***
— Чуть на Геостигме не прокололся. Какая дурость, — голос Тифы вспорол его решимость и невыносимую концентрацию ощущений. Руфус по-прежнему был неподвижен, но крен горизонта выправился, и узор алых капель исчез, будто и не было его никогда. Он всё еще в парке. Тифа стояла рядом и ухмылялась какой-то своей мысли, а Страйф наблюдал за всем этим, не шевеля и мускулом. Листья, все еще застывшие в падении, немо выжидали продолжения, будто не было никакого выстрела. Что происходит? — Что скажешь, Клауд? — Тифа подошла к Страйфу и панибратски уперлась ему в плечо, очаровательно улыбаясь невидящему взгляду, ткнула пальцем в висок, так что голова его послушно отклонилась. — Ты бы сам мне шею свернул, если бы прознал. Честно говоря, Шинра, я очень хочу тебя убить. — Но почему-то не можешь этого сделать. Вайсс жутко улыбнулся. Его рука снова против воли приставила к виску пистолет; дуло впилось в кожу, палец вновь жал на курок. Щелчок, грохот. Капли розового месива, падение. Влажные дорожки тепла по вискам, затылку. Страшная боль. Голубое небо расплывалось в дымку, а потом накренилось, и в поле зрения вновь попали осенние деревья. Рука снова уперла пистолет в висок, но теперь дуло будто бы вошло дальше. Щелчок, грохот — всё погасло, голова снова встретила землю. Он не понимал, почему не терял способность мыслить. Кровь пульсирующими потоками растекалась под головой, но потом его снова отняло от земли, что-то уперлось в колено — снова выстрел. Он хотел кричать, но не выходило и звука. Только взрывы пороха и грохот падения. Ощущение пространства стремительно меркло, всё средоточилось на боли, её невыносимости и животном желании от неё избавиться. Четвертый выстрел поразил другое колено, и Руфус понял, что силе этого ощущения нет предела. Ещё два выстрела — в локоть, в живот. Смешно, что он продолжал быть в сознании. Рот послушно открылся, зубы клацнули о сталь, и он не успел дослушать ставшую знакомой последовательность звуков. Руфус по-прежнему не мог шевельнуться. Он всё ещё в парке. Несколько мгновений он просто смотрел в горизонт, ничего не узнавая. Потом хват, державший его в тисках неподвижности, исчез, и ноги отказали. Желудок истово сокращался, получалось только бессильно хлопать ртом, выгоняя слюну. Глаза застлало влажной пеленой. Эхо выстрелов еще тлело в воздухе, а резко прекратившуюся боль сменила бешеная дробь сердца. Из горла выходили редкие, едва слышные стоны. Его подхватили чьи-то руки, помогли сесть и выпрямиться. — Ну что же? — голос шелестел над ухом. — Мы только начали. Тифа обняла его за голову, пригладила волосы, да принялась приговаривать: — Мы только начали… Дрожь начала потихоньку ослабевать. — Я могу убить тебя в любой момент, Руфус, — голос наполнился тошнотворной нежностью. — Я убью тебя в любой момент. Ты даже не поймешь, когда. Как только ему удалось двинуться, в голову лавиной ворвались все те мысли, что держались поодаль. Он её убьет, он её обязательно убьёт. Он должен жить, не она. Он слишком хочет жить. Липкие лапы боли обвились вокруг ног, рук, груди, вонзились шипами. Руфус закричал. Чем сильнее он желал ей смерти, тем невыносимее становилось думать. Его будто растягивало, разрывало, раздавливало. — Отпусти, Руфус, — слышал он через марево вновь подступившей погибели, чувствовал в каждом прикосновении. — Ты меня не убьешь. Он схватился за её руку, прижал к себе. — Отпусти. Ты ничего не сделаешь. Но ему нужно было выжить — любой ценой, лишь бы сжать руку вокруг её шеи, увидеть, как свет в глазах гаснет. Тело покрылось изломами, обнажая плоть, ломалась кость за костью. — Отпусти. Руфус открыл глаза, впитывая неистовую синеву неба — в сотый раз? В тысячный? Он боялся шевельнуться. Боялся предположить, стоит или лежит. Но еще — и это было самым постыдным — он боялся думать. Боялся, потому что хотел жить. Хотел жить потому… — Остановись. Тифа сидела на корточках и внимательно на него смотрела. В чертах её не было злобы или радости, только отрешенный интерес. — Похоже, умирать тебе нравится больше, чем думать. Руфус не мог найти в себе ответа. — Я не против, если хочешь продолжать. Если нет, сам знаешь, что делать. Он разлепил пересохшие губы. Слово отразилось от нёба болезненным сипом: — Знаю.***
— Что? Вопрос взрезал тишину. Страйф часто дышал и изготовился наброситься в любой момент, но голос звучал до жуткого спокойно. Руфус не мог поверить своим глазам. Ещё несколько секунд он просто стоял, уставившись на Клауда, будто впервые его видел. Движение замерших листьев постепенно ускорялось, ветер все увереннее гнал холод по озябшим рукам, шее, а шум улицы и детские голоса становились всё ближе и различимее. Не могло такого быть. — Что ты хотел сказать, Шинра? — Я… — Руфус механически начал отвечать, но осекся, словив взгляд Тифы. Конечно, она тоже тут была. Разве он мог забыть? Тифа смотрела не отрываясь; её выражение носило оттенок мрачного ожидания. О, видел бы это Страйф, если бы хоть немного приподнял шоры праведного гнева. — Я хочу, чтобы ты держался от неё подальше, Клауд, — Руфус позволил себе искривиться в презрительной улыбке. — Не то в следующий раз твоя глупость действительно стоит ей жизни. Клауд отчасти растерял разрушительный импульс, но все еще готов был к столкновению. — Что это еще значит? Тифа нахмурилась, свела губы нитью. Похоже, Вайсс или не знал, или не понял еще, о чем речь, что, впрочем, не отменяло его готовности снова запереть Руфуса в бесконечном цикле смертей. Иронично: никогда бы он не подумал, что Клауд будет меньшей проблемой. — По чьему доносу Локхарт нашли в Коста дель Соль? Тебе лучше дастся объяснить, что это значит. — Что?.. Клауда будто по голове огрели. Он не мог произнести ничего больше, только открывал и закрывал рот, бросая короткие взгляды в сторону Тифы. Та даже не поворачивала к нему головы; её взгляд по-прежнему был обращен к Руфусу, как бы подначивая продолжать. — Может быть, ты не знал, что конвой из ОВМ её чуть не расстрелял? Рив не удосужился рассказать? Подобрав какие-то внутренние силы, Клауд сжал губы, пытаясь выбрать слова: — Мне говорили другое. — Быть может, ты еще в это поверил, — Руфус картинно выдохнул. — Впрочем, чего еще ожидать, Клауд. Ты жутко падок до удобных объяснений. Этот уже выпад подействовал на Страйфа отрезвляюще. Враждебность, растерянная им при прошлой нападке, постепенно раскручивала обороты, так что стать его снова наливалась силой, а кулаки сжимались. — Я не знаю, что ты пытаешься провернуть, Шинра, но это точно не твоего ума дело. Сильный порыв ветра встрепенул ковёр листвы, заполняя напряженную тишину. Руфус прикидывал, как он сможет закончить этот диалог и какими силами ему это обойдется. Несмотря на тщательные старания выйти для Страйфа антагонистом, искреннего зла он ему не желал. Возможно, предупредить его не связываться больше с Тифой — единственное, что он мог для него сделать. — Мне дела нет до твоих заявлений, Клауд, — тон вышел достаточно скучающим; смерив Клауда усталым взглядом, он посмотрел на Тифу: — Госпожа Локхарт, к тому же, всё решила, правильно я понимаю? Она какое-то время продолжала внимательно смотреть на Руфуса, и только через секунду сбросила маску расчета, оживляя черты. Как в ее выражение вливалась тревога, обида и недоверие, довелось увидеть только ему, и, признаться, эта метаморфоза сжала нутро куда сильнее созерцания её истинной, безэмоциональной ипостаси. — Клауд, уходи, — взглядом затравленной жертвы она смерила Страйфа, так что тот попятился и скривился в жалостливой гримасе. Руфус поразился, как филигранно Вайссу давалось владение телом. — Что ты делал, то не просто так, я понимаю. Но я не хотела иметь с тобой дел еще до всего этого, не хочу и сейчас. То, что на Клауда это произвело обратный эффект, Руфуса не удивило нисколько. Сжавшись в пружину стресса и не находя выход, раз за разом осаждаемый то им, то Тифой, Страйф счел это последней каплей, переходя на говор, граничащий с криком. — Я не собираюсь уходить, пока он здесь, черт побери! Мы не договорили, а я с места не сдвинусь, пока ты не дашь мне высказаться! — О, Клауд, высказывайся, — Руфус с некоторым азартом включился в эту игру. Зла, конечно, он ему не желал, но с Клаудом было чем поквитаться. — Представь, что меня тут нет. У Клауда глаза налились кровью. — Заткнись, Шинра! Проваливай отсюда! Он сделал несколько шагов вперед, и Руфус инстинктивно дернулся к пистолету. Но когда рука нащупала холодную рукоять, его замутило от совсем уж недавних воспоминаний, как он всаживал себе в тело пулю за пулей, что заставило его растерять драгоценные секунды. Но путь к нему вдруг преградила Тифа, выглядевшая совсем уж недовольной. — Успокойся! Я не хочу, чтобы он уходил. Стоя истуканом с выражением, которое он даже не пытался описать, про себя Руфус нервно рассмеялся. Похоже, Локхарт собиралась его порешить чужими руками. Страйф в раздражении скривился. — С какой это стати? Ты с ним… Да что между вами произошло, черт возьми? — Клауд… Тифа снова бросила короткий, выжидательный взгляд. — Так сложно понять, Страйф? Хочешь, чтобы я рассказал, как все было? В каких позах? — Руфус! Её вскрик был последним, что он услышал, прежде чем его повело от удара. Отшагнув и тем чудом сохранив равновесие, Руфус чувствовал, как взорвалась болью щека, а в голове все закружилось. Во рту набрался стальной привкус, в двоящихся образах маячило яростное лицо Страйфа, а в животе поднималось чувство практически забытой злости. Чувство, в котором он себе столько отказывал, которое никак не мог воплотить, раз за разом собирая его октавным наслоением, чтобы в очередной раз умереть — это чувство наконец имело право существовать, и последнее, что он мог воспринять здравым рассудком — это неимоверной силы волну гнева, которая была больше, чем он сам — больше, чем проклятый парк. Ведь если бы не Страйф, мелькнуло в голове разрушительной искрой, Тифа бы до сих пор была жива. Кулак с неприятным хрустом впился в лицо Клауду, начавшему было остывать после удара. Приняв боевую стойку, Руфус с экстатическим злорадством наблюдал, как из носа по ладони ползет алая струйка крови. Поделом. Страйф по своей дурости запустил эту цепь событий, по своему малодушию сделал только хуже. Хотелось сделать ему гораздо больнее, чем просто избить. Клауд сцепился с ним взглядом всего на долю секунды, в следующий момент уже налетая на него с перекошенным от гнева лицом. Мрачное удовлетворение Руфуса было недолгим: блокировав всего два выпада, третий он пропустил. Сначала вышибло дух, потом горизонт накренился — Руфус рухнул на колени, прежде чем ему заломили руки. Протерев асфальт рассеченной щекой, он мог только боковым зрением видеть высившийся силуэт. Часто и глубоко дыша, смешивая кровь с пылью дороги, он постепенно осознавал незавидность своего положения, но злоба не уходила. Кроша зубами песок, Руфус клял Страйфа всеми словами, что знал — про себя, вслух, без разбора. Идиот. Придурок. Даже не подозревал, что ему уже нечего защищать. Выкопал ей могилу, чтобы потом других в этом винить. Бессилие и ненависть готовы были выдавить из него чувство, которое никак нельзя было показать. Где-то там, за спиной что-то замельтешило, и хват исчез. Клауд вдруг обмяк и осел на землю, и Руфус слишком много мыслей передумал, прежде чем сумел повернуться и подняться на онемевших руках. Тифа жадно хватала ртом воздух, в глазах ее был испуг. Когда она убедилась, что Клауд не шевелился, её выражение растеряло всякое подобие чувств, кроме раздражения и презрения. — Без сознания, — Тифа пожала плечами, продолжая вглядываться в его неподвижную форму. Руфус не мог ничего сказать, пытался отдышаться и выгнать стальной привкус изо рта. Руки, до того бывшие ватными, начало покалывать, и, если он их расслаблял, то они сами собой сводились за спину. — Если что, это ты его, — Тифа уперла руки в бока и смерила Руфуса взглядом. — Звучит не слишком правдоподобно, — нашел он наконец голос, осторожно становясь на ноги. Правая рука плохо слушалась, отзываясь только болью. — Что теперь? Он даже не опасался — предчувствовал, что это послужит поводом снова его запереть. Нужно было действовать быстро. — Я достаточно вам угодил, Локхарт? Клауд не первый и не последний, у кого есть вопросы. Тифа скрестила руки на груди, задумалась. Ветер встрепал ее короткие пряди, укрывая лицо. — Ваше положение незавидное, — продолжал он. — Да и обстоятельства, насколько я могу понять, вам целиком не подвластны. Ему жутко хотелось знать, отчего этот человек выглядел так, как выглядел, и он смутно помнил, что в одной из итераций даже убедился, что осознанная смена внешности была вне возможностей и желаний вернувшегося Вайсса. — Ну же, Локхарт, соглашайтесь. Я готов вам помочь. Тифа вскинула голову и шумно вдохнула, и эхо уличного движения зависло на какой-то продолжительной ноте, прежде чем стремительно угаснуть. Руфус почувствовал, как в легкие вливается стылый воздух, и изготовился снова стать недвижным. Сердце бешено стучало, в голову ворвалась граничащая с истерикой паника. — Тут не с чем соглашаться, Шинра, — Тифа обхватила руками плечи, выгибая голову. — Ты будешь мне помогать, хочешь того или нет. — Однако я до сих пор жив и в трезвой памяти, — язык у Руфуса потяжелел, и слова выходили с трудом. — Ты наверняка подумал, что станется, если я вдруг начну вести себя подозрительно или куда-то пропаду. — Можешь тешиться иллюзиями, сколько влезет, — тон её стал ниже, а обертона давали жуткое сходство с голосом Вайсса. — Я повторю тебе еще раз: ты даже не поймешь, когда умрешь. В этом главная прелесть. Отвратно было себе признаться, но эта мысль его ужасала. Стывшая в уголках губ кровь напоминала сейчас только о том, как ему удалось побывать в настоящем мире, а не тысяче искусственных наслоений, и как бы хотелось туда вернуться. Руфус не знал, на что способен Вайсс, сколько мыслей и чувств видит, имеет ли смысл играть перед ним какую-то роль, но нужно было пробовать: — Если ты столько действий предпринял ради того, чтобы позабавиться над моей гибелью, то тебе ничего не стоит оказать услугу за услугу. Вайсс улыбнулся. — Ты жив только потому, что пока это приносит меньше проблем. С чего это ты взял, что я собираюсь тебе в чем-то потакать? Руфус нахмурился, будто действительно задумался. Будто не заготовил эти слова, когда бежал сломя голову, в наспех застегнутом костюме, сюда. — Ты никогда не работал один, а теперь нет даже Корнуолла, на которого ты рассчитывал; Шелке, если откроешь ей карты, с большой вероятностью вскроет тебя первым же перочинным ножом. Ты обожаешь сделки, в которых именно что оказываешь услугу, чтобы потом забрать во сто крат больше. В конце концов, ты ждешь — не дождешься, когда я встречу смерть. Честно говоря, Вайсс, я не вижу причин, почему ты не пойдешь мне навстречу. — Шинровские досье, как же, — Вайсс сложил руки на груди, презрительно фыркнув. — Сколько красивые, столько бездарные. — О, рестрикторы в своих отчетах отработали до последнего гиля, едва ли эти труды можно назвать красивыми или поэтичными, но и бездарными их тоже назвать нельзя, — Руфус ухмыльнулся. — Жаль, что их до сих пор не публиковали. В моих силах куда больше, чем отвадить подозрения Страйфа. Представь, что будет, если я стану твоим союзником и решусь помогать по собственной воле. — Ты почему-то держишь меня за идиота, Шинра, — Вайсс поморщился, заслышав о рестрикторах, и эта гримаса не сходила с его лица. — Я понятия не имею и мне дела нет, почему тебе неберазлично, что случилось с этой женщиной, но по собственной воле ты, хм... вскроешь меня первым же перочинным ножом. Руфус почувствовал, как тугой жгут в груди постепенно расплетается, и разговор принимает осязаемые исходы. В конце концов, эти тысячи смертей научили его не думать о Тифе, так что легко было найти в себе силы говорить. — Мы, очевидно, друг друга недопоняли. Я проявил не лучшие свои стороны, но впредь мне это и не нужно, раз уж стоит вопрос моего собственного выживания. К тому же, Локхарт мертва, и я ей уже точно ничем не помогу. Мне незачем таить на тебя злобу, тем более, что мы можем друг другу пригодиться. Вайсс молчал. Невозможно было предугадать его думы. Руфус хотел надеяться, что размышлял он о перспективах сотрудничества, но эти десятки секунд — можно ли было считать здесь время? — чуть не вытянули из него оставшиеся силы. — Чего ты хочешь? Вопрос застал Руфуса врасплох. Честно говоря, он даже не сразу понял, что этот вопрос Вайсс действительно задал. — Того же, что и раньше. Мне нужна лояльность Локхарт и остальных участников Лавины. — Страйф? — Проблематично, — Руфус отмахнулся в раздражении. — Валентайн будет к тебе прислушиваться, он еще не отошел от чувства вины. Кисараги тоже. Нанаки, Баррет — с ними не вижу проблем. Вот только Рив… — А он что? — Рив может что-то заподозрить, если действовать неаккуратно. Он слишком хорошо меня знает. Лучше держаться от него подальше, пока не заполучим поддержку остальных. Вайсс упер руки в бока, медленно зашагал из стороны в сторону, будто что-то взвешивал. — Великоват твой план, Шинра. Я не собирался разыгрывать Локхарт, чтобы кому-то угодить. — Боюсь, пока ты не усыпишь их бдительность, тебя будут подозревать на каждом шагу. Валентайн так точно. Юффи вовсе видела тело Локхарт и знает об этих обстоятельствах лучше других. — Ты же говорил, что они первые мне поверят? — Если будешь для них убедительной Тифой — да. Если решишь вдруг исчезнуть — они первые что-то заподозрят. Надеюсь, не это было твоим планом? Вайсс неприязненно дернул уголком губ, и Руфус понял, что не прогадал. — Чтобы это провернуть, нужно научиться хорошо ее отыгрывать. Хотя, если у Клауда не возникло вопросов, это не самая сложная задача для тебя… Пока Руфус говорил, в голове мелькнула мысль, которая заставила его запнуться на полуслове. Собственные доводы звучали так убедительно, что складывалась дурная ситуация: будто бы жертва Руфуса была оптимальным исходом событий, если бы тот хотел скорейшей расправы над Вайссом. Его смерть подняла бы на уши и Лавину, и Турков, что усложнило бы жизнь этой новой Тифе куда больше, чем его вмешательство. Теперь же выходило, что он своими руками пытается расчистить для Вайсса дорогу. Чем это промедление могло обернуться, если он что-то задумал? Чьи жизни впредь на кону? И — что самое страшное — было ли это естественным ходом вещей? Возможно, события, которые приводили его к гибели, были всего лишь следствием перевоплощения Вайсса, который сам себе такой внешности не желал. И если на самом деле неизвестная сторона, если таковая существовала, была за это в ответе, Руфус в предлагаемых обстоятельствах не мог иначе поступить, как пойти на заклание. Следовательно, его решение выжить любой ценой — нарушение этого плана. Он мог бы подумать, что такой расклад имеет право быть лишь альтернативным толкованием волеизъявления Планеты, будто бы истинным замыслом было не воздаяние Вайссу, а опосредованное наказание, ведь само по себе оно виделось непоследовательным и затратным решением. Если наказывать, зачем давать свободу и силы? Но и если награждать, зачем запирать его в этом теле? Как будто… Как будто решение было продиктовано разнородными силами внутри Лайфстрима. Руфус не сразу понял, когда Вайсс заговорил: — Страйфа обвести легко. Главной проблемой был ты, твой Турк и эта взбалмошная девица. — Рено и Юффи? Вайсс неприязненно сощурился. — Мне нет дела, если тебя так забавляет притворяться дураком, Шинра. Я знаю, что вы вместе с Локхарт были в Каньоне. — Да, но их еще надо убедить, — Руфус усмотрел в выражении Вайсса самодовольство и не удержался: — Ты не слишком этим обеспокоен. — Что мне беспокоиться? Кисараги с Тифой не разговаривала, Рено с ней лично общался недолго. С тем, что произошло, еще проще: оба ненавидят этого недо-Килмистера. Если бы ты не всадил в него столько пуль, это бы сделал кто-то из них. На несколько секунд он потерял дар речи. Что произошло в Каньоне, знали немногие, но что Вайсс упомянул Килмистера, поразило куда сильнее. — Откуда… — выдохнул Руфус, не сумевши скрыть удивление. — Я видел все, что ты видел, — Вайсс постучал пальцем по виску, злорадно улыбаясь, — так что события в Каньоне меня больше не заботят. «Мыслезапись», — вспомнил Руфус слово, сказанное Вайссом в самый первый их разговор, когда его утянуло в темный водоворот воспоминаний и образов. — Поэтому ты обвел Клауда, — Руфус сложил руки на груди, пытаясь тем самым удержаться от панических настроений. — Дай угадаю: ты взял те данные Локхарт, которые пришли в ОВМ вместе с данными Клауда? Вайсс в раздражении дернул плечами. — Даже если оно было так, я бы не ответил. Но если тебя интересует, получится ли из меня убедительная Локхарт — не беспокойся. Он еще о чем-то задумался, пока Руфус впитывал сказанное. Действительно, в секунды решающего разговора убедительности Вайссу было не занимать. — Ладно. Вдруг он оказался слишком близко; пальцы коснулись пиджака, рубашки, кожи — дыхание остановилось, когда рука вошла глубже, прошла сквозь мышцы, кости и обхватила сердце, умерив частый пульс до летаргического биения. Всё, думал Руфус, пока зрение теряло резкость очертаний. — Если даже помыслишь мне навредить, — Вайсс беспорядочно зашевелил пальцами, будто перебирал какой-то посторонний предмет, — знаешь, что случится. Еще секунда — и ладонь вынырнула из грудной клетки, не оставляя и следа. — Теперь мне нет нужды тебя ловить, чтобы убивать раз за разом, — казалось, он от этого искренне веселился. — А уж в какой раз ты умрешь по-настоящему — может, я и сам не знаю. Кровь, словно остановившаяся в эти длинные секунды, снова подступила к лицу, к рукам, к легким. Не хотелось тешить себя бесплотными надеждами, но похоже было, что Вайсс готов был его отпустить. — А теперь, Шинра, давай подумаем, как Тифе Локхарт удалось вернуться к жизни.