***
Я выжил что странно. Очнулся я в груде камней. М-да, как-то так началось мое попадание в один мир где был матриархат с фэнтезийным средневековьем. Только не думайте что все там решали жены или мамы, все решали тещи и бабушки. Когда я очнулся, в Цинтре во всю хозяйничали Нильфгаардцы. Те на которых я натыкался не стремились брать меня в плен, а я просто отвечал им искренней взаимностью. При осмотре очередного поверженного южанина я обнаружил колоду для гвинта. Нет удивило меня не само наличие карт, а колода Зеррикания. Дисциплиной в войске южан поубавилось из-за того что им отдали город на разграбление. Если нильфы сейчас заняты грабежом, то может быть мне заняться грабежом самих нильфгаардцев? Лагерь нильфгаардцы оборудовали без частокола, но с приличным количеством палаток. Тишину нарушали лишь пьяные песенки на нильфгаардском с довольно пошлым надо сказать содержанием. В частности в одной из них говорилось о том как распутная женщина из Виковаро совратила понравившегося ей юнца. Как я это понял? Помимо изучения языка вранов в Оксенфуртском университете преподавалась старшая речь, на которую, с вкраплениями всеобщего языка, и походил нильфгаардский язык. Преподаватель кафедры истории Брендон из Оксенфурта утверждал в своей научной статье, что свое происхождение нильфгаардцы ведут от Dhu Seidhe. По утверждению Брендона из Оксенфурта представители расы эльфов Dhu Seidhe, жившие в долине реки Альба и создавшили там весьма отличную от Aen Seidhe цивилизацию, которая обособилась и обзавелась своим собственным диалектом старшей речи. По всей видимости, они смогли ужиться с людьми и ассимилировать их. Таким образом они стали предками нильфгаардцев, гордящихся своим наследием и сохранивших особый диалект языка эльфов. Благодаря обостренному обонянию по характерному запаху я обнаружил алхимическую лабораторию. Алхимиков было всего лишь двое, но были они далеко не в трезвом состоянии. Связав их, я начал допрашивать их на предмет формулы создания зерриканского огня. По хорошему отвечать они не хотели, о чем они выразились в весьма грубой форме, с упоминанием моих родителей в не самом приятном свете. Когда-то я попал в одно из самых неприятных попаданий, которое трудно забыть, а именно в планету-тюрьму. В том «Галактическом Гуантанамо» я попал в персонажа приговоренного к пожизненным пыткам. Годами я получил самые невыносимые в болевом и психологическом плане мучений, при этом постоянно находясь под наблюдением врачей не давшим мне умереть. Что самое обидное меня потом признали невиновным, но едва я покинул ту планету-тюрьму, я уже попал в космическую катастрофу, из-за которой оказался в мире где исчезло человечество. Так вот к чему это лирическое отступление? Простыми словами у меня есть опыт в пытках, даже если пытали и меня. После окончания нашей «беседы», я забрал все возможное их записи и поджёг лабораторию с использованием компонентов затрудняющих тушение пожара.***
— Насчёт децимации я бы повременил, после триумфа в Цинтре нам нужно нести свет великого солнца на Север, а подобные меры могут принести эффект обратный ожидаемому. Собственно что конкретно сгорело? Какой ущерб? — Какой ущерб?! — Петер Эвертсен был в гневе, но старался не повышать голос. — Передвижная алхимическая лаборатория с оборудованием заказанным из Зеррикании за немыслимые деньги, но это… Это срывает поставки материалов для осадных орудий и госпиталей. — Спишите это с нордлингов. Они враги, а вина врага не требует доказательств. Кроме того если не нордлинги, то кто? — Вы не понимаете эта лаборатория стоит такие… — Петер Эвертсен не успел закончить ибо был прерван собеседником. — Оставьте финансово-крючкотворные вопросы себе. Я воин, а не купец. Меня больше интересует готовность тыла к продолжению нашего похода на Север. — Коммуникации растянулись. Снабжение проходит через хребет Амелл. Морские перевозки затруднены из-за действий островитян. Портовые сооружения Цинтры сильно пострадали при штурме города. — Петер Эвертсен не только занимался снабжением и распределением жалования и материальных благ среди подразделений, но и отвечал за освоение ресурсов захваченных территорий, включая инфраструктуру. Вместе с тем Петер умолчал что сомневается что при пожаре в лагере сгорела часть казны. У него даже были доказательства, которые он может использовать в случае необходимости, но пока интересы дела требовали придержать их до более подходящих времён ибо много с этим связано имён. — Мы уже выбились из графика. Такими черепашьими темпами нам не дойти не то что до Ковира, но даже до Вызимы пока не выпадет снег. Мы должны были быть уже в Бругге.***
В этом мире местные считают, что утопленник возвращается в мир живых в виде монстра, чтобы терзать живых. Потому что он даже после смерти страдает от смертных мук, и поэтому он убивает своих живых жертв. Чаще всего он утаскивает их под воду, а тонущих разрывает на куски острыми копьями и поедает, словно размокшее в молоке печенье. Научное сообщество больше склоняется к тому что они представляют собой реликт сопряжения сфер. Такие существа называются утопцами. Именно от них мне пришлось отбиваться когда я на самодельном плоту пересекал реку Яругу. Яруга представляет из себя самую крупную и протяженную река на территории Северных королевств. Берет свое начало в Синих горах и далее течет в западном направлении, впадая в Великое море на границе Цинтры и Вердэна. Река протекает в обширной низменности, которую называют Долиной Яруги. Нильфгаардцы заняли на Яруге мосты и переправы, но даже не знав об этом я решил не рисковать столкнуться с ребятами в черной броне с золотым солнцем. К моменту когда я почти добрался до Диллингена, что в Бругге, я был похож на оборванца из-за моих преключений в Цинтре. В пути мне повстречались несколько банд разбойников, в основном они были дезертирами. С большинством даже сражаться не пришлось, ибо мой внешний вид вызывал у них лишь брезгливость сводившую на нет жажду поживиться за мой свет. Это были опустившиеся, но все же люди, которые не станут убивать людей по причине того что последние не принадлежат к старшим расам. Чего нельзя сказать про скоя’таэлей, с которыми мне пришлось столкнуться.