***
В лицо ударяет сильный порыв прохладного ветра, когда Феликс выходит из здания. Сегодня он решил заглянуть в компанию Минхо, чтобы выпросить у Джису всевозможные документы о Шин Судже, пока директор отдыхает в субботнее утро у себя дома. Секретарь, конечно же, не отказала ему и охотно предоставила все необходимые бумаги. Феликс обещал, что возьмётся за дело основательно? Феликс сдержал слово. А как иначе? На кону может стоять жизнь друга! Чем быстрее он во всём разберётся и всё досконально проверит, тем лучше. Нельзя долго тянуть, ведь может случиться очень плохое и страшное событие, если Хёнджин и Судже всё-таки задумали что-то коварное. Ему не терпится от корки до корки изучить полученную информацию о Судже, который удивительно быстро поселился в сердце Минхо как у себя дома. Рюкзак свисает с правого плеча на одной лямке, а в руках куча бумажек, несколько из которых скреплены. К сожалению, Джису не смогла предоставить папку, поэтому приходиться нести так. Да, он мог бы убрать всё это в сумку и достать уже дома, в более комфортной и непринуждённой обстановке; но у него, видимо, шило в заднице, раз ему нужно вот прямо сейчас прочитать биографию Судже, когда листочки постоянно загибаются из-за ветра. И, естественно, по законам жанра Феликс не удерживает пару скреплённых листов, и наглый порыв ветра вырывает их из его рук. — Чёрт! — он пытается поймать, но промахивается, и бумага летит на воздушных крыльях назад, грозясь исчезнуть на веки вечные. Ноги путаются между собой, когда Феликс резко, чтобы успеть, разворачивается и чуть не падает. Листы спускаются на асфальт, а ветер словно за верёвочку их тянет за собой, волоча по грязному тротуару. Он бросается вдогонку, наклоняясь и делая попытки ухватиться хотя бы за краешек. В какой-то момент у него получается это сделать, но очередной зловещий порыв ветра опять отбирает ценные бумаги, которые стремительно отлетают к чьим-то ногам. Феликс готов уже упасть на колени перед незнакомцем, чтобы схватить неугомонные бумажки; однако тот их сам поднимает, позволяя ему так не унижаться. Феликс выпрямляется и поднимает взгляд, чтобы поблагодарить, но вместо этого встаёт в ступор. Хёнджин, чьи распущенные длинные волосы красиво развиваются на ветру, с интересом рассматривает листы, мельком пробегаясь по строчкам. Стоит ему открыть титульный лист, на котором, скорее всего, замечает имя, напечатанное жирным чёрным шрифтом, как Феликс приходит в себя. Он грубо забирает документы и вместе с остальными бумагами крепко прижимает к груди, устремляя недобрый взор на эту надоеду, что явно преследует его всегда и везде. — Я не слышу слов благодарности, старший сержант Ли, — приторно-сладко протягивает Хёнджин. Феликса практически выворачивает от услышанной интонации. — Обойдёшься, — бросает и, развернувшись, торопливым шагом уходит прочь. Нет никакого настроения играть в очередную игру с Хёнджином. Он, вообще-то, собирается раскрыть их замысел, а не поразвлекаться. Продолжая спешно удаляться от здании компании, Феликс ровно складывает листы бумаги и всё-таки убирает их в рюкзак. На всякий случай. Взгляд направлен вперёд, однако мыслями он пребывает однозначно не в этой вселенной. Опять Хёнджин… Вот почему они всё время встречаются, так ещё и в подобные неоднозначные моменты? Его эти совпадения начинают знатно подбешивать. Хоть он и решил держать Хёнджина поближе к себе, если вдруг тот и правда окажется замешанным в чём-то незаконном, но в настоящий момент Феликс мечтает от него избавиться. Потому что Хёнджин невозможный прилипала. — А чего это вы резюме работников проверяете? Или только одного? — у него сердце из груди выпрыгивает, когда сбоку внезапно раздаётся хитрющий голос. — Да твою ж мать, Хёнджин! — не на шутку вспыхивает Феликс, ощущая смесь испуга и раздражение, и на эмоциях бьёт его кулаком в плечо, слыша драматичное «ай». — Прекрати меня пугать! — жар заполняет щёки, заставляя их пылать от злости. — Воу-воу, спокойней, старший сержант Ли, — Хёнджин нервно усмехается, боязливо отшатываясь от разгневанного Феликса, у которого чуть ли не пар из ушей и носа идёт. — Не с той ноги сегодня встали? — голос теперь звучит примирительно, без насмешки или издёвки. На удивление, Феликс успокаивается быстро, напоследок лишь фыркая. Странное чувство оседает где-то в груди, но оно отнюдь не противное или мерзкое. Скорее приятное. Он без понятия, почему на вид добрая и искренняя полуулыбка Хёнджина вынудила его приубавить пыл, однако это сработало, что вызывает волну волнения. Это не очень хорошо, если учитывать, что Хёнджин до сих пор является главным подозреваемым. Феликс не должен ощущать никаких светлых эмоций по отношению к нему. Он не тот человек, которому можно слепо доверится. — Так что насчёт резюме Шин Судже? Зачем оно вам? — осторожно интересуется Хёнджин, непринуждённо засовывая руки в карманы. — Не твоё дело, — отвечает равнодушно, отмечая, что Хёнджин всё-таки успел прочесть имя. Из-за его оплошности теперь могут возникнуть определённые проблемы, если верить теории о том, что те двое взговоре. Тот точно предупредит знакомого. — Засекреченная информация? Ну ладно, — Хёнджин не выглядит расстроенным или разочарованным. Он привычно ухмыляется, загадочно и с хитрецой. — Тогда расскажите мне, как у вас дела? Как планируете провести выходные? — заинтересованно склоняет голову набок, мило хлопая глазами. — С чего бы мне тебе это рассказывать? — ненаигранно удивляется Феликс, вдруг заворачивая в немноголюдный переулок в надежде, что таким образом сможет избавиться от приставучки. Однако, хоть Хёнджин и отвернулся на мгновение, этот гениальный манёвр не срабатывает. Тот всё равно замечает пропажу и быстро догоняет его. — Сбежать от меня хотите? — Я не в настроении разговаривать с кем-либо, — говорит твёрдо, гордо вздёргивая подбородок. — Ах, вы разговаривать не хотите? — преувеличенно шокировано охает Хёнджин, заслуживая закатанные глаза в свою сторону. — Тогда… Феликс тихо пищит, когда его хватают за плечо и толкают к стене, вжимая в кирпичную поверхность и опираясь на локти по разные стороны от головы. Искренний шок окутывает тело. Кислород в лёгкие отказывается поступать, вынуждая задыхаться. Глаза не перестают растерянно бегать по лицу Хёнджина, что находиться в каких-то несчастных нескольких миллиметрах. Миллиметрах! Из-за того, что Феликс ниже, чужой нос почти соприкасается с его лбом. Он плавится под внимательным взглядом, сжимаясь. Дёргающийся кадык выдаёт его нервозность, и поэтому желание провалится сквозь землю усиливается. Настолько близко друг к другу они прежде не стояли. Феликс ощущает себя загнанным котёнком, что, по сути, таковым и является в данную секунду. Здесь. Когда чужое тело вплотную прижимается к его. Этот рывок дезориентирует, и он проклинает свою чёртову идею повернуть в безлюдный переулок. — Раз не хочешь разговаривать, — на грани слышимости начинает Хёнджин, заглядывая точно в зрачки, полные смятения. — Тогда мы можем постоять с тобой в тишине и просто посмотреть друг на друга, — он еле заметно покачивается, будто от нетерпения, и вжимается ещё сильнее, отчего у Феликса перед глазами всё плывёт. Его губы от напряжения превращаются в тонкую линию, пальцы впиваются в собственные ладони, а к щекам приливает горячая, словно кипяток, кровь. — Ну-у, или же можем заняться чем-то более интересным… Для этого лишних слов не нужно, — шепчет заговорщицки, и Феликс ясно чувствует мимолётное касание пухлой нижней губы о кончик своего носа. Его словно молния прошибает, разнося электрический разряд по всему телу. Он моргает часто-часто, пытаясь очнуться от наваждения. Сердце дрожит в грудной клетке, а желудок выворачивается наизнанку, но не из-за отвращения к происходящему. — Л-ладно, — выходит намного выше и неуверенней, чем хотел бы Феликс. — Ладно! Давай поговорим! — в конце концов, собравшись, он отталкивает Хёнджина и выбирается из плена. Тот довольно облизывается, отступая, и любуется взволнованным Феликсом, который неловко откашливается и возобновляет изначальный маршрут, прекрасно понимая, что за ним безоговорочно последуют. — Вот так бы сразу, — хмыкает, нагоняя и равняясь с ним. — Давайте сначала. Как у вас дела, старший сержант Ли? Он переводит на Хёнджина тяжёлый взгляд и вздыхает, стараясь как можно быстрее унять сумасшедшее сердцебиение. Ещё чуть-чуть, и он в обморок грохнется. Сложно будет отойти от пережитого шока, но Феликс обязательно с этим справиться. А после хорошенько ударит себя по башке, потому что какого чёрта он вообще поддался на провокации этого наглеца? «Феликс, ты полицейский, а не абы кто! Почему вместо смелости и уверенности ты показал свою слабость? Почему ты вообще оказался бессильным в этой ситуации? Как так вышло?» — в голове крутятся вопросы, на которые ответа пока что не найти. — У меня всё просто прекрасно, — саркастически выделяет последнее слово, взъерошивая и так растрёпанные волосы. — Ну? — Что ну? — рычит Феликс, не понимая, что от него хотят услышать. Он ведь ответил на вопрос. Что этому индюку ещё нужно? — Ох, старший сержант Ли, неужели вас надо учить тому, как вести беседу с другими людьми? Боже, и почему вы мне такой достались, — устало выдыхает тот, на что одновременно изумлённый и возмущённый Феликс поворачивается к нему лицом, приоткрывая рот, чтобы огрызнуться или нахамить. Только Хёнджин его опережает: — Хорошо, так уж и быть, я научу вас и этому. Смотрите, вы должны тоже спросить меня о том, как у меня дела. Давайте, — разговаривает будто не с полицейским, а с ребёнком. А эти искры задора и насмешки в тёмных зрачках… Вот правда, Феликс ему сейчас врежет. Здесь как раз свидетелей нет. — Хёнджин, я тебя сейчас наручниками к этой трубе присобачу и оставлю ночевать, — произносит размеренно, мельком кивая в сторону каких-то тонких труб, что тянуться вдоль стены здания. Хёнджин задумчиво пялится туда с минуту, потом щурится, вглядываясь куда-то сквозь лицо Феликса, и в итоге выпаливает со всей серьёзностью: — Нет, ну если ты собрался меня наручниками куда-то прицеплять, то тогда пускай лучше это будет твоя кровать, — он не упускает возможности игриво подмигнуть, пока его губы растягиваются в похотливой ухмылке. Феликс давится воздухом, судорожно сглатывая. Подобные слова из уст Хёнджина его не должны так сильно удивлять. И они, по правде, не удивляют, а всего лишь… смущают? Он встряхивает головой и ускоряет шаг, желая скрыться долой от этих невыносимо пронзительных глаз и сильной харизмы. Но убежать не получается, потому что Хёнджин, задыхаясь от смеха, вновь догоняет его. К счастью, до самого окончания «прогулки» тот ничего похожего больше не выкидывает, разрешая свободно дышать. Им всё же удаётся немного пообщаться безо всяких издёвок и сарказма. А ещё, Феликс забывается и только потом, когда они подходят к подъезду, осознаёт, что теперь Хёнджин знает его местожительство. Вот же… — Было приятно провести с вами время, старший сержант Ли, — он грациозно склоняется в поклоне. — Не могу сказать того же. — Ой, да бросьте! — строит обиженную гримасу, надувая щёки, что вызывает искреннее хихиканье. — Ладно, было более-менее нормально, — Феликс складывает руки на груди, давая понять, что своего мнения не поменяет. Хёнджину приходится сдаться и обречённо пожать плечами. — Хотя бы так, — улыбается по-доброму. Такой ласковой улыбки Феликс не видел ещё. — Желаю вам прекрасно провести выходные! — Ага, спасибо, — он застенчиво отводит взгляд, переминаясь с ноги на ногу. — Короче, пока. Надеюсь, больше никогда не увидимся. Последнее, что Феликс слышит, когда закрывает дверь подъезда, так это звонкий голос хохочущего Хёнджина. Узел в районе солнечного сплетения сладко сжимается.Глава 8. Оправдания
7 августа 2023 г. в 18:00
— Джисон, прошло уже две недели, а прогресса абсолютно никакого, — пальцы устало трут переносицу. — Как так?
— Подобраться к нему оказалось сложнее, чем я думал, — равнодушно отвечает Джисон, сидя с прямой спиной.
— Ты же так хорошо умеешь находить общий язык с людьми. Почему сейчас с этим проблемы? — Чан не выглядит раздражённым, скорее негодующим.
— Он постоянно с охранной, что я могу ещё сделать? Эти амбалы следуют за ним по пятам, — внезапный допрос начинает выводить из себя, однако у Джисона получается сохранять хладнокровное выражение лица. — Мы достаточно общаемся на работе, поэтому, думаю, скоро я смогу остаться с ним наедине так, что никто об этом не узнает.
— Я очень надеюсь, что у тебя всё получится, потому что задание, что я доверил тебе, чрезвычайно важное, — говорит твёрдо, в очередной раз напоминая о том, что он тут, вообще-то, главный.
— Но чем убийство Минхо так важно для тебя, Крис? — намеренно игнорируя пассивную угрозу, которая так и исходит от Чана, нагло спрашивает Джисон. Он знает, что подобная информация не должна его интересовать, ведь его задача — убить жертву, но явная помешанность и озабоченность на этом задании вынуждает попытаться докопаться до правды.
— Для меня каждое заказанное убийство важно, — Джисон иронично хмыкает, на что Чан посылает ему злой взгляд. — Думай, что хочешь, но у меня нет скрытых мотивов. И да, если ты не в состоянии выполнить данное задание, то я передам его другому.
— Нет, — произносит слишком резко и тут же тушуется, на мгновение теряя весь свой изначально уверенный вид и быстро исправляясь. — Нет, я сам убью Минхо. Даже не смей отдавать это дело другому киллеру.
— Тогда я жду твоих результатов, — тот снисходительно улыбается краешками губ, складывая руки в замок и опуская их на стол. — Не подведи меня, Хан Джисон.
— Не подведу, — угрюмо угукает, поднимаясь со стула.
Джисон прощается с Чаном и покидает кабинет, направляясь вдоль коридора на выход из штаба. Удивительно, как быстро из-за какого-то тупого отчёта его настроение смогло ухудшиться настолько сильно. Ещё утром он был в хорошем расположении духа, когда принимал душ и приводил себя в порядок. Однако этот разговор всё испортил (и какая именно часть их диалога оказала основное воздействие — непонятно).
Такой контроль со стороны Чана подбешивает. Естественно, Джисон всегда отчитывался перед ним, даже если необходимо было только застрелить жертву из винтовки. Всё равно сначала приходилось следить какое-то время, чтобы подловить правильный час и удачное место для совершения убийства. Но что бы так активно влезать…
Чан хочет знать всё и обо всех! А Джисон что? А Джисон не говорит всей правды, потому что нет никого желания выслушивать нудные нотации на тему «Вы с ним трахаетесь, но ты не можешь убить его?». Нет уж, такого счастья ему однозначно не нужно. Он сам разберётся с этим, это его задание. Чана не должно ни коем образом волновать, что именно делает киллер, чтобы достичь поставленной цели. Важен не процесс. Важен результат.
Когда Джисон выбирается на свежий воздух, то облегчённо выдыхает. На душе всё ещё неприятный осадок от их беседы, заставляющая снова задуматься о том, почему он постоянно ищет объяснения своего бездействия, стоит лишь представить бледное и безжизненное лицо Минхо. Оправдание на это у него всегда одно: охрана. Которая в курсе, с кем директор проводит свободное время. И пока подобный ответ вполне его устраивает, хотя под ложечкой не перестаёт сосать от непринятия и открытого вранья самому себе.
Сейчас Джисон идёт к Минхо, так как у них запланирована встреча. Та самая встреча. Они же теперь официально секс-партнёры.
«Не вериться, что ради секса я готов даже в субботу встать пораньше, хотя обычно сплю до обеда… Хёнджин охуел бы, расскажи я ему об этом.»
Это будет их третья близость на этой неделе. И нет, Джисон каждый раз не предвкушает, как Минхо будет его жадно целовать, кусая и облизывая. Хотя кого он обманывает? Джисон так сильно ещё ничего не хотел, как прикоснуться к разгорячённому телу и ощутить вкус податливых губ. Если бы вчера у Минхо не было смены в ночном клубе, то он бы сегодня проснулся не в своей кровати, а в его.
Была бы возможность, Джисон каждую секунду своей жизни проводил бы рядом с этим невероятным человеком. А как можно этого не желать? Ли Минхо такой горячий и страстный в постели настолько, что чуть ли крышу не срывает и не уносит в неизвестное никому царство разврата. И как неплохое дополнение — Минхо весьма приятный в общении; у них довольно много общего и всегда есть темы для разговоров.
Джисон отправляет сообщение, что скоро придёт, и убирает телефон в карман джинсов. Опять он загружает себе голову ненужными и пустыми вопросами. Ещё и этот напор со стороны Чана. Ужас. Ему срочно нужно снять стресс. И в этом деле — как же удачно совпало — ему с большим удовольствием поможет Минхо.
Думает ли он, что сегодня выпадает идеальная возможность совершить запланированное убийство? Никто не знает, что они собираются провести этот день вместе. Даже охранники, которые вчера привезли Минхо домой и уехали (не будут же они караулить его все выходные). Это превосходный шанс, разве не так? Однако в настоящий момент все мысли Джисона крутятся вокруг неистового желания почувствовать на себе горячие ладони, ласкающие бока и промежность.
Он нетерпеливо звонит в дверь, начиная потихоньку сгорать изнутри. Грудь заливается жаром, который расползается по всему телу, заставляя пылать щёки. Джисон возбуждается только от одного представления обнажённого Минхо, исследующего его руками, губами и языком…
Его встречают с котом на руках, широко улыбаясь, отчего дыхание мгновенно спирает. Сложно привыкнуть к образу домашнего Минхо. Кажется, что тот выглядит ещё красивее и привлекательней. Джисон проходит внутрь, закрывая за собой дверь, и снимает обувь, ставя её рядом с лаковыми ботинками.
— Привет, — в голосе радость, а в глазах счастливые искры. Суни в его объятиях мурчит и довольно жмурится.
— Привет, — повесив свою ветровку на крючок, он приближается к Минхо. Аккуратно забирает из его рук Суни и опускает на пол, напоследок ласково погладив по гладкой шёрстке.
Ладони обвивают растерянное лицо и притягивают к себе. Губы настойчиво впиваются в чужие, и Джисон практически задыхается от их сладости. Минхо, опомнившись, отвечает столь же жадно, тесно обнимая за талию и приоткрывая рот. Они растворяются в опьяняющем поцелуе, возбуждаясь.
— Мы всего лишь один день сексом не занимались, а ты уже успел соскучиться? — тихо смеётся Минхо, не прекращая целовать.
— Утро паршивое, — бормочет задушено, выдыхая в покрасневшие губы и снова несдержанно накрывая их своими.
— Милый, руки хотя бы помой, иначе я не позволю к себе прикоснуться, — он мягко отстраняет его ладони от собственного лица. Джисон досадливо мычит и хнычет, когда тот отрывается, последний раз чмокнув в надутые губы. — Иди, я никуда не денусь.
— Я быстро, детка, — срывается с места, уворачиваясь от замахнувшейся на него руки, и убегает в ванную, звеняще хихикая.
На следующий день после предложения стать секс-партнёрами они обговорили свои предпочтения в постели и границы дозволенного. Тогда Джисон затронул тему прозвищ. Ему нравилось, что Минхо обращался к нему «милый» во время интимной близости. И он предложил заменить «хён» на что-то более привлекательное и соблазняющее, однако Минхо запретил называть его банальными прозвищами по типу: малыш, котик, котёнок, зайка, детка. «Любимый» и «дорогой» не подходят к их ситуации (хотя Джисон был бы не против так обращаться к Минхо). Остаётся только «хён», пока он не придумает что-нибудь более оригинальное. К тому же, процессом обычно руководил Минхо, нашёптывая на ухо различные пошлости и комплименты, в то время как Джисон, скромничая, молчал, уткнувшись лицом в подушку.
— Я вернулся, хё-оу-у… — Джисон удивляется, обнаруживая Минхо не стоящим посреди прихожей, а сидящим на комоде, на котором ещё несколько минут назад лежали какие-то вещи.
— Иди ко мне, — Минхо самодовольно усмехается, расплываясь в хищной улыбке, и игриво пальчиком к себе подзывает.
Джисон, встав меж приглашающе раздвинутых ног, окольцовывает руками стройную талию и прижимается вплотную, утягивая в грязный и развязный поцелуй. Его же заключают в тёплые объятия, чувственно сминая губы и периодически высовывая заострённый кончик языка. Невозможно не восхищаться умению Минхо быть одновременно нежным и дерзким.
«Я нашёл свой личный Рай.»
Горячие ладони перемещаются с плеч на шею и оглаживают её. В тот момент, когда Минхо, сдвинувшись ближе к краю комода, обвивает ногами его таз, вожделение утягивает разум в океан чувств и эмоций. Мощные бёдра прижимаются к более худым, а промежности ожидаемо соприкасаются. Джисон сдавленно стонет, стоит ему почувствовать трение. Член в штанах затвердевает с каждой секундой всё сильнее и сильнее.
Руки ложатся чуть ниже линии талии и сжимаются. Но как только Минхо судорожно выдыхает, ёрзая задницей на деревянной поверхности, Джисон смело забирается ладонями под растянутую футболку и с особым удовольствием мнёт стройные бока. Кошачьи глаза стекленеют — их начинает заполонять неестественная дымка возбуждения и жгучего желания.
Они сливаются в ещё одном дурманящем поцелуе, крепко прижимаясь друг к другу; со стороны может показаться, что их тела стали единым целым. Джисон намерен в полной мере воспользоваться данной позой, пока есть возможность. Он гладит под футболкой напряжённую спину, ощущая подушечками пальцев её превосходный рельеф и перекатывающиеся мышцы под кожей. Когда пальцы скользят вдоль позвоночника, надавливая, Минхо выгибается навстречу. Его слабый стон, похожий на шумный выдох, Джисон ловит своим ртом, сразу же пуская в ход юркий язык, который сплетается с чужим.
Джисон целует отчаянно, чувствуя, как в паху умоляюще ноет и тянет. Он вылизывает каждый доступный участок горячего рта, сладко причмокивая. Минхо ведёт рукой по затылку и зарывается в волосы, устраивая полнейший беспорядок. С силой сжимает влажные от пота локоны и оттягивает их. Джисон, поморщившись от терпимой боли, повинуется и откидывает голову назад, простонав открыто и хрипловато. Минхо припадает к шее, широко проводя по ней языком от мочки уха до яремной пульсирующей вены; возвращается по этой же мокрой дорожке вверх, закрепляя её поцелуями-бабочками, и несильно прикусывает линию челюсти.
— У тебя безумно красивая шея, — обдаёт огненным дыханием покрасневшее ухо и выдыхает, заставляя рой мурашек резко пробежаться от макушки до пят. Он продолжает расцеловывать излюбленную часть тела, принося сплошное удовольствие.
Мышцы Джисона предательски ослабевают от такого давления, поэтому ему приходиться разместить вспотевшие ладони на крепких ляжках Минхо, которые не перестают стискивать его собственные, не позволяя сдвинуться хотя бы на миллиметр. Будь у того воля, он, наверно, задушил бы его этими массивными бёдрами.
Теперь уже Минхо ныряет свободной рукой под чужую одежду и оглаживает пылающую жаром кожу. Он касается напряжённого пресса, обводя контур каждого выделяющегося кубика, направляется выше и массирующими движениями трогает грудь, параллельно спускаясь губами к горловине футболки и несильно всасывая кожу. Джисон просто не в состоянии остановить тяжёлое дыхание и закрыть рот, ведь кожа шеи натягивается, и даже если попытаться сомкнуть уста, то станет очень неудобно.
Он выстанывает тихое «блять», стоит Минхо зажать один из сморщенных и затвердевших сосков между своими грубоватыми пальцами. Его до сих пор тянут за волосы, но уже не так властно — скорее для того, чтобы не делал лишних движений. А Джисон от этого только глаза блаженно закатывает и с готовностью принимает любые ласки со стороны опытного и страстного партнёра.
Все ненужные и лишние мысли словно мощным ударом выбивает из головы, заставляя её опустеть вконец. Он уже и не помнит, что с утра отчитывался у Чана и обещал ему, что, несмотря на любые обстоятельства и преграды, самостоятельно выполнит заказ. Однако в настоящий момент Джисон не способен перестать думать о Минхо, о его венозных руках и мягких губах на своём пылающем огнём теле.
На время сладкие мучения, доводящие до изнеможения, прекращаются. Картинка перед глазами расплывается, но Джисон изо всех сил старается окончательно не терять рассудок, вынуждая работать мозг хотя бы как-нибудь. Минхо стягивает с него футболку, мешающую вдоволь насладиться великолепными грудями и подкаченным торсом. Он резво подаётся вперёд и припадает губами к потемневшему соску, плотно обхватывая. Джисон еле сдерживается, чтобы не вскрикнуть; его тело инстинктивно хочет отстраниться, однако этому препятствуют: ладони Минхо скользят по талии за спину, тянут к себе и спускаются к округлым ягодицам, с жадностью сминая их.
— А-ах, хё-он! — Джисон совсем не жалеет голос и стонет громко и протяжно, цепляясь одной рукой за шею, а второй — за плечо.
Минхо же лишь сильнее присасывается к чувствительному соску, щедро смачивая слюной и размазывая её языком по всему ареолу. Джисон шёпотом матерится и глаза закатывает от несказанного удовольствия. Узел внизу живота стягивается туго и давит на возбуждение, заставляя член совсем окаменеть. Помимо влажных губ и языка, играющих с его нежным соском, он отчётливо ощущает грубые пальцы на своей заднице, что ни в какую не хотят останавливаться: сжимают и мнут жёстко, по-собственнически. Стоны больше не получается заглушать, и Джисон позволяет им вырываться прямо из груди. Сознание грозится потеряться от таких невыносимо бурных и упоительных ласк, приводящих к экстазу.
Спустя, кажется, целую вечность сладостной пытки, Минхо освобождает из плена своего прекрасного рта измученный сосок. Джисон размякает в сильных руках: его голова тяжело падает вперёд. Глаза немного слезятся от чрезвычайной чувствительности к подобному роду вещам, но он ясно видит то, как Минхо поднимает на него похотливый взгляд и не отводит его даже тогда, когда высовывает язык и размашисто проводит им по тому же соску.
— Бля-ать, хён, — отчаянно взывает Джисон и строит на лице выражение бессилия и безнадёжности, не в силах устоять против таких порнушных действий.
Тот довольно скалится, с нежностью поглаживая ноющие ягодицы, и начинает мягкими поцелуями подниматься вверх, чтобы в итоге требовательно впиться в губы. Джисон восхищённо мычит, с радостью поддаётся и призывно приоткрывает рот, дразня кончиком шероховатого языка. Обнимает тесно за шею, чувствуя крепкие руки на своих лопатках. Плотная ткань джинсов приносит дискомфорт, и он мечтает быстрее избавиться от них. Минхо углубляет поцелуй, протискиваясь языком меж губ и очерчивая дёсна. Джисон теряет связь с реальным миром: мозг прекращает свою основную деятельность, сердце бьётся с бешенной скоростью в грудной клетке, а в солнечном сплетении словно множество ниток образуют туго затянутый клубок.
— У меня есть предложение, — Минхо звучит хрипло и изнурённо.
— Какое? — жарко выдыхая, с трудом интересуется Джисон, у которого голова бессовестно кругом пошла от крышесносного обмена слюной.
— Давай поменяемся сегодня, — и снова жадно целует, будто насытиться никак не может.
— В смысле? — несмотря на то, что ему удаётся запустить мыслительный процесс, он всё равно не понимает, о чём идёт речь.
— В смысле хочу твой член внутри себя.
Пока только что произнесённые им слова пытаются любыми способами осознать, Минхо снова опускается и покрывает нежнейшими поцелуями место, где подбородок плавно перетекает в шею. Джисон машинально приподнимает голову, чтобы ему было удобней, а сам ни на секунду не перестаёт переваривать просьбу. Когда же до него всё-таки доходит, его глаза удивлённо расширяются, кадык нервно дёргается вверх-вниз, а в груди зарождается какое-то новое чувство.
Джисон ещё ни разу не допускал мысль, чтобы поменяться. Его всё устраивало, и сегодня он планировал также расслабится, пока Минхо трахал бы его. Однако… Эти слова сначала заставляют потеряться в лесу сомнений, но вскоре внутри медленно разгорается волнующее и сладкое предвкушение. С утра настроение Джисона испортили, оставив неприятный и липкий осадок, поэтому это идеальная возможность выпустить пар и забыться в ощущениях.
— Так ты не против? — неуверенно и осторожно спрашивает Минхо, отрываясь и смотря с робкой надеждой.
— Я только за, — тон голоса понижается.
— М-м-м, замурчательно, — и счастливый тычется прохладным носом в горячую щёку, туда, где находится родинка.
Джисон клянётся, что слышит лёгкое урчание и чувствует слабую вибрацию. Минхо в мгновение ока становится уязвимым и беспомощным, когда мило трётся носом о шею, словно невинное животное. От такой картины ещё сильнее скручивается узел внизу, принося болевые ощущение. Желание отыметь такого доверчивого и ласкового Минхо обостряется.
Он знал, что Минхо может быть милым, очень милым… До этого момента его не посещали подобные идеи, потому что ему до ярких вспышек на внутреннем веке нравилось, как тот умело пользовался своим достоинством и доводил обоих до неземного оргазма. Нет уверенности, что у него получится также прекрасно справиться со своей задачей, но Джисон постарается. Ведь он хочет доставить Минхо удовольствие; хочет сделать ему максимально приятно, чтобы тот запомнил этот день навсегда, ведь подобное может больше не повториться.
— Хён, — шёпотом.
Как только их затуманенные взгляды встречаются, Джисон мягко надавливает на затылок и притягивает к себе для томного поцелуя, который потом перерастает в сочный и безумный. Он действует более уверенно и властно: напирает, динамично сминая и раздвигая губы. Минхо же почти что лужицей растекается, осторожно отклоняясь назад и лопатками упираясь в стену, а руки, которые оказываются за его спиной, служат дополнительной опорой. Джисон наклоняется следом и держится в полунаклонном состоянии только благодаря ладоням, что так безупречно располагаются на чужой талии. Минхо, видимо, становится не комфортно, поэтому он выпускает из плена стройные бёдра и позволяет ногам расслабленно свиснуть с комода, раздвинув их пошире. Отголоски ушедшего давления всё ещё ощущаются на теле.
Всё будоражит невыносимо. Особенно то, что происходит дальше. Джисон отдаляется со звонким финальным чмоком и выпрямляется. Ведёт тазом назад, чтобы между ними появилось хоть немного пространства. Прежде, чем накрыть ладонью бугорок, хорошо заметный на серых спортивных штанах, он пальцами игриво пробегается по торсу, скрытого футболкой. Минхо со свистом втягивает такую нужную порцию кислорода, подтягивает к себе ноги и на весу удерживает, ещё больше раскрываясь. Джисон хищно улыбается, демонстративно медленно облизываясь, и сильнее давит на возбуждение, ощупывая контур затвердевшего ствола. На его действия отзываются протяжным стоном, выгибаются, несильно стукаясь затылком о стену, и блаженно жмурятся, хмуря брови.
Разнеженный вид мужчины сводит Джисона с ума. Во рту, как и в горле, образуется сухость, заставляющая его судорожно сглотнуть. Он обязательно запомнит этот момент на всю оставшуюся жизнь. Минхо настолько соблазнительный и сексуальный, что невольно задумываешься о правдивости происходящего.
Вожделение одерживает победу над мозгом, который собирает чемоданы и сваливает, прихватывая с собой подружку-здравомыслие. Джисон с силой оглаживает промежность, доходя до ягодиц, и вырывает из Минхо несдержанные постанывания и тихие поскуливания, свободной рукой придерживая за левое бедро. Он нащупывает чувствительную головку и сжимает её, замечая, как на ткани образуется мокрое пятнышко. Тот дышит шумно и извивается нетерпеливо, грозясь упасть в обморок от незаконных поддразниваний. Джисон, пока Минхо бьётся в агонии страсти, понимает, что на нём нет нижнего белья. Сначала ухмыляется по-зверски, затем скользит двумя пальцами ниже и нажимает на анус, скрытый под тканью штанов.
Минхо резко дёргается, чем пугает Джисона, вынуждая его отдёрнуть руки и взглянуть с беспокойством. Тот садится ровно и грузно выдыхает, прикрывая веки.
«Неужели я перегнул палку? Или сделал что-то не так?»
— Хён…
— Пошли в спальню. Я не могу больше терпеть, — произносит горячо, на грани слышимости.
— Я могу взять тебя прямо на этом комоде, — расслабившись, он вновь рискует примерить на себе ведущую роль. Прикасается к чужим коленям и внаглую разводит их в стороны; на губах блистает дьявольский оскал.
— Даже не мечтай, — дерзко обрывают его и толкают в грудь, чтобы отодвинулся. — Здесь неудобно, — буркает напоследок и грациозно, словно кот, сползает с комода.
Джисон молча кивает и покорно следует за хозяином квартиры по коридору. В джинсах до такой степени тесно, что даже ходить сложно, но он справляется со своей задачей, всё-таки добираясь до спальни. На кровати их встречает мирно спящий Дуни, которого Минхо берёт на руки и несёт на выход.
— Извини, сынок, но тебе нельзя видеть этот разврат, — Джисон хмыкает на его слова, пока Минхо опускает кота на пол и закрывает дверь. С удовлетворением поворачивается и вопросительно выгибает левую бровь. — Почему ты всё ещё в одежде, милый?
— А ты, хён?
Они почти одновременно начинают стягивать с себя ненужные вещи. Но Джисону наскучивает стоять в одиночестве, поэтому он нетерпеливо подходит к Минхо, халатно кидая свои штаны на такой же одинокий стул. Тот как раз ухватывается за подол футболки и готовится уже снять её, но Джисон берёт ответственность на себя и делает это вместо него, бросая ткань на первую попавшуюся полку. Потом затягивает его в страстный и настойчивый поцелуй, обнимая одной рукой за талию. Минхо жмётся ближе, отвечая с неудержимым желанием.
— Ложись, милый, — говорит это тоном, не допускающим каких-либо возражений, так ещё и подталкивает.
Джисон, понимающе хмыкнув, повинуется, шагая назад. То, что Минхо хочет его член внутри себя, не ровняется тому, что он позволит ему вести процессом полностью.
«Ладно, я не против играть по твоим правилам, Ли Минхо, но не думай, что я не захочу переменить инициативу на себя.»
Откинув трусы ногой, Джисон падает спиной на мягкие шелковистые простыни и двигается поближе к изголовью, удобно устраивая голову на воздушной подушке. Ему безумно нравится эта постель. Она уютная, как и вся квартира Минхо. Он готов остаться здесь навечно, лишь бы не покидать настолько комфортное и успокаивающее место.
Джисон выныривает из эйфории, когда уже голый Минхо забирается на кровать и седлает его бёдра. Ладони моментально хватаются за упругие ляжки, порывисто гладя и сжимая. На него взирают с нескрываемым обожанием, короткими ногтями царапают напряжённый пресс и очертание рёбер и предвкушающе закусывают нижнюю губу.
Джисон отводит взгляд, так как если и дальше продолжит тонуть в тёмных с яркими искрами зрачках, то точно больше никогда не сможет выбраться на поверхность, задохнувшись. Он скользит обезумевшими глазами по обнажённому телу, запоминая каждую деталь: растянувшийся красными пятнами румянец на шее и плечах, вздутые бледно-синие вены на руках, набухшие соски…
— Нет, смотри на меня, — Минхо вдруг берёт его за подбородок и приподнимает, чтобы вернуть зрительный контакт.
— Хён… — начинает Джисон, но его затыкают твёрдым «нет».
Он устало выпускает воздух из лёгких и, подавшись корпусом вперёд, сталкивается своим носом с чужим. Нечитаемый взгляд пронизывает до костей, отчего Минхо покрывается лёгкой дрожью и неспокойно сглатывает подступивший ком в горле. Джисон невесомо касается губами щеки, затем скулы и подцепляет зубами мочку алеющего уха, прижимаясь и не оставляя между ними никакого пространства. Изнывающие члены соприкасаются, выделяя больше естественной смазки. Минхо несдержанно всхлипывает и впивается пальцами в плечи напротив.
— Хён, — Джисон проходится языком за ухом, оставляя там часть прохладной слюны, — ты не должен стесняться своего шрама.
У Минхо почти под самой грудью находится шрам в виде кривой белой линии; она тонкая и немного объёмная. Он получил его в подростковом возрасте по неосторожности и своей глупости. И, похоже, ситуация была настолько идиотской, что ему даже сейчас стыдно об этом говорить. Джисону, в принципе, не очень-то и интересно, как именно шрам появился на его прекрасном теле. Этот «недостаток» нисколько не портит общую красоту.
Однако, несмотря на то, что Джисон несколько раз повторял, что шрам совсем не уродливый и никаким образом не делает его некрасивым, Минхо продолжает неловко прикрывать рубец и не давать глазеть на него дольше пары секунд. Есть предположения, что это бывшие внушили ему подобную ерунду, потому что сам по себе Минхо сильный и уверенный человек — без посторонней помощи он вряд ли бы стыдился своего шрама. Джисон намерен переубедить его. Ведь не могут же они всегда заниматься сексом в полутьме и в позах, где Минхо находиться за его спиной или наоборот.
— Хён, ты очень красивый, правда, а шрам делает тебя лишь краше. Я считаю, что такие вещи придают человеку особую индивидуальность, — шепчет нежно, заставляя Минхо плавится от искренности в голосе. — Мне нравится твой шрам, поэтому сейчас я собираюсь его вылизать.
— Ч-что?
Не давая тому опомнится, Джисон подхватывает его под задницей и тянет вверх, вынуждая коленями максимально упереться в матрас; сгибается и оказывается на одном уровне с давно зажившей раной, к которой мгновенно присасывается. Скромное «ой» перерастает в хриплый стон. Рука вплетается в густые волосы и надавливает на затылок; Джисон хмыкает и приступает к обещанному. Он обильно награждает шрам вязкой слюной, которая начинает струйками скатываться вниз по торсу, одновременно с этим дразняще сминая аппетитные ягодицы. Позже слизывает капельки одну за другой и опять накрывает половину рубца ртом, делая это с огромнейшим наслаждением. Язык активно кружит вокруг шрама, приятно щекотя и вызывая сбивчивое дыхание.
— Ну всё, хватит, — в конце концов, задушенно изрекает Минхо, отстраняя от себя Джисона, и опрокидывает его на спину, нависая и тяжело дыша. — Хватит… Я сейчас с ума сойду, а мы даже ещё к главному не перешли.
— Переходим, — ухмыляется плотоядно, невинно хлопая ресницами. — Где смазка?
— Я сам.
Минхо мажет искусанными губами по его носу и отодвигается, чтобы взять рядом лежащий тюбик, который кинул туда ранее. Наносит полупрозрачную жидкость на три пальца, размазывая, и бросает лубрикант обратно. Он опирается чистой рукой о мощную грудь и приподнимает таз, а свободную заводит назад, сильнее прогибаясь в спине. Джисон чуть воздухом не давится, когда перед ним предстаёт такая божественная картина. Минхо уже довольно потный — можно увидеть неяркий блеск влажного тела. Его лицо выглядит невероятно, когда он пошло закусывает алую губу, проникая в себя пальцами и двигая ими. Этот мужчина настолько идеальный, что кажется нереальным.
Джисон, не моргая, самозабвенно залипает около трёх минут, а приходит в сознание лишь тогда, когда тяжесть пропадает с грудной клетки. Он вопросительно хмурится, неверяще следя за тем, как Минхо открывает новую пачку презервативов.
— Уже всё? — спрашивает осипшим голосом, подозрительно сужая глаза.
— Я растянулся перед твоим приходом, не переживай, милый.
— У-у, ты так сильно хочешь почувствовать меня в себе? — счастливо протягивает Джисон, хихикая, и заигрывающе пробегается пальцами по излюбленным бёдрам, подрагивающих от перевозбуждения.
— Да, очень хочу, — бубнит, увлечённый процессом изъятия защиты из серебристого пакетика.
Выбрасывает мусор прочь и принимается раскатывать презерватив по ноющему от желания члену; Джисон легко выдыхает, довольствуясь хоть какой-то стимуляцией. Затем Минхо выливает на покрасневшую головку смазку и старается распределить её по всему эрегированному стволу, слабо надрачивая. Выдержка грозится разрушаться в дребезги, но Джисон продолжает смиренно терпеть, хотя это очень сложно и приносит определённые мучения. После ему снова упираются в грудь одной рукой, а другой направляют пульсирующий орган к анусу. Минхо дразнит обоих, водя чувствительным кончиком по сфинктеру, а потом начинает аккуратно опускаться, в немом стоне раскрывая рот.
Джисон шипит и до синяков впивается пальцами в чужие ляжки, стоит только почувствовать, как нежные стенки плотно обволакивают его член. Пусть Минхо и растянул себя, кажется, что тот всё равно ужасно узкий; голова кругом идёт, заставляя невольно задержать дыхание. Минхо замирает на половине, устойчиво располагая вторую ладонь на его плече, потом ведёт тазом вверх и насаживается до предела, давая возможность услышать свой мелодичный голос во всей красе. Джисон издаёт протяжный рык, перемещаясь руками на талию.
Время будто останавливается, пока они привыкают. Потихоньку Минхо расслабляется, однако стенки ануса ни на секунду не прекращают оказывать стоящее давление на член. Невыносимо хочется ощутить трение, но Джисон остаётся неподвижным, не желая как-то навредить.
— Идеально, — хрипит Минхо и расправляет плечи, избавляясь от напряжения в мышцах и немного запрокидывая голову; ёрзает задницей и глаза с блаженством закатывает. Ему определённо нравится чувствовать в себе член. — Милый, ты идеален.
Он наклоняется и соединяет их губы в благодарном поцелуе, который эволюционирует в гораздо глубокий и развратный. Начинает двигаться, устанавливая не очень быстрый темп. Проникновение достаточно свободное из-за отличной растяжки и большого количества смазки. Джисон рычит и кусает, цепляя резцами опухшую губу и оттягивая её. Минхо больше не целует, предпочитая лишний раз не отвлекаться от основного процесса, которым пока что управляет именно он. Температура спёртого воздуха, окутавшего их, становится ещё выше.
Минхо выпрямляется, изящно изгибает спину, задрав подбородок, и начинает прям-таки скакать на чужом члене, насаживаясь до упора и заставляя ударяться кожу о кожу с пошлыми и звонкими шлепками. Джисон судорожно елозит на подушке от внезапно нахлынувшего наслаждения и безудержно всхлипывает. Бёдра сами подаются навстречу, заставляя сильнее и быстрее тереться о безбожно горячие стенки внутри.
— Да-ах, вот та-ах-ак… — откровенно стонет Минхо, снова наклоняя корпус чуть вперёд и по-блядски закусывая свою нижнюю губу. Одинокая капелька пота стекает по его виску и падает на пылающую жаром и тяжело вздымающуюся грудь.
Джисон понимает, что он способен кончить только от одного лишь растрёпанного вида Минхо. Они ещё ни разу не занимались сексом лицом к лицу. И кто бы знал, что такая поза может довести до сумасшествия.
Каждый последующий высокий стон подталкивает Джисона к точке невозврата. Голос Минхо звучит настолько чисто и красиво для того, кто, вроде как, пением не занимается. Вывод один: перед ним творение самого Бога. Он начинает поднимать таз резче, только чтобы любоваться тем, как щёки Минхо алеют до какого-то ненатурального оттенка, а на растерзанной губе появляются маленькие капельки крови. Невидимый удар под дых выбивает весь воздух и сдавливает внутренние органы, оповещая о новом неистовом желании. Как же он хочет насладиться видом до безобразия затраханного Минхо. А если Джисон очень сильно чего-то хочет, то он этого обязательно добьётся.
— Хён, — выдавливает из себя через силу, хватая ягодицы и фиксируя их, — притормози.
— Ах-ах-а, чт-о такое? — тот плаксиво хнычет и нервно трясётся от перевозбуждения, останавливаясь.
Вместо ответа Джисон коварно улыбается, хищно сверкая невинными глазами, ловко опрокидывает удивлённого Минхо в сторону и нависает сверху, оказываясь между широко разведённых ног. Пленит сладкие губы жгучим поцелуем, ощущая то, как его шею окольцовывают подрагивающие руки и притягивают ближе. Минхо нетерпеливо мечется, когда его ярко выраженные ключицы ласкают ртом, всасывая нежную кожу и даря бледный засос.
— Судже, милый, п-прошу, войди-и-ах, — не переставая глотать кислород огромными порциями, просит Минхо и давит пятками на копчик, требуя продолжить начатое. — Пожалуйста, я хочу тебя… очень сильно хочу…
Джисон ухмыляется, довольствуясь тем, как его умоляют, и, игнорируя возникшее на мгновение липкое чувство от фальшивого имени, отрывается от основания покусанной шеи. Он устойчиво врезается коленями в матрас, подкладывает первую попавшуюся подушку под его поясницу и располагает таз на своих бёдрах, пока Минхо подтягивает к себе согнутые ноги. Взгляд вопрошает, и Джисон просто не в состоянии отказать. Удерживая за упругие ягодицы и надавливая большими пальцами рядом с порозовевшим анальным отверстием, он толкается внутрь и сразу же выбирает бешенный ритм. Минхо удовлетворённо вскрикивает, прикрывая веки. Джисон вбивается в податливое тело, наслаждаясь жаркой узостью.
Смотреть на него сверху, ощущать некую власть — то ещё удовольствие. Минхо, находящийся под ним, такой прекрасный. Джисон однозначно запомнит эту картину навеки. Его мокрые волосы, прилипающие к не менее влажным вискам и лбу; искусанные и растерзанные в кровь губы; дрожащие длинные ресницы, обрамляющие закрытые глаза; постоянно нервно дёргающийся кадык…
«Господи, блять.»
Джисон сейчас свихнётся. Ему до невозможности нравится Минхо. И это осознание внезапно вынуждает сердце непонятливо затрепетать в груди, а желудок приятно скрутиться. Нравится…
«Нравится трахать Минхо, не более», — зачем-то оправдывает сам себя, будто может быть кем-то услышан.
— Я-ах-а, сейча-ас, — из раздумий его вырывает протяжный стон.
Он, встряхнув головой, замечает, как Минхо нетерпеливо обхватывает свой перевозбуждённый член рукой и приступает быстро надрачивать, желая испытать сладостное облегчение после стремительно подступающей волны наслаждения. Джисон кусает щёку изнутри и тоже ускоряется, преследуя собственный оргазм, однако потом меняет тактику и начинает толкаться медленнее и грубее, проникая на всю длину. Пальцы с невероятной силой стискивают чужую задницу. Разум опустошён, а сознанием управляет лишь желание поскорее кончить. В ушах белый шум, периодически прерываемый звуками влажных шлепков бёдер о ягодицы.
Джисон охает, когда Минхо сжимается, делая последние движения кистью, и бурно изливается на свой напряжённый живот. Он хрипло рыкает, морщась от немного болезненных ощущений, но продолжает гнаться за собственной разрядкой, которая достигает его спустя несколько резких толчков. Кончает в презерватив и замирает, пытаясь отдышаться и прийти в себя после окутавшего удовольствия, которое в один миг расслабляет все мышцы, предоставляя возможность свободно вздохнуть.
Джисон наваливается на совершенно измотанного и помятого Минхо и лениво целует. Ему отвечают так же неактивно и только сейчас раскрывают глаза, в уголках которых скопилась влага. Довольный своим творением Джисон беззлобно хихикает и сцеловывает единственную слезинку, которой всё-таки удаётся бессовестно сбежать.
— Почему ты раньше не сказал, что так охуенно трахаешься?
— А ты не спрашивал, — хмыкает Джисон, вновь поднимаясь и дотягиваясь до тумбочки, где лежат две пачки разных салфеток. — Обращайся ещё. Я всегда в твоём распоряжении.
— Обязательно, милый, — заговорщески ухмыляется Минхо и забирает салфетки из его рук.
Джисон выходит и стягивает испачканный презерватив, затем принимается осторожно вытирать блестящий от смазки анус. Минхо что-то невнятно ворчит по поводу того, что может сам всё сделать, но его легко затыкают, говоря, что теперь настала очередь Джисона позаботиться о нём. Он достаёт из-под поясницы пропитанную потом подушку и отбрасывает в сторону, а далее, вытерев и себя снизу, перемещается к краю кровати. Откидывает одеяло и забирается под него, кутаясь словно в кокон и устраиваясь на боку. Тело бьёт несильный послеоргазменный озноб, посылая мелкую дрожь по мышцам и венам, а пот теперь ощущается холодным, из-за чего Джисон и прячется под одеялом, боясь замёрзнуть. А Минхо в свою очередь продолжает неспешно обмакивать влажную кожу, заметно подрагивая от точно такого же состояния.
У Джисона никак не получается сдержать нежную улыбку, в которой расплываются его губы, когда Минхо ладонью зачёсывает чёлку назад и хлопает себя по лбу сухой салфеткой, что приклеивается к нему. Тепло разливается в солнечном сплетении, и он натягивает край одеяла на нос, потому что не может перестать глупо улыбаться. Чувствуется невероятный уют и комфорт, хотя несколько минут назад тут творился настоящий разврат.
— Ты в порядке? — осипшим голосом спрашивает Джисон, любуясь наипрекраснейшим профилем партнёра, а прикреплённая салфетка заставляет лишь сильнее начать умиляться с него.
— Потрясающе, — удовлетворённо выдыхает Минхо и нерешительно поворачивает голову в его сторону. — Останешься на обед? Я приготовил кое-что интересное… Тебе должно понравится, — взгляд отводит и часто моргает, запнувшись.
Сердце взволнованно угукает, радостно отзываясь на предложение.
— Останусь, — услышав ответ, тот счастливо посмеивается, будто от этого вопроса зависела его жизнь.
— Тогда я первый в душ, — уверенно подрывается Минхо, отцепляя впитавшую влагу салфетку ото лба, и слезает с кровати, тихо ойкая из-за ноющей задницы и синяков, оставленных на ней.
— Прости? — неуверенно произносит Джисон, понимая, что это правда может быть неприятно. Ему на это лишь отмахиваются рукой и рывком поднимаются на ноги, потягиваясь и расправляя затёкшие плечи.
Минхо начинает расхаживать по комнате в поисках двух чистых комплектов домашней одежды и нового полотенца для гостя, нисколько не стесняясь своей обнажённости и во всей красе демонстрируя стройное тело с разных ракурсов. Джисон нервно смеётся, безнадёжно закатывает глаза и ныряет с головой под одеяло.
Минхо невозможный, но этим он и привлекает, завлекает в свои сети, в которые безвозвратно успел попасться и сам Джисон. По правде, он обеими руками за то, чтобы провести с ним целый день наедине. Вдвоём…
«Чёрт.»
Осознание окатывает как ледяная вода. Никто не знает, что Джисон сегодня проводит время с Минхо. Абсолютно никто не в курсе, даже охрана. Это идеальная возможность выполнить задание.
Джисон аккуратно выглядывает из-под одеяла и следит за тем, как Минхо, натянув трусы, подбирает необходимые для душа вещи. Картинки предполагаемого будущего без какого-либо разрешения возникают перед глазами. Вот он вылезает из тепла, оказываясь голыми ступнями на прохладном полу. Вот он поднимается и надвигается на Минхо, словно дикая кошка, ведущая охоту на очередную беззащитную жертву. Вот он подкрадывается сзади, быстро хватает за голову и ударяет Минхо точно виском о выступающий острый угол открытой полки. Вот он глядит на то, как обмякшее тело падает пластом; как из головы появляется лужа густой крови, окрашивая каштановые волосы, ламинат и бледную кожу в алый цвет…
Джисон зажмуривается, крупно вздрагивая от ощущения бешено бьющегося в агонии сердца и подкатившей тошноты. Его накрывает будто цунами, состоящее из одного сплошного страха. Страха того, что жизнь покинет такого замечательного человека и что именно он станет причиной его смерти. Хотя подобное уже давно не должно волновать его. Он же убийца, совесть по отношению к такому роду преступлениям ещё несколько лет назад обязана была оставить его в покое…
Джисон, яростно отбросив одеяло, чуть ли не спрыгивает с постели и надевает боксёры. Он стремительно приближается к Минхо, копающемуся на нижней полке в поисках какого-то средства гигиены. Ладонь опускается на его поясницу, и Минхо, дёрнувшись от испуга, выпрямляется, устремляя вопросительный взгляд на Джисона, который сначала смотрит в глаза, потом на угол боковой полки и снова на него. Тот непонимающе изгибает брови, повторяя чужое действие — косится на полку, не понимая, что в ней такого необычного. Когда же поворачивается обратно, его вдруг затягивают в ласковый поцелуй.
— Давай вместе примем душ.
Как обычно, Джисон не стал дальше рассуждать на тему того, почему он не в силах убить Минхо, предпочитая бежать от правды и прикрываться ложными оправданиями своим поступкам. Минхо прекрасный человек, который хорошо трахается, и его просто жалко так быстро лишать жизни, не насладившись сполна его умениям в постели. Вот и всё! И здесь совсем ни при чём порхающие бабочки в животе и плотный узёл внутри грудной клетки, что каждый раз затягивается всё сильнее и отдаёт щекочущей дрожью, стоит взглянуть на светлое лицо или же услышать его незабываемый смех.
Минхо растерянно хлопает пушистыми ресницами, а затем его губы растягиваются в милой и пошлой ухмылке одновременно; кивает несколько раз, показывая очевидное согласие. Они вновь нежно целуются, заключая друг друга в объятия…