Осколки. История первая

- Досмотрел?- задает вопрос Этери Георгиевна. Мальчик молча кивает головой, не глядя на тренеров. В кабинете сидит трое взрослых, занятых своими делами: Этери все время просмотра занималась планами тренировок старшей группы, Даниил активно о чем-то переписывался в соцсетях, а Дудаков изучал видео четверного лутца на “удочке” Туктамышевой недавно выложенного в интернет. Ноутбук Тутберидзе стоял развернутым от нее и демонстрировал Марку Лукину видео с камеры наблюдения перед входом в раздевалку мальчиков. Если быть точным, видео уже завершилось и близился непростой разговор, начавшийся только что вопросом, который был произнесен его тренером и получил безмолвный ответ. Этери отодвинула в сторону бумаги, которыми якобы занималась все те 20 минут, что фигурист смотрел на экран и уперлась взглядом в молодого спортсмена: - И что ты можешь нам сказать по поводу увиденного? Марк лишь пожал плечами, продолжая отмалчиваться. - Хорошо,- кивнула женщина,- тогда говорить, видимо, придется мне. Это кусок записи примерно с того момента, как ты ушел со льда в раздевалку и до того момента, когда ты вышел из нее и направился домой. Со льда ты ушел в совершенно целом костюме. Домой привез драную тряпку. Мальчик продолжал упорно молчать, разглядывая что-то, вероятно, очень интересное или чрезвычайно важное на столешнице возле развернутого ноутбука. - Из этого твои родители и мы могли сделать только один вывод,- продолжала тренер,- кто-то успел испортить тебе костюм, пока ты был в раздевалке. Скажи мне, кого ты видишь входящим в нее, пока ты оставался там и, возможно, отлучался, например, в туалет?- еще одна затяжная пауза. Больше всего эта сцена похожа на какую-то мучительную пытку, где взрослые тянут жилы из ребенка, а он героически сопротивляется. Ситуация настолько тягостная, муторная и похожа на бесконечное движение сквозь поток встречного ветра, что силы, которых у Этери и так немного после болезни, утекают из женщины практически полностью. Она тяжело вздыхает и продолжает говорить в молчание, воздвигнутое против нее, подобно китайской стене. - Марк, дело не в том, что мы хотим кого-то наказать за произошедшее. Но твои родители, весьма резонно, ждут, что им заплатят за испорченный костюм, точнее, что за его восстановление Даниил Маркович сможет заплатить тем, кто этим занимался. И я лично обещала твоей маме, что найду виновника произошедшего. Мальчик наконец отводит взгляд от невидимой точки на столе, где до сих пор для него находился источник всего самого важного в этом помещении, судя по неотрывному вниманию, и утыкается в жесткий взгляд карих глаз тренера. - Что мне сказать твоей маме, Марк? За все время, что ты провел на тренировке, от момента приезда на каток до момента выхода из раздевалки, никто, ни одна душа не заходили больше в нее. Получается, твою одежду испортили либо мы: я, Даниил Маркович или Сергей Викторович - либо человек-невидимка или НЛО, либо... ты сам. Какую версию мне предложить твоим родителям? Этери продолжает в упор смотреть на мальчика. Двое других взрослых вроде бы занимаются своими делами, но изредка посматривают то на одного из собеседников, то на другого. - Я не знаю,- наконец бурчит Лукин. Еще один тихий вздох женщины: - Зачем ты испортил костюм, Марк? И тут ребенка прорывает: - Я не знаю! Я ничего не делал! Я ничего не портил! Отстаньте от меня! Парень срывается с места, и хочет выбежать из кабинета, но Глейхенгауз действует проворнее и, так же вскочив со своего стула, заступает ему выход. - Этери Георгиевна тебя не отпускала, Марк!- жестко произносит хореограф,- Сядь на место! Сейчас их троица больше всего похожа на стаю волков, которая травит олененка. Взгляд Лукина злой от безнадежности ситуации. Видно, как через зрачки рвется наружу все то, о чем мальчик пытается промолчать. И, наконец, не выдерживает. Он разворачивается к Этери и кричит: - Отпустите меня! Отпустите! Я не знаю ничего! Я ничего не хочу! Все эти ваши дорожки, перетяжки, подсечки, тройные, четверные! Я хочу нормально жить! Есть чипсы, пить газировку, болтаться по супермаркетам с друзьями! Я хочу чтобы перестало болеть… все! У меня болят руки, ноги, спина!.. - А задница?- неожиданно подает голос Дудаков. Эта фраза на секунду сбивает мальчика, но он тут же продолжает с еще большим нажимом: - Да, Сергей Викторович, и жопа тоже болит! Хотите покажу, где?! Парень тянется к поясу брюк, явно намереваясь спустить их и детально продемонстрировать синяки, которых после сегодняшней тренировки точно прибавилось. - Лукин!- резкий женский голос выдергивает фигуриста на мгновение из собственной боли и озлобленности. Он видит перед собой красивую женщину с бледным лицом, сжатыми плотно губами, взглядом прожигающим его насквозь. Видит голубые пристальные глаза второго тренера. И понимает, что все закончилось. И ничего уже не вернуть. Злость затапливает все больше. Расхристанная душа требует действия. Побега. Одномоментного решения всех проблем. Разрубленного гордиева узла. И Марк снова ломится в двери сквозь тело Глейхенгауза. Все, что остается Даниилу - крепко обхватить мальчишку и прижать к себе, не давая вывернуться и сбежать. Дудаков подходит к дергающемуся в объятьях хореографа ребенку, кладет ему на плечо руку и негромко произносит: - Все ошибаются, Марк. И пока ты жив, любую ошибку можно исправить. Почти любую. Сергей вынимает Лукина из цепких рук Дани и усаживает на стул. Сам придвигается ближе: - Чем хоть драл-то штаны?- спокойно задает вопрос мужчина. - Коньками,- неохотно отвечает Лукин. - То есть тебя не просто так выносило на этапе на внешнюю дугу?- уточняет Дудаков, имея в виду, что своим актом вандализма парень не только испортил одежду, но еще и повредил заточку на лезвиях. Чувствуется, что кризис потихоньку отступает. Мальчик сидит на стуле упершись руками в колени и в нем больше нет той натянутой струны, которая вибрировала уже некоторое время, а сегодня натянулась до предела. Одним движением Сергей Викторович, как опытный музыкант, скрутил колок и ослабил эту струну до провисания. Уже через секунду он начнет снова ее натягивать, ожидая верной ноты в ответ на его слова. - Что мне теперь делать, Сергей Викторович?- произносит мальчик,- Не могу же я маме сказать, что сам? - Должен,- отвечает Дудаков,- Неужели ты думаешь, что Этери Георгиевне будет легче говорить твоим родителям про это? Мальчик смотрит на Тутберидзе. И больше в ней нет той жестокости, с которой она терзала его на протяжении всего диалога. Все, что осталось - усталая женщина, переживающая вместе с ним его ошибку. Марк глубоко вздыхает и произносит: - Хорошо, я расскажу. - Сделай это в течение недели,- говорит в ответ Тутберидзе,- больше времени я тебе просто не могу дать. Твоим родителям нужен будет ответ. Лукин кивает. - Расскажи сегодня, Марк,- снова вступает Дудаков,- Чем больше будешь откладывать, тем труднее будет начать. Мальчик кивает снова. - Марк, у тебя будет три свободных дня,- внезапно продолжает Тутберидзе,- Я надеюсь, тебе хватит этого времени, чтобы обдумать, готов ли ты продолжать. - А если я надумаю раньше?- задает вопрос юноша. - Ты всегда знаешь, где нас найти,- спокойно отвечает Этери Георгиевна. Они прощаются со спортсменом вполне по-дружески. - Даниил Маркович проводит тебя,- заканчивает встречу Тутберидзе. **** Дудаков еще раз внимательно смотрит видео лутца Туктамышевой: - Не, не приземлит она его нормально,- в итоге окончательно убеждается вслух специалист по пржкам. - А?- неопределенно отзывается Этери, сидящая с закрытыми глазами и медленно сливающаяся с серой обивкой сидения. - Говорю, не приземляет нормально Туктик свой лутц. Сергей смотрит на блеклое лицо коллеги и произносит: - Давай-ка я тебя домой отвезу, Этери? Женщина улыбается с закрытыми глазами и неопределенно отмахивается: - Мне и тут хорошо! - Угу! Заметно,- Сережа поднимается,- Ладно, понадеюсь на Глейха, может, хоть он убедит тебя не умирать на рабочем месте. Знаешь, сколько у всех у нас будет гемора, если ты тут кони двинешь? Из кресла доносится тихий смешок: - Не дождутся! - Только на это и надежда!- отвечает Дудаков и выходит из кабинета.