Осколки. История первая

До 2002 года она была уверена, что никакого ПТСР у нее нет. Шрамы от осколков стекла по телу есть. Воспоминания гнетущей тишины и раз и навсегда изменившегося мира - тоже. А ПТСР - нет. С 2002 года она не засыпает в транспорте. По крайней мере очень старается. На всякий случай. В чужих авто, в самолетах, аэроэкспрессах. Нигде. Никогда. Старается. Не пугать людей. Сейчас они едут в тишине наполняющейся блюзом из Даниных музыкальных запасов. Молчат. Этери знает, что этот блюз для нее. Это тоже его забота. И сегодня они уже вряд ли поговорят о чем-то, даже о работе, тем более не будут воевать. Остается только музыка. Щемящая, вливающаяся под каждый шрам тела, сердца, души. **** Ей всего 22. Они сидят на лавочке в парке, уличные музыканты, начинают новую мелодию, горькую как топленый темный шоколад и воздушную, словно легкие облачка над штатом Оклахома этим вечером, и смешливая Аманда, встряхивая забавными кудряшками смотрит Этери в лицо и говорит: - Терри, а ты знаешь, что блюз - это тоска черных по родине, которой у нас тут них..я нет и не будет? У Аманды настолько жуткий южный английский с примесями афроамериканского говора, что понять ее человеку из России невозможно, боже, да ее и не всякий житель Нью-Йорка поймет! Кажется, эти южане специально сжирают треть звуков, тянут вторую треть и еще треть изменяют до неузнаваемости, чтобы их никто и никогда не понимал, кроме своих. - Вот, Терри, ты же русская, да? - шоколадное личико Аманды становится забавно-сосредоточенным. Этери уверена, что ей до сих пор прикольно, что когда-то к ним в дом брат привел эту странную девчонку, с которой она потом таскалась по эмердженси, чтоб вытащить осколки, менять повязки, лечить воспаления там, где раны не хотели нормально рубцеваться. Объясняться с врачами. Эта русская совершенно не умела говорить на человеческом английском. Чему, спрашивается, их там учат в их тоталитарных школах, да? Если они даже прилично два слова не могут связать? Долбаный Оксфорд середин 50-х у них там что ли? - Вообще, я этническая грузинка? Аманда морщит лоб, потому что для нее Джорджия - это не страна, а штат. И уж, что она точно знает, что Этери никакого отношения к Джорджии не имеет: - Ну, ты же из России? Я помню ты говорила, что в Москве жила. Значит ты русская. В общем, ладно. Это фигня. Я про что… Терри, а ты не хочешь назад? Ну, домой. Ну, там ностальгия и вся вот эта хрень? - Иногда бывает, Мэнди. По маме и сестрам, конечно, скучаю больше, а не по месту, но иногда бывает. Ага. Аманда улыбается. Ее русская подруга ее понимает. Для остальных Аманда слишком заумная и много всякого говорит странного. А Терри на одной волне. - Вот… А блюз - это про то, что ты хочешь домой, но даже не понимаешь, где он, твой дом. И, может быть, ты найдешь его в ком-то другом. Ну, с кем-то рядом. Но и того, другого, его тоже нет. Это призыв, блюз то есть, чтобы нашелся кто-то, кто будет твоим домом. Через 6 лет Этери позвонит ей и скажет: “Мэнди, ты можешь стать моим домом? Хотя бы ненадолго?”. И улетит из промозглой октябрьской Москвы туда, где никого не волновало, права ли она была, и никто не ждал, что она кому-то должна. Ее просто любили. **** В самолете это случилось в первый раз. Она шла по коридору, собираясь принять душ, почистить зубы и потом, может быть даже сразу, завалиться спать, в руке полотенце и зубная щетка. Было какое-то приятно-приподнятое настроение. Умеют эти баптисты убеждать, что жизнь прекрасна, улыбнулась себе Этери. Жизнь и была прекрасна. Уж точно не хуже, чем в голодноватой Москве, тут хоть морозов -30 не бывает. В 20 лет все прекрасно, что не смерть. И смерть влетела… Осколками оконного стекла. Она кричала, как тогда, когда спину бок и руку рассекали, застревая острые тысячи болезненных прозрачных ожогов. И.. прикрывала беременный живот. Темные капли крови повисают на кончиках пальцев и медленно обрываются на пол. Выхода нет. Она одна. Только боль от осколков. И тут она увидела тень. “Сережа!”... Тень швырнула в ее сторону конверт, из которого на лету выскользнул посадочный талон. “Исчезни!” Новый взрыв. Осколок стекла летит и врезается в позвонок, трещина в котором заросла давным давно. Девушка! Девушка! Проснитесь! Это только сон! Пожалуйста, не кричите! Вас даже в соседнем салоне слышно! - лицо стюардессы было белым от испуга, беременная пассажирка металась и стонала сначала, а потом взвыла, как раненое животное и забилась словно в конвульсиях, но не проснулась. Так и продолжала вскрикивать. С тех пор Этери не спала в самолетах, чужих автомобилях, поездах и другом общественном транспорте. **** Диана Сергеевна Дэвис родилась в середине января, “макушке зимы”, как написала в ответ на электронное послание дочери из Штатов мама. И сны стали повторяться. Теперь она в них закрывала собой малышку-дочь. Тень больше не имела узнаваемых черт, но все так же бросала ей в ноги бомбу, а она не успевала увернуться от летящих в ее ребенка осколков. И никогда сама не просыпалась. Ее предавало даже ее тело, что уж говорить про людей. Все, все просыпаются от кошмаров сами, когда становится невыносимо страшно, а она - нет. Она ползла в крови с телом собственного ребенка к входу и просыпалась только после того, как выбиралась на улицу и пряталась за камень. И только после этого сон ее отпускал. Если бы она когда-то рассказала об этих снах, а ее спросили, что она из них вынесла. Единственное, что она могла бы ответить: никто не должен терять детей. Никогда. **** Даниил плавно затормозил, будто боясь, что Этери очнется от воспоминаний слишком рано и слишком резко. Блюз продолжал плыть в салоне. Он положил свою ладонь на руку Этери, нащупав уже привычный тонкий шрам на тыльной стороне запястья. Эта рука пострадала сильно при взрывах, почти все плечо и чуть меньше предплечье было иссечено короткими и подлиннее шрамиками разной степени толщин и глубины. Когда Даниил первый раз увидел ее тело не в полумраке ночи, не в угаре страсти, а при ярком спокойном свете безжалостного дня, единственное, что он подумал: “Я бы назвал этот кадр “Жестокость к нежности”. Впрочем, ей он ничего не сказал. Этери своего тела стеснялась. Нежности смущалась. В чужую любовь не верила, а значит и не принимала никого из посторонних до конца. А он был посторонним. В этом смысле Глейх не питал иллюзий. Кто с кем не спит в мире фигурного катания. Иным крюкам и выкрюкам межличностных взаимоотношений спортсменов друг с другом, тренеров, хореографов и всей “обслуги” мог бы позавидовать паноптикум нашей эстрадной тусовки. Просто ближайший свободный совместный вечер он посвятил томному и долгому исследованию ее тела, изучая языком, губами, кончиками пальцев каждый шрам. Наслаждаясь то тихими стонами, то просто тяжелым дыханием, то вскриками своей снежной королевы. И в чем он мог поклясться: в ту ночь ей точно не снилось никаких снов! **** - Ты так загадочно чему-то улыбаешься. Чему? Расскажешь? Даня хмыкнул: - Даже покажу, но не сегодня. Сегодня мы устали и очень хотим спать. Особенно ты. Этери не спорила. О чем тут спорить второй час ночи? После вчерашнего нервного дня. Сто лет назад, видя ее усталый вид, Авербух сказал: “Тутберидзе, ты знаешь, что нужно, чтобы высыпаться? Ложиться не в тот день, в который встаешь”. А еще через неделю позвонил и предложил взять знакомого в помощь. “Приличный хореограф, и на льду стоит прочно”. Этери шла от машины, погруженная в воспоминания. Она ведь даже резюме его не смотрела. Железняков смотрел, вроде бы. Собственно он и сказал: “Бери. Если он не умеет ставить, то хоть за кофе будет бегать. Все помощь”. И она взяла. Хоть за кофе бегать. -Ой! Женщина почувствовала, что ноги больше не стоят на земле, а через секунду услышала тихие слова, произносимые ей в шею, когда она обхватила руками плечи мужчины: - Бояться не надо, душа моя будет рядом Твои сновидения до рассвета охранять. 3асыпай на руках у меня, засыпай… И все-таки так, как мужчины ухаживают до 30 лет, они потом уже не ухаживают. Или ей просто до этого совершенно не везло на мужчин. Она уткнулась ему в пальто носом и замерла в объятьях. Так вносят в дом новобрачную. Так нежат невест. Нет, она не сомневалась в его любви. Она просто не знала, сколько еще эта любовь будет иметь отношение к ней. Вряд ли долго. Вряд ли...