The Night We Met — Lord Huron
Уложив в сумку свои новоприобретённые сокровища, я, прежде чем сердечно распрощаться, спросил у дедушки правильно ли я иду — имея в виду справочный пункт. Старичок поскрёб короткую густую бороду, почесал в затылке, от чего его кепка съехала на брови и гортанно хмыкнув, указал в конец улицы. — Во-о-он там повернёшь, потом ещё пару домов вперёд и прям в левом дворе уткнёшься в её самую. Не заплутаешь, не бои́сь! — Спасибо большое. — А ты, стал быть, не местный? — старичок вопросительно приподнял мохнатые брови и головной убор уехал назад на затылок. — Точно так. Я тут проездом, дела. — я неопределённо пожал плечами. Не стоило грузить старого человека своими проблемами. Сам как нибудь разберусь. Не привыкать же. Видимо, столь хмурые мысли отобразились на моём лице не самым выгодным выражением, потому как дедушка, перегнувшись через стойку, сочувственно похлопал меня по плечу и произнёс: — Хороший ты парень. Нравишься мне. Так что, слушай сюда. Ежели дела твои задержатся — жить то где то надо, да? — старичок прикинул что то в голове, покивал сам себе и продолжил, — Ты, в общем, это, как закончишь на сегодня, приходи сюда назад, я тут до самого вечера сижу, часов эдак до девяти, так что, времени у тебя предостаточно. Приходи, малец, да. Меня будто мешком по голове огрели. Здоровенным таким. — Вы что?! Как так можно то, вы ж меня и не знаете совсем! Я для вас, словно… — тут я запнулся, судорожно осматриваясь, — словно голубь тот! Ну в самом деле, дедушка, ну какое приходи? Я страдальчески сложил брови домиком и взглядом воззвал к благоразумию старика. Да как так можно, какого то совершенно незнакомого парня с улицы подобрать, да ещё и ночевать к себе звать?! Никогда ещё надо мной так изощрённо не издевались. Старик же лишь развеселился. Хрипло захохотав, он опёрся о стойку, смахивая выступившие в уголках глаз слёзы. Они затекали в морщинки, и поблёскивали, подобно росе в поле ранним утром. «Вот, чего и стоило ожидать. Меня опять, как последнего доверчивого придурка, развели…» Раздражённо вздохнув, я собирался уже прощаться и уходить, однако старичок, наконец, отсмеялся, и взяв себя в руки, с серьёзным лицом сообщил: — Хэй, парень, ты не думай, что я издеваюсь или что то такое. Я серьёзно. Я замер, нога моя не коснулась асфальта, остановившись в десяти сантиметрах от его поверхности. Я круто развернулся и уставился на седоволосого круглыми глазами. — Да вы точно шутите. Не бывает такого, чтобы первого встречного-поперечного к себе в дом тащить можно было. Я ни на грамм не верил дедушке. Пусть он и выглядел добродушно, мало ли какие у него были мотивы. Встречал я уже таких условно «добреньких», а как только добьются своего, сразу же показывают своё истинное лицо. Не хотелось, конечно, так думать об этом светлом старичке, однако люди любят маски. Не в чём нельзя быть уверенным на сто процентов. Поверить в искренность человека было куда сложнее, чем в его тайные замыслы. Дедушка насупился и стал похож на нахохлившегося филина. В кепке, которая вновь съехала ему на лоб. — А не допускаешь ли ты, случаем, мысли, что в своём доме — я сам себе хозяин. И водить к себе могу кого захочу! Глаза его горели праведным возмущением, словно ему сказали, что ему отныне запрещено мастерить свои колокольчики. Вот так взяли и запретили. Без суда и следствия. Просто потому, что кому то захотелось, чтобы он перестал. Я задумался над его словами. А и правда, что то я сглупил. Дедушка ведь уже более чем самостоятельный и жить должен в собственной квартире. Правда, был ещё вариант с домом престарелых, однако ещё раз оглядев старичка с его решительным видом, я решительно отбросил этот вариант. Идея теоретически возможна, конечно, да только точно уж не с этим боевым дедом. — Ну… Да, признаться, я о таком не подумал… — я неловко почесал висок и посмотрел на дедушку сквозь свои белые ресницы. — Эк оно! А теперь, когда подумал, что скажешь, а, парень? Не обидишь старика? Дедушка воззрился на меня с надеждой. Колокольчики звякали под потолком. — Но всё же… как можно?.. Старичок вздохнул с досадой и махнул сухой рукой: — Ты пойми, одиноко же старику. А так хоть кто то кроме моли в гостях побывает! Не хватает иногда, их, гостей то. Ровесники мои поголовно перемёрли, али совсем не ходячие стали, а дети-внуки разъехались все. Старик в этот момент выглядел особенно по-стариковски. В смысле, не добродушным дедушкой, а дряхлым старцем, которого тронь — рассыплется. Внезапно, я проникся к нему такой жалостью, что не смог устоять. Предложил, как мне показалось, самый удачный вариант на данный момент — компромисс. — Давайте так: я сейчас пойду по своим делам, а вечером, если так и не найду места, где бы заночевать, или же не срастётся у меня с запланированным, то я непременно приду сюда к вам. Хорошо? Дедушка просиял и закивал седой головой: — Пойдёт, милок, пойдёт! — Тут он спохватился и виновато посмотрел на меня, — Ох, чёрт побери меня старого, я ж не представился даже! Тьфу ты, совсем из головы вылетело! Ты не серчай, я ж не нарочно, старый, сам понимаешь… — Понимаю, не волнуйтесь, я ведь тоже не назвался. Дедушка покивал и протянул мне широкую шершавую ладонь: — Григорий Михайлович Кущин. Звякнули друг об друга пара браслетов на моей правой руке. Ветер пошевелил волосы и запутался в перезвоне бубенчиков. Я пожал предложенную руку и тоже назвался. — Теодор Ритрих. — спохватившись, поспешно добавил, — можно просто Тед. Или Белый. Как хотите, в общем. Под конец я немного замялся, не понимая, зачем сморозил про кличку, однако переживания мои оказались бесплодными. Дедушка по-доброму усмехнулся и произнёс: — Белый, значит. Тебе подходит! А меня Ветряным Мастером кличут. — Это от того, что у вас такие чудесные колокольчики выходят? — я хитро прищурился и кинул быстрый взгляд за спину собеседника. Дедушка рассмеялся и кивнул согласно. — Да-а-а, товар что надо получается. — он глянул на часы на своём запястье и хлопнул руками по бокам, — Хотя, чего это мы, тебе ж бежать скорее надо. Вдруг не успеешь по делам своим. Беги-беги, давай. И возвращайся обязательно! — Хорошо. Я очень постараюсь! До встречи! Я пожал дедушке руку ещё раз, махнул на прощание уже уходя, и поспешил, не оборачиваясь, дальше по улице. В след мне старичок поднял руку в многочисленных морщинках и молча провожал взглядом, пока я не завернул за каменный угол дома. *** Дворы встретили меня ребячьим смехом и солнечными пятнами на асфальте. Я старался идти по ним, потому что так было теплее. Ветер до сих пор не успокоился, но всё же стал менее агрессивно швыряться прошлогодней травой, кое где ещё лежащей и портящей общий вид зеленеющего газона. Мелкие носились по площадкам и звонко перекрикивались, играя то в догонялки, то в прятки, сразу и не поймёшь, что они опять напридумывали от скуки. Родителей их поблизости не наблюдалось, поэтому они бесились как только могли. Один раз мне даже чуть мячом в голову не прилетело. Хорошо, что я успел пригнуться, а то так бы и не дождался меня дед. С проломленным черепом, знаете ли, не очень удобно ходить. Струхнув, виновник запричитал тоненьким голоском: — Дяденька! Дяденька! Простите пожалуйста! — Дядь, киньте мячик. — а этого пацана, похоже, не особо волновало состояние моей головы. Что ж. Я подобрал с земли откатившийся метательный снаряд, и прицелившись, размахнулся. Мяч полетел красиво, по широкой дуге. Далеко. Прямо в кусты на противоположном краю двора. Второй мальчик осуждающе посмотрел на меня, я пожал плечами. Нефиг на головы прохожих покушаться. Где то из окна орал магнитофон. Подпевали ему несколько пьяных голосов, тоже невидимых. В воздухе чувствовался запах возвращающегося тепла. Суровая зима уступала свои права долгожданной весне. Кошки выбирались из подвалов и устраивались на первых прогретых пятачках земли. Глядя на довольно жмурящиеся мордочки, я невольно свернул мыслями к своему пропавшему дурачку. Да, Леон не мог претендовать на звание лучшего кота в мире, однако я любил его, поэтому следовало бы поскорее найти тот самый Дом, про который он мне вещал и закрыть уже этот вопрос. Да, надо поторопиться. А то, он ведь наверняка кого то ещё с собой прихватил. Не хочу и думать, каково этому бедняге сейчас. Я прибавил шаг, и вскоре выкрашенное в нежно-голубой цвет здание уже возникло передо мной. Я нырнул в прохладный провал старых дощатых дверей. *** — Здравствуйте, Вы знаете, есть ли где нибудь в округе так называемый «Серый Дом»? Вопреки ожиданиям, помещение справочной было довольно просторное, с высокими потолками. В самом верху крепилась, чуть покачиваясь, старинная лампа на длинном подвесе. Своды колонн, видимо, сохранившихся здесь ещё с прошлого века, уходили вверх, постепенно переходя в крышу. Отчего то всё это напомнило мне станцию метро, на которой я был всего один раз в жизни, однако запомнивший всё до мельчайших деталей. Так она меня впечатлила. У правой и левой стенок приёмного зла — если смотреть от входа — стояли в рядок по три стола с каждой стороны. На каждом столе стоял стакан с ручками и карандашами и стопочка листов для заметок. Высокие окна почти не давали света, от чего всё в справочной было в мягко-сине-серых тонах. — Простите? Женщина за мутноватым стеклом удивлённо поправила очки и посмотрела на меня как на умалишённого. Здесь я был с ней частично согласен. Нормальные люди таких вопросов не задают. — Понимаете, тут такая ситуация, — я не знал, как сказать ей, что я потерял кота и мне нужно было срочно найти эту паранормальную скотину, а для этого мне нужен был этот самый чёртов Дом, который хрен найдёшь, как оказалось, — в общем, мне очень нужно найти это место, но знаю я только его прозвище. Говорят, его называют «серым Домом». На сколько я знаю, он стар. Но это единственная его характеристика, поэтому я и пришёл. Надеялся, что вы мне поможете… Я сделал самый свой усталый и жалкий вид, на который был способен. Хотя, сейчас мне даже стараться было не надо. Усталый как собака, лохматый, с покрасневшими глазами, утопленными в чёрных мешках, я очень хорошо соответствовал своим ощущениям. Осталось только ссутулиться и никто не отличит от тех самых ровесников дедушки. Видимо, проникшись ко мне состраданием, женщина за стеклом тяжело вздохнула и очень виновато произнесла: — Вы поймите, этой информации… крайне мало. Не думаю, что смогу чем то вам помочь. — она ещё немного подумала и сказала, — Но я могу, конечно, посмотреть самые старые здания нашего города, однако Вам придётся немного подождать. И тут то меня настигло внезапное озарение. Если учесть, что всякий раз, приезжая на новое место, мы первым делом летели искать себе дом, то логично было полагать, что хоть чуть-чуть раскаявшийся Кот, мог наткнуться именно на него. Не знаю как у него это выходит, но он одновременно прекрасно чувствует и Тамошнюю местность, и Здешнюю. А раз он мог слушать и Там, и Тут, то он однозначно назвал мне Здешнее название. Я очень надеялся, что это именно так, потому что в таком случае круг поисков значительно сокращался. — Тогда, посмотрите, пожалуйста, самые старые образовательные учреждения в городе. Что то на подобии пансионов или летних лагерей. Можно и закрытые, главное, чтобы они были не новострои. Работница посмотрела на меня как то подозрительно, однако ничего не сказала и отошла к высоким стеллажам и зарылась в папки. Вынув какую то определённую она вернулась на место и включила компьютер. Поклацав по кнопкам и внимательно поразглядывав экран, она взяла листочек для записей и быстро что то чиркнула в нём, сверяясь с содержимым компьютера. Затем протянула записку мне и пояснила: — Здесь три самых старых заведения нашего города. Двое из них — это закрытая школа с общежитием и летний лагерь. Хотя, второй уже собираются закрывать, так что, не думаю, что он подойдёт. Третье же здание занимает филиал школы-интерната для детей-инвалидов. Скорей всего, она тоже не подойдёт, но это самое старое здание в городе, поэтому я его тоже выписала. — она сняла очки и протёрла линзы маленьким платочком, пока я разглядывал адреса. — Даже не знаю, который из них получил то прозвище, однако советую начать с того инвалидского притона. Уж больно о нём отзывы странные. Женщина неприятно поморщилась, а я понял, что она попала в точку. С интерната и начнём. — Спасибо, вы мне очень помогли. — чуть наклоняю вперёд голову, дожидаюсь ответной любезности и пулей вылетаю из помещения. Теперь стоило поторопиться, потому как выйдя на улицу и вдохнув свежий воздух, я заметил, что светило всё ниже склоняется к горизонту. Подумалось, что к дедушке всё так и стоило вернуться. *** Как оказалось, Дом этот самый торчит где то у чёрта на куличиах среди пустырей на окраине города. Не самая хорошая новость, конечно, да ничего не поделаешь. Придётся как то добираться. Идя по улице в сторону площади, названной в честь какого то там первооткрывателя, я краем глаза зацепил длинноусый трамвай, проезжающий в противоположную сторону. Мелькнула мысль, что идея то неплоха. Я отошёл к стене и вновь полез за картой во внутренний карман джинсовки. Нужный маршрут нашёлся довольно быстро. Я убрал карту и достал плитку шоколада, купленную на остановке. Развернул шуршащую упаковку и отломил сразу три деления. Закинул в рот и убрал остальное в карман. Шоколад таял на языке, а эндорфин в крови потихоньку поднимался со дна, куда был утоплен всеми преживаниями, что выпали на мою долю сегодня. Дабы совсем уж утвердиться в своём желании жить, я выудил из бокового кармана пачку и закурил. Облака проплывали надо мной, а дома постепенно становились всё новее и новее. Я выходил из старого района. Распробовав шоколад, я только сейчас понял, после весьма красноречивого напоминания желудка, что не ел уже, кажется, даже больше суток. Обычно, конечно, меня это не особо волнует. Живу я на одном кофе да сладостях, если таковые перепадают на мою долю. Ну и сигареты, куда без них. Грустно, конечно, когда не удаётся добыть хоть чего то сладкого, ведь тогда приходится есть что то другое, не всегда вкусное. Я прекрасно осознаю, что это прямой путь к дырке в желудке и сахарному диабету с раком лёгких и всех вытекающих, но ведь не помер ещё, да? Звучит по-идиотски, соглашусь. Но менять я ничего не собираюсь, привык уже. Плюсом, не всегда бывают деньги на «полноценную» еду, так что, такой стиль жизни даже в какой то степени выгоден! Оправдания, оправдания и ещё раз оправдания — в этом весь я, ага. Но, хватит об этом. Я помотал головой и выудив из кармана плитку, откусил прямо так, не отламывая. Вскоре я дошёл до троллейбусной остановки и нашёл очень занятным расписание и маршруты усатиков. Ничего не понятно, но очень нужно понять. Проблемка. Оглядевшись по сторонам, я приметил какого то мужчину, который тоже, видимо, ждал свой транспорт. Выбросив окурок в стоящую рядом мусорку и поборов себя, я осторожно поинтересовался у него: — Извините, не подскажите, на каком можно доехать до сюда? Я протянул ему свою бумажку и ткнул в третий адрес. Мужичок задумчиво хмыкнул, подумал немного, проверил что то в расписании и сообщил: — Ну, есть несколько маршруток, которые проходят рядом с этим адресом. Можешь попробовать вот на этой, — он ткнул пальцем во второй в списке номер, — или на этой, если побыстрей надо, — палец переместился на несколько пунктов вниз и указал ещё один номер. — Ага, понятно. Спасибо. — Угу. К остановке подкатил троллейбус, мужчина запрыгнул в раскрытые двери и укатил. Я остался ждать своего. Запустив руку в сумку и нащупав горлышко бутылки с лимонадом, вытянул её на свет. Как говорится, хочешь есть — попей водички. В моём случае — газированной водички. Разница небольшая. Придерживая двумя руками большую бутылку, сделал пару глотков. Живительная сладкая жидкость зашипела у меня в горле. День налаживался. Солнце касалось крыш домов. *** Выпрыгивая в раскрывшиеся двери-гармошки, я споткнулся о последнюю ступеньку и чуть не полетел носом в раскрошившийся по обочине дороги асфальт. Повезло, меня успел подхватить собирающийся заходить высокий, прямо таки аномально высокий, мужчина. Он охнул, хотя, от чего там охать то? Во мне от силы всего то килограммов 60 наберётся. И это ещё в лучшем случае. Я давненько не взвешивался. Видимо, косточки мои прощупываются даже через джинсу, потому как иначе выражение лица мужчины я не мог истолковать. — А… Э… Простите! — я поспешно вскакиваю на ноги и отряхиваю колени, которыми всё же умудрился проехаться по асфальту. Теперь кожа там нещадно саднила. Наверняка содрана, теперь ещё и пластыри где то искать, чёрт… Подняв глаза на своего невольного спасителя, я замечаю его удивительное сходство с врачом. Высокий, худой, весь какой то белый, хотя халата на нём не наблюдалось. Не то, чтобы все врачи, которые мне встречались были высокие и худые, но это описание у меня твёрдо ассоциировалось только с медицинскими работниками, поэтому ничего другого в голову мне тогда не пришло. На нём было длинное коричневое пальто в пол, которое визуально делало его ещё длинней и зелёный шарф в серую клетку. В руке у него болтался чёрный потёртый кейс, из которого выглядывал уголок какой то бумажки. Некогда рыжие волосы, теперь посерели и сгруппировались в большинстве своём на затылке, оставив высокий лоб. — Да ничего… — он цепко осмотрел меня. Точно, как натасканный на всякое такое медик, — Ты не ушибся? — Да нет, всё в порядке. — мысленно скрещиваю пальцы, чтобы он уж точно не заметил свежей кровавой дырки на колене. Н-да-а-а, здорово же я вписался… вернее, не вписался. Тут же его взгляд падает на мои ноги, и в голове проносится целый ряд синонимов к слову «пиздец». Троллейбус вопросительно гудит, будто спрашивая, чего мы там застряли и собирается ли кто нибудь уже зайти в него, и если нет, то «проваливайте уже, ну, чего встали». — Вам, кажется, пора. — не слишком заботясь о вежливости данного завуалированного «отъебитесь, дядя, у меня всё хорошо», я предпринимаю последнюю попытку избежать нежелательной экзекуции, и пытаюсь незаметно проскользнуть мимо, — Спасибо, всего хорошего. Однако, смыться мне не дала сильная жилистая рука, которая ловко, натренировано сцапала меня под локоть и куда то потащила. Я и моргнуть не успел, как уже сидел на скамейке вблизи остановки, а троллейбус весело позвякивая, уезжал вдаль. Врач — как я его решил называть — поставил свою поклажу рядом со мной и открыв, что то там начал искать. Подумав, что убегать сейчас будет невежливо, я решил подождать и посмотреть что же он намерен делать. — Право же, это ведь всего лишь царапина. Да и что вы сможете с ней сейчас сделать? Не думаю, что кто то носит с собой перекись или что то такое. Я совсем не хотел, чтобы у него оказалась перекись, хоть и сказал о ней. Врач мельком глянул на меня с усмешкой во взгляде и извлёк на свет какую то баночку и несколько широких пластырей. — Нет, перекись не ношу. Но, поверь, эта вещь не хуже перекиси. — Охотно верю! — я поджал одно из поражённых коленей к груди и жалобно взглянул на мужчину, — Но, может, всё же не надо?.. — Надо, щегол, надо. А то летать научился, теперь пора и осторожность изучить. — Да я умею всё… — Ногу! — Врач был непреклонен. Я с сожалением разогнул конечность и вытянул во всю длину. — А как вы до неё добираться планируете? Я штаны снимать не буду! — может, хоть это его остановит? — Закатывай. Я страдальчески вздохнул, всем своим видом показывая, как я против. Но штанину подогнул. Благо, ширина ткани позволяла, хоть и была уже в притык, когда я протаскивал её через колено. Я был худ, и это иногда играло мне на руку. Я зашипел, когда ткань отлипла от успевшей уже подсохнуть ссадины, и проехалась по ней. — Терпи, сейчас будет щипать. — Врач открутил крышку баночки, запихнул её в карман, и обмакнул кончики пальцев в содержимое. Когда он коснулся этим чем то моей коленки, я чуть не заорал благим матом, аки коты по весне. Крепко стиснув зубы и оскалившись от невыносимой боли, я до черноты зажмурился. Врач помахал на рану взявшимся откуда то блокнотом, и мне стало немного легче. Затем он отклеил защитную плёнку у пластыря и аккуратно залепил содранное место. Повторив все махинации со второй пострадавшей ногой, врач встал с колена, на которое опустился, дабы легче было обрабатывать, и удовлетворённо произнёс: — Ну вот, а ты боялся. Я посмотрел на него сквозь слипшиеся от выступившей влаги ресницы и саркастически ухмыльнулся: — Конечно. «Это ведь совершенно не больно». — Ну, а что я мог поделать, обработать то надо было. Всё, опускай штанины. — он выудил из кармана крышечку и закрутив баночку закинул её обратно в сумку. — Спасибо, — я по возможности аккуратно раскатал ткань и поднялся, — А вы правда врач? — Ха, а что, так заметно? — он хитро прищурился, но губы его не дрогнули даже намёком на улыбку. — Вполне. Тут я задумался над тем, что вообще то этот отзывчивый доктор собирался сесть на маршрутку, а я его так внезапно задержал. — Вы, наверное, и в правду спешите? А я вас задержал. Простите за это. Мне нужно было быть аккуратней. — Ага, уж будь так добр, больше не вываливайся из транспорта. — Врач взглянул на часы, — Я не спешил, я собирался поехать домой. Впервые за долгое время отпустили, а тут ты, прямо на голову, как говорится. Я почувствовал себя как провинившийся ребёнок и виновато опустил голову. Врач вдруг усмехнулся, по-доброму так и сказал: — Да не злюсь я, можешь не переживать так. Лучше сам поспеши, темнеет уже. Я спохватился, и правда, стоило поторопиться. — Тогда я побежал! — я тут же сорвался с места, придерживая сумку рукой, чтобы та не била меня по спине. Уже на бегу я обернулся и помахал рукой, — Ещё раз спасибо! До свидания! — Ага, пока. Врач ещё немного постоял, в задумчивости подпинывая камешки, а потом заскочил в подъехавший транспорт и был таков. ***Wake Me up When September Ends — Green Day
(просто то, что слушал Белый)
Чтобы добраться до интерната с остановки необходимо было пройти ещё около двух километров. Быстрым шагом это заняло у меня где то пол часа. По пустынной дороге, по которой дай бог, чтобы проехала хотя бы одна машина в час, идти было приятно и легко. Свежий ветер, уже не такой жестокий как утром, поддувал в спину и призывал ускорить шаг. Тротуары по обочинам постепенно исчезали и сменялись весенней порослью сорной травы, которая за такое короткое время успела вытянуться и хлестать уже по щиколоткам. Чтобы не идти в тишине я достал из сумки плеер, распутал наушники и перемотав кассету, включил её с самого начала. Она у меня была такая одна, так как с моим образом жизни много кассет заводить было некогда, да и неудобно. Если выпадал такой шанс, я брал «на послушать», но именно своя кассета у меня была одна. Зато какая. На ней умещалось добрых пара десятков различных треков, которые я самолично иногда подновлял, стирая старые и записывая новые. Такое себе безотходное производство. Под музыку и время пролетело быстрее, и дошёл я даже ещё до заката. Что хорошо, ведь предстоял ещё обратный путь. Я остановился и огляделся. На противоположной стороне стоял дом. Отсюда его рассмотреть не получалось, тем более против солнца, которое пусть ещё не село окончательно, но стояло уже угрожающе низко. На его фоне дом выглядел совсем чёрным, но даже так можно было разглядеть разнообразные пристройки и гаражи, что жались к его бокам, создавая своеобразную аляпистую гору. Что ж, наверное, его можно было назвать «Серым». Хотя, даже если на деле он не серый, то старый уж точно. Я был почти уверен, что именно сюда мне и надо. Почти… Простояв так ещё немного, я успел заметить, как в некоторых окнах постепенно загорается свет и периодически мелькают чьи то головы. Итак, он обитаем, уже хорошо. Остальное, пожалуй, выясним уже завтра. Смеркается. Посмотрев ещё немного, как чёрный тонкий силуэт эпично навернулся с подоконника, я развернулся и потопал обратно к остановке. До дедушкиной лавки я решил добираться всё тем же путём, ибо придумывать что то новое, я был уже не в силах. ***Блессюра
Все лавки на той улице уже позакрывались. И не мудрено, одиннадцатый час уже. Я посмотрел, на остановке висели старенькие часы, на которых минутная стрелка уверенно подползала к двенадцати. Пройдя по тротуару до палатки-шалаша Григория Михайловича, я неуверенно постучал по деревянной подпорке, так как полог её уже был запахнут и изнутри не подавали никаких признаков жизни. Может, меня и не ждут уже? Ну правда, кому оно надо, до такой темноты торчать на закрытом торговом ряду? Правильно, никому. Вздохнув, я развернулся угрюмо потопал обратно по улице, даже не особо представляя куда мне теперь идти. Как вдруг палатка зашуршала и мне в след раздался радостный возглас: — О, пришёл так и! Лохматая голова Григория Михайловича, в очках на цепочке, улыбчиво высунулась из-за полога и кивнула мне в приветственном жесте. Я резко развернулся. Не веря своим глазам, я протёр их и ещё раз проморгался. Нет, ну правда… — Ну? И чего эт мы стоим? А? Топай сюды. Счас я соберусь и пойдём! Ты погоди немного… Старичок вновь скрылся за пологом палатки, что то ещё говоря, но я уже не слушал. Глаза мои слезились. Я решил не думать, что это, предпочёл считать, что к вечеру здесь просто становится слишком пыльно.