Танцуй со мной

      Конечно, бабушка позвонила, когда Ильдар был в душе. Он услышал звонок далеко не сразу, гудке на четвёртом, наверное. Выскакивать из ванной пришлось как есть — наскоро вытираясь на ходу, заливая пол водой, не до конца даже смыв шампунь. Уже схватив трубку, он порадовался, что в гостях остался только Вадим — а то хорош бы он был, светя голым задом перед ребятами из группы! Впрочем, судя по обалдевшему лицу Вадима, он такому пейзажу тоже не сильно обрадовался.       — Внучек, почему бабушка должна ждать? У бабушки нет других важных дел? — поинтересовалась Циля Моисеевна, стоило Ильдару сказать «Да». — И сколько раз я тебе должна повторять, никаких «да», пока ты не убедился, что на том конце не враги!       — Какие враги, — пробормотал Ильдар.       — Те, которые хотят украсть мои деньги!       — И для этого они буду звонить мне?       — Конечно, я же так просто не отдам. — Циля Моисеевна поцокала языком недовольно, осуждая неведомых «врагов». — А теперь к главному. Как у тебя дела?       Ильдар вздохнул и опустился на пол, кое-как замотавшись в полотенце. Разговор обещал быть долгим…       Бабушка никогда не спрашивала, как дела у её дочери, матери Ильдара. Тем более её не интересовало, как живёт его отец, её зять. Зато она могла неожиданно вспомнить какого-нибудь школьного товарища Ильдара, соседку по лестничной площадке, своего бывшего коллегу, подружку лохматых годов, уточнить, какого цвета волосы у Китти сейчас или как сдаёт сессию Вадим, не забеременела ли Лида или Лада. Объяснялось это просто — она смертельно обиделась на Мирьям, как только та сообщила, что выходит замуж за татарина. Нет, пока они жили в одной стране, они разговаривали, даже виделись — но поводом для этих встреч всегда был Ильдар, и чем старше он становился, тем реже они случались. После пятого класса он освоил дорогу до бабушки без сопровождения, и мать, казалось, вздохнула с облегчением.       «Ребёнок не виноват в том, что он родился у таких родителей, — приговаривала Циля Моисеевна, когда кто-то из её знакомых спрашивал, откуда такое чадолюбие. — К тому же он мне не чужой. И вообще, в мире столько кокаина, почему ваш нос в моих делах?! Найдите ему лучшее применение!»       Примерно то же самое она ответила дочери, когда та попробовала возмутиться, что квартира достанется не ей. И сразу обозначила: она будет звонить раз в две недели, строго на домашний телефон, и если ей хоть раз ответит не Ильдар, то кара будет неизбежной.       Учитывая круг знакомых Цили Моисеевны, Марьям сопротивляться не рискнула. И даже Талгату объяснила, что лучше мирно подождать кончины старушки с расчётом на то, что от её неупокоенного духа вреда будет меньше, чем от живой фурии. Тот заикнулся было, что никто не мешает им жить втроём, но тут воспротивился уже Ильдар: у него как раз случилась первая любовь, и остро требовалось место для приятного времяпрепровождения.       — …и когда тебя ждать в гости?       — Ну какое в гости, у меня работа в разгаре, отчётник, конкурс… — Ильдар зажмурился, потёр двумя пальцами виски. — Мне не дадут отпуск, даже если я на колени встану!       — Просто так вставать не надо, надо с пользой, — назидательно сообщила Циля Моисеевна. — Работа языком — тоже искусство!       — Ба!       Вадим, сидевший на диване в гостиной, свесился с него, чтобы выглянуть в коридор и узнать причину громкого вскрика. Ильдар помотал головой, показывая, что не готов объяснять. Щёки и шею запекло от смущения.       — Я тебе об ораторских навыках. А ты о чём, Илюшенька? Вырос и думаешь, что можешь о таком с бабушкой болтать?       Ильдар застонал вслух. Переговорить Цилю Моисеевну не смог бы и прославленный древнегреческий философ, подвизавшийся на форумах.       — Я попробую, — вздохнул Ильдар. — Но обещать не буду.       — И Вадюше привет!       — Тебе привет! — послушно повторил Ильдар. — Он рядом, — пояснил он для бабушки.       — Привози знакомиться, а то Китти твоего я только по фото и знала. Надо же мне знать, кто…       — Ба, нет!       — …украл сердце моего драгоценного внука! — ничуть не запнувшись, договорила Циля Моисеевна и фыркнула довольно.       К счастью, после этого разговор свернулся сам собой, и бабушка, сообщив, что её ждут великие свершения (не иначе как поход в гости на рюмочку чая к подружке), распрощалась. Ильдар с трудом выпрямил затёкшие конечности, потрогал волосы — те застыли неприятной холодной массой, — чертыхнулся и пошёл мыться по второму кругу.       Мышцы слегка тянуло: сказывался перетрен. Горячая вода била по плечам, приятно расслабляя, и выходить из ванной вообще не хотелось, особенно если учесть, что на вечер было назначено дополнительное занятие у детей. Больше всего досталось, как обычно, коленям, на втором месте по страданию оказалась шея, которой не повезло на предпоследней репетиции: Китька слишком сильно вцепился, навернувшись с поддержки.       И это, кстати, было очень странно: Ильдар был уверен, что не он накосячил, ошибся именно Китти. То ли не до конца напрягся, то ли мах не дал, то ли всё вместе… Такое можно было бы ожидать от Алисы или Лиды, но никак не от самого титулованного танцора группы! И это напрягало, и дело было не в синяках, а в самой ситуации. И ладно на репетиции, ведь подобное могло случиться и на самом выступлении. А если Китька выпадет из свечки?! Это прямой путь к травмам, причём для всех участвующих в поддержке. Не среагируют, не поймают, не успеют увернуться… Сколько таких случаев в спорте? Их танцы, хоть и любительские, ничуть не менее опасные, чем профессиональные.       Боль уходила, смывалась вместе с пенной водой, и Ильдар вздохнул свободнее, закручивая вентиль. Последнее время он постоянно ловил себя на подобных мыслях, и чем дальше, тем проще получалось себя взвинтить. Усталость, что ли, накопилась? Нет, ему точно жизненно необходим был отпуск…       Вадим, свернувшись клубочком, задремал на диване. Ильдар улыбнулся, глядя на него. Он сам бы с удовольствием пристроился рядом, только вот тогда к вечеру он превратится в амёбу, и толка от допа не будет никакого. Но, с другой стороны, пристраиваться ведь можно по-разному.       Ильдар сел рядом, потянул Вадима, чтобы он перелёг на него; тот завозился, открыл глаза, сонно хмыкнул:       — Ты вернулся. Из дальнего плавания!       — Как я мог не вернуться, если меня ждал ты, — в тон ему ответил Ильдар, целуя его в висок. — Не высыпаешься?       — Откуда? — Вадим зевнул. — Я студент, мне положено.       Он потёрся о подставленное плечо, закинул ногу Ильдару на бедро, ткнулся носом куда-то в подмышку и снова затих.       — Эй, — Ильдар пошевелил рукой, — ты уверен, что хочешь только спать?       — С тобой уютно, — неразборчиво пробормотал Вадим.       Ильдар покачал головой, в очередной раз поражаясь тому, насколько этот мальчик не похож на Китти; и как только его угораздило влюбиться… Кто из них меньше подходил под его гипотетические предпочтения, Ильдар затруднялся сказать. Взрывной парень, выходящий из себя на ровном месте, с которым так прекрасно танцевать, с которым каждый секс — полёт в стратосферу, даже если это обычная взаимная дрочка в туалете клуба, который понимал его с полуслова, когда хотел? Или тихий домашний Вадим, бесконечно далёкий от любого творчества, но ласковый, как голодный котёнок, смущающийся даже слова «жопа», но охотно втискивающий в эту самую жопу член по самые яйца — пусть не столь феерично, но уже вполне себе на уровне, готовый приехать, когда позовут, выслушать всё, что накопилось, даже не осознавая, о чём речь?       Наверное, они оба были «типажом» Ильдара. Или у него его и вовсе не было. По крайней мере, оглядываясь назад, он не мог вычленить хоть какую-то характеристику для тех, с кем его так или иначе связывали отношения. А ведь были ещё те, кто просто разок потрахаться, но они в общий зачёт не шли. Иногда секс — это просто секс, что бы там Фрейд об этом ни заливал.       Ильдар зарылся пальцами в лохматую шевелюру Вадима, почесал, спустился к шее, царапнул короткими ногтями; тот вздрогнул, но упрямо зажмурился, явно пытаясь не выдать, что у него по спине уже побежал табун мурашек. Конечно, никого это обмануть не могло уже давно; и Ильдар нагло продолжил исследование, погладил плечи, провёл по руке и замер на боку, только перебирая пальцами.       Вадим сдался спустя полминуты. Прогнулся, потянулся, нашёл губы и ринулся в поцелуй, будто бы и не дремал вовсе, а лишь ждал особого приглашения. Зашарил вслепую ладошками, нырнул под футболку, сжал сильно — Ильдар непроизвольно напряг мышцы, зная, что ему это нравится.       Целоваться с Вадимом было здорово. Он весь отдавался процессу, забывая обо всём на свете, не останавливался до тех пор, пока губы не начинали саднить; или пока Ильдар не отвлекал его, переключая на что-то ещё более интересное. Но сегодня хотелось именно так: целоваться до изнеможения, гладить друг друга руками, прикосновениями выразить ту нежность, что требовала выхода. Из футболки пришлось всё-таки вытряхнуться, Вадим очень настаивал, и взамен он позволил Ильдару расстегнуть свои джинсы. Диван недовольно поскрипывал, но никто не обращал на него внимание. Внезапно вылезшее солнце сверкнуло лучиком, отразилось в зеркалах, мигнуло зайчиком на потолке — и Ильдар вдруг понял, что лежит на спине, а на нём вольготно устроился Вадим.       Смазка и резинки остались в спальне, но туда так лениво было идти… До того, что хотелось заныть и попросить остановиться. Но Вадим словно почувствовал его настроение: протиснул ладонь между ними, обхватил оба члена сразу и принялся неспеша двигаться, продолжая осыпать поцелуями всё, до чего дотягивался: лицо, шею, плечи, грудь. Ильдар выгнулся, притираясь ближе, словно стремясь стать единым целым; закинув руки за голову, он вцепился в подлокотник, не вполне себе доверяя, и кончил с негромким стоном.       Вадим заурчал довольно, прихватил зубами кожу на шее Ильдара и тоже охнул, застигнутый оргазмом.       — А тебе точно надо куда-то вечером? — пробормотал он спустя несколько минут блаженно-расслабленной тишины, лениво размазывая сперму между пальцами.       — Надо, — подтвердил Ильдар. — У тебя альтернативные предложения?       — Остаться тут, заказать пиццу, посмотреть что-нибудь, — выдал список Вадим.       — Работа, малыш.       Ильдар вздохнул, обнял Вадима, прижал покрепче, извиняясь. Они давно уже не проводили вот таких тихих вечеров вдвоём — с того самого момента, как Китти объявил о конкурсе. Всё получалось какими-то набегами, почти случайными встречами: быстрый перепих, торопливые, будто украденные поцелуи, практически без разговоров, о свиданках речь уже не заходила. Даже ночёвка стала чем-то из разряда запретных удовольствий — потому что либо у Ильдара собирались на репетицию, либо он настолько выматывался, что приходил и падал замертво в кровать.       — Ну хочешь, я тебя с собой возьму? Посмотришь на моих детей, — предложил он.       — И чтобы все сразу всё поняли? — Вадим завозился, выпутываясь из объятий.       — Поняли что?       — Ну… про нас. — Он неопределённо помахал руками. — И тебя уволят.       Ильдар только закатил глаза:       — Ну если мы начнём у них перед носом целоваться, то может быть. — Невовремя вспомнился разговор двух мамаш, заставил передёрнуть плечами. — А в остальном, поверь мне, никому нет дела. Я и раньше приводил…       Да, Китти однажды ходил к нему на занятия, очаровал всех детей, но сам остался равнодушным. И никто из других преподавателей ничего не сказал, да и Мария… Марина, хоть и покосилась, столкнувшись с Китькой на выходе, но тоже промолчала.       — Не хочу, — проворчал Вадим. — У тебя проблемы из-за меня будут, я этого не хочу.       — У тебя же не было проблем, когда я помог тебе на работе? — напомнил Ильдар.       — Это другое! Ты был в скотолисе!       Глядя, как Вадим торопливо натягивает одежду, он вздохнул. Ну вот, расстроил собственного парня на ровном месте — и из-за чего?       — Я пойду лучше. — Вадим заозирался, выискивая кофту. — Мама просила в магазин зайти.       Ильдар не стал говорить, что только что Вадиму не было дела ни до какого магазина. Понятно, что отмазку он придумал на ходу. Только вот отпускать его в таком состоянии совсем не хотелось.       — Подожди, — Ильдар поймал капюшон, потянул обратно. — Я обещаю, что как только всё это закончится, мы с тобой уедем отдыхать.       — У меня сессия будет, вообще-то, — насупился Вадим.       — А сразу после — каникулы. Рванём к моей бабушке, она давно зовёт. Там тепло, море, экскурсии…       — Бешеные арабы с бомбами.       Ильдар не выдержал и закатил глаза. Упрямым Вадим умел быть ничуть не хуже Китьки — а то и лучше, потому что гнул свою линию, не срываясь на крики и швыряния предметами, отчего почему-то было сложнее его переспорить.       — Мы будем обходить их стороной, — пообещал Ильдар. — Поедешь?       — У меня нет…       — Сделаешь загранник!       — А мама…       — С собой возьмём?       — Она не захо…       — Отдадим на передержку!       Вадим обалдело замолчал, даже забыв закрыть рот — явно собирался родить ещё какое-нибудь гениальное возражение. Похлопал ресницами и вдруг заржал.       — Маму… На передержку… — пробормотал он между приступами смеха. — Как кошку, да? А вдруг она там в тапки гадить будет… Ой, не могу…       Ильдар терпеливо подождал, пока Вадим отсмеётся, и снова спросил:       — Поедешь?       — Ну… — Вадим помялся, натягивая рукава толстовки на ладони. — Может быть. Если сложится.       На том и распрощались. Проводив Вадима, Ильдар вернулся в зал, попробовал потанцевать, но тело не слушалось, реагировало заторможено; сдавшись спустя пятнадцать минут, он всё-таки пристроился на диване с закрытыми глазами, пообещав себе не задрёмывать, и сам не заметил, как уснул.

* * *

      Занятие с детьми прошло далеко не так идеально, как мечталось, и Ильдар даже порадовался, что Вадим отказался его сопровождать. Во-первых, обнаружилось, что одна из солисток заболела — ей стало нехорошо прямо во время прогона, но вывернуло уже в туалете, куда отвели её другие девочки. Во-вторых, больше половины ребят позабывали всё к чёртовой матери, как будто внеурочная репетиция чем-то отличалась от тех, что были по расписанию. И, в-третьих, сам Ильдар не выдержал и психанул, обозвав детей идиотами и наорав на них за то, что, пока он вызванивал маму Аси, остальные решили, что поспорить и подраться — это отличная мысль. Никто особенно не пострадал, обошлось без расквашенных носов; но общий настрой оказался убит окончательно. Оставшиеся полчаса все сидели в растяжке в полной тишине, а Ильдар, взгромоздившись на музыкальный центр, коршуном следил, чтобы никто не отлынивал.       Наверное, в таком состоянии ловить Марину и спрашивать про отпуск было совсем неудачной идеей, но рядом не обнаружилось никого, кто бы успел нажать на рычаг экстренного торможения: даже Катя куда-то пропала с ресепшена. Хозяйка школы, как выяснилось буквально секунду спустя, тоже пребывала не в лучшем расположении духа.       — Какой отпуск, ты охренел? — рыкнула она, не переставая долбить по клавиатуре.       — Не сейчас, — поспешил уточнить Ильдар. — После отчётника.       — Ты оху… — Марина на мгновение прикрыла глаза, шумно выдохнула и сказала: — Конечно, нет. Все отпуска летом. Если твоим детям не надо ехать в лагерь.       — В смысле? — возмутился Ильдар. — А трудовой кодекс уже не указ?       — Трудовой кодекс не в курсе, что ты тут работаешь и сколько зарабатываешь, а то бы радостно откусил нехилый налог. Всё узнал? Иди, не мешай.       Ильдар открыл рот, чтобы возразить, поспорить, оставить последнее слово за собой — да хоть что-нибудь сделать! — но возникшая из ниоткуда Катя ловко подцепила его под локоток и потащила за собой.       — С ума сошёл? — прошипела она, убедившись, что они находятся вне зоны слышимости хозяйки. — Я же тебе сказала — не суйся!       — Ты сказала, чтобы я сам попробовал.       Ильдар передёрнул плечами, стряхивая девичью ладошку. Не то чтобы было неприятно… Но было неприятно. И злило.       — Ничего я такого не говорила! — Катя смешно запыхтела, как испуганный ёжик, и Ильдар бы посмеялся, только вот хотелось совсем другого: например, сжать кулак и… — Илюх, ну ты же не дурак. У неё проверка! А Степан Егорович не может выручить. Он улетел из страны — в отпуск отпустили…       Надо было уходить. Умыться, переодеться и свалить, пока он не натворил глупостей, о которых потом будет жалеть.       Катя что-то продолжала объяснять, но Ильдар уже не слушал. Кажется, кто-то из родителей тоже пытался что-то спросить, но не преуспел. Вихрем промчавшись по короткому коридору в раздевалку, Ильдар пошвырял вещи в сумку, сменил одежду и на той же скорости вылетел на улицу.       Ударивший в лицо морозный ветер слегка отрезвил. Не настолько, чтобы остановиться, но достаточно, чтобы разобрать дорогу и скорректировать направление. Пять минут блуждания по переулкам — и Ильдар вышел к набережной, непривычно пустынной, зато отлично освещённой. По реке проплыл пароход, откуда доносились обрывки музыки, разговоров, веселья; на противоположной стороне, где шоссе подступало вплотную, гудели машины, взвизгивали тормоза, буксовали шины, если водитель слишком резко стартовал. А на этой, где оказался Ильдар, царило спокойствие.       Домой в его состоянии было нельзя, пусть там никого и не было, с кем можно поругаться, но зато привычная обстановка могла расслабить, нашептать на ухо, что он в безопасности и надо отпустить себя… Нет. Чем такое может обернуться, Ильдар знал: менял уже зеркала в зале после одного из срывов. И бабушкина посуда не раз выручала по той же причине.       В кармане зажужжал телефон, но Ильдар проигнорировал звонок. Уперевшись локтями в бордюр, он свесился вниз, жадно глотая холодный воздух. Почему же все вокруг как будто сговорились? Сейчас, когда до исполнения мечты оставались считанные недели, все словно задались целью сделать всё, чтобы мечта не сбылась. Мало выйти на сцену в конкурсе. Мало что-то там станцевать. Да даже занять призовое место — не то. Хотя, конечно, уже ближе к желаемому.       Бешенство глухо клокотало внутри, не находя выхода. Раньше, когда его доводили, он мог пожаловаться Китьке. Тот слушай вполуха, но никогда не мешал сбрасывать пар, а то мог и сам спровоцировать вулканический взрыв эмоций, чтобы после утянуть в койку или просто вдосталь наораться. В том, что на такое способен Вадим, Ильдар сильно сомневался. Да и ему самому не хотелось втягивать его в это, показывать слабость, демонстрировать, что у него тоже бывают тяжёлые дни. Всё-таки Ильдар был старшим в их паре, и это определённо накладывало отпечаток.       Мутные волны плескались о каменный берег. Днём на воде были чётко видны разводы от бензина, окурки, бутылки и пакеты, но сейчас, вечером, вода выглядела просто загадочно-чёрной, привлекательной, зовущей и манящей… Вот бы встать на парапет, оттолкнуться как следует — как будто в поддержку летишь, — и рухнуть в ледяные объятия. Это только сначала страшно, а потом станет легко и совсем всё равно…       Вздрогнув, Ильдар поспешно сделал шаг назад. Что за чушь полезла в голову?!       Никогда раньше, даже когда ему было совсем тоскливо, его не посещали суицидальные мысли. Когда ссорились вусмерть с Китти, когда он понял, что не нужен собственным родителям, когда бабушка уезжала, когда не ладилось в учёбе, на работе — всегда удавалось как-то выкарабкаться без этого. С чего сейчас-то?!       Развернувшись на пятках, Ильдар решительно двинулся к метро. Уж лучше он ещё раз сделает ремонт в квартире, чем захлебнётся в грязной реке. Первое-то только по кошельку ударит (и немного по нервам), а второе может оказаться и непоправимым.       Телефон снова зазвонил, когда он спустился на платформу. Мельком глянув на экран — там вовсю улыбался Вадим, — Ильдар выключил звук: отвечать было бесполезно, уже приближался поезд, и как назло — старого образца, в котором рядом стоящего-то не услышишь, не то что собеседника в телефоне. Дав себе зарок обязательно перезвонить, когда выйдет на улицу, Ильдар заткнул уши наушниками и врубил песню про Джонни.       Они не репетировали этот номер уже неделю. То не успевали, то Китти не приходил, то ещё что-нибудь мешало: например, разрядившийся смартфон Ильдара. Да и дома прогнать не получалось, важнее было доделать баттл для детишек или вычистить «Пантеру». Или поспать уже наконец.       Или потрахаться с Вадимом. Приготовить пожрать. Поговорить с бабушкой.       Как раньше всё это умещалось в жизнь Ильдара? Ведь не было этого ощущения, как будто его рвут на сотню маленьких Ильдарчиков. Или он просто стареет?.. Когда-то и не спать пару суток было нормально, и прикорнуть на три часика, а потом помчаться дальше, и так — целую неделю, а то и месяц. А сейчас-то уже на второй день он начинает чувствовать себя варёным овощем, которого переехал КамАЗ.       Да уж, на фоне двадцатилетнего Вадима Ильдар себя и вправду порой стариком ощущал. Ворчливым и с больными суставами.       Поезд резко затормозил, и прямо в руки Ильдару свалилась женщина неопределённого возраста, больно ударив локтем в живот; сам он устоял только потому, что предусмотрительно припарковался у дверей. Вернув даму в вертикальное положение и покивав в ответ на её извинения — если судить по лицу, это были именно они, а не проклятия и обвинения в изнасиловании, — Ильдар позволил себе выдохнуть сквозь сцепленные зубы. Напрячься не успел, получил прямо в мякотку… Однозначно стареет. И дряхлеет. И реакции уже ни к чёрту.       Машинист что-то пробубнил: за музыкой это слышалось как «Вр-р-р, вр-р-р». Заподозрив обещание тронуться, Ильдар вцепился в поручень сбоку и на всякий случай выпрямился. К счастью, на этот раз обошлось без эксцессов, и вплоть до нужной станции единственным неудобством стало количество народа.       Выбираясь на своей остановке, Ильдар зацепился за кого-то проводом наушников. Невольный похититель отшатнулся, Ильдар шагнул вперёд, двери поезда закрылись, перрон огласился ритмичным битом.       — Да блядь! — рявкнул Ильдар, провожая взглядом проводок — хвостик торчал наружу и как будто махал бывшему хозяину на прощание.       Какая-то бабка шарахнулась от него и перекрестилась. Ильдар выдавил кривую улыбку, вырубил музыку и двинулся к эскалаторам. Осталось только засосаться шнурками под ленту для полного удовольствия!       Шнурков на ботинках Ильдара, к счастью, не было, но он всё равно притормозил перед ступенькой и даже опасливо взялся за поручень, чего не делал, наверное, уже лет десять: обычно по эскалаторам он поднимался пешком, тем более по коротким. Какой смысл останавливаться и терять время?..       Школьник, идущий перед ним, не придержал дверь, и только быстрая реакция уберегла нос Ильдара от срочной пластической операции. А вишенкой на торте — кисленькой такой и уже совершенно точно лишней — оказался новый звонок.       На этот раз не от Вадима.       От Китти.       И ничего хорошего его срочное желание пообщаться не могло принести.       Трусливое желание проигнорировать, изобразить, что был занят и не слышал, мелькнуло и исчезло. Выдохнув себе под нос: «Идиот, да», Ильдар тыкнул в зелёную кнопку.       — Освободился уже? —поинтересовался Китти. — Мы с тобой во вторник выступаем. Повтори наш старый дуэт, который под инструменталку гитарную. Я поищу зал, завтра вечером прогоним, если не получится — в понедельник на репе.       Ильдар открыл было рот, чтобы возмутиться, неудачно вздохнул, подавился собственной слюной и закашлялся.       — Только не говори, что заболел! — рыкнул Китька.       — Я… нет, не заболел. Где выступаем? Зачем?       Вопросов, на самом деле, стоило задать гораздо больше. И начать с более актуального: «А почему я выступаю, если не давал согласия?». Но это же был Китти. Для него единственное оправдание для того, чтобы на сцену не выходить — смерть. Преждевременная и в муках.       — В нашем родном ДК. — Количество яда в голосе Китьки могло бы отравить население небольшой деревни где-нибудь в Исландии. — Лида мне только что позвонила, вся в слезах и соплях, к ним приезжают из управы, а показать-то и нечего. Там ещё совсем мелких должны пригнать для отвода глаз, ну ты представляешь: ничего не умеют, зато потешно стараются. А из старших — только мы.       — А что, «Орфей» не хочет показательно повыть?!       С кружком оперного завывания (пением издаваемые ими звуки назвать было сложно) их группа постоянно была на ножах: из-за дурацкого расписания они то и дело пересекались и мешали друг другу. То певуны засядут в гримерке рядом со сценой, перекрывая своими упражнениями музыки; то Лиде приходилось выпроваживать их из зала, где они внаглую задерживались, предлагая взамен взять их кабинет.       — Их не хочет администрация. Чтобы совсем не опозориться.       — Хорошо, а «Лабиринт»?       — Их мелкота будет.       — У них семь коллективов!       — И шесть из них совершенно не готовы, — мурлыкнул Китти, явно кого-то цитируя. — Ты ещё про народников вспомни.       — Этих вообще к людям лучше не подпускать…       — Тем не менее они выставили свой хор. Будут сразу после нас. Дар, ты ворчишь, как старый дед. У тебя ПМС?       — У меня… — Ильдар набрал воздух в лёгкие, чтобы в подробностях озвучить всё, что на него свалилось за последнее время, но вдруг осознал: бессмысленно. Китти не услышит, для него это — нормальная, привычная жизнь. Ему в кайф жить на грани.       — Ну и не гунди, — Китька истолковал по-своему его молчание.       — Почему именно мы-то?       — А кто ещё?       — Давай «Пантеру» обкатаем.       Это был их единственный номер, в котором Ильдар умудрился самоустраниться. И не то чтобы это стало главной причиной, чтобы предложить именно его… Но да — если правда так «надо», то пусть как-нибудь без него обойдётся.       Но вообще в трагичность ситуации верилось слабо. У Лиды всегда так: чуть что — паника, и неважно, есть для этого повод или нет. Чаще оказывалось, что и начальство не очень высокое прикатывается, и вообще концерт на полчасика планировался, да и можно обойтись одним только банкетом для отвода глаз.       А уж если вспомнить, какие речи она толкала не так давно…       Куда же делись все мысли про «он нами пользуется», как трансформировались в «спаситель мой единственный»?..       — Сливаешься? — зло фыркнул Китти. — Не выйдет. По условиям конкурса номер должен быть новым, а показ перед гороно, или какое там говно приезжает, приравнивается к полноценному показу.       — Кить…       — Давай без этого, а? Ты не хочешь танцевать?       Что вопрос касается не этого конкретного выступления, а танцев в целом, понятно было и так, без уточнений. И ответ, собственно, в озвучивании не нуждался: конечно, Ильдар хотел танцевать. Танцы давно уже превратились если не в смысл жизни, так в очень важную её составляющую. Но ведь и отдыхать когда-то надо было!       — Дар, я прекрасно помню, что во вторник у тебя одна группа, и она не с утра. Мы выступим — и лети к своим детям. Репетировать нам с тобой особенно не надо, я специально выбрал такой номер, чтобы только пройти. Зал за мной, как я уже говорил. Какие ещё отговорки будут?       — Это не отговорки!       — Разумеется. Эз ю виш.       Ильдар пнул удачно подвернувшуюся мусорку — сам не заметил, как дошёл до подъезда. Мусорка скрипнула, накренилась, но, к счастью, не перевернулась, рассыпая своё ароматное содержимое. Торопливо придав ей правильное вертикальное положение, Ильдар выдохнул в трубку:       — Хорошо. Выступаем во вторник.       — Вот такой Дар мне нравится, — довольно хмыкнул Китти.       Пальцы набрали код домофона без участия сознания, дверь запищала и распахнулась.       — А почему зал-то? Давай у меня.       Лампочка в подъезде, как обычно, не горела, но Ильдару свет был не нужен: на свой этаж он мог подняться и с закрытыми глазами.       — Там поддержка, мы не впишемся.       — Точно…       И даже не одна, но Китти явно имел в виду ту, где его надо перекинуть через плечо и уронить. Абсолютно контролируемо — но со стороны смотрелось, как будто его со всей дури швырнули об пол. Этот номер — кажется, они назвали его «Война» — родился из одной из ссор, и Ильдар вложил в него все накопившиеся эмоции. Он вышел коротким, меньше двух минут, быстрым и очень яростным.       И безумно нравился Китти.       — Хорошо, тогда пиши-звони.       — Я тебе на всякий случай видео скинул.       А Ильдар его возненавидел со второго же показа. Зрителям заходило на ура, Китти откровенно пёрся, а он бесился, потому что не понимал: неужели никто не видит, что заложено? Как может нравиться откровенное насилие? Откуда вообще такой восторг?!       — Я и так помню, — Ильдар поморщился.       Ему остался последний пролёт, и он притормозил, зашарил левой рукой по карманам в поисках ключей.       — Я в тебе не сомневаюсь. — Китти что-то отхлебнул. — Мне пора. До завтра.       — До… — начал было Ильдар, но в трубке уже послышались короткие гудки. — Завтра, блин. Идиота кусок…       На последнем шаге нога попала во что-то мягкое, телефон вылетел из руки, а снизу кто-то возмущённо пискнул. Следом с железным звоном грохнулись ещё и ключи.       — Что за хуйня! — рявкнул Ильдар, отскочив в сторону и только чудом не сверзившись вниз по лестнице.       Блядская лампочка! Блядский кто-там-расселся-на-ступеньках!       — Ильдар, — проблеяли во тьме, — это я!       — Нет, Ильдар — это я, — проворчал он, узнав голос. — Вадим, мать твою за ногу! Ты хрен ли тут делаешь?!       — Сижу, — безукоризненно честно сообщил Вадим. — Я тебе звонил, ты не взял, я подумал, что ты в метро и скоро приедешь. Вот и решил подождать…       Подавив желание взвыть, Ильдар нашёл в себе силы относительно ровно поинтересоваться:       — У тебя телефон-то не разряжен? Можешь посветить?       — Ой, да, ключи, я слышал! — спохватился Вадим.       Фонарик на секунду ослепил. Невольно чертыхнувшись, Ильдар зажмурился; Вадим, судя по звуку, тем временем сразу нашёл и подхватил брелок.       Сбежавший телефон обнаружился чуть дальше на площадке — к счастью, целёхонький: упал чехлом вниз, экран не пострадал.       — Нет, а в целом ты что здесь делаешь? — уточнил Ильдар, когда они уже без приключений зашли в квартиру. — И почему не в квартире, у тебя же есть ключ!       Вадим потупился, весь как-то поник, завесил глаза чёлкой. Рюкзак сполз с плеча и плюхнулся на пол, но он даже не поправил его.       — С мамой поругался, — едва слышно прошептал наконец Вадим. — Она про тебя теперь знает…       Ильдар вздрогнул. Вот только этого ему для полного счастья не хватало…       Вадим как-то подозрительно засопел носом, и ничего не оставалось, кроме как привлечь его к себе и крепко обнять, погладить по волосам.       — Ну чего ты, — пробормотал Ильдар, — помиритесь обязательно!       В ответ Вадим то ли помотал головой, то ли просто вытер нос о футболку и прижался тесней. Он мелко вздрагивал и совсем, похоже, расклеился.       И это было вообще некстати.       Не то чтобы Ильдару было сложно поддержать собственного парня, подставить ему плечо и предоставить временную крышу над головой. Нет, это всё даже не обговаривалось — оно автоматически шло в комплекте. Но что стоило Вадиму чуть-чуть подождать и выложить матери правду про свои отношения чуть-чуть попозже! Хотя бы после отчётника в школе. В идеале, конечно, после конкурса. Или вообще никогда. Зачем маму лишний раз тревожить и уведомлять о том, что внуков не будет? Нельзя же заранее знать, как жизнь повернётся. А там и внуков может привалить…       Как говаривала Циля Моисеевна, «что мама не видит, то маму не обидит», и была в этом целиком и полностью права. Сама, конечно, предпочитала быть в курсе всего, происходящего в жизни Ильдара, но с этим можно было смириться: в конце концов, расспрашивала она не для того, чтобы использовать свои знания как-то во вред, и Ильдар даже находил полезным то, что у него был родной человек, которому он может выговориться. Не психотерапевт, но близко к тому. После таких разговоров ему всегда становилось легче.       А для Вадима, видимо, таким человеком должен был стать сам Ильдар.       — Так, — он решительно отстранился, осознав, что вот так стоять они могут вечность, а вечности-то у него в запасе не осталось, — иди умойся и приходи на кухню. Разуться не забудь!       Вадим, сомнабулически шагнувший было в сторону ванной, остановился, вылез из кед, наступая на пятки, и проследовал по указанному маршруту.       Ильдар метнулся на кухню, включил чайник, пошарил по шкафам в поисках заварки — была где-то смесь с мятой, бабушка её любила и закупала в промышленных масштабах, да и сам Ильдар одно время ей почти что питался. Одно время, ха! Да почти все отношения с Китти!       Вадима следовало напоить, накормить, если он голодный, а голодным он был почти всегда, как истинный студент, и отправить спать. И желательно без своей компании, потому что Китти мог позвонить и с утра. И как ему объяснять, что не успел ничего пройти?..       Котлеты задорно шкворчали на сковородке, а макароны вовсю кипели, когда Вадим наконец выполз из ванной. Судя по покрасневшим глазам, наревелся он вволю; на чашку, подсунутую под нос, среагировал стандартно: обнял двумя ладошками, понюхал, пить не стал, так и сидел, баюкая её, будто младенца.       — Рассказывай, — попросил Ильдар, помешивая макароны. — И пей чай, он вкусный.       Вадим угукнул, отпил глоток, немного посветлел лицом — понравилось. И выложил всю простую, прямо-таки банальную историю.       Оказалось, что за ужином он решил испросить у матушки разрешения съездить на каникулах за границу в компании надёжного товарища. А когда мама удивилась тому, что товарищ хочет заплатить за её сына, то ляпнул, что они так-то не друзья, а поэтому в таком желании нет ничего странного. Дальше началась стандартная свистопляска с корвалолом, причитаниями, слезами и прочими прелестями каминг-аута. К счастью, обошлось без трагических завываний «Ты мне больше не сын», но впечатлительному Вадиму хватило и того, что его назвали сбившимся с истинного пути. Пошвыряв в рюкзак первые попавшиеся вещи, он благополучно сбежал из дома.       — А ключи в другой куртке остались, — закончил Вадим, шмыгнув носом.       — Отойдёт мама, — улыбнулся Ильдар, подкладывая ему ещё одну котлету. — Небось уже завтра утром начнёт звонить и спрашивать, будешь ли ты к обеду.       — Ты её не знаешь.       — Я знаю, что она тебя любит.       — Только правильным! А такой я ей не нужен!       Нижняя губа у него опять задрожала, и Ильдар торопливо, пока истерика не пошла на второй заход, притянул его к себе и поцеловал.       — Нужен. Всякий нужен — и такой, и с красным дипломом, и с заваленной сессией. И — особенно — счастливый. И грустный, сопливый, температурящий — тоже нужен. Ты же её ребёнок!       — А твои родители где?       Как обычно, Вадим умудрился ткнуть в болячку острым ногтем, не задумываясь о последствиях. Но, с другой стороны, он ведь не знал. Ильдар ему только про квартиру объяснил и бабушку. И то в общих словах.       — Я взрослый мальчик, — хмыкнул Ильдар. — У них своя жизнь, у меня своя.       — Вот и мне пора… — Вадим покрутил вилкой, прежде чем сгрести остатки макарон. — Повзрослеть.       Ильдар покачал головой. Встал, собрал тарелки, составил в раковину. Включил воду, полюбовался на то, как она набирается, выключил. Протянул руку Вадиму:       — Пойдём.       В спальне Вадим покорно позволил себя раздеть, совсем как тогда, в первый раз. Заполз под одеяло, обнял подушку. И посмотрел из своего гнезда так жалобно, будто брошенный котёнок:       — Не уходи.       — Куда ж я денусь из собственного дома-то, — фыркнул Ильдар.       — Нет, отсюда не уходи.       — Малыш…       Ну вот как объяснить этому чуду, что прямо сейчас Ильдар не может рядом с ним остаться? Что придёт, но чуточку попозже, потому что у него есть обязательства и перед другими людьми.       — Мы никогда не ругались с мамой, — едва слышно донеслось из-под одеяла.       И опять всхлип. И ещё долгий протяжный вздох.       — Я ненадолго. — Ильдар присел на край кровати, погладил Вадима по плечу — ну, по тому месту, где он предполагал его плечо. — Мне кое-что повторить надо, а потом я вернусь и буду рядом всю ночь.       — А утром никак нельзя?       — Китти попросил…       Договорить Ильдар не успел: Вадим вдруг вывернулся из-под его руки, отполз к стене и почти что уткнулся в неё носом.       — Ну раз Китти, тогда вали. — Теперь его голос звучал не просто глухо, но и очевидно зло.       «Блядский боже, — ругнулся про себя Ильдар. — Почему всё так сложно-то?!»       — Нам надо выступить во вторник, — сказал он негромко. — Лида попросила, это важно. От этого может зависеть, дадут ли нам скидку для группы на следующий месяц. А номер мы уже года два не танцевали, я его не очень люблю… И чтобы завтра мы не тратили время на вспоминание, я должен успеть освежить его сегодня.       Вадим молчал, но вся его спина выражала одно большое недовольство.       — Малыш, пожалуйста, не обижайся, — взмолился Ильдар. — Танцы — это всё, что у меня есть…       Сдавшись, он лёг рядом, прижался губами к шее сзади, зная, что Вадим любит такую ласку. Тело под ладонями оказалось напряжённым, почти каменным, и таким же холодным.       Вадим ревновал к Китти, но почему, объяснить не мог. Ильдар даже пожалел, что признался, что между ними раньше что-то было; лучше бы просто представил его как художественного руководителя и давнего друга! Но что-то претило: не хотелось врать в новых отношениях о старых. А просто промолчать… Как тут промолчишь, если Китти всё равно всегда где-то неподалёку?       — Тебе танцы дороже меня как будто, — наконец нарушил тишину Вадим.       — Нет, — твёрдо сказал Ильдар. — Не дороже. Вас вообще нельзя сравнивать!       Вадим поёрзал, но поворачиваться не стал. Ильдар в чём-то понимал его: ему ведь тоже несладко, ссора с мамой, пусть и явно не смертельная, не может пройти бесследно, тем более если такое случилось впервые. Но что ему, Ильдару, теперь делать? Надвое порваться?       Как выбрать, что важнее?       Как вообще можно выбирать?!       Кем надо быть, чтобы заставлять выбирать?       — Побудь со мной, пока я не усну, — попросил Вадим. — А потом иди танцуй что хочешь.       На этот раз он обернулся, и Ильдар тут же воспользовался этим, чтобы поцеловать. Вадим ответил, но не как обычно, а будто по необходимости.       — Завтра утром всё пройдёт, — пообещал Ильдар. — Так всегда, когда поспишь, понимаешь, что вчера зря накрутил себя.       — Угу, — Вадим снова спрятался в кокон, — особенно если ты опять куда-нибудь умчишься.       Ильдар закатил глаза. Ну что ты будешь делать!       Больше ни один из них не делал попытки заговорить. Вадим тихонько сопел, но явно не спал, просто лежал с закрытыми глазами; а Ильдар обнимал его одной рукой, смотрел в стену поверх его головы и пытался хоть так вспомнить, что он там наставил. Мысли почему-то то и дело сбивались на другие номера, другие движения; вместо гитары вспоминалась электронная музыка. Как всё было бы проще, стой он сейчас перед зеркалом и слушай песню, а не пытайся восстановить её по памяти!       И только та поддержка почему-то представлялась очень реально, как будто вчера её пробовали. И Китти, с задорной улыбкой встающий на руки, чтобы мгновение спустя, немыслимо изогнувшись, упасть, замахнуться ногами и через вертушку выпрыгнуть вверх. Дальше там было что-то… что-то очевидное, очень логичное… но перед внутренним взором снова оказывался Китти. И вздувшиеся вены на тыльной стороне его ладоней — он такой худой, что они всегда выпирают, а при нагрузках даже вдвойне.       А ведь они изначально хотели не так, изначально падать должен был Ильдар, причём в самом конце, а Китти бы, как победитель, выбегал вперёд, на авансцену, гордый и яркий. Только у Ильдара не получилось: боялся. Кувыркаться мог: с места, с разбега, с полного роста — пожалуйста! На руках пройти — да сколько угодно! А вот перелететь через Китьку — нет. Тормозил сам себя, терял инерцию, не выпрыгивал нормально… Один раз почти удалось, но он запаниковал, и на пол грохнулись оба, чудом ничего не повредив.       Так что пришлось перестраивать всё. И в итоге победило чистейшее зло, хотя добро, надо сказать, сопротивлялось до последнего. Китти настоял на таком финале: ему казалось слишком банальным оставлять «сказочный» конец.       — Добру по статусу не положено драться лучше, — фыркнул он тогда, присосавшись к бутылке с водой настолько, что её пластиковые бока соприкоснулись. — А значит, мистер Зло сильней. И потом, от отрицательных персонажей все ссутся кипятком! А добренькие никому не нужны.       — Ну мне-то этот конкретный добренький милей всех злодеев на свете, — заявил Ильдар.       И они целовались, благо все остальные танцоры уже разошлись по домам, а потом снова танцевали, смеялись, опять целовались, как сумасшедшие, как дорвавшиеся друг до друга школьники, и танцевали-танцевали-танцевали. И пусть за такими моментами незамутнённого счастья всегда приходило торнадо ссор, тогда они не мыслили себя порознь. Только вместе: и в жизни, и на сцене.       Потом, конечно, жизнь всё расставила по своим местам.       И вот теперь Ильдар лежал в темноте поверх одеяла, в уличной одежде, слушал дыхание совсем другого парня и думал о чём-то не том. Вадим, кажется, всё-таки задремал; но вставать уже совершенно не хотелось.       Расстегнув пуговицу на джинсах, Ильдар закрыл глаза. На внутренней стороне век снова трюкачил Китти — прыжок, прогиб, стойка, падение. Пару раз удалось увидеть моменты синхронов, но они быстро таяли, чтобы уступить место главному персонажу.       С этим Ильдар и заснул.