Труба. Добывающий нектар

Когда Зуи предложил уйти и поискать дерево для ночлега, Холли даже не сомневалась, что так будет правильно. Ярость, общинницы на дикарей смотрели с ярким презрением, или предчувствие, что тут обойдутся и без них, наполнило ее ноги силой и ловкостью. Она даже пробежалась с собирателями, пока они не добрались до густого подлеска. Тут уже надо было прорубаться, и Зуи милостиво перенес всех по очереди на своей спине прямо до Домов, росших сразу аж на трех деревьях подряд. Откормленные местными жителями, они пузырились полупрозрачными боками, призывно поблескивая мембраной входа. — Все в один или по разным? — спросила Холли. Не то чтобы ей хотелось уединиться, скорее наоборот, но у спутников могли быть свои планы. — Вон тот большой Дом свободен, — указал Зуи. — Как ты это определяешь? — присмотрелась Холли. — По входам. Вот этот и который над ним — заняты. Дверь плотная. — Теперь вижу, — кивнула Холли. — Знаешь, я удивлена, что поселок не сделали прямо тут, чтобы никуда не ходить. — Есть такие поселки, — заверил ее Зуи. — Я много путешествовал, видел. Много деревьев. Одна семья, один Дом. А на берегу они растут прямо из песка. Еще больше, чем эти. Ночью их заливает водой. Ни один хищник не подберется. — А морские? — Там таких нет. — Все это жутко интересно, — вздохнула Холли. — Вот бы можно было полетать по планете и все это зафиксировать. Это же какой научный материал. Бомба! — Попроси Дом, он тебе расскажет все, что знает о других Домах, — подсказал Реквик. — Может уже рассказал, просто я не знаю, — шагнула внутрь Дома Холли. — Цветы в меня столько понапихали, что голова чуть не отвалилась. Она встала посреди купола и сладко потянулась. Дома такого типа давали ей чувство защищенности. С потолка тут же свесилось несколько щупов, она выбрала пищевой и присосалась, позволяя остальным обследовать себя со всех сторон. «Платок» расцепил коготки и замахал одним краем, будто что-то нащупывая. Холли передвинулась ближе к стене, и он перебрался на мягкую поверхность, устраиваясь под потолком. В голове зазвучала расслабляющая музыка. Холли никогда не слышала про поющих симбионтов и решила, что музыка в ней самой. Летая по космосу или находясь на планетах, она постоянно что-то слушала. Музыка звучала фоном, под музыку веселились, иногда она пела, говорят неплохо. В этом мире музыки не было. Ласковые тентакли обнимали ее за руки и ноги, скользили по телу, щекотали между ног и подмышками, заставляя хихикать. Сытый желудок распространял по телу тепло и легкое возбуждение. Легкие касания будоражили все больше. Она опустилась на колени, а потом села меж своих ног. Пол Дома промялся, делая положение удобнее. Теперь не было никаких преград для тентаклей, понятливо двинувшихся внутрь жаждущего тела. Холли довольно вздохнула и тихонько запела в голос, зажмурившись от удовольствия. Она не заметила в какой момент собиратели и древесный вошли вслед за нею и расположились вокруг. Первые два оргазма принадлежали Дому, только после этого она открыла глаза. Зуи лежал вниз лицом, вцепившись руками в пол, и содрогался от накатывающих оргазмов с завидной частотой. Мышцы на широких плечах перекатывались под кожей, напрягаясь и расслабляясь. По лягушачьи разложенные ноги открывали отличный вид на промежность. Несколько тентаклей соревновались, растягивая нежный вход, сочащийся смазкой. Член короткими толчками таранил отверстие в полу Дома, сливая туда все новые порции спермы. Холли очень захотелось звонко шлепнуть по упругой ягодице, чтобы до красноты, но она скорее отбила бы руку, чем добилась яркого следа, слишком плотная кожа. Реквик и Линкан тоже лежали лицом вниз меж согнутых в коленях ногах. Их растяжке позавидовала бы даже балерина. Правда современные балерины и гимнасты с детства начинали модифицировать свои тела, чтобы добиться уникальной гибкости и растяжки, а тут все натурально. Если Зуи выглядел несколько громоздко из-за верхней половины тела, то собиратели были изящны и пропорциональны. Тентакли покрыли их тела тонким слоем ароматной персиковой слизи, быстро подсыхающей на воздухе до красивого леденцового блеска, и Холли захотелось лизнуть Реквика в плечо, а Линкана укусить за красивую маленькую попу. Она улыбнулась странным желаниям, посещающим ее в этот раз, и легла так, чтобы касаться рукой или ногой всех троих. Из пола выскочил тентакль и обернул правую грудь, присасываясь к соску. С другой стороны другой тентакль проделал то же самое. Они принялись ритмично сосать, в голове вновь зазвучала музыка. Холли закрыла глаза, отдаваясь ощущениям. Она никогда не рожала, соответственно не кормила грудью и не знала, как ощущается приток молока, но, когда это произошло, сразу поняла, что случилось. Дом накормил ее чем-то, позволившим расцедить. Присосавшиеся тентакли захлюпали молоком, заставляя Холли елозить от накатившего возбуждения. В животе приятно пульсировало. Еще немного и она кончит без всякой помощи снизу. Совершенно новое чувство. Она не поняла, когда Зуи отлепился от Дома и перекатился, чтобы оказаться у нее между ног. Язык прошелся по клитору, и Холли кончила, отрывисто выдыхая в ритм пульсации. Удовлетворив всех постояльцев, тентакли попрятались в стены, позволяя им выспаться в тепле и покое. Мирон остался ночевать в общине и пожалел об этом примерно к полуночи. Девушки хлопотали вокруг Берти, буквально ползая перед ними на коленях, хоть он и не требовал этого, а на Мирона показательно не обращали внимания, только бросали злобные взгляды издалека. Он считал себя освободителем от тирании настоятельницы, а они его — убийцей. Это объяснила Марита, когда Мирон пришел к пчелкам проситься на ночлег. Ему указали на сарай с инструментами, так и не пустив в дом. Лесная любовь улетучилась, как дым. Злой и голодный, он едва дождался рассвета, чтобы пойти искать Холли и компанию. Там его тоже не жаловали, но исправно кормили и не обещали воткнуть нож в спину. Гомонящая стая птиц указала верное направление. Едва солнце показалось над горизонтом, они бросились набивать зоб фруктами, которые в изобилии росли на огромных деревьях с Домами. Не желая прорубаться сквозь кусты, Мирон обошел их краем города, заодно рассмотрев с безопасного расстояния огромную пузыристую тварь, мерно поглощающую все органическое с полуразрушенных зданий. Серые и коричневые «платки» там и сям собирались в лоскутные одеяла, подбирающие все, что уронил хозяин. Чудовище двигалось в сторону далекого побережья. Мирон подумал, что неплохо было бы полететь на нем прямо до моря. Слишком уж утомительно вышагивать по земле. Еле заметная тропа вывела его к Домам. — Холли! — заорал он во всю глотку. — Зуи! Реквик! Линкан! Отзовитесь, черти. Мембрана одного из домов разошлась, высунулась лохматая бошка Зуи. — Чего орешь? Вон тот дом пустой. Раньше обеда никуда не пойдем, Холли надо отдохнуть. — Затрахали ее, — буркнул Мирон и полез к указанному дому. — Тебя не спросили, — рыкнул Зуи и скрылся. Мирон не любил Дома. И Цветы он не любил. И в принципе такой способ выживания. Умом он понимал, что тут по-другому не выживешь, но получать удовольствие не мог. Если бы не вещества, у него точно не встало бы. Тем более так часто. Он в юности столько не трахался, сколько тут каждый день. Сам Мирон не ел со вчерашнего дня, а «платок», который сейчас служил ему одеждой, «поел» уже три раза. А теперь еще и Дом кормить. Как дойная корова, честное слово. Он забрался в Дом, лёг на пол, раскинул руки и ноги, полностью расслабляясь. Дому надо, он пусть и трудится. Прилипала шустро ретировался на стену, почувствовав сильного конкурента. Из пола выбрались тентакли, осторожно обследовали, пачкая скользкими кончиками. А потом что-то больно кольнуло в шею. Мгновение, и Мирон увидел себя среди полной пустоты, которая преобразовалась в бесконечное количество цифровых течений, проходящих через него во всех направлениях. Они сбивали дыхание и заставляли частить сердце, разгоняя пульс до боли в голове, и вдруг разлетелись стаей разноцветных бабочек. Ощущение тела пропало, осталась любовь и принятие, которые шли извне. Ничего не говоря, у него узнали самое сокровенное желание, и он ответил, тоже не произнеся ни слова. Его опять закрутило в водовороте цветов и «выбросило» в сознание. Некоторое время он продолжал лежать и пялиться в бледно-зеленый потолок, слушая перебранку птиц снаружи, потом сел, встал, и решительно направился к остальным. Предстоял нелегкий разговор.