Капли и комья

— Как ты это пьешь? Горько же, — Кристоф скривился, торопливо отставляя в сторону маленькую чашечку. Он едва смочил губы в горячем напитке, но невыносимая горечь черного кофе успела спечь губы и обжечь нёбо, заставляя скривиться. — Хотя бы одну ложечку сахара насыпал. Рихард в ответ посмотрел голодным волком, и Кристоф запоздало вспомнил, как тот гордился своим умением обжаривать зерна, а затем, помолов их, и заваривать кофе в красивой медной джезве. Если выдавалась возможность и время — для Рихарда это было целым ритуалом, и как правило Кристоф просыпался под бодрящие ароматы кофе, чуть пряные и пыльные из-за обжарки. На город спускался кроваво-красный закатный сумрак, отражаясь в стеклах окон соседних домов и алой краской стекая по линиям электропередач. По обыкновению Рихард сидел на кухне и нежился под последними солнечными лучами. Тяжелые и плотные шторы, обычно тщательно закрывающие окно, отодвигались в стороны, створки тоже открывались настежь, и в комнате, в зависимости от времени года, гуляли ароматы цветущих деревьев, дневной жары или морозной сырости. Ритуал, традиция, способ настроиться на лучшее и привести мысли в порядок. Сам Кристоф кофе не особо любил и никогда не напрашивался, хотя Рихард регулярно предлагал попробовать. Исключительно черный, без капли сахара или сиропа, без добавления молока, с легкой пенкой. Аромат был сильный и заманчивый, но Кристоф сдерживался и только смеясь качал головой. После заката начиналась жизнь, и дел было просто невпроворот, а Рихард столько тратил его на обычный напиток? В этот раз Кристоф опрометчиво согласился — и сейчас жалел. — У нас нет сахара. И уж тем более сиропа, — в ответ на замечание сквозь зубы процедил Рихард, вставая со своего места. Розовый закат бессильно скользнул по широким плечам и спине, падая затем на ягодицы, и Рихард, не оборачиваясь и больше не обращая на Кристофа внимания, вышел из комнаты, нарушив свой ритуал. В груди резанул стыд, но Кристоф только упрямо фыркнул. Он не собирался извиняться — точно не сейчас, когда Рихард полыхал столь явной обидой. Вновь Кристоф потянулся к чашечке с кофе, принюхался. Ничего не поменялось — черная жидкость, даже в носу отдававшая горечью. Следующий день вновь начинался с запаха кофе. И тихого шипения. Зайдя на кухню, Кристоф увидел турку, залитую перемолотым кофейным зерном и неряшливые потеки на чашке. Рихард со злостью рассматривал свой палец, на котором быстро рассасывалось алое пятно ожога, и с ненавистью — злополучный сбежавший кофе. Подойдяя ближе, Кристоф ласково поворошил колкие короткие прядки волос у Рихарда на затылке, а затем вжал задницей в столешницу и глубоко поцеловал, скользнув ладонями по обнаженным крепким бедрам. — Сегодня куда слаще… — шепнул он, сквозь ресницы поглядывая на все еще хмурого, но уже очаровательного растерянного и подобревшего Рихарда. — Потому что в этот раз я добавил сахар, — буркнул тот, и раньше, чем Кристоф успел глупо рассмеяться, потянулся истребовать еще один поцелуй.