Осколки. История первая

Ложка звякает о края стакана, пока Этери размешивает сахар в чае. Она не хочет чая, но организму после тренировки нужны углеводы, иначе в самый неожиданный момент может приключиться сюрприз в виде черноты перед глазами и неотвратимого обморока. **** 23 марта 2018 Они прожили свой позор вместе. Несчастная Алинка отплакала боль падений на льду чемпионата мира и позор падения с пьедестала главной “звезды” сезона и ушла в свой номер. Этери сидела в лобби отеля без сил, потому что этот год ее рано или поздно убьет. И выступления Алины будут настолько малой каплей, что о них и думать-то не стоило. Мама уходит. Это почти неотвратимо. Стоп! Будь честна с собой Этери! Это совершенно точно неотвратимо. Раньше или чуть позже. Борьба проиграна. Женя молчит. И теперь кажется, что ее уход, до сих пор неозвученный, был очевиден еще там, в олимпийском КиКе, когда она, заливаясь слезами, обвиняла и требовала, а Тутберидзе закрывала ее от фронтальных камер МОК и тоже требовала. Требовала найти в себе силы и оставить себе свои ошибки. Может, стоило согласиться с ней? Сказать, что в ее словах есть доля правды. Тренер тоже идет за своим “золотом” на олимпиады. И грех его винить за то, что он умножает шансы и снижает риски. И что против всего этого какие-то старты, даже старт чемпионата мира? Тем более в олимпийский год. Да половина из тех, кто был на олимпиаде на этот мир не приехали вовсе. А они приехали. Может и не стоило? Два пика формы в такой короткий промежуток - это нереально. И кому как ни тренеру это знать. Выходит, и в том, что сейчас в номере плачет девочка 15 лет тоже ее, Этери, вина. - Этери Георгиевна, о чем ты так глубоко задумалась?- Даниил подсаживается в соседнее кресло, вглядываясь в лицо начальницы. Усталое лицо. Осунувшееся. - Да так, Даниил, набегают внутренние счета, пытаюсь понять, как буду расплачиваться,- Этери хлопает его по руке, лежащей на подлокотнике и резко поднимается со словами:- Пожалуй, пора и отдохнуть. И тут в глаза ударяет непроглядная чернота… И следующее, что она видит - номер Глейхенгауза, а над ней стоит врач сборной. И мерзко в носу ощущается запах нашатырного спирта: - Глейх, я твое руководство вернул к жизни!- смеется специалист,- Ты для нее хоть сахар в кармане носи что ли, если уж она принципиально общепита избегает. Эскулап собирает свой чемоданчик и, пожав Глейхенгаузу руку, уходит к себе. - Я правильно понимаю, что еда - это не твой эндорфиновый приход, Этери?- улыбается Даня и заказывает в номер ужин на двоих. **** Ну что же, у любой медали есть оборотная сторона. Оборотная сторона такой заботы и внимания - сокращение степеней свободы. Ложка звякает о край стакана. Мысли Этери невесело текут своим чередом. Телефон, кстати, заряженный и тоже без ее участия, булькает сообщениями, которые Тутберидзе не читает. В дверной проем просовывается голова Дани, а следом в полностью открывшуюся дверь заходит и он сам. В руках пластиковая тарелка из доставки и ложка. Капельки конденсата говорят, что внутри что-то горячее, как минимум теплое. И это для нее. - Ешь! Я же знаю, что ты не завтракала,- ставит на стол тарелку молодой человек. Женщина кивает головой, сдвигает в сторону тарелку: - Давай поговорим. Про сегодняшнюю ночь, ну, и вообще,- ложка продолжает звякать о край стакана, хотя размешивать уже совершенно нечего. Сахар давно растворился в жидкости. Глейхенгауз забирает у нее ложку, стакан, пододвигает поближе тарелку, открывает пластиковую крышку. По комнате распространяется запах пшенки с тыквой: - Никуда твой разговор не убежит. А сама ты можешь куда-нибудь сорваться в любой момент запросто. Ешь кашу! И она ест. Во-первых, он прав; а во-вторых, ну, есть же тоже когда-то надо. А мужчина любуется тем, как она склоняется над тарелкой, дует на ложку с горячей кашей, даже тем, как жует. Не то, чтобы у Дани не было до этой ледяной блондинки женщин, которыми он очаровывался всерьез. Его тонкая эмоциональная натура жила фейерверками чувств всех видов, напивалась ими и отдавала потом эту энергию в творческий процесс, хоть катания на льду, хоть, как сейчас, в постановки программ. Даниил Маркович любил любить женщин. Ему в принципе нравилось то эмоциональное состояние, которое дает очарованность человеком. Но эта тоненькая стальная богиня с лучистым взглядом, когда она улыбается, и металлом в карих блестящих глазах, когда настаивает на своем, была совершенно особенной формой очарования. “Эталон женщины для палаты мер и весов” сказал бы его папа, если бы мог познакомиться с ней. - Все, я доела, Дань! Давай уже закончим с нашей проблемой,- говорит Этери, отодвигая тарелку,- каша вкусная, спасибо. - Да, о чем тут говорить, Эр, я психанул. Но я дико испугался. Третий час ночи, тебя нет, телефон молчит. У меня мир кончился! Прости, что так ушел, нехорошо вышло,- вздох раскаяния закругляет его эмоциональную речь. Женщина задумчиво внимает раскаянию по другую сторону ее рабочего стола, куда отодвинута пустая тарелка. Тихо кивает головой: - В этом-то и проблема,- наконец говорит она,- Такое будет повторяться. Рано или поздно. И все чаще и чаще со временем, не так ли? Молодой человек хочет что-то возразить, но она лишь коротко взмахивает рукой, словно отметая его возражения. - Будет, Дань, обязательно. Я же даже не говорю, что ты не имеешь права. Все дело в том, что право ты имеешь. Но я… Я такое серьезное отношение не вывезу. Знаешь, чем я вчера занималась до трех ночи? - Ты же говорила, что кого-то подвозила домой? Женьку, наверное,- как-то неопределенно отвечает Глейхенгауз. - Верно, подвозила, но не Женьку, а одного очень старого знакомого, который не мог ехать сам, потому что был пьян и отказывался вызывать такси. Даня понимающе кивает. - Я действительно забыла телефон и не слышала твоих звонков, но, и это важно, я и сама не вспомнила о том, что тебе бы надо позвонить. И тот факт, что телефона нет в сумке я заметила только сегодня утром и не потому, что хотела перед тобой извинится, а потому что нужно было решить рабочий вопрос. Дань, я не буду другой. Вся моя жизнь - вот про это: лед, фигуристы, снова лед, старты. Все остальное - по остаточному принципу. - Я не понимаю,- морщится Даниил,- ты мне сейчас даешь отставку? Из-за одной ссоры? Женщина бессильно вздыхает: - Нет, но я хочу, чтобы ты всерьез подумал о том, что я сейчас скажу. Я взрослая женщина, об этом неприятно думать, но совсем скоро про меня будут говорить “пожилая”. Я вряд ли уже что-то изменю в своей жизни: я буду работать всегда тренером, буду мотаться в Штаты при каждой возможности, к дочери, буду забывать, пренебрегать, не замечать твоих нужд и интересов, потом что что-то или кто-то всегда будет важнее. Я, банально, уже не рожу тебе ребенка. А дети - это настоящее чудо. И ты будешь прекрасным отцом. Даня вскидывает голову: - Меня мать в 43 родила. Сейчас куча возможностей не рожать самой. Я не вижу препятствий... Этери усмехается: - Да какая из меня мать?! У меня половина года в разъездах, а вторую я провожу, пытаясь вникнуть, у кого костюмы не пошиты к сроку, кто успел руки-ноги переломать, кому надо срочно поменять график, чтоб поместить репетитора по английскому, и так без конца. Сюда никак не вписываются бессонные ночи с грудным младенцем, режущиеся зубки, гормональные бури и все остальные прелести материнства. - С Ди же получалось?- уверенно произнес мужчина. - С Ди я была на 20 лет моложе. И да, мне повезло, что она полюбила фигурное катание, а то ничего бы с Ди не получилось. Я б ее при свете дня даже не видела большую часть ее жизни. Даня встряхнул головой, словно пытаясь разогнать морок: - Я совершенно перестал понимать, куда ты ведешь беседу. При чем тут дети, которых пока никто вроде не планировал? Ты мне скажи, ты просто не хочешь больше, чтобы я был рядом? Ты меня разлюбила? Этери тихо и очень грустно рассмеялась: - Данечка, не люби я тебя, насколько все было б проще! - Тогда я вообще ничего не понимаю. Ты хочешь со мной расстаться, потому что считаешь, что у меня должны быть дети от другой женщины? Только я слышу что-то дикое в этой идее?- Даниил сидит, упершись локтями в ее стол, запустив обе пятерни в волосы и смотрит на нее почти безумным взглядом,- Эр, ты о чем вообще? Это же бред! - Это не бред. Это жизнь. Просто я хочу думать хотя бы на шаг вперед. Я не смогу быть нормальной женой или подругой. Очень скоро это станет очевидно и тебе. Проще оторвать себя от тебя сейчас, пока я приросла только кожей, чем ждать, когда врасту с мясом. Кажется, он через секунду начнет биться головой о столешницу в тщетной попытке понять извивы женской логики. Она его любит, что, прямо вот прорыв в космос, но она его бросает, потому что любит. Ну, и кто из них сошел с ума первым и сводит другого? В дверь легко стучат и входит Аксенов: - Этери, закончишь здесь, зайди ко мне в кабинет. Надо пару вопросов обсудить,- деловито обращается к тренеру администратор,- Привет, Дань! Этери кивает головой в знак понимания и согласия. Эдуард убегает дальше, вынимая на ходу пиликающий сотовый, чтобы пообщаться с очередным очень важным человеком. Женщина провожает хозяйственника взглядом: - Неуместный у нас разговор получился,- внезапно осознает она. Даниил в очередной раз встряхивает головой: - Ты мне только одно скажи: ты меня сейчас бросила или нет? Я ни черта не понял. - Дань, давай просто возьмем паузу. Не могу я выяснять отношения, не умею и не понимаю - зачем. Время само решит и все расставит по местам. Значит, если его даже и бросили, то неокончательно, по крайней мере, пока: - Хорошо, на какой срок эта пауза? - До чемпионата России, хотя бы. А там, может, и не понадобится что-то выяснять. Все само собой образуется,- и то ли огорчение, то ли надежда звучит в голосе Тутберидзе. - До начала или до окончания?- пытается выяснить точные даты Даня. - Как пойдет,- отмахивается Этери,- не нравится мне все, что вокруг нас творится. Ладно, Данечка, пора и работу работать. Телефон мяукает очередным сообщением: “Приезжайте завтра к 8.30, если это действительно срочно”. Андрей Петрович, видимо, не большой любитель тянуть кота за хвост. - Дань, у меня завтра ранняя встреча. На утренний лед я, наверное, не попаду. Глейхенгауз кивает головой и выходит из кабинета старшего тренера. Но тут же возвращается и забирает пустую тарелку из-под каши: - Пообедай, пожалуйста, Эр, а то меня может рядом и не оказаться, когда ты свалишься в голодный обморок еще раз. И после этой саркастично-обиженной фразы хореограф окончательно уходит решать рабочие задачи.