Осколки. История первая

Телефон в кармане пальто, которым укрыты двое, звонит, усиливая звук и вибрацию о пол. Пока Этери протягивает руку, чтобы вытащить сотовый и отключить звук, Женя начинает ворочаться, утыкается носом в ключицу тренера и, встрепенувшись мгновенно, тут же открывает глаза. - С добрым утром?- вопросительно улыбается Тутберидзе, не глядя на экран, сбрасывает звонок и выключает звук. Состояние, в которое попадает Медведева спросонья - смесь непонимания и смущения. Неловким кажется все то, что так бесшабашно и легко получалось до срыва. Собственное голое тело, прижатое к обнаженной коже другого человека. Руки, которые держат тебя за спину, не давая возможности резких движений. Сам этот взгляд ласковых карих глаз, которые заглядывают в душу обнаженную сейчас даже больше тела. - Я тебя сейчас отпущу,- тихо произносит Тутберидзе,- но ты мне пообещаешь, что никуда не побежишь больше от меня. Да? Женя молча кивает головой и чувствует, что замок пальцев за спиной раскрывается. От движений пальто сползает вниз и девушка стыдливо пытается прикрыться руками, спрятав вдруг ставшее таким неуместным нагое тело. Этери отталкивается спиной от стены, поднимает тренч, накидывает его на плечи спортсменке. Берет одну ее руку и засовывает в рукав. Вторую Женя опускает в пройму сама. Молчаливая сцена одевания заканчивается тем, что женщина плотно запахивает свое пальто и завязывает болтающийся пояс туго на тонкой талии, а потом бережно и неспешно расправляет лацканы, то и дело легко касаясь кожи на груди девушки. - Медведева, если ты сейчас же не слезешь с меня,- неожиданно весело произносит блондинка,- у тебя будет безногий тренер, так как нервные окончания уже никогда не восстановятся! Женька тут же скатывается с коленей Тутберидзе и слышит как та с блаженным стоном облегчения подтягивает к себе ноги, которые можно наконец-то согнуть. Теперь они сидят плечом к плечу, вжавшись в одну на двоих стену. - Этери Георгиевна,- наконец прерывает свое молчание девушка,- а у меня еще будет тренер? - Непременно,- отвечает блондинка, вслушиваясь в иголки, пробегающие по всей поверхности уставших ног,- как только она сможет хотя бы встать. Ну и тяжелая же ты, оказывается, Медведева!- продолжает подшучивать Тутберидзе. В конце концов, упираясь спиной и руками в стену, женщина поднимается и на нетвердых ногах идет в сторону окна. Опершись на раму, смотрит на начавшийся плотный снегопад и вслушивается в усталость и щекотку оживающих нервов во всем теле. За спиной едва слышны босые шаги. Между лопатками упирается круглый теплый Женькин лоб. Руки обхватывают талию и куда-то в позвоночник летят слова: - Я столько натворила… Почему? Снег метет противной замятью, то рассыпаясь крошкой по асфальту, то собираясь в полосы-змеи, перебегающие по диагонали парковку. И непонятно, слышит ли Этери слова выдохнутые в ее шрамы на спине или думает о чем-то совсем другом. Но она отпускается от рамы и, продолжая глядеть в окно, кладет ладони на сцепленные девичьи запястья у себя на животе. А потом по кабинету, сплетаясь в светящуюся цепь, обматывающую прочно двоих, грудным чуть надтреснутый голосом старшей из них раздается: - Любовь долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит,- тишина для двоих прерывается последней фразой, которую, все так же глядя на снежную пургу, произносит Этери,- Любовь никогда не перестает. - Стало быть мы обречены друг на друга?- прижимаясь щекой к позвоночнику женщины, улыбается Женя. Спина тренера вздрагивает в беззвучном смехе: - Может быть, Женька. Все может быть. - И всё-таки я сожалею,- неопределенно произносит девушка. Этери размыкает ее руки и разворачивается лицом к спортсменке. После чего снова сцепляет пальцы, но уже у себя за спиной. Убирает прядь темных волос за ухо, прижимается своим лбом к девичьему и негромко говорит: - Не жалей! Никогда и ни о чем старайся не жалеть. Старайся исправлять то, что можно исправить, и платить за то, чего исправить нельзя. Тутберидзе откидывает голову назад, кончиками пальцев приподнимает подбородок девушки и почти невесомо касается губами синяка на ее лице. Телефон в пальто вибрирует сообщениями. Женщина опускает руку в карман, достает трубку и начинает читать, тут же сосредоточиваясь, отдаляясь, возвращаясь в рабочий режим. - Все, Жень! Перерыв на философию кончился. У меня работа. Объятия размыкаются. Тутберидзе делает пару шагов в сторону, поднимает с пола свою кофту. Быстро натягивает ее, застегивая под горло и, уже развернувшись к выходу, произносит: - В пятницу в 8 вечера лед. Я тебя жду… И да, мы, наверное, поменяем музыку. Подумай, что ты хочешь, кроме Цветаевой. Этери берется за ручку двери и слышит за спиной: - Пальто, Этери Георгиевна! Женщина поворачивается назад. Запахивает поплотнее тренч на Медведевой, отвечая: - Не надо, так добегу. У тебя куртка тонкая, в пальто будет теплее. Вернешь потом, когда будешь по погоде одета. Женя кладет ладони на пальцы, сводящие края пальто, и спрашивает: - Все в порядке? Тутберидзе качает отрицательно головой: - У Щербаковой двусторонняя пневмония. Побежала я, Жень. Дела. **** Уже, подбегая к главном входу, засыпанная пургой и снова промочившая ноги, Этери слышит за спиной: - То есть ты решила в одну больничку с Аней прилечь, чтобы не прерывать тренировочный процесс? Дудаков снимает свой пуховик и накидывает на плечи коллеги. - Куда дела верхнюю одежду, несчастная?- удивляется товарищ. - Отдала страждущей, которая не умеет одеваться по сезону,- махнула рукой отогревающаяся в пуховике блондинка. - Кому ж это?- полюбопытствовал Сергей. - Медведевой! - Недешево, я смотрю, тебе одна зуботчина вышла,- хохотнул Сережа,- ты больше не маши кулаками, а то наши ребята тебя голой и босой оставят. С этими словами они и вошли в холл. Впереди ждало совещание и принятие решений о том, что же делать в сложившейся ситуации.