Капли и комья

— Слишком громко! Много всего… Кристоф понимал отстранено, что звучит как обиженный ребенок, но поделать с собой ничего не мог. Рихард вытащил его за город, поближе к лесу. Сказал, что будет учить различать шаги и звуки разных зверей, но по итогу просто насмешничал, уязвляя самолюбие Кристофа. Звуков было слишком много. Они обрушивались лавиной, не давали передохнуть: шелест, скрип, треск, копошение и чавканье. Нескончаемым, неперекрываемым шумом они лились в чуткие уши, и Кристоф не мог с этим справиться. Пытаться прислушаться к чем-то определенному было невозможно: казалось, что он вот-вот сойдет с ума от такого потока новостей. Хотелось заткнуть уши, хотелось искусать до крови губу или даже кинуться на Рихарда в исступлении, но тот был слишком неумолим, слишком властен, подавлял волю взглядом. Раньше Кристоф не задумывался, насколько чутким стал его новый слух. В этом было его спасение. Теперь же он слышал, как в паре километров от места, где они стояли, лось обрывал с веток молодые листья. Расцветала весна, и Рихард все чаще настаивал на том, чтобы Кристоф выходил из заимки, чтобы они вместе ходили в город. Рихард готовил Кристофа к новой жизни, но делал это слишком… безжалостно. Не давая передышки. Не извиняясь за то, что сделал. — Просто вернись на предыдущий уровень восприятия. Представь, что ты все еще человек. Голос Рихарда, казалось, царапался в самом мозгу — разочарованный. Стало горько. Во многом из-за того, что человеком Кристоф уже не был, и никогда им больше не будет. А еще из-за того, что Рихард очевидно бесился и в целом устал возиться с неумехой вроде Шнайдера. Обиженный, Кристоф ломанулся в лес, забывая все напутствия о тишине. С оглушающим треском ломались задеваемые им ветки, испуганно вспархивали птицы. Звук путал и мешал разбирать дорогу. Задыхаясь по старой привычке, Кристоф уселся у корней высоченного вяза. Его слегка мутило — хотелось есть, и тошнота только усиливалась из-за того, что всего лишь в нескольких метрах от себя Кристоф чувствовал какую-то мелкую живность. Заполошно бьющееся сердечко, тепло, маленькие хрустящие косточки… Звуки все еще давили на него, но сейчас, когда он сел и сжался в комок под огромным деревом, стало полегче. Может, он устал, а может и правда вернулся на предыдущий уровень восприятия. Рихард появился перед ним совершенно бесшумно, заставив вздрогнуть. Смотрел какое-то время долгим нечитаемым взглядом, а Кристоф не решался заговорить первый. — Иногда я тоже думаю о том, что было бы милосерднее дать тебе умереть. Рихард звучал хрипло, затем, помолчав, потянулся рукой. Кристоф испуганно замер, сжался, но тот просто вытащил у него что-то из волос. Маленькое голубое перышко, едва заметно перелевавшееся, стоило его чуть повернуть. — Я не смог тогда оставить тебя. Зря? Кристоф не знал. Не знал, что чувствовать, не знал, что ответить. Внимание привлекали скорбно опущенные уголки губ Рихарда, то, каким он непривычно повзрослевшим казался. — Голубое перо сойки, — Рихард вновь повертел перышко в руках. — Счастливым будешь.* Будешь ведь? Вдалеке раздался взрыв, ударивший по ушам плотной волной, и Рихард поднялся на ноги, протягивая потом руку и Кристофу. — Война близко. Уходим.