуй Сичэня, всё, что сам Ваньинь себе надумал… Иллюзия, за которую он так отчаянно цеплялся. Цеплялся, потому что устал от одиночества, потому что уже практически с ума от него сходил, потому что впервые за столько веков позволил себя слабость, простое желание быть кем-то любимым… Но, очевидно, не Сичэнем. Действительно, зачем ему Цзян Ваньинь? У него есть семья, есть любящий брат (и даже не один), есть свой Дом Бессмертных, который гордо возвышается над его землёй, а не лежит в руинах. Его любят, его уважают, он не один и не одинок. Когда-то он пошёл за Цзян Чэном из чувства долга, но вряд ли станет его любить из жалости, просто потому, что Ваньиню надоело быть одному. Лань Сичэнь слишком благороден для этого, поэтому всё, что остаётся Цзян Чэну — очередное «извини». И прощальное «доброй ночи». Лань Сичэнь хотел поговорить с ним, но Ваньинь не хотел слушать. Что он может сказать? Ещё одно — или несколько — «извини», и какое-нибудь глупое, сопливое продолжение типа «но мы не можем быть вместе»? Однажды Ваньинь уже полюбил, и получил такое же «извини, но…» с отказом. И теперь всё повторяется, ха… Что ж, правду говорят: история циклична. Видимо, ему просто не судьба обрести своё счастье. Нет семьи, нет друзей, никем не любимый, без дома и крова… Нет, конечно, он мог бы попробовать восстановить Пристань Лотоса. Но зачем ему дом, если туда некого привести? Зачем нужен дом, в котором никто не ждёт? Защищать и обучать людей? Люди сказали своё слово, когда сожгли его дом. Людям он не нужен. Никому не нужен… Лучше ему так и остаться безвестным заклинателем, прятаться за грозой и тучами, помогать тем, кто действительно нуждается, из тени. Не пытаться ни с кем связать свою судьбу и никак о себе заявить. Однажды он уже обжёгся на этом. Через много лет решил попробовать снова, подумал, что теперь-то, возможно, всё будет иначе — и обжёгся снова. Значит, так тому и быть. Погружённый в свои тяжкие раздумья, Цзян Чэн не сразу заметил запах гари…***
Лань Сичэнь был разбит и растерян. Он сам не понимал, что делает, и осознал себя уже только на улице, отчаянно выискивающим кого-то в толпе. Спустя ещё несколько секунд пришло и понимание, кого и зачем он искал. Брат и Вэй Усянь. Он должен их найти, должен с ними поговорить. Припереть к стенке и задать, наконец, те вопросы, которые должен был задать давным давно. Должен перестать убегать, как и говорил Ваньинь. Он был прав, сотню раз прав, во всём прав! Лань Сичэнь не ожидал, что ему повезёт, однако судьба, ради разнообразия, решила улыбнуться ему, и скоро он увидел среди толпы впереди две фигуры, в белом и чёрном, словно живое воплощение символа Инь и Ян. — Господин Лань! — Вэй Усянь широко улыбнулся. — Вы так скоро разыскали нас. Неужели есть новости? Вы нашли его? Сложно сказать, действительно ли он ничего не заметил или решил, как обычно, скосить под дурачка, но Лань Ванцзи, в отличие от супруга, точно обратил внимание на взволнованное выражение лица брата. — Брат? Что случилось? Вэй Усянь поморщился, выдавая себя с головой. Разумеется, он заметил волнение Лань Сичэня, и даже смутно догадывался, чем оно вызвано. Праздновали в Юньмэне с широким размахом, не обратить внимание на это было невозможно, и Лань Сичэнь уже интересовался праздником до их расставания, но не получил ответ. Не удивительно, если после этого он решил побольше поспрашивать о празднестве местных, а если так — наверняка слышал и легенду о Владыке Запада, что в облике обычного заклинателя в фиолетовых одеждах, вооружённый самой молнией, странствует по Земле Тигра и защищает простой люд от нечистой силы. А дальше ему оставалось бы лишь сложить два и два — и тогда неизбежно возникнут новые вопросы, но уже к ним. Да, Вэй Усянь попытался дурашливостью избежать неудобной темы, но благовоспитанный супруг своей прямотой не дал ему этого сделать… — Вы ведь знали? — тихо спросил Лань Хуань. — Знали, кто такой Ваньинь? Знали, какое имя нынче носит Бай Ху? Проговаривать ответ вслух не требовалось — одного взгляда на супругов было достаточно, чтобы понять. Вэй Усянь отвёл взгляд, Лань Ванцзи же, напротив, продолжал смотреть прямо, и ни один мускул не дрогнул на его лице, но Лань Сичэнь слишком хорошо знал брата, и видел тень вины в его глазах. Лань Хуань прикрыл глаза, пытаясь устоять на земле, что решила уйти у него из-под ног. — Я нашёл его, — сказал он. — Но встреча закончилась… не очень хорошо. Думаю, пришло время поговорить. Мы все соберёмся, вместе, и вы ответите на мои вопросы. Я не знаю, что и почему я забыл, почему не пытался вспомнить, но теперь я хочу знать. А вы, господин Вэй, — он открыл глаза, глядя на лиса. — Вы тоже поговорите с Цзян Ваньинем. Я не знаю, что вы не поделили, но теперь пора положить этому конец. Хватит недомолвок. Вэй Усянь тяжело вздохнул, опуская взгляд. — Боюсь, одним разговором дело не разрешится… Лань Сичэнь улыбнулся. — Но этот разговор положит начало. Длинная дорога всегда начинается с одного шага, господин Вэй. Все вместе они двинулись обратно к тому постоялому двору, где остановился Цзян Чэн. Кажется, ему всё-таки не удастся сегодня поспать (хотя Лань Сичэнь подозревал, что он и не хотел), но дракон надеялся, что за это Ваньинь сможет его простить. А если и нет, Лань Хуань как-нибудь переживёт — лишь бы простил за всё остальное. Но вскоре они заметили, что радостные возгласы всё чаще сменялись испуганными, а народ бежал по улицам уже отнюдь не для того, чтобы повеселиться. Сердце кольнуло тревогой. Лань Сичэнь остановил одного из горожан и спросил: — Почтенный, что случилось? Куда все так торопятся? — Беда, благородный господин! — запыхавшись, выдавил мужчина. — Пожар! — Что?! Все трое повернули головы в конец улицы, лишь теперь замечая над домами клубы дыма и занимающееся зарево. — Лань Сичэнь, — севшим голосом выдавил Вэй Усянь. — Пожалуйста, скажите, что ваша гостиница находится не в той стороне. Но Лань Сичэнь не ответил, уже спеша вперёд, туда, где раздавались плач и крики. За Цзян Чэна он, как ни странно, не переживал, нет. Тот вполне был способен позаботиться о себе сам. Да и что сделает какой-то пожар самому Владыке Запада? Нет, Лань Сичэнь верил в него, а так спешил, потому что помощь могла понадобиться кому-нибудь ещё. Всё же, там было много людей разной степени опьянения, и многие из них могли пострадать. Им точно могла потребоваться помощь. Когда он добрался, огонь охватил уже всё здание. Люди толпились на улице, шокировано глядя на полыхающее строение. Кто-то стонал от боли, кто-то всхлипывал от страха, кто-то кричал, ища своих друзей и родных, с которыми они были здесь. Хозяин постоялого двора причитал и плакал, заламывая руки. — Гостиница, моя гостиница! Да что ж это такое? Столько поколений моих родных бережно хранили её, ухаживали за ней, и вот нате вам! И в такой-то день! За что мне это, а? Кто, кто же такой злодей, что сделал это? — О чём вы, добрый человек? — Лань Сичэнь подошёл к нему, с сочувствием глядя на старика. — Так известно о чём, благородный господин! Подожгли, как пить дать подожгли! Не могла она сама загореться, столько поколений ухаживали за ней, души их по сию пору хранили её от всех напастей! Ни один вор не обворовывал, ни один пожар не трогал! Как же так, благородный господин, за что мне, ох, за что?.. Лань Хуань тяжело вздохнул, пытаясь утешить старика, когда подоспели Вэй Усянь и Лань Ванцзи. — Цзян Чэн! Цзян Чэн, где ты? — лис тут же заметался среди людей, пытаясь отыскать брата, а потом внезапно налетел на Лань Сичэня. — Где Цзян Чэн? Пожалуйста, скажите, что он не был внутри! Он был в зале, да? Где много людей и его могли сразу вывести? Лань Сичэнь даже растерялся от такого напора. — Что? Нет, он был наверху, в комнате, когда мы расстались. Вэй Усянь побледнел. — О, нет… Цзян Чэн! Он бросился в гостиницу, прямо в огонь, и Лань Ванцзи еле успел поймать его, не давая совершить безумный поступок. — Вэй Ин! — Пусти меня! Цзян Чэн там!.. — Господин Вэй, успокойтесь, — Лань Сичэнь подошёл к ним. — Я уверен, что с ним всё в порядке. Он был в расстроенных чувствах, да, но вряд ли это могло затмить его осторожность. Наверняка он успел выбраться, и сейчас просто помогает кому-то. Говоря это, он сам невольно скользил взглядом по толпе, пытаясь увидеть знакомую фигуру в фиолетовых одеждах — и не находил. И Вэй Усяня, кажется, его слова не убедили. — Нет… — он, как зачарованный, смотрел в пламя, не оставляя слабых попыток вырваться из рук супруга. — Он там, он остался там! Он… Он не смог бы сам выбраться. Цзян Чэн ведь боится огня! Лань Сичэнь застыл, словно громом поражённый. Похоже, этот день ещё не раскрыл все свои сюрпризы… Ваньинь боится огня? О, бездна, а ведь это имело смысл! Ведь именно в пламени он потерял свою семью и дом, когда Алая Птица развязал войну. Если подумать, теперь Лань Хуань действительно вспоминал, что даже костёр обычно Цзян Чэн разжигал талисманом, избегая прямого контакта, а когда к ним присоединился Мо Сюаньюй и взял на себя часть обязанностей по устройству отдыха, Ваньинь с чистой совестью оставил эту часть хлопот ему. Лань Сичэнь ещё раз оглядел толпу. Посмотрел в пламя. Перевёл взгляд на вырывающегося Вэй Усяня. — Держи его, — тихо сказал он брату. И шагнул в огонь.***
В жизни каждого из них огонь оставил свой след. Неизгладимый, яркий. Для каждого из них его языки сплетали свой узор, с каждым он разговаривал по своему, шептал или кричал своё. Каждый видел в пламени свои видения…