Капли и комья

— Давайте в карты. На желания. Пауль прозвучал как гром среди ясного неба. Ехидный такой, улыбающийся гром, от которого кровь в жилах сворачивалась, как прокисшее молоко. Рихард уже тогда понял, что хорошего ждать не стоит, и даже приготовился высокомерным тоном отказаться, но остальные, внезапно, поддержали идею, и ничего не оставалось делать, как присоединиться к веселью. Со стола в гостиной на пол и диван был сгружен всевозможный хлам, подтянуты ближе кресла и стул, и вскоре по стеклянной поверхности шлепали замусоленные карты и раздавались восторженные возгласы побед и разочарованные — поражений. По всей комнате горели свечи — внеплановое отключение света совершенно спутало им, как иронично, все карты, и развлекаться приходилось как умели. Мягкий свет окутывал пространство, плавным прибоем плясали на стенах тени, и Рихард исподтишка разглядывал лицо Кристофа, почти не глядя кидая карты на стол. Он уговаривал себя, что просто бдит: в полумраке легко было расслабиться и потерять контроль — заострившиеся клыки, алый цвет в зрачках, прочтенная громкая мысль, никем не сказанная вслух. Недостаток освещения делал черты лица Кристофа мягче, почти нежными, но Рихард все равно все видел: как шевелятся красивые губы, как углубляются складки у носа — на короткое мгновение улыбки, как четче обрисовываются щеки. Видимо, Рихард мухлевал слишком невнимательно, поэтому когда Пауль вскинул руки в победном жесте и загоготал, подражая какой-нибудь мартышке, бешено при этом скалясь, сказать было совершенно нечего. «Я все видел», — одними губами произнес Пауль, не прекращая пакостливо улыбаться, и Рихард скривился. Надо было быть внимательнее и осторожнее, но теперь было уже поздно. Судя по лицу Пауля — тот планировал что-то совершенно из ряда вон. Его взгляд блуждал по комнате и присутствующим, и Рихард почти слышал, как дьявольский мозг его коллеги и друга почти что скрипит в попытке придумать что-то по-заковыристее. Мгновения текли в напряженном ожидании. — Не томи, Пауль, — наконец, не выдержал Флаке и устало вздохнул, принимаясь протирать очки краем футболки. — Все и так знают, что твоя фантазия не простирается дальше области гениталий. — А вот и простирается. Как минимум в область верхних конечностей и лица, — Пауль поиграл бровями, засмеялся, получив по лицу подушкой. — Не буду пытаться переубедить тебя, Флак. Рихард! Поцелуй Шнайдера! Рихард замер. Это не могло быть правдой, так не бывает! Чтобы кто-то так легко прочитал его — все то, что он скрывал на самом дне черного омута. — Ой, скривился так, как будто я тебя семидесятилетнюю училку заставил целовать, — Пауль закатил глаза, и Рихард растерялся окончательно, коря себя за то, что, очевидно, лицо он не мог удержать совершенно. — Видел, Шнай, каким он непривлекательным считает? Поцелуй куда-нибудь уже тогда, если в губы не хочешь. В шею, там, например. Гомофоб. В глазах Кристофа был страх. И самая толика огорчения. Склонившись ниже, Рихард приласкал коротким выдохом кожу у того на шее, а затем коснулся нежного участка губами, щекоча обещаем острых клыков. По венам пронеслась жгучая вспышка — такое уязвимое место, особенно для таких, как они… Зрачки у Кристофа были расширены, когда Рихард отстранился, и было непонятно, страх это или… Игра в карты продолжалась. Рихард мухлевал усерднее.