Принц павшего королевства

      В Каэнри’ахе светло не было уже очень давно, но именно сейчас тьма казалась Итэру особенно тяжёлой и липкой.       Бредя по заброшенным коридорам дворца, Принц кутался в свою накидку, как в последнюю надежду на спасение. Тёмные стены, пустые оконные проёмы, сети трещин на полу — все, казалось, подчёркивало его изломанность, отражало глубину падения Каэнри'аха.       Итэр не ожидал, что встретиться с Сяо будет так тяжело. Он надеялся, что Якса будет молить о прощении. Что в его истории не будет никакого другого смысла, кроме как разжалобить Принца Бездны. Именно такой юноша представлял эту встречу годами в одиночестве, во всепоглощающей ненависти.       Но Сяо не отрицал своей вины. Он принимал её, тяготился ей не меньше, чем Итэр короной на своей голове, и, что оказалось самым терзающим сердце и разум — готов был принять любое наказание от того, кого предал.       Так не должно было быть. Итэр не должен был поддаваться. Не должен был искать тепла в любимых ладонях и любви в золотых глазах, которых не видел, казалось, целую вечность. Он должен был ненавидеть Сяо. Но за пять сотен лет чувства не иссякли. Итэр старался выжечь их из себя всеми возможными способами…       А в итоге спустился в карцер дворца и позволил себе выслушать Сяо. И даже больше… Он понял его. Поверил, что все было именно так.       Итэр не верил никому уже пять сотен лет. Но этому монстру, предателю, человеку, оставившему его и весь Каэнри’ах умирать, поверил. Так, как верил когда-то давно — без тени сомнений. Как глупо, как недостойно Принца Бездны… Но так правильно.       Ноги подгибались. С огромным трудом Итэр дрожащими руками открыл дверь своей комнаты и захлопнул её за собой. Пыль словно пепел засыпала его растрепанные волосы и дрожащие плечи, легла на дорожки слез на щеках. Итэр зажмурился…       Ладонь его с грохотом впечаталась в стену, а вой вырвался, казалось, из самых глубин души.       Он запутался. Он потерялся. Он ненавидел и любил, хотел убить и не мог этого сделать. Никакое решение не давалось Итэру так тяжело. Даже изгнание Дайна.       Стиснув зубы до боли в челюсти, Итэр с трудом добрался до своей кровати и упал на неё, в раз потеряв все силы. Глазам открылась комната — разбитая, грязная, полная изломанных вещей и осколков прошлого. Итэр ничего не менял в ней с тех пор, как впервые столкнулся с Сяо и разгромил своё убежище под чистую. Это было отражением его боли — напоминанием о том, почему Принц поступает так. Но вместе с тем — главным позором, которого он не хотел показывать никому в Каэнри’ахе. Даже Изуне. Его подданные должны были видеть юношу сильным. Они должны были знать, что их Принц в порядке, что он может вести их. Даже если на самом деле это было не так.       Напоминание больше не работало. Итэр смотрел на пятна чернил на полу, на осколки зеркала, в которых отражалось его лицо — заплаканное, красное, исчерченное линиями тускнеющих алхимических шрамов, — и не мог разбудить в себе гнев. Потому что он помнил лицо Сяо. Его растерянный взгляд, его сиплый голос, его слова, полные мольбы и нежности, которой за сотни лет не стало меньше ни на грамм.       Он умолял Итэра отступить от выбранного пути. Просил одуматься, вернуть миру того солнечного мальчика, которым Принц когда-то был. Понимал ли он, что это невозможно?       Боги прокляли не только принца Каэнри'аха. На Итэре лежала ответственность за целую страну, полную потерянных людей, ищущих в этом мире хоть какую-то опору. Чтобы защитить их, мальчик должен был быть Принцем — беспощадным, жестоким чудовищем. Только так он мог прийти к своей цели. Только так он мог собрать все Гнозисы и бросить вызов бездушным Богам и их порядкам. Только так он мог вернуть мир на родину…       Но почему тогда так скреблось где-то в груди сожаление? Почему было так тоскливо? Почему отражение в осколках зеркала казалось чужим и ненавистным?       Итэр натужно улыбнулся. Затем оскалился, пытаясь нацепить маску Принца Бездны. И все равно все было не так. Ни в одном из своих амплуа он не видел жизни. Это было не его лицо — не того Итэра, которым он был. Но и не лицо Принца, под которым он прожил столько лет. Итэр больше не был тем мальчиком, которого Сяо любил и который любил его в ответ. И, наверное, никогда уже не будет. Но и безжалостным главой Бездны он больше быть не мог.       Лёжа в центре бури, на осколках своей жизни, Итэр баюкал раненное сердце и пытался решить, что ему делать. Но сколько бы не думал, заходил в тупик.       Сяо не должен был жить. Он был воплощением слабости Итэра, его человечностью и душой в теле сильнейшего существа в Тейвате.       Сяо не должен был умереть. Итэр не мог представить себе мир без него. Он не мог убить его сам, но и не мог приказать убить другому.       Что сделать? Что выбрать? От чего отказаться — от души или от злобы, — чтобы прийти наконец к желаемому? Разруха в комнате была разрухой в его голове и ни капли не помогала уцепиться ни за один вариант из двух.       Итэр прекрасно понимал, что выбирает не просто судьбу Сяо, но путь, по которому пойдет. Чтобы он не выбрал, это решит всю его судьбу и то, кем он в конце станет. Так… Кем же ему быть?       Позволить себе милосердие? Это был бы лучший вариант, но обида все еще терзала сердце и разъедала разум ненавистью, вновь и вновь подкидывая воспоминания о том страшном дне и всей той череде падений и перемен, что последовали после.       Так может ему отринуть всякое прошение и стать наконец тем, кем его и видел целый Тейват — чудовищем, готовым сделать все ради разрушения небесного порядка? Итэр знал, что после этого пути назад не будет. И понимание пугало его.       В конец запутавшись в собственных желаниях и решениях, Принц обхватил голову руками и зажмурился. Тихий стон сорвался с его искусанных губ.       Как же он устал от этой роли! Он не был королём. И даже принцем не был. Он был советником! Но еще больше Итэр был ребёнком, которого одним днем запихали в ад, из которого он не мог выбраться до сих пор. Он пообещал позаботиться о народе Каэнри’аха, но пока не мог позаботиться даже о себе.       Дверь комнаты тихо скрипнула. Итэр распахнул глаза, забился в угол, оскалился, ожидая увидеть слугу… Но глазам его предстал Изуна. Верный, заботливый Изуна, который без лишних слов вздохнул, прикрыл за собой дверь и сел рядом с Итэром.       — Что он сделал? — Просто спросил Вестник, мягко коснувшись дрожащего плеча.       Юноша обмяк под его рукой, враз растеряв остатки спеси.       — Ничего, — всхлипнул Итэр. — Просто напомнил мне, кем я был раньше… И я наконец увидел, насколько изменился.       Ладонь Изуны дрогнула. Принц давно привык к её холодной стальной тяжести, но до чего же ему сейчас хотелось, как в детстве, ощутить тепло тонких пальцев и увидеть вместо забрала шлема острое лицо, неуловимо похожее на его собственное…       — Мы все изменились, Итэр, — выдохнул Изуна. — Если бы мы не изменились, то не выжили бы.       — Да… Но теперь каждый раз когда я смотрю в зеркало, я вижу в нём… Не себя.       Запоздало Итэр понял, как же глупо звучат эти слова от него. Это не его тело навсегда оказалось заперто в металлических доспехах и не его лишили человеческого облика. Но Изуна не стал шутить и тем более обижаться.       Вместо этого он склонился к Принцу ближе и обнял его — крепко, но нежно, как обнимал еще совсем маленького принца перед сном, когда вместо короля читал мальчику сказки. Как самый любящий на свете дядя. И даже то, что он отрекся от родства с королём после Исхода не заставило его отречься от любимого племянника, так похожего на него.       — Ты всё сделал правильно, Итэр, — шепнул Изуна, мягко покачивая принца, словно младенца. — Каждое твое решение помогло нам уцелеть.       — Сяо тоже не обвинял меня, — всхлипнул Принц, цепляясь за холодную ладонь. — Он сказал… Сказал, что все еще любит меня. И я не знаю… Хочу ли ему поверить. Я уверен, что он говорит правду, но мне так страшно вновь позволять себе любить его. Я не знаю, что мне делать. Если я убью его, то навсегда потеряю себя. А если нет, то… Все, к чему мы шли, будет бессмысленно. Что мне делать, Изуна?       Он не ожидал от Вестника ответа. Это была скорее попытка найти поддержку у кого-то более разумного, более взрослого. Итэр понимал, что Изуна тоже не всесилен. И еще больше понимал, насколько тот зол на Селестию. Не только за свой новый облик, но и за все, что пришлось пережить его родным, близких и просто подчиненным.       Не кстати вспомнился Дайнслейф. Он бы точно что-нибудь придумал… В отличии от Итэра и Изуны Дайн был воином — человеком стремительных решении и борьбы. Он никогда не сомневался в своих решениях. Принц знал это не понаслышке. Ведь только Дайну когда-то хватило сил увидеть и указать, в каких монстров они превращаются, следуя по пути мести… Он знал, что за этим последует. Но не испугался.       И даже когда ученик и друг с позором изгнали его, Дайн не сломился. В отличии от самого принца.       Как же Итэр жалел о том дне, когда отрекся от наставника. И как же ненавидел его, этого предателя, который не смог разделить с ними боль и путь к утраченному свету.       Наверное, Изуна почувствовал тоску племянника. Он обнял его ещё крепче и, немного подумав, сказал:       — Мой принц, я… В этом вопросе я не могу решить за вас. Но знайте — чтобы вы не выбрали, я всегда буду с вами. Я последую за вами куда угодно. Даже на край света, если вы того пожелаете.       И Итэр знал — это была чистая правда.       Вопреки всем ожиданиям, эти слова принесли Принцу… Покой. Уверенность даже.       В словах Изуны чувствовалась надежда. Может, надежда на месть. А может, на то, что его ученик и племянник окажется умнее своего отца-тирана и не погонится за властью забыв о душе. В любом случае, Итэра эта надежда успокоила.       Шмыгнув носом, мальчик завозился, выскальзывая из объятий Изуны. Но вместо того, чтобы уйти, он осторожно положил голову на холодные колени. Наставник больше не был человеком, но Итэр все еще чувствовал биение крови под стальными пластинами доспеха. Изуна все еще был там. Но, что важнее, с Итэром все еще была его душа.       Вестник усмехнулся. Ладонь его зарылась в светлые волосы, мягко перебирая пряди, а голос затянул старую как весь этот мир колыбельную, которой он провожал принца в мир грез с самого раннего детства.       Итэр так и заснул в его руках — измученный, запутавшийся, но не сомневающийся в том, что рядом с ним всегда будет человек, который его поддержит.       И только перед тем, как окончательно погрузиться в сон, юный принц сумел найти в себе какую-то тень надежды. Улыбка тронула его губы.       Пожалуй, он знал, что делать. Лишь бы на утро сомнения вновь не одолели его…