***
Ира врывается в квартиру подруги уже немного пьяная. — Просто взял и уехал, Окс! Он просто взял и уехал! — кричит, срывается, кидает куртку на пол и быстро снимает каблуки. — Налей чего-нибудь. Оксана вся заспанная после работы, хочет отдохнуть больше всего на свете, но смирно достаёт коньяк и мешает его с колой. Ира падает на диван, раскидывает руки и ноги в разные стороны и просто смотрит вверх. — Ну что случилось, Ир? — блондинка подходит, ставит все на кофейный столик и садится рядом. — Боже, Окс… Я так устала. Смотрит на подругу, а после утыкается куда-то ей в плечо. Хнычет, как ребёнок. Оксана просто молчит. — Мы запланировали отпуск, я для этого выходные себе оторвала еле-еле, а что он? Он свалил с Поповым в долбанный Питер! — снова кричит, пачкает ночнушку Сурковой красной помадой. — Ты с ним поссорилась? — Нет! Сказала, что не зла, что можем взять поездку не на неделю, а на несколько дней. Не люблю с ним ругаться… — Вот он гад. Обнимает крепко, понимает, что нужно помочь. Но она не спасатель. Это выходит за все рамки, потому что Ира в её доме бывает только тогда, когда пьяная. Когда ссорится со своим Антоном, а потом бежит к ней, потому что не к кому больше. И Оксана это знает, понимает, что тут уже явно провал, но чувства держат её на месте, не давая и шанса отказаться от этой девушки. Серёжа справился, а она только сделала вид. — Нет, я конечно понимаю, это по работе, все дела, но я-то тут причём? И тут Оксану ставят в тупик. Она забывает свои мысли, отстраняется от Иры и смотрит той в глаза. Её макияж поплыл полностью, но от этого она не стала менее красивой. Все такая же родная и любимая Ира. Но сейчас не об этом. — Какая работа? — Да там вроде какой-то кастинг, их туда Добровольский отправил, а с ним лучше не спорить, он же большая шишка. Оксану прошибает. Пазл в голове складывается неимоверно быстро и надёжно. В мыслях лишь картинка, когда парни в гримерке целовались, а Оксане сказали, что это была репетиция. В мыслях их прекрасная игра любви, которой никто не мог дать нормальное объяснение. Отличные актёры, говорили они, друзья. А все эти разы, когда Ира приходила к Оксане, потому что Антон вновь у Арсения оставался на ночь… — Боже, Ир… Кузнецова смотрит расплывчато, не понимает, почему подруга так погрустнела. — Что? — молчание в ответ, — Что ты молчишь?! — Нет никакого кастинга. Ира продолжает смотреть непонимающе. Не верит. — Ну как же, Антон же сказал. Ты, наверное, что-то путаешь, — Ира подрагивает от страха, но виду не подаёт. — Ира, я работаю с Пашей, я его правая рука. Я бы узнала, если бы он отправлял ребят куда-то. Мир Иры трескается. Да так, что в её глазах можно разбитое стекло разглядеть. Дыхание сильно сбивается, а напротив такие родные черты лица. Паника накатывает вместе с безумием. Решения в голове принимаются слишком быстро. Кузнецова целует Оксану первая. Жадно, воздуха до сих пор не хватает. Под ладонями горят чужие щеки. Ира садится ей на бедра, не отпуская. Целует в губы, цепляясь языком за язык. Дышит носом загнанно, гладит по шее, волосами, ключицам. Хочется быть ещё ближе. Ира уже надумывает снять футболку, как Окс отстраняется. — Нет-нет-нет, — шепчет, поправляет волосы, пытается прийти в себя, а на самом деле все ещё чувствует чужие губы. — Ты не меня любишь. Кузнецова молчит. Ей бы хотелось продолжить, очень, но слова приводят ее в норму. Она в Арсения превращается. Хочет отомстить, хочет, чтобы больно было. Но от этого больно будет только Оксане, которая виновата лишь в своей излишней доброте. — Ты права, я не знаю, зачем это сделала, — почему-то шепчет шатенка. Врёт. Тут не только месть присутствует, но и явно что-то больше. Оксана стала этим «больше». Они кивают друг другу, но Ира так и продолжает сидеть на девушке. Тепло от чужих рук никуда не уходит, как и желание. Просто есть надо, вот и все. Им надо прекратить это. Надо остановиться. — Тебе, кажется, пора. Голос Окс строгий. Потому что натерпелась уже. Слишком много взяла на себя, слишком много. Больно в груди от этого, больно смотреть в разбитые глаза, но ей не хочется заполнять трещины. Ей хочется стать искрой в глазах, а не клеем, чтобы раны залечить и дальше пойти. Ира медленно встаёт, немного шатается, но уже не из-за алкоголя (в такой ситуации каждый протрезвеет). Ей страшно возвращаться домой. Там мысли и одиночество. А Антон где-то в Питере, с Арсением. Лгун, который трахается с её бывшим. Как же так… Неужели Арсений победил? Отомстил наконец, разбивая жизнь девушки на мелкие осколки. Она в последний раз смотрит в глаза подруги, смотрит, просит мысленно о помощи, но уже поздно. Оксана в этом видит лишь предательство, пользование чужой доброты. Ира ей сердце разбила, а перед тем как уйти, новую рану оставила. Поцеловала, хотя подсознательно понимала, что от этого будет. Это ведь не шутка, это чужие чувства. Вот и сейчас, когда Сурковой попользовались, оставляя с разбитым сердцем, кареглазая поняла, что упустила. Потеряла навсегда свой шанс на спасение. Голубые глаза теперь не горят, увы. Она в них огонь зажгла — она и потушила. — Пока, Ир. — Пока. Перед носом закрывается дверь. По обе стороны стоят два разбитых сердца.***
Утро начинается у Антона с того, что солнце максимально раздражительно светит в глаза сквозь приоткрытые шторы. Кровать мягкая, тёплая, притягивает к себе, но приятный запах с кухни заставляет встать. Настроение лучше некуда. Антон с любимым парнем, который, видимо, готовит ему завтрак, в городе романтики, и у него официальные выходные. Он не думает сейчас о других проблемах: вернётся к ним позже. Просто хочется отдохнуть от всего этого. Шастун весь лохматый, помятый, но чувствует себя на десять из десяти. Ему бы в ванную сходить, умыться, но он продолжает сидеть на кровати с опущенными ногами, осматривая комнату. Она уютная и кажется даже больше комнаты Антона в Москве. Шастун бегает глазами по стенам, пытаясь что-то для себя понять. Как жил его парень? Чем он увлекался? Не знаю, можно ли это понять по интерьеру, но он все равно смотрит. Встав на ноги, Антон подходит к письменному столу. Он проводит пальцем по гладкой поверхности стола, смотрит на стопки каких-то бумаг, а потом замечает рамку. Она почему-то стоит повернутая лицевой стороной к стене, поэтому и привлекает внимание. Шаст берет её в руки и разворачивает. А всё ведь было так здорово. Умеет же жизнь издеваться над нами. Честно, Антону показалось, что его сердце на мгновение остановилось. Он неосознанно трёт стекло ребром ладони, словно пытается стереть с фотографии человека, который ну вообще никак не мог находиться в этой рамке! Но фотография с девушкой никуда не пропадает. Ноги непроизвольно шагают назад, а Антон плюхается на кровать. Рамка все ещё крепко зажата в руке. С фотографии на него смотрят два карих глаза, которые принадлежат Ире. На ней платье красивое, пышное, на свадебное похоже. На лице улыбка. Красивая очень, вот только сразу видно, что не его. Не Шаста Ира. Тут в ней словно все другое, да и понятное дело, что фотка давняя. Антон снова переворачивает рамку, а внизу видит подпись: «Осень 2020. Когда ты должна была стать моей женой» В голове такая путаница, а от того приятного чувства лёгкости в груди не осталось и следа. Некая паника захватывает лёгкие, заставляя дышать чаще. Что это вообще может значить? Они были знакомы, но молчали? Они встречались у Антона за спиной? Столько вопросов, что у парня голова начала болеть. Со стороны двери слышатся шаги, но Антон даже и не думает подниматься. Арсений заходит в комнату, что-то говорит, потому что не видит ещё своего краха. Антон спиной к нему сидит, сгорбившись и боясь голову поднять. Нет-нет-нет, его сказке не может так быстро прийти конец! — Антон, ты чего? — Попов обходит кровать и останавливается резко, как только видит то, что находится в руках у парня. Вот черт. В горле ком, страх накатывает так сильно, что в животе неприятно сводит. Он смотрит на Шаста, видит его лицо и безумно пустые глаза, и хочет плакать. Он же убрал фотку наверх шкафа, положил так, чтобы видно не было! Видимо, вчера люди, которые убирались в его квартире, решили, что фотке лучше постоять там, где её смогут увидеть. И Антон, блять, увидел. — Шаст, я… — Просто скажи, что ты не врал, — сразу перебивает младший, а голос его дрожит. Арсений в ступоре. Потому что врал: жестоко и по-свински. Молчит, потому что больно брать на себя ответственность за свои поступки. Молчит, потому что не хочет Антону своими словами больно сделать. — Арсений… — Прости, — начинает он. — Я могу все объяснить. — Так давай, прошу! — кидает рамку куда-то на кровать, прикрикивает и поворачивается лицом к брюнету. Непонимание сменяется злостью. Арс дышит, прикрывает глаза — лишь бы в чужих слез не видеть — и начинает. — Ира — моя бывшая, как ты уже понял, — он садится на другой край кровати, прикрывая лицо руками. Антон замер в ожидании. — Мы были с ней долго, я ей предложение сделал, думал, что люблю её больше жизни, детей хотел. А она взяла и ушла, почти перед днем свадьбы. Понимаешь, она даже не хотела прощаться, а просто вещи собрала и ушла. Я её остановил прямо у такси. В итоге узнал, что она в другого втюрилась и трахалась с ним за моей спиной. — Это был я? — почти без эмоций спросил Шаст, когда пауза затянулась. — В этом и проблема, что ты. Молчание. Что сказать дальше — непонятно. Дальше — лишь боль. — Я любил её все те полгода одиночества. Не находил себе места. А потом увидел статью в интернете, где был ты и она на фотке, — Арс усмехнулся. — Тогда я тебя возненавидел. Ты был самым, как мне казалось, обычным актёром, который зазнался и решил, что ему можно отбивать чужих девушек. Я не винил её, хотя стоило. — А потом мне предложили роль в сериале. Я был так рад забыться, пока не увидел твою рожу там, на первой встрече. Хотелось тупо набить тебе ебало, но я не мог. Началась наша взаимная неприязнь. — А я-то думал, чем же тебе не понравился, — Антон нервно смеётся, поправляя чёлку и облизывая губы. — Потом… Ты признался. Сначала мне было жалко тебя, так как у меня не было взаимных чувств, но потом в голове созрел план, — передышка. — Я заставлю Иру почувствовать тоже самое, что чувствовал я. Хотел, чтобы она узнала, что такое, когда тебе изменяют и выбирают другого человека — не тебя. У Антона перед глазами мелькали все моменты, прожитые с Арсом. Автоматически всё вспоминал, чтобы понять, как же он этого не понял. Как же не увидел игру гениально актёра? Ему было больно, даже глаза защипало, но ныть перед тем, кто обманывал тебя все это время — низко. Шастуну не хотелось, чтобы кто-то видел его слабым, а тем более — Арсений. — Это правда. Я мстил Ире с помощью тебя, даже скрывать не буду, — на выдохе. — Но потом я начал понимать, что что-то не так. Все выходило из-под контроля, потому что я хотелось проводить с тобой все свободное время. Я начал хотеть тебя целовать, оставлять на ночь. Я гнался за тем, чтобы Ира получила по заслугам за моё разбитое сердце, а нашёл того, кто собрал его по частям назад. Честно, Антону хотелось принять правильное решение, обговорить все, выслушать до конца, но в груди кипела злость. Им просто воспользовались, чтобы отомстить. Это больно, максимально. Потому что Антон и правда любил, и правда отпустил все, что было в прошлой жизни ради Арсения. Иру бросил, чтобы с ним быть. А оказывается, Арсений только этого и ждал. — Антон, я полюбил тебя, — Арс хочет посмотреть тому в глаза, но Шастун отворачивается. Видно, что его кулаки сжаты, а скулы напряжены. — Шаст, прошу, прости. Я ужасный человек, но почти все в наших отношений не было обманом. Я правда люблю тебя. Антон метается от мысли к мысли. Ему некомфортно максимально. Хочется на воздух, чтобы обдумать все. Или просто подальше чтобы отсюда. — Я тоже тебя люблю, Арсений, — говорит Шастун, натягивая на себе джинсы. Попов просто сидит и смотрит на то, как парень собирает вещи. Арсению не в чем его винить, потому что сам в этом виноват. Сам его сердце обещал оберегать, а потом сам же и сломал. Шастун последний раз смотрит на Арсения, который готов начать рыдать прямо сейчас, и вздыхает. — Люблю, — шепчет под нос и просто уходит. Дверь хлопает тихо, а не как обычно после истерик. Потому что Антон — не истеричка, но ему тоже может быть больно. Он тоже может хотеть уйти, чтобы все обдумать, а не терпеть. Арс не плачет. Глотает слезы, держится, но не смеет плакать. Сам виноват, сам. Во всем и больше. Сил хватает только на то, чтобы признаться. Взять телефон и набрать удалённый номер. Трубку взяли, вот только привычного «ало» не последовало. Арсения это не остановило. — Я люблю его, прикинь? На другой стороне слышится уставший вздох, который на дрожь пробивает. — Я знаю, Сень, я знаю. И всхлип. А затем ещё один. Ира плачет, а парень с этого теряется. Что говорить в таких случаях? Хотя, ему бы самому поплакать. — А я её люблю, прикинь? — неожиданно говорит Ира, ставя Арса в ступор. — Только я это слишком поздно поняла. — Я тоже поздно понял. — молчание. — Ты не с ней, да? — А ты с ним? Смешок. — Нет. — И я не с ней. Молчание висит в трубке минуту, две, три, но никто не сбрасывает. Ира уже не плачет, лишь дышит странно: то быстро, то медленно. Попов смотрит вперёд, а за окном солнце, погода для гулянок, только вот ему теперь не с кем по солнечному Питеру гулять. — Он, наверное, к тебе едет, — прерывает Арсений тишину. — Как думаешь, на долго? — Не знаю. Я сильно облажался. — Я буду тебе писать, хорошо? Ты спрашивай об Антоне что хочешь, — отвечу. — Спасибо, Ир. Они снова молчат. На линии висят минут двадцать наверное, но так страшно опять тишину услышать. Понять, насколько вы все-таки одиноки. — Наверное, пока? — первая начинает Кузнецова, набравшись смелости. — А ты сильно облажалась? — не в тему спрашивает, даже не зная почему. Ира думает над ответом лишь пару секунд: — Слишком сильно. И Арсений слышит гудки.