Труба. Добывающий нектар

Мать Суопа не была ярой фанатичкой. Она очень трезво смотрела на мир и происходящее в нем. Будучи еще совсем юной девушкой, она загорелась идеей возрождения угасающих планет. Это было социально одобряемо и прибыльно. Ведь существовало много перенаселенных планет, желающих разгрузиться. Она нашпиговывала себя знаниями по экономике, демографии и многому другому. Ничего не бывает без причины. Прежде чем забрасывать желающих в новые старые миры, надо было понять суть упадка, заинтересовать спонсоров, все организовать. Это был долгий путь, но все получилось. Первая колония так и осталась самой любимой. Мать Суопа возвращалась туда много раз. Из небольшого поселка вырос целый город больших, счастливых семей. Они смогли так построить жизнь, что дети не хотели улететь, а оставались развивать свой мир дальше. Триумф. Остальные колонии не стали настолько удачными. Она пробовала изменить одно и другое, получалось то лучше, то хуже в зависимости от набранных людей и выбранных планет. Со временем она ввела религию, поклонение святой Матке — матери и детородному органу, сведенным в одно слово. Это развлекало и помогало держать дисциплину. Этот полет должен был стать последним. Так и получилось. Думайте, когда загадываете желание, оно может исполниться. Никогда еще ей не приходилось бывать в настолько тяжелых условиях. Все в этом мире казалось чуждым и аморальным. А еще первобытным. Свалиться из космоса, чтобы ходить по нужде в яму во дворе, это было слишком. Голые дикари не вдохновляли на общение и сотрудничество, лес кишел хищниками, а от методов лечения волосы вставали дыбом. И все же она преодолевала себя, добывая информацию, не давая девушкам задуматься над их плачевным положением, загружая их работой, пока сама пыталась понять, что же делать дальше. Она была слишком стара, чтобы изобретать велосипед каждый день, а именно это приходилось делать. Мотыга, веретено, ткацкий станок. А до этого банальные ножи и топоры, которые нечем было сделать, обломки корабля и горящие огнем руки, непонятно почему. — Матушка, кто-то колотит в уличную дверь, — с поклоном обратилась одна из девушек. — Пойди посмотри кто это. Хотя, стой, я сама. Она медленно поднялась по ступеням, опираясь о крепкую палку, служившую ей посохом. От спертого воздуха подземелья кружилась голова и щемило в груди. Подъем по крутой лестнице привел к одышке и сердцебиению, а бесцеремонность пришедших возмущала так, что кровь бросилась в лицо. Она распахнула дверь и ахнула. В раме дверного проема, лучащийся нестерпимо ярким светом стоял Бог. Не выдуманный ею, а настоящий, с суровым взглядом и копной огненных волос. Мать Суопа вскрикнула, падая на колени, ткнулась лбом в бетонный пол и вдруг стала заваливаться на бок с хрипом. Свет померк в ее глазах. Явление высшей силы окончательно добило хрупкий старческий разум и тело. — Бабуля, вы чего? — вытаращился Мирон на седовласую женщину, дернувшуюся в последней конвульсии. — Народ, тут какая-то бабка померла! — закричал он, отшатываясь. — Может просто в обмороке? — подбежала Холли, наблюдавшая издалека. — Точно померла, поверь моему опыту. Холли осторожно протиснулась мимо него и приложила пальцы к шее женщины. Пульса не было. Из глубины дома раздался визг и плач, со стороны поля подбежали девочки-пчелки и тоже заголосили. Мирон попятился, едва не свалившись в какую-то яму, отошел подальше, позволяя общинницам собраться вокруг тела со скорбными рыданиями. — Никогда не думала, что ты такой страшный, — грустно хмыкнула Холли, автоматически поглаживая коготочки «платка», сцепившиеся на животе. — Это та самая мать Суопа? — уточнил Мирон. — Да. Получается, колония осталась без руководства. — Может и к лучшему. Будут жить свободно, а не на коленках стоять. — Если смогут. Это как с домашними питомцами, выпусти на свободу и они погибнут. — Думаешь? Пчелки же не погибли. — Они с цветами, им легче. Глядя на валяющихся на земле в истерике общинниц, Мирон согласился, что сложно представить их самостоятельными. Только несколько девушек предавались горю не так усердно. Скорее для галочки. Они кучкой стояли в сторонке и переговаривались, а потом куда-то тихонько ушли. Прилипалы, которые никуда не делись, а так и ползали по округе, обнаружили потенциальных хозяев и начали сползаться поближе. Захваченные врасплох девушки завизжали в другой тональности, срывая с себя одежду, под которую заползли прилипалы. Началась паника. Одни убегали, другие дрались с прилипалами, тянули их с себя и других. Были и те, кто просто бегал и кричал, как помешанный, создавая еще большую неразбериху. Кого-то сбили, кого-то затоптали и избили. Холли и пчелки пытались вмешаться, но сами попали под раздачу и отступили. Резкий металлический звук заставил всех замереть на месте. У столба, на котором был подвешен кусок от корабля, стоял высокий мужчина в окружении нескольких девушек. Несмотря на изможденный вид, выглядел он весьма внушительно. — А вот и таинственный Берти, — рассматривая мужчину, протянула Холли. Все ее сопровождающие собрались вокруг, отгораживая от девушек и Мирона. Зуи довел найденных пчелок до общей кучи и уселся на невысоком обломке стены, поставив Холли перед собой между ног. Справа встал Реквик, слева Линкан. — Королева защищена, — хмыкнул Мирон и пошел поближе к центру действия. Мужчина велел принести тело матушки, уже завернутое в полотно, как в кокон, положить перед ним. Знаком велел опуститься всем на колени, тихим голосом прочитал какую-то молитву. Самыми понятными словами из которой стали последние «Покойся с миром!» После этого так же жестами он выбрал тех, кто понесет тело до кладбища. Остальные потянулись следом с причитаниями и слезами. Прилипалы, будто почувствовав общий настрой, отползли подальше, а некоторые вообще двинулись в сторону основного хозяина, который пировал где-то в развалинах города. Только «платок» Холли остался на месте. Почувствовав рядом с собой носителя спермы, он отцепил один угол и завернул его назад, чтобы обернуть член Зуи. Тот, разумеется, заметил эти манипуляции, но не стал ничего предпринимать, только сел удобнее. Холли чувствовала спиной пульсацию прилипалы, что здорово отвлекало от общего горя. А потом «платок» решил, что она тоже не должна отлынивать от процесса и нашел возможность дотянуться до клитора. Организм отозвался обильной порцией смазки, и «платок» довольно захлюпал, присасываясь сильнее. Девушки долбили самодельными лопатами каменистую землю, продолжая петь заунывные псалмы, а у Холли перед глазами плясали радужные пони. Ей точно должно было быть за это стыдно, но устыдиться не получалось. Мать Суопа не вызывала в ней положительных эмоций ни при своей жизни, ни после. Предание тела земле растянулось на долгие часы. Убедившись, что девушки отлично справляются без них, Холли пошепталась с Зуи и собирателями, махнула Мирону. — Ты тут останешься или с нами? — А куда вы? — ревниво поглядывая на ладонь Зуи, покоящуюся у Холли на животе, поинтересовался мужчина. До этого момента его особо за собой не звали. — Скоро ночь, тут неподалеку дерево с Домами, мы решили переночевать там. Поесть и почиститься. — Так и скажи, что вам потрахаться захотелось, — брезгливо дернул губой Мирон. — Придурок. Сколько тут живешь, а все не поймешь, что это не блажь, а необходимость. Посмотри на этих несчастных. Все худые, зеленые, в болячках, еле на ногах держатся. А ведь еды у них не так уж мало, вон какие поля возделывают, но нектар хранят неправильно и не чистятся. Пчелки на худшем рационе выглядят лучше в два раза. — Допустим, ты права, — условно согласился Мирон. — С чего ты взяла, что они неправильно хранят нектар? Они столько тут живут, должны бы понимать, что к чему. — Я видела баки в сарае. Можешь сам посмотреть. Поэтому местные с ними и не торгуют. Зачем им порченый нектар? Мирон не поленился сходить в сарай и убедился, что все так и есть. Нектаром наполняли пластиковые емкости с корабля, а он по собственному опыту знал, что любое соприкосновение нектара с искусственными материалами ухудшает его в разы. По-хорошему надо было поговорить с Берти и другими, объяснить, что к чему. С другой стороны, неужели местные жители и пчелки ничего не говорили? Значит их не слушали. Послушают ли сейчас? Или это мать Суопа противилась своею властью? Берти оплодотворял цветы, он должен знать. Будто в подтверждение его мыслей, Боня и Марита ушли и вернулись с тыквянками хорошего нектара, напоили мужчину и некоторых девушек. Мирон представил, каково это было бы пойти в Дом с Маритой, и член тут же отозвался, приподнимаясь. Точно, он же голый! Краска смущения тронула его скулы, а руки сами собой прикрыли пах. Краем глаза он заметил ползущего по земле прилипалу. Бочком-бочком, он добрался до пыльного «платка», схватил его за угол, встряхнул и быстро обернул вокруг бедер. Прилипала оторопел от такого бесцеремонного обращения, но, почувствовав к кому попал, быстро развернулся другой стороной и сцепился на торсе, обернув Мирона на манер памперса. Не высокая мода, но и не голый. Все бы ничего, только… — Тва-а-а-арь, — протяжно выдохнул Мирон, ощущая хватку на члене. — Гребанный мир. Хочешь быть одетым? Плати.