Рыжий
Я поднимался из столовой на второй этаж, когда всё случилось. Так внезапно, что я даже не понял, что произошло. В памяти остались громкие разговоры крысят, что ушли вперёд. В памяти остался образ белоснежного кота. Юркое животное пронеслось по ступеням мимо меня и на скорости еле вписалось в поворот. Сверкнули жёлтым глаза-фонари и мазнул по краю сознания пушистый хвост. Я неосознанно замер, а затем одним широким прыжком выскочил за поворот. Думаю, на меня покосились как на немного припизднутого. Но сказать точно не могу, я уже ничего не видел. Ни лестницу, ни коридор, ни крысят, идущих впереди и обсуждающих вечернюю попойку. Я не видел ничего. Лишь чернота окутала моё сознание. На самом деле, стыдно признавать, но вообще то я не особо и сопротивлялся. Мне изначально не улыбалась идея наблюдать весь вечер дерущих глотки в пиздострадальческих пениях крыс.Выслушивать их слёзы и подтирать сопли, следя, чтобы никто не переборщил с чисто символическими порезами на запястьях. Настроение не то. Хотелось тишины. Хотелось уюта и банального сопереживания. Чтобы кто то пришёл, погладил по голове и сказал, что всё будет хорошо. Если совсем честно, хотелось кружку чая с малиной, плед и кого нибудь тёплого под бок. Такая вот своеобразная причуда у вожака Крыс, да. Раз в несколько месяцев впадать в состояние, которое Шакал авторитетно окрестил «периодической депрессией». Но, сейчас совсем не об этом. Давайте вообще не будем об этом больше вспоминать, хорошо? Вот и ладушки. А пока, нужно узнать кто же там, мать вашу, дышит мне в ухо?! Итак, ситуация складывалась наистраннейшая. Во первых, какой то Чёрт продышал мне уже все уши, и, кажется, даже лизнул пару раз. Я не совсем уверен, что кто то настолько извращённый есть в Доме. И это напрягает ещё больше, чем если бы я знал таких людей. Ведь это значит, что этот кто то не из Дома. Или я уже не в Доме. Ведь не растёт у нас в коридорах трава, правда же? Я по крайней мере не наблюдал подобных явлений. Хотя, кто то и говорил, что лесные тропинки сплошь и рядом, но я не думал, что настолько буквально. Какой то колосок нагнулся к моему лицу и теперь настойчиво щекочет нос. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не чихнуть. А вдруг мой похититель нервным окажется? Пристукнет ещё, чего доброго. Хотя, стоп, какой похититель? Мысленно трясу головой, отгоняя глупые мысли. Нет, нет, надо понять для начала, где я, а потом уже что то думать. Да, именно так. Неизвестный тем временем обиженно фыркает мне в ухо и отстраняется. На место щекочущих щёки усов — я только сейчас понял, что это были они — приходит сварливый и какой то обиженно-недовольный голос. Он ввинчивается в мой мозг подобно шурупу. Длинному такому, с крутой резьбой на ножке. И этот шуруп сейчас раскрошивает мне череп. Не очень приятное ощущение. — Ну, и долго ты собрался валяться? Я морщусь от болезненных ощущений где то в центре головы, но глаз не открываю. Так и лежу. Щекотная травинка наконец отогнулась в другую сторону и дышать стало легче. На высвободившийся чих занимает её место и щекочет в горле, но послушно возвращается на положенное место после того, как я сглатываю вязкую слюну. — Там, в городе, праздник какой то. Вон, змеев запускают. — невидимый, судя по звукам почесался и продолжил, — Не знаю как ты, но я бы сходил, посмотрел. Ну? Существо, я почти сразу догадался, что человеком это быть не могло, толкнуло меня лапой. Не получив реакции, оно схватило за штанину и потянуло. Джинсы, почему то, поддались и стали неумолимо сползать вниз, подчиняясь рывкам существа. Странно, я же надевал ремень… Я рефлекторно подхватываю брюки, когда они уже спустились опасно низко. Как то на периферии сознания отмечаю, что на мне совсем не джинсы, а какие то то ли спортивки на резинке, то ли вообще больничная пижама. Уж её то я ни с чем не спутаю. Столько времени в ней проваляться… Просто невозможно не запомнить. Зверь отпускает ткань и победно фыркает: — Ну всё, кончай притворяться. И так уже спалился. Вставай лучше, пойдём ярмарку смотреть! Я издаю страдальческий стон: голова трещит не по детски. Я с трудом разлепляю глаза. Поначалу создаётся ощущение, будто смотришь сквозь замыленное кем то стекло. Потом картинка немного проясняется и вместо просто голубого куска неба надо мной расстилается кусок неба уже с пенными горами облаков. Эти обманчиво-низко летящие гиганты проплывают медленно, давая рассмотреть себя со всех сторон. Вернее только с одной стороны — снизу. Щекотная травинка, что донимала меня какое то время возвращается, и теперь я различаю, что это пшеничный колос. Его тонкие усики топорщатся вверх и угрожающе приближаются к моему носу. Но теперь я могу его убрать, что и делаю, приминая травинку куда то в сторону. Потом ещё раз поднимаю руку, она словно свинцом налилась, и совершенно ошарашенно таращусь на свою ладонь. Она какая то подозрительно неправильная. Верчу перед носом, загибаю и разгибаю пальцы. Куда делись все кольца? И фенек не видно. А вот тут вчера я клеил пластырь… А потом до меня доходит. Так внезапно и неожиданно, что меня аж подбрасывает. Я резко сажусь и чуть ли не утыкаюсь носом в ладонь. Не могу поверить собственным глазам. Она не зелёная. Я быстро, очень быстро, чтобы случайно не зацепить взглядом ещё что то, закидываю голову назад. Шея неприятно хрустит, но я не обращаю на это внимание. Всё его приковывает к облакам. К их цвету. Они не зелёные. Крепко зажмуриваюсь и сижу так. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем моей руки коснулось что то мокрое и пушистое. Перед глазами уже летали белые мухи, вычерчивая на обратной стороне век зигзаги. Что то мокрое настойчиво потыкалось в руку, затем недовольно запыхтело и приблизилось к лицу, обдав его тёплым ветерком. Я жмурился и уже прикидывал, какого это — жить слепым. Существо боднуло меня в подбородок. — Эй! Ну чё ты. Неба никогда не видел, что ли? Я не ответил. Видимо, существо это не устроило, и оно угрожающе заворчало: — Слушай, если ты сейчас же не прекратишь этот цирк, я тебя заставлю. То, что оно просило было разумно. Мне нужно было выяснить, где я, что это за существо, и как мне попасть назад. Но вместо этого я сидел сейчас и жмурился до белых кругов. Нерационально, да. Я ничего не мог с собой поделать. Осознание того, что я лишился своей зелёной защиты парализовало меня. Заставило принять последнюю линию обороны. Угнездиться там, как будто навсегда. Видимо, размышлял я довольно долго, потому что существо подозрительно затихло. Я даже подумывал приоткрыть один глаз, чтоб хоть мельком взглянуть что же там происходит. Резкая боль, пронзившая большой палец правой ноги и током пробившая всё моё существо, в один момент перекрыла все мои прежние переживания. Остался лишь наббат пульсирующей мысли в голове, что ощущение такое, будто палец просто напросто откусили к чёртовой бабушке. Я звонко вскрикнул, распахнул глаза и схватился за ногу. Покачивая ступню, словно маленького ребёнка и покачиваясь весь целиком, я с решительной ненавистью зашарил глазами в поисках наглеца, прокусившего мне палец. Лучше бы я и дальше сидел с закрытыми глазами и пропущенным пальцем. Да хоть всеми, честное слово. Такие мысли пронеслись в моей голове и исчезли бесследно, когда я наткнулся на торжествующий взгляд жёлтых глаз с узким зрачком. Зрачком, превратившимся в тонюсенькую щёлочку на солнце. Желтющих глаз гигантского, абсолютно белого остроухого существа. Оно походило на большую кошку, и напоминало помесь рыси и снежного барса. Белые кисточки на белой круглой лобастой голове с эдаким бакенбардами по бокам. Мощные лапы с длинной шерстью на локтях и запястьях. От объёма густой шерсти, суставов на пальцах видно не было, и они напоминали большие и мягкие подушки для булавок.Длинный хвост струился длинной же шерстью и подёргивался где то за спиной существа. Оно довольно ухмылялось, обнажая длинные клыки, впившись в меня взглядом. Не было смысла и дальше прятать глаза, поэтому я, набравшись храбрости и получив дозу адреналина от созерцания такой зверюги, уставился на неё не менее наглым и прожигающим дырку взглядом. Кошкообразное довольно хмыкнуло, и вдруг поднявшись, произнесло: — Ну, пошли? Я недоумённо хлопнул глазами. — Куда? — Как куда?! В город, конечно. Давай-давай, поднимайся уже! Не дожидаясь меня, существо развернулось, и потрусило, очевидно, в направлении города. Я поспешно поднялся, кряхтя и чертыхаясь. Кое как отряхнулся от приставших травинок и другого сора. Отметил, что одет отчего то совсем не в свою одежду. На мне были лёгкие светло-коричневые хлопковые штаны, да белая свободная рубашка с какими то вышитыми цветочками на манжетах и воротнике. На ногах оказались белые шлёпки, которые я поначалу не заметил, увлечённый прокушенным пальцем. Я огляделся. Оказывается, очнулся я в поле. И на кой чёрт в поле шлёпки? Конца и края было не видно из-за солнечного марева, которое мешало разглядеть эти самые концы и края. Нет, то, что край у поля есть я убедился в тот же момент, когда заметил не так далеко какое то небольшое здание с водяным колесом, опущенным в пробегающий мимо ручей. За ним ещё одно и ещё. И правда город, как существо и говорило. И змеи имеются. Вон, парят над крышами. Сами змеи разные, и по форме и по размеру: то тут, то там порхают какие то неведомые птицы и рыбы. Золотые драконы развивают свои хвосты и норовят цапнуть чужой.Бабочки, медузы и просто куски цветных тканей в форме ромба. Так много всего, и как только не путаются между собой? Я поспешил догнать существо. Оно уже успело утопать довольно далеко, так что нагнал я его уже запыхавшийся. Я шёл, раздвигая руками колосья и заплетаясь дурацкими шлёпками во вьюнке, обильно покрывающим самую поверхность земли; из-под шлёпок шмыгали в разные стороны мыши-полёвки, ящерицы, жуки. Один раз я даже чуть не наступил на нечто вроде кролика, но оно, обиженно пискнув, сигануло в кусты и пропало. Зверь шагал впереди, словно корабль, рассекая пшеничное море. Я старался идти по его пути, который был отмечен примятыми колосьями и иногда клочками белого пуха на колючках репейника и сорной травы. солнце палило нещадно, почти с зенита. Стрекотание кузнечиков оглушало. Мелкие мотыльки порхали чуть в отдалении. Ближе к краю шелестящего моря мне всё же удалось догнать Зверя. Я опёрся руками о колени и тыльной стороной ладони потрогал лоб. Казалось, меня можно было уже выжимать. — И куда теперь? Мы оказались на верхушке небольшого холма, у подножия которого расположился небольшой городок, скорее даже походящий на деревню времён старой Англии. Я не слишком хорошо представлял себе, что из себя представляет старая Англия, хотя и видел несколько замызганных, жёлтых от времени фотокарточек, которые откуда то притащил крысёнок Белобрюх.Малец всё не оставлял надежды узнать, что же за домики были изображены на фотографии. И ведь узнал. Как бы его не отговаривали, говоря, что это определённо точно плохая затея, однажды на обеде он робко подошёл к столу Четвёртой, и, краснея, поинтересовался у Табаки, не знает ли он, что запечатлено на фотографии. Конечно, Табаки знал. Белобрюх вернулся лишь спустя полтора часа, с видом человека, познавшего на собственной шкуре шизанутость Шакала, под завязку набитый историей возникновения, разновидностями, и особенностями жизни в староанглийских деревнях. Город же состоял из одно-двухэтажных каменных зданий, в большинстве своём крытых красной черепицей. Домики утопали в зелени. Грунтовые и мощёные брусчаткой дорожки извивались между участков. Воздушные змеи яркими пятнышками сновали между крыш домов. — Всё туда же! — Зверь, до этого тоже рассматривавший город, радостно подпрыгнул на месте, и хлестнув хвостом по моей голени, ринулся вниз, — Догоняй! Я замешкался, и существо вырвалось вперёд. Удивительно, как оно не навернулось, подпрыгивая на кочках. Я задумчиво глянул на свои ноги, затем на склон холма, который укрывала ровная зелёная травка. На вид вполне приличная. Навернуться, пусть и на такую приличную траву, не хотелось. Я снял шлёпки, и ступил на склон сначала одной ногой, затем, осмелев, сделал пару шагов. Что ж, в крысятнике и не по такому ходили. Я побежал. Трава под ступнями сминалась, шуршала и щекотала пятки. Поле осталось позади, город же стремительно приближался. Мимо мелькнула и сразу же пропала старенькая водяная мельница, что стояла чуть в отдалении от города. От неё к пригороду вела широкая и пыльная грунтовая дорога. Не сумев вовремя затормозить, я с размаху вылетел чуть ли не на середину. Ноги тут же закололи мелкие камушки, и стоять стало неприятно. Я, нелепо маша руками, проделал ещё парочку финальных шагов-гигантов и остановился, восстанавливая дыхание. Ко мне тут же подлетел Зверь, подняв при этом клубы пыли, от которых пришлось отмахиваться шлёпанцами, аки веером. Я закашлялся, отгоняя от себя летучие песчинки. Зверь нетерпеливо переминался с лапы на лапу. Его белоснежная шерсть уже не была такой белой, как в начале: в ней запутались семена, травинки, а весь живот и лапы животного были припорошены песком. — Нам туда, — Зверь повернулся по направлению к городу и призывно мотнул лобастой головой. Я натянул шлёпки, поочерёдно подгибая ноги, и последовал за существом. На этот раз мы шли размеренно; Зверь больше не пытался убежать вперёд и шагал вровень со мной. Ещё раз взглянув на него, я понял, что он оказался высок в холке. Его лопатки находились где то на уровне моего живота. Я тут же представил как эта махина с лёгкостью рвёт какого нибудь легкомысленного зверька на две равных половинки и нервно сглотнул.Почему я вообще за ним иду? Тут бежать надо, идиот. Я на пробу замедлился. Зверь, будто приклеенный, чуть затормозил и мы снова шли вместе. Я решил, что так дело не пойдёт. В кои то веки решил проявить мужество и смело задал вопрос в лоб: — Слушай, ты вообще кто? Зверь запутался в лапах и чуть не пропахал носом землю. Он ошеломлённо уставился на меня, однако не прекращая идти. — Чёрт, а я то гадал, когда ты уже спросишь, — существо усмехнулось, показав два ряда влажных белых зубов. Я хлопал глазами и решительно ничего не понимал. Я рассчитывал на то, что Зверь хотя бы засмущается и начнёт юлить. Не тут то было. — Я Лео, — Зверь изобразил кривенький поклон, опустив голову. — Прости уж, руку не пожму, у меня лапки. Тупо киваю и продолжаю шагать. Мы почти дошли. До города, на вскидку, уже меньше километра. — Эй, ну так не честно! — Лео возмущённо прижимает уши и морщит нос. –Я, значит, знакомлюсь тут, а он игнорорует меня! Между прочим, это был твой вопрос. Так что будь вежлив, назовись и ты. Я смущённо чешу затылок. И правда, некрасиво получилось. — Рыжий. Я Рыжий. — Не, ну это и без того понятно, — Лео скептически смотрит на меня и дёргает губой. — Это кличка. Так меня прозвали. Очевидно, конечно, за что, но я думаю, это не худшее что можно было придумать, — вспоминаю клички других ребят, которым повезло меньше и спешу передёрнул плечами. Стряхиваю с себя неприятные мысли. — А-а-а, ну ясно. Всё ещё обзываетесь… — В смысле «всё ещё»? — кошусь уголком глаза на белую макушку Зверя. — Да так, бывал у вас когда то давно. Славное местечко, скажу тебе. Сильно изменилось. Люди поменялись. Но, да что в этом мире стоит на месте, правда? –Лео лукаво косится на меня и довольно жмурится. — Да… Я не совсем понимаю к чему клонит этот кошак-переросток. Он бывал в Доме? Когда? Не припомню у нас белых кошек. Хотя, может он и не клонит вообще ни к чему. Это я тут напридумывал себе как всегда и сижу, ломаю голову вместо того, чтобы наслаждаться видами. Мы, кстати, за всеми этими странными разговорами уже входили в город. По бокам дороги чаще стали попадаться облагороженные грядки и изредка виноградники. Местами вместе с грядками, в стороне от дороги стояли старенькие на вид дома, густо оплетённые плющом и заросшие цветами. Жившие в них, видимо, не слишком жаловали гостей. Один такой мы только что оставили позади. Когда проходили мимо, из-за ворот вдруг разразился благим матом какой то пёс. Я не понимал по-собачьи, а вот Лео, похоже, либо понимал, либо ему просто, как и многим другим кошачьим, не импонировали собаки. Он весь взъерошился, и уставился на чугунные витые створки. Ощерился, и утробно зарычал. Мы проходили довольно близко к зданию, чтобы заворотный матюгальщик расслышал угрозу, отчётливо читавшуюся в тоне грудного клёкота Зверя. Наглец резко заткнулся, затем униженно запищал и вскоре вообще умолк. Думаю, он понял, что лучше не провоцировать такую машину для пережёвывания брехливых собак. Я был уверен, Лео на полном серьёзе мог с первого раза перекусить кости, к примеру, руки. Я даже поинтересовался у него, смог бы он раскусить бедренную кость, если бы ему дали её как есть — без наслоений мышц и сухожилий. Просто кость. — Блин, знаешь, никогда не задумывался, — Лео посмеялся, а потом призадумался. — Хотя, как то раз я поймал какую то тварь лесную — лапы у неё были о-го-го какие. Ну, я цапнул одну, дак там чёт даже, кажись, хрустнуло. *** Мы вошли в город и сразу же оказались чуть ли не в самой гуще событий. Вокруг мельтешили люди в праздничных нарядах: ярких сюртуках, живописных платках и прекрасных платьях. Кто то даже надел маску. Один мужчина натянул голову тигра, слепленную из папье-маше. И везде вились воздушные змеи. Их было много. Очень много. Прозрачная леска была привязана чуть ли не у каждого второго дома, мимо которого мы проходили. Нитки и бельевые верёвки цеплялись за решётки балконов и выступы карнизов. По улицам туда-сюда поминутно пробегали стайки детишек с парой-тройкой ярких треугольников змеев на коротких лесках. Их смех отскакивал от стен и заборов, раздваиваясь, растраиваясь и уносясь дальше ввысь. Там он затихал, но на смену ему неизменно приходили новые выкрики и шум праздничного города. Мне вдруг стало интересно, что это жители такое празднуют. — Эй, Лео, — я негромко окликнул Зверя, прекрасно зная, что он услышит, пусть вокруг и шумела площадь. Слух, как выяснилось у существа был отменный. –Как думаешь, что они празднуют? — Как что? Весна же! — И что? — я вопросительно изогнул бровь. Я правда не понимаю при чём здесь весна. — Ну дак праздник урожая же!* Лео задорно махнул хвостом и его тут же облепили дети. Они мяли и тискали его, а Зверь стоически терпел. Праздник, всё так и. — Ты, получается, часто здесь бываешь? — Почему? Нет. Последний раз я был здесь о-о-очень давно. Так давно, что и не упомнить теперь. –Лео дёрнул ухом, прогоняя чесотку, и вдруг усмехнулся, — Можно сказать, в другой жизни. Я понятливо кивнул, не желая утруждать его ещё больше. Я и так назадавал вопросов больше, чем за последние пару лет в Доме. Стало даже как то неловко. Лео вдруг встрепенулся, аккуратно стряхнул с себя самых настойчивых спиногрызов, и резво затрусил в направлении, мне неведомом. Не хотелось оставаться, пусть и в таком позитивном, однако всё ещё незнакомом городе одному, поэтому я поспешил за ним. Вскоре я понял, куда так целенаправленно топал Лео. Он затормозил у старенькой лавочки, располагавшейся на первом этаже двухэтажного кирпичного здания. Вывеска почти стёрлась от времени, и я с трудом различил надпись: «Книжная лавка».«Старого Джо…» уже было приписанно чуть ниже основной надписи белой краской; окончание имени было закрашено, и осталось лишь сокращение. Краска не выглядела новой поэтому напрашивался вывод, что хозяин лавки либо не видел хулиганства, либо его всё и так устраивало. Дверь с колокольчиком была подпёрта кадкой с каким то растением, поэтому Лео без труда просунулся в узкий проход. Зверь хоть и выглядел внушительно, и от того неповоротливо, на деле же был ловок и весьма аккуратен. Я вдруг засомневался: а будет ли хозяин рад таким вот своеобразным посетителям? Не то, чтобы у воспитателей в Доме получалось на полном серьёзе воспитывать нас, нет. Однако, простые общепринятые правила знал даже я, хоть и не стремился их соблюдать. Я поспешил за Лео, и тоже нырнул внутрь. Легкая прохлада окутала меня, словно окунув в озеро. До этого момента я и не осознавал на сколько жарко было на улице. Я огляделся. На вид обычная лавка с книгами. Несколько высоких стеллажей из тёмного дерева расположились у противоположной входу стены. Они перебирались через угол с раскинувшей свои листья, словно гигантские лопухи, Монстерой, и занимали также всю правую от дверей стену. Мелкие полки такого же цвета стояли почти у самой двери, занимая собой почти всё свободное пространство, поэтому я поспешил обойти их, чтобы не стоять в проходе. Отойдя влево, я наткнулся на кресло гигантских размеров, с расстеленным по его спинке пледом. Напротив него стоял ещё один такой же замшевый гигант, а между ними уместился крохотный чайный столик. По сравнению с креслами, создавалось ощущение, что его сделали специально для гномов. Или для фей, кому как удобней. На стене висела картина какого то водного сражения. Сражались корабль и стихия. Корабль отважно и совершенно безумно пытался удержать равновесие на самом гребне волны, когда она в свою очередь очень хотела его оттуда скинуть. Порассматривав картину, я окончательно убедился, что нахожусь где то под водой. Вот, буквально пару минут назад я плавился под прямыми солнечными лучами, не имея возможности охладиться, а вот уже сейчас я нахожусь на дне морском, в компании двух гигантских морских черепах, поросших актинией и обёрнутых в водоросли. Завершала картину поистине монументальная стойка, за которой, видимо, обычно стоял хозяин и продавал свои товары. Она была массивная, выполненная из тёмного дерева, как и всё, что находилось здесь. На её боку, обращённом к покупателю, красовался рисунок, по видимому, выжженный чем то на отшлифованной древесине. Там был изображён Кракен, исполинский головоногий моллюск, во многом известный по рассказам исландских моряков. Те бедняги когда то утверждали, что это мифическое существо топит их корабли, и именно им объясняли многочисленные пропажи судов в открытом океане. На сценке, изображённой на стойке, Кракен обвивал щупальцами трёхмачтовый фрегат и готовился утащить его с собой под воду. Я ещё раз оглядел помещение. За стойкой располагались ещё какие то полки. На них, на сколько мне удалось разглядеть, покоились письменные принадлежности и стопки бумаг. Хозяина не было видно нигде. Лео тоже. Я уже начал беспокоиться. Не мог же Зверь съесть его, правда? Ну абсурд же… Вдруг откуда то раздался удивлённый возглас и какое то копошение. Я завертел головой в поисках источника и наткнулся на дверь в подсобку, которой раньше не видел. Оно и неудивительно, освещение было хреновое, я с трудом уже различал противоположную стену, что уж говорить о почти незаметной двери. Любопытство толкнуло меня, и я, обогнув стойку, осторожно заглянул внутрь. Там оказался включен тёплый свет, но я, отвыкший от освещения в принципе, всё равно зажмурился. Затем проморгался, и ошеломлённо уставился на представшую передо мной картину. Лео — гигантская детина, метр с хвостиком в холке, довольно развалился на небольшом диванчике, застеленном клетчатым пледом, и что то увлечённо поедал, зажав в лапах, тарахтя при этом как целый тракторный завод. Чуть в стороне от дивана у противоположной стены от входа стоял квадратный стол, за которым сидел и курил пузатый кальян крупный бородатый мужчина. Он что то вещал, бодрым баском сотрясая воздух в маленькой, вытянутой комнатке. Как только я зашёл, слепо щурясь на настольную лампу с зелёным абажуром, от которой и исходил свет, бородач замолк, и уставился на меня. Глаза его были черны, в отличии от волос, что вились, и золотом обрамляли суровое лицо. Борода, как и брови, была чуть темнее растительности на голове. Густая, неопрятная, но не слишком длинная, она доходила до словно топором рубленных скул, и уходила вниз по шее под ворот бардового пиджака. Я опасливо покосился на обрез, висящий на вбитом в стену гвозде над диваном. — Это ещё кто? — бородач прошёлся по мне взглядом с головы до ног, и обратился к Лео. –Паренёк с тобой? Это про него ты говорил? Лео что то утвердительно проурчал, продолжая увлечённо вылизывать, как оказалось, банку из-под сгущёнки. — Дьявол, и когда ты умудрился то… Бородач покачал головой и обратился ко мне: — А ты чего стоишь? Проходи давай. Он пошарил рукой под столом и вытянул оттуда трёхногую самодельную табуретку. Я сел, бородач затянулся кальяном. Вдруг, что то зашуршало, захлопало, и упало откуда то сверху, ударив меня по затылку. Я рефлекторно закрыл голову руками и согнулся лицом в стол. Бородач крякнул, Лео оторвался от банки. — Эй, Рыжий, — насмешливо окликнул Зверь, — не ссы, это всего лишь Детка. Я опасливо разогнулся и уставился на довольную морду Лео. Он кивнул куда то в сторону. Бородач сидел, как и раньше, чинно потягивая кальян, только теперь на его широком плече восседал громадный распушившийся какаду. Он оттопырил жёлтый хохолок и вызывающе сверкал на меня глазками-бусинами. Я сглотнул. Слишком уж всё это мне что то напоминало, но я всё никак не мог ухватить эту мысль за хвост. Она скользкая, вёрткая, и постоянно исчезает. Словно кто то уводит её у меня из-под носа в самый последний момент. В то время, пока мы с птицей взаимно друг друга рассматривали, бородач отложил кальян, и обратился к вылизавшему уже всё что можно из банки и её саму целиком, Лео. — Слушай, дружище, дак всё так и, что ты тут забыл? И парня нахрена выдернул? Он наверняка смекнёт что к чему. Рано или поздно. — Ты недооцениваешь мои способности, Хромоногий, — Лео паскудно ощерился, но тут же облизнулся и продолжил. — И вообще, нам идти надо. Хочу на ярмарку поглядеть. Мы к тебе так, пробегом. Просто посмотреть, как ты тут устроился. Бородач нахмурился. Залез пальцами в карман пиджака, и вытянув что то, предложил попугаю. Тот резво сцапал угощение, оказавшееся гроздью винограда, и взмахнув мощными крыльями, вскочил на антресоль над входом, которую я по началу не заметил. Птица принялась глухо клацать клювом, ловя укатывающиеся виноградины, а бородач сказал: — Устроился нормально, как видишь. Знаниями торгую. По вечерам захаживают любители подымить. Консультирую вот, — мужчина кашлянул в кулак и продолжил. — Хобби, так сказать. Лео понятливо хмыкнул. — А вы, если хотите на ярмарку успеть, то идите прямо сейчас. Они, конечно, ещё до вечера здесь, но кто их знает. Мужчина запустил пальцы в волосы на подбородке и остервенело почесался. Лео спрыгнул с дивана и встряхнулся. Банка упала на пол и закатилась под диван. Я подорвался было поднять, но бородач осадил меня: — Да ладно, оставь. Детка потом всё равно снесёт. Я послушно выпрямился и тоже поднялся. Зверь уже исчез из помещения, и я поспешил за ним. Бородач вышел нас проводить. — Хорошо вам повеселиться! — и уже тише, нагнувшись почти к самому уху Лео, продолжил, — А как вы назад то? Насколько я помню, у тебя с этим некоторые проблемы. Лео поморщился, обнажив кончики клыков, и недовольно буркнул: — Всё у меня как надо! Просто это партнёрские фишки, сечёшь? Мужчина устало, и немного раздражённо вздохнул, и махнул нам рукой. — Ладно, валите уже! Солнце скоро сядет, и тогда торгаши точно уедут. Привет! С этими словами, бородач развернулся и похромал обратно внутрь. Я проследил за его походкой и кривой ногой, и в голове вновь что то неприятно кольнуло. Где то я всё так и всё это уже видел… — Ну, вперёд! На ярмарку! — Лео боднул меня в спину, отчего не ожидавшей такой подлости я чуть не свалился в песок. — Чего застыл? Слышал же — времени мало! Я недовольно нахмурился, проворчал что то про «невоспитанных кошаков», и потопал в направлении, предположительно, ярмарки.***
Bel fiore danca французскоеэстампи — Laterna Magica
Леон
Дни тянулись за днями, а Белый всё не появлялся. Даже ни одного грёбаного намёка на его вообще присутствие здесь. Ни-че-го. я уже, если честно, начал волноваться. Обычно Белый приходил почти сразу. Ну, от силы дня через два-три. Но месяц… Такое было впервые, и я даже не знал, что мне делать в такой ситуации. Нет, вообще, я бы мог выйти отсюда так же, как и пришёл. Я делал так десятки, если не сотни раз, но оставался один вопрос. Что делать с ним? И под «ним» я имею в виду именно того рыжего паренька, которого я по дурости, повинуясь мимолётному предчувствию, зацепил и уволок с собой на Ту Сторону. Тогда мне это казалось прекрасной идеей. Последние несколько лет я активно искал кого то, кто мог бы подойти. Я ведь видел, что из-за меня у Белого совершенно не остаётся времени. Ни на что. В том числе и на личную жизнь. Я испытывал иррациональный стыд и ответственность за все проблемы в жизни Белого. В общем то, не такой уж и иррациональный, а наоборот, весьма обоснованный, ведь так оно и было. Однажды подобрав меня на улице у стен детского дома в проливной дождь, накормив, отмыв и оставив себе — Белый подписал согласие на жизнь скитальца-одиночки. Няньки для одного белого кота и вообще одинокого человека. Хотя, тогда он не мог ещё знать кого именно подбирает. Логично, что виной всему был именно я. Поэтому я считал своим долгом помочь Белому хотя бы в этом аспекте его незавидной жизни. На каждом новом месте я активно выискивал людей, которые хотя бы немного подходили ему. Каких то определённых критериев я не формулировал, обычно я просто чувствовал, что вот именно этот человектот самый. Не знаю, как это происходило, возможно, я просто за шесть лет слишком часто представлял себя на его месте. Этот рыжий парнишка чем то зацепил меня. Я только и успел, что оббежать весь первый этаж и собирался прошвырнуться по второму, когда на лестнице меня словно током шибануло. Дальше всё произошло уже чисто рефлекторно. За столько лет такой эфемерный электрический разряд стал означать для меня лишь одно — надо срочно Туда. Парня зацепить тоже вышло рефлекторно. И вот мы с ним уже месяц кукуем по Эту Сторону.Да-а-а, дела. Ну, где же ты, Белый? Мальчик оказался неконфликтный и весьма покладистый. Не безвольный, со своим характером, однако сообразительный: не лез куда не просят, делает что надо и вопросов почти не задавал. Прелесть, а не ребёнок! Мы жили в поле. Я выпросил у Хромого палатку и пару сапог для рыжика. Он поворчал-поворчал, но на следующий день разбудил меня ни свет ни заря и вручил тёмно-зелёный брезентовый свёрток и потасканные облегчённые берцы. Палатка оказалась большая, четырёхместная, так что тесниться не приходилось. Да и не так и много времени мы в ней проводили. От предложения Хромого пожить у него я любезно отказался под удивлённый взгляд рыжика. Не хотелось быть должным, тем более я прекрасно чувствовал, когда человек говорит от чистого сердца, а когда под гнётом обстоятельств. Хромой чувствовал себя обязанным мне. Это, конечно, льстило моему эго, но изменять своим принципам было не в моём стиле. Поэтому я попросил лишь палатку и дозволение захаживать иногда на обеды, если мы всё же здесь задержимся. Во всё остальное время мы с рыжиком шастали по местности, изучали и искали еду. Вернее, шастал я, а рыжик опасался выпускать меня из поля зрения. И правильно делал, я умею быть скрытным если мне это необходимо. Но в данной ситуации — держаться вместе было и моим выбором, так что он зря волновался. Если первую неделю я ещё лелеял надежду на скорое появление Белого и старался не отходить далеко от места, где нас выкинуло, то по её окончании я решил, что чем Чёрт не шутит. Если Белый не хочет идти к нам — ну и хрен то с ним. Почему я должен лишать себя развлечения и плавиться под солнцем на вытоптанном за эту неделю пяточке посреди шелестящей пустоши? Нетушки. Дух путешественника взбунтовался во мне, и я отправился дорогой первооткрывателя. Палатку было решено с собой не брать. За плотной стеной золотых колосьев её всё равно не было видно. Мы прошерстили всё необъятное на первый взгляд пространство поля.Сапоги парнишке оказались как нельзя кстати. Ходя в шлёпках, он исколол себе все ноги. Как оказалось, не так далеко от города начинается лиственная роща, также граничащая с пшеницей. Я нашёл несколько поваленных стихией берёз, которые упав, сложились эдаким шалашом. Они нависли над овражком, свешивая веточки-ручейки до самой земли. Мы накидали поверх стволов хвороста и прошлогодней листвы. Так у нас появилась лесная база. Не знаю как Рыжему, а мне всё очень нравилось. По вечерам я охотился на куропаток, и мы жарили их сочное мясо на костре. Рыжему пришлось учиться обдирать птицу — конечно же под моим строгим руководством. Он поначалу кривился и впервые послал меня в пешее эротическое, заявив, что не собирается становиться причастным к «живодёрствам». Я предложил ему всю оставшуюся жизнь жить на одних грибочках-ягодках. Я то мог позволить себе есть сырое мясо, а вот пареньку нужна была пища хорошей прожарки. Взвесив все «за» и «против», и ещё раз обматерив всё, на чем свет стоит, мальчишка закатал рукава исогласился на обучение экстремальной готовке. В процессе рыжик чуть не выколол себе глаз острым концом ветки, в красках расписал мне какой из меня хреновый учитель, но в итоге вышло вполне сносно. Ближе к концу второй недели я наткнулся на озеро. Оно находилось в совершенно другой стороне от леса, поэтому я не нашёл его раньше. Всю вторую неделю мы прожили в природном шалаше, изредка выбираясь в город, чтобы Хромоногий не обрадовался ненароком, что мы померли. Перехватывая у него консервы и последние новости мне удалось выведать, что в некоторой отдалённости от поселения когда то было озеро — любимое место местных рыбаков и подростков. Потом прошёл слух, что озеро высохло, но так как находилось оно довольно далеко, да и позиционировалось не как снабжающее, а скорей местом отдыха, решено было не тратить силы и не проверять, правда ли оно высохло совсем или же лишь обмельчало. Прикинув, за сколько я смог бы обернуться туда и обратно, я оставил рыжика за главного, и понёсся проверять слухи. Добрался я быстро — бегаю хорошо. То, что предстало передо мной никак не могло быть высохшим озером. Даже наоборот — оно было полнёхонько. Короткий песчаный берег переходил в разнотравье и уходил дальше, постепенно перетекая в пшеничные поля, стелющиеся до горизонта. Озеро было немаленьким, и было даже немного странно как могли пойти такие слухи, но я не хотел вдаваться в подробности и искать виноватых. Поэтому я просто с разбегу сиганул чуть ли не на середину водоёма, обдав волной прибрежную поросль. Остудив голову, я поспешил назад, за рыжиком. Вся разведывательная миссия уложилась в один день, так что уже на следующее утро мы отправились на озеро уже вместе, на этот раз захватив с собой и палатку. Последнюю неделю мы жарились на белом песочке небольшой прибрежной косы. Солнце палило нещадно, а из укрытий оставалась одна только палатка. В наиболее ожесточённые часы, такие как полдень, мы растягивали её полог на подобие тента и маялись в спасительном теньке. В эти дни парень ходил в подвернутых до колен штанах, или же совсем без них. Про рубашку он и вовсе забыл, накидывая её лишь изредка, укрываясь от прямого ультрафиолета. Кожа его обгорела, облезла и в конце концов устойчиво зазолотилась. Рыжий наловчился смастерить нечто вроде удочки из гибкой палки, найденной на берегу и мотка лески, стащенной из закромов Хромого. Он пытался ловить рыбу, хотя я был полон скепсиса по отношению к этой затее: озеро всё так и, хоть и большое. Тем более рыбаки тут уже бывали, так что не факт, что рыбья живность всё ещё здесь обитает. Однако Рыжий отстоял свою точку зрения. Однажды, знойным вечером, пока даже я, покрытый, казалось бы, шерстью того цвета, что должна отталкивать солнечные лучи, плавился на мелководье, довольный рыжик, с такой лыбой, что казалось треснет, шмякнул перед моим носом связкой из четырёх упитанных сазанов. Брызги залили мне нос, и я сначала долго отфыркивался, под добродушный гогот парня, прежде чем хитрым выпадом повалить и его в воду. Совестно сознавать, но на какое то время я и вовсе забыл о Белом, и о том, что на Этой Стороне мы всего лишь гости. Память мне вернула внезапная волна невидимой энергии, которая однажды вечером, когда мы с Рыжим мирно наслаждались последними лучами заката, словно впечатала меня в песок, заставила ощетиниться и жалобно заскулить. Шерсть встала дыбом, в груди остро кольнуло. Рыжий, перепугавшись моего внезапного припадка, принялся тормошить меня. Он громко спрашивал, что случилось. Я же не мог и слова из себя выдавить. Внезапное мощнейшее ощущение Его присутствия напрочь выбило меня из колеи. Я резко подскочил на месте, чем перепугал рыжика ещё больше, и понёсся, не разбирая дороги, куда то в поле. Моя сущность стонала и выла, будто магнитом притягивая меня к нему. Казалось, я бежал целую вечность, в то время как в моей голове всё происходило слишком быстро. Я вылетел на редкую прогалину и суматошно огляделся. Дыхание моё сбилось, сердце стучало как бешеное прямо в глотке. Хвост хлестал колосья, цепляя репейники и рассеивая семена одуванчиков. Где то далеко сзади меня кричал Рыжий, но я не обращал на него никакого внимания. Сейчас главным было — найти Белого. И вот, в отдалении мелькнуло что то ослепительно белое на фоне пурпурного закатного неба. Я до боли напряг глаза, прищуриваясь и нервно шевеля усами. Запыхавшийся Рыжий, зычно матерясь, опёрся об колени и шатался рядом, решительно не понимая куда я так стартанул. Белая макушка вынырнула из пшеничного моря и направилась в нашу сторону, словно пловец, раздвигая колосья. Я натурально по щенячьи взвизгнул и ринулся на приближающееся белое пятно. Достигнув его в несколько гигантских прыжков, я повалил парня на землю и принялся облизывать. Я лизал всё, до чего мог дотянуться: лицо, волосы, голые плечи, выпирающие их вырезов майки, руки которыми он отбивался от меня. В порыве радости я чуть было не раздавил его, благо Рыжий смекнул оттащить меня, вцепившись мне в бога и отчаянно пыхтя. Я сиял, словно один огромный светлячок, и ничто не могло уменьшить моей радости. Ни раздражённо ворчащий и оттирающийся от моих слюней Белый, ни примолкший рыжик. Хотя, по хорошему то мне следовало многое поведать им обоим, но сейчас я был слишком возбуждён, чтобы мыслить рационально. Обычно за меня в такие моменты это делал Белый. Что, собственно, случилось и в этот раз. — Твою то мать, Леон! Какого дьявола?! — Белый с похоронным видом рассматривал насквозь мокрую майку и беспомощно скрежетал зубами. — Ты можешь хотя бы раз повести себя нормально, а?! Ты такой ублюдок, у меня даже слов уже на тебя нет. Тут уже я почувствовал некоторые угрызения совести, но ситуацию, неожиданно, спас Рыжий: — Может, пойдем на берег? Там и подсушиться можно, и умыться если надо… Белый мельком взглянул на рыжика, отчего тот нервно отвёл взгляд, будто прячась, и принялся ковырять голыми пальцами на ногах мягкую землю под вьюнком. В этот момент я его прекрасно понимал — Белый умеет смотреть так, что самому хочется сознаться во всех грехах мира, пусть и не совершал их. Затем грозный каратель в белых латах зыркнул в мою сторону, буркнул что то про «тупиц, которые безнаказанно таскают рыжих личностей», и приказал вести. До озера мы добрались в рекордные сроки, подгоняемые тяжёлым взглядом, буравящим спины. Рыжий сразу смылся собирать палатку, потому что ясно было, что курорт окончен. Белый же, стянув майку и джинсы с кедами, ласточкой занырнул в прогретую за день воду. Я затащил его майку на куст, чтобы та быстрее высохла. Выбравшись из воды и растянувшись спиной на песке, Белый тихонько поманил меня к себе, видимо, на серьёзный разговор. Я виновато опустил голову и поджал хвост. — Ну, и что это всё было? — Белый многозначительно помолчал, выжидая, затем продолжил. — Ты на кой чёрт сбежал? Мы ж почти доехали! Ещё и заставил скачки с бубном устраивать — искать Дом этот твой. Ну вот почему ты так меня не любишь? М? Я поджал уши и тихонько пискнул: — У меня… были некоторые причины. — Договаривай. Я вздохнул. Подметил Рыжего, возящегося с палаткой, и наклонился поближе к Белому. — Понимаешь, в прошлой своей жизни я был там. Именно там я научился… ну, вот этому всему. Это место особенное, понимаешь? Меня словно тянет сюда. Я не знаю, как это объяснить… Парень пару долгих мгновений смотрит на меня пристальным взглядом, словно ожидает подвоха. Но его нет. Затем тяжело вздыхает и поднимается. — Ладно, хрен с тобой. — он устало улыбается, и натягивает майку. — Только, пожалуйста, Лео, не делай так больше. Пожалей мои нервы. Я активно киваю и подаю ему брюки. Уже одевшись, Белый отыскивает глазами Рыжего и направляется к нему. Паренёк уже собрал палатку, и теперь просто сидел на песке в позе лотоса откинувшись спиной на плотный брезентовый свёрток и жевал травинку. При нашем приближении рыжик встрепенулся, сел ровнее и воззрился на Белого снизу вверх, будто на какое то божество. Правда, в глаза всё же не смотрел, уставился где то в район ключиц. — Тебя как звать то, рыжий и несчастный? Парень вскидывает брови, но послушно отвечает: — Рыжий. Это кличка. — Я-я-ясно, — тянет Белый, чеша в затылке. — Как всё тревиально… Ладно, давайте ребятки, пора нам уже. — А как же палатка? — рыжик тычет в брезент пальцем. — Хромой потом заберёт. Я его предупреждал. Что можем возникнуть форс-мажор. Белый лишь хмыкает, Рыжий порывается встать. Белый протягивает ему руку и одним рывком ставит на ноги. Он поднимает их сцепленные в замок ладони и произносит: — Ну, Домой?