***
Две кружки кофе ставятся на деревянную поверхность. Минхо прекращает тискать Дуни, и они садится за стол. — Приятного аппетита, — говорит Джисон, подмигивая. На это ему посылают воздушный поцелуй со словами благодарности. Он чувствует себя до невозможности правильно в данной обстановке, сидя напротив мужчины и трапезничая. Ему безумно нравится Минхо. Правда. Когда Джисон встречался с девушками, обязательно было то, что его всегда отталкивало. Ему никогда не было достаточно уютно с бывшими партнёршами. Поэтому он попробовал сойтись с парнем, думая, что проблема не в девушках, однако и с этим ему не особо повезло. А сейчас пазл сложился: это были не его люди. И с каждым подобным выводом Джисон всё больше убеждается в том, что Минхо дарован ему самой Судьбой. Невероятно. Джисон отвлекается, чтобы в тысячный раз пробежаться глазами по внешности мужчины. Пускай они теперь и встречаются, Минхо всё ещё не знает, что он наёмный убийца и что его заказали убить. Как такое можно рассказать возлюбленному? Но рано или поздно Минхо всё равно должен узнать правду, потому что Джисон не сможет слишком долго врать ему и скрывать настоящую личность. Отношения строятся на доверии и искренности. Как у них может быть всё гладко, когда у него столько скелетов в шкафу? Вот только… Какая у Минхо будет реакция, когда вся правда выйдет наружу? Определённо негативная. Никто в здравом уме спокойно не воспримет подобную новость. И здесь рождается новый вопрос. Останется ли Минхо с ним после этого? Страшно. Джисон не хочет терять его, но и лгать вечно тоже нельзя. Судьба действительно затеяла для него жестокую игру… Он встряхивает головой и продолжает есть. Ещё не время думать о том, что им предстоит пережить в будущем. Нужно отвлечься. Самый лучший выход — это поговорить с Минхо. Поэтому следующие несколько минут Джисон активно ищет интересные темы для разговора. И успешно находит, осознавая, что прежде не спрашивал об этом. — Хён, а ты… — замолкает, размышляя над тем, как правильнее выразить свою мысль и случайно не оскорбить. — Ну, у тебя всегда были только парни? Или с девушками ты тоже пробовал? Минхо, только что отправив в рот помидорку черри, замирает, глупо хлопая ресницами. Затем неопределённо хмыкает, прожёвывая еду, пока Джисон отпивает немного кофе. — Тебе это так важно? — вновь берёт вилку, чтобы отломить кусочек блинчика с кимчи. — Мне просто любопытно, ведь ты ни разу не упоминал свою ориентацию, — непринуждённо жмёт плечами. — Если не хочешь, можешь не отвечать. — Всё нормально, — мягко улыбается, глядя из подлобья, и выпрямляется (видимо, заранее гордясь ещё не произнесёнными словами). — Меня никогда не привлекали девушки. Это всегда были парни. — М-м, мой ангел — натуральный гей? — оба громко смеются, пугая Дори, который дёргается и отходит от ног Джисона. — Когда ты понял это? — В средней школе. Все мои друзья пускали слюни на старшеклассниц, а я — на старшеклассников, — он как ни в чём не бывало забирает помидорку черри из чужой тарелки. Джисон замечает это и отдаёт ему оставшиеся, на что Минхо довольно щурится. — А ещё на актёров из фильмов и сериалов. — Родители знают? — Нет, и я не собираюсь им рассказывать. — Почему? — Хм, они весьма гомофобны. Но, к счастью, они не достают меня расспросами, когда же у меня появятся жена и дети. Для них важнее моя репутация в обществе и деньги, которые я зарабатываю. Всё по стандарту, — спокойно зачёсывает лезущую в глаза чёлку назад. — Я знаю, что они меня любят и хотят лучшего, но… выбирают немного не те методы. — Но они у тебя есть и проявляют какую-никакую заботу. Думаю, это самое главное, — улыбается немного грустно, вспоминая родных и приёмных родителей, которые таковыми по-настоящему и не являлись. Ни одни из них. Минхо сразу замечает перемену в настроении и спешит исправить ситуацию. Он осторожно накрывает его ладонь своей и сжимает в знак поддержки и понимания. Пальцы переплетаются. — Ещё что-нибудь хочешь узнать обо мне? — Минхо берёт помидорку черри и протягивает её к губам напротив, которые неуверенно приоткрываются. Пальцы, смело проталкивающие угощение в рот, задевают передние зубы. Над головой Джисона будто лампочка зажигается. Есть ещё кое-что, что он давно хотел разузнать. — У тебя есть секс-игрушки? Вопрос звучит слишком резко и неожиданно, отчего Минхо отшатывается, озадаченно сводя брови к переносице. Джисон сглатывает, отводя взгляд, и кусает щёку изнутри, надеясь таким образом скрыть смущение. Это не совсем та тема, которую нужно обсуждать во время завтрака, но уже поздно что-либо менять. К тому же, ему правда интересно. У него в арсенале нет подобного, ведь раньше он спал только с девушками (не считая того случая с парнем), беря на себя роль доминанта. Джисон в принципе не горел желанием пробовать что-то такое самостоятельно. Для него это было странно и неловко. Однако теперь, когда у него появился молодой человек, который вроде как должен разбираться в этой теме, ему хочется испробовать что-нибудь. Тем более, он знает, что Минхо профессионал в постели и больно точно не сделает. — Как быстро мы перешли на откровенные вопросы, — загадочно мычит тот и как бы невзначай скашивает глаза на слегка покрасневшую шею. Да, они уже как-то обсуждали свои предпочтения, но не затрагивали тему различных игрушек и ролевых игр, кроме того, что оба против БДСМ. — Конечно, у меня есть, — ухмыляется похотливо, подпирая правую щёку свободной рукой. — А ты думал, как я себя растягивал, когда мы впервые поменялись? — Джисон давится воздухом, не совсем понимая, как ему следует реагировать на данное высказывание. — Хочешь сказать, что ты трахал себя резиновым членом перед встречей со мной? — выпаливает первое, что приходит на ум, вопросительно изгибая одну бровь и пряча нижнюю часть лица за кружкой. — Вообще-то, это был вибратор, — кошачьи глаза сверкают лукаво, наслаждаясь видом возлюбленного, который на этот раз давится кофе и гримасничает. — Ты сам завёл этот разговор. — Теперь жалею, что сделал это во время завтрака, — застенчиво опускает голову, чуть ли не утыкаясь носом в тарелку, и слышит плохо скрываемое хихиканье. Это странно. Странно разговаривать о сексе и при этом мило держаться за руки. Джисон всегда был открыт в своих желаниях, но прежде похожие беседы никогда не сопровождались настолько романтичными жестами. Его сердце скоро взорвётся от переполняющей любви. — Так к чему ты это спросил? Хочешь попробовать? — на удивление, произносит серьёзно, без тени насмешки. Джисон сейчас накинется на него с поцелуями. Однако, вопреки своим желаниям, он только согласно кивает. — Хорошо, попробуем как-нибудь. Не всё сразу, милый, — секундная пауза, после которой звучит озорное: — Я ещё не делал тебе минет и римминг. — Господи, блять… — прикрывает глаза ладонью, мечтая провалиться сквозь землю. — Всё, замолчи. А то ты перестанешь быть ангелом в моих глазах после таких разговоров. — Хорошо, продолжим потом. В постели, — игриво двигает бровями и толкается языком во внутреннюю стенку щеки. Джисон посылает ему невинную улыбку и кидает смятую в комок салфетку, попадая в солнечное сплетение. Через четверть минуты заливистый смех заполняет кухню. Им приходится расцепить руки, чтобы продолжить есть. Джисон делает звук погромче на телевизоре, который всё это время работал почти беззвучно. Изредка они, смеясь, комментируют то, что происходит на корейском шоу, однако больше не затрагивают какие-либо достаточно серьёзные темы. Когда еда на тарелках заканчивается, оставляя после себя маленькие крошки, Джисон берёт грязную посуду и несёт к раковине. Вообще, у Минхо есть посудомоечная машина, но этот факт игнорируется им. Здесь не так много всего, чтобы использовать посудомойку. Быстрее будет самому управиться. Что он и делает, включая воду и беря губку с моющим средством. Джисон принимается намыливать тарелки, невольно абстрагируясь от внешнего мира. В голове резко всплывает образ Чана, и он еле сдерживается, чтобы не зарычать от досады. Как бы не хотелось избавиться от волнения, у него не получается этого сделать. На кону стоит жизнь любимого человека, поэтому, естественно, Джисон будет думать об этом постоянно. У него нет плана. Это очень плохо. Очень плохо. Может быть, они с Хёнджином смогут что-нибудь придумать?.. Он вздрагивает, возвращаясь в реальность, когда руки обвивают его талию и заставляют прижаться лопатками к грудным мышцам. Тёплое дыхание касается уха. Джисон только сейчас замечает, что практически закончил с мытьём посуды. — А я знаю, что ты делаешь, — игривый шёпот звучит почему-то громко. — И что же? — кратко выдыхает, стоит ощутить лёгкий поцелуй за ухом. — Ухаживаешь за мной, — хватка усиливается, а подбородок опускается на плечо. Джисон, смущённый такой внимательностью, робко улыбается. — М-м, может быть, — отвечает уклончиво, смывая пену с последней чашки. — Тебе не нравится? — Нравится, — целует в изгиб челюсти, щекотно пробегаясь проворными пальцами по животу. Джисон выключает кран и вытирает мокрые ладони полотенцем, что висит рядом с раковиной. Затем разворачивается и окольцовывает чужую шею, не оставляя между их телами и сантиметра пространства. Минхо обнимает так, словно в его руках находится не простой парень, а невероятно драгоценное украшение из ювелирного магазина. Джисон чувствует себя защищённым, надёжно укрытым от жестоко мира. Он охотно погружается в эти ощущения, пропуская их через себя, и сталкивается своим носом с носом Минхо, мило потираясь о него. Тот слабо хихикает и соединяет их лбы. — Хён, — как бы ему не хотелось продлить этот волшебный момент, он вынужден его прервать. — Мне надо идти. У меня на сегодня запланированы неотложные дела, прости. Но я могу прийти вечером и остаться на ночь, если ты не возражаешь. — Не возражаю, — мурлычет, совершенно не выглядя расстроенным. — По правде, меня тоже дела ждут. В клубе. Помимо репетиции, у нас намечается небольшая перестановка в гримёрках, — прижимается к его щеке своей, ластясь. — Кстати, — Джисон отстраняется, заглядывая в бездонные глаза, — я хочу посмотреть, как ты танцуешь. Но уже не на сцене, а здесь. Лично для меня. — Мгх, на стриптиз намекаешь? — похотливо ухмыляется, получая в ответ несильный удар в плечо. — Какой стриптиз, Ли Минхо! — возмущённо надувает губы и хмурит брови, игнорируя мимолётное чувство смущения. — Я говорю про обычные танцы. — Хорошо-хорошо, я станцую для тебя. Хоть сегодня, — Джисон, что-то неразборчиво пропищав, расплывается в радостной улыбке и обнимает возлюбленного, утыкаясь носом в футболку в районе ключицы. Почему нельзя навсегда остаться в этом моменте? Он так не хочет уходить. Не хочет идти к Чану. Джисон в принципе больше не желает появляться в штабе. Он мечтает убежать с любимым на край света, где их никто не найдёт. Но это невозможно. Сейчас невозможно.***
— Ты обещал, что не подведёшь меня, что справишься с поставленной задачей. А что я получаю теперь? Уже месяц прошёл, Джисон! Почему Минхо до сих пор ходит по этой грёбаной земле, а не валяется в морге? Если в начале беседы Чан как-то пытался себя сдерживать, то теперь смело повышает голос, возвышаясь над Джисоном, сидящим перед ним. Жевалка на его лбу пульсирует, показывая раздражение, будто одной искривлённой в гневе физиономии недостаточно, чтобы понять это. Джисон тоже находится на грани, чтобы взорваться и наорать на Чана в ответ. Ему невыносимо слышать, что тот говорит про Минхо. Руки так и чешутся врезать ему, чтоб заткнулся наконец. Губы сжаты в тонкую линию, зубы скрипят. У него чудом получается держать более-менее безэмоциональное и равнодушное лицо, хотя внутри давным-давно проснулся вулкан бушующих чувств, который готов в любой момент выплюнуть всё наружу. — Я не виноват, что его постоянно окружают люди, а ещё эта вечная охрана, которая ходит за ним по пятам, — произносит ровным и уверенным голосом. Конечно, всё это враньё. Минхо почти не появляется в общественных местах, а последнее время и его охранники куда-то испарились, появляясь только в офисе. — И, вообще-то, у меня есть ещё четыре дня… — Что с тобой происходит? — резко прерывает его речь Чан, заставляя невольно вздрогнуть. — Ты всегда справлялся быстро. Да, в этот раз задание немного усложнилось, но что бы ты не смог найти общий язык с каким-то там директором-выскочкой? — у Джисона сейчас начнёт глаз дёргаться от переполняющей злости. — Я доверил эту миссию тебе в надежде, что ты не заставишь меня долго ждать и порадуешь результатом максимум недели через две, — тяжёло вздыхает, обратно плюхаясь в своё кресло. — Джисон, это очень ценный клиент, — цедит сквозь стиснутые зубы. — Ты пиздец как сильно подводишь меня. Я разочарован. Тебе больше не нужны деньги? — Деньги нужны всем, — хрипит и впивается пальцами в собственные колени, чувствуя нарастающую волну новых негативных эмоций. — Но мы оба прекрасно знаем, что сюда я попал не по своей воле. Передо мной никогда не стояла цель вырасти охуенным киллером, чтобы убивать людей направо и налево по чьей-то прихоти, — скрещивает руки на груди и нервно сглатывает. Он поднял тему, которая всеми игнорировалась уже многие года, однако забрать свои слова назад не может. Чужие глаза краснеют и впиваются в него испепеляющим взглядом. — Хан Джисон, что, блять, происходит? — проговаривает каждый слог, чуть ли не рыча. — Что заставило тебя вернуться к этому? — Ничего, — бурчит, надувая щёки и ёжась. — Ничего? — смеётся так истерично, отчего холодные мурашки пробегаются по спине. — Ты же вроде как давно смирился со своим положением, разве нет? К тому же, я искренне не понимаю, что тебя не устраивает. Ты убиваешь людей, получаешь деньги и живёшь роскошной жизнью! — вскидывает руки от негодования. — Что случилось с тем горящим взглядом, когда я дал тебе это задание? Тогда ты явно был заинтересован этим делом, очевидно, не думая о прошлом. Мне категорически не нравится то, что с тобой произошло. Ты изменился. — Ничего со мной не произошло. Я остался прежним. — В любом случае, — интонация внезапно меняется, — просто так ты не сможешь отделаться. Прерывистый вздох Джисона разрезает наступившую тишину, и только после Чан выдаёт: — Если ты не предоставишь мне труп Минхо до четверга, то миссия переходит к другому. И, помимо того, что ты потеряешь деньги, тебя ждёт наказание, — Джисон шокировано выпрямляется, не веря своим ушам. — Что-то ты позабыл, где твоё место. Зря я всё-таки перестал контролировать тебя и твоего дружка. Хёнджин тоже где-то шляется, старательно избегая штаб. Даже от задания отказался, — прищуривается, а Джисон старается унять бешеное сердцебиение в груди. — В том, что сейчас происходит, определённо моя ошибка. Не нужно было вам давать столько свободы последние семь лет. — Крис, но это первый раз, когда я так облажался! Всего лишь один промах! — он не теряет надежды выкрутиться из сложившейся ситуации, чтобы тот не приставил к нему кого-нибудь, кто будет следить за каждым его действием. — Всего лишь?! — Чан подскакивает и ударяет кулаками по столу, пугая зажмурившегося Джисона. — Сколько раз тебе повторить, что это чрезвычайно важное задание, а? Ты глухой? — окидывает разъярённым взглядом сжавшегося на стуле парня. — Не нужно мне было проявлять излишнюю доброту к тебе и Хёнджину. В конец обнаглели. Здесь вам не детский сад, блять. Мне ничего не стоит сейчас взять пистолет и пустить пулю тебе в лоб. Я думал, ты вырос и поумнел. Мало тебе тогда досталось, да? Когда вы с Хваном сбежали. Лимит хорошего и послушного мальчика исчерпан? — К-Крис, Крис, — голос предательски дрожит, как и всё тело, когда Джисон подаётся вперёд. Он не предполагал, что когда-нибудь сможет снова так сильно разозлить Чана. — Мне правда жаль, что я отнёсся к этому заданию так беспечно. Я всё сделаю, обещаю, — даже в такой момент у него выходит лгать, строя невинные глаза, но что не сделаешь ради того, чтобы поскорее покончить с этой беседой и выйти из кабинета. Желательно живым и невредимым. Чан выпрямляется, поправляя воротник рубашки и отдёргивая подол кожаной куртки. Джисон глядит преданной собачкой, надеясь, что это сработает. Но нет. Строгое выражение лица говорит о том, что не сработало. Глава обходит рабочий стол, приближаясь к нему сбоку, отчего у Джисона дыхание спирает и внутренности сужаются до микроэлементов. Он смотрит перед собой, ожидая дальнейшего развития. И в следующую секунду его зверски хватают за волосы и дёргают вверх, вынуждая встать на ноги. На глазах тут же наворачиваются слёзы от пронзающей боли. Джисон, жмурясь, тихо вскрикивает, ощущая, как сердце уходит в пятки. — Послушай меня внимательно, — грозно шепчет вполголоса, находясь в нескольких миллиметрах от его лица. Чан продолжает всё так же сильно тянуть за волосы, не давая возможности глубоко вдохнуть или выдохнуть. — Если я узнаю, что вы опять что-то замышляете, я не буду церемониться и сравняю вас с землёй. Не забывай, что за мной стоит целая организация, люди которой беспрекословно подчиняются мне. А у вас с Хёнджином нет ничего, что могло бы спасти ваши никчёмные жизни. Ты меня понял? — не получив ответа, Чан встряхивает Джисона, отрезвляя, и почти кричит в самое ухо: — Ты, блять, понял?! — Д-да, — заикается, шипя от болезненных ощущений. Чан хмыкает, а затем неожиданно оттягивает его в сторону и швыряет к выходу. Джисон падает, успевая выставить руки, чтобы не разбить лицо, и ударяется коленями, из-за чего очередная волна острой боли накрывает тело. — Я даю тебе последний шанс, — он слышит, как Чан снова усаживается в кресло. — Четыре дня, Джисон. А теперь проваливай! Джисон мучительно стонет, на трясущихся ногах поднимаясь с жёсткого пола, и, прихрамывая, торопится покинуть этот ужасный кабинет. Вывалившись в коридор и хлопнув напоследок дверью, он приваливается к стене, загнанно дыша. Такой страх давно не посещал его. Джисон думал, что уже не выйдет оттуда, умерев либо от инфаркта, либо от рук Чана. «Вот угораздило же меня влюбиться в Минхо! Нет, конечно, я не жалею о своих чувствах, но это уже создало кучу проблем. Нужно срочно выбираться из этого дерьма. Ещё и Хёнджин творит какую-то хуйню, неизвестно где гуляя и что делая. Прекрасно», — голова гудит, колени болят, а сердце всё никак не хочет замедлить сумасшедший ритм. — «Хотя, если Хёнджин тоже начал думать о побеге, это значительно упрощает дело. Тогда он точно должен мне помочь.» Джисон прикладывает ладонь к грудной клетке и начинает размеренно дышать, чтобы успокоиться. Спустя несколько минут у него получается взять себя в руки и двинуться к выходу. Это здание морально давит на него, заставляя чувствовать лёгкое удушение. Он идёт вдоль стены, держась за неё одной рукой и еле-еле переставляя ватные ноги. Ему всё равно, что с ним могут сделать, самое главное — спасти Минхо и убедиться, что он будет в полной безопасности. Однако плана по прежнему нет. Пора включать мозги на полную мощность. — Джисон? Добравшись до холла, он останавливается, когда его окликают. Оборачивается и замечает рядом с диванами и другими людьми знакомого мужчину. Сосредоточенный взгляд вынуждает встрепенуться, оторваться от вертикальной поверхности и встать чуть ли не по стойке смирно. — Хённим? — удивлённо сипит Джисон и откашливается. — Разве ты не должен был вернуться осенью? Сынмин немедленно подходит к нему, внимательно осматривая с ног до головы, отчего он растерянно мнётся на месте, надеясь, что не выглядит слишком плохо. — Появились срочные дела. Пришлось всё бросить и рвануть сюда, — улыбается мягко, не расспрашивая о состоянии, заранее зная, что правды в любом случае не добьётся, если Джисон сам не решится рассказать. — А что, ты не рад меня видеть? — Конечно рад, хённим! Как ты можешь говорить такое? — ноющая боль уходит на второй план, стоит ему только сделать шаг к Сынмину, который моментально подаётся навстречу и осторожно приобнимает в ответ. Ким Сынмин — единственный, кто хоть немного, но заботился и заботится до сих пор о них с Хёнджином. Он им как старший брат или дядя, хоть их отношения не настолько близки, как могли бы. Приёмные родители, которые взяли опеку над Джисоном, а чуть позже и над Хёнджином, были как раз дальними родственниками Сынмина. Они нужны были только для формальности, чтобы не возникало вопросов у посторонних. А так, в основном, «воспитанием» занимались Чан, Сынмин и ещё несколько человек, которые обучали их боевому искусству и стрельбе из огнестрельного оружия. Не жизнь, а сказка. — Я так понимаю, Хёнджин ещё не в курсе? — интересуется, отстраняясь и прислоняясь обратно к стене, потому что дрожь в ногах ни в какую не желает покидать его. — Нет, я приехал рано утром и сразу в дела окунулся. Немного не до этого было. Буду признателен, если ты сделаешь это за меня, — уголки губ вновь поднимаются в подобии улыбки. — Да, конечно, я сообщу ему о твоём возвращении. Между ними возникает неловкое молчание, во время которого Джисон наблюдает за тем, как Сынмин элегантно убирает челку, упавшую на глаза, и чешет переносицу. Потом как бы невзначай оглядывается на присутствующих, бросает странный и неоднозначный взгляд на него и внезапно приближается. Он ещё раз смотрит через плечо и опирается левой рукой о стенку возле головы Джисона. Тот сначала смущённо отводит глаза, когда мужчина, что немного выше него самого, наклоняется ещё ближе, а затем непонимающе хмурится, стоит лишь обратить внимание на его взволнованное состояние. — Насчёт моих срочных дел, — совсем тихо. — Думаю, ты должен знать, хотя бы в общих чертах, — замолкает и прикусывает нижнюю губу, всё ещё раздумывая над тем, следует ли говорить или нет. В конце концов Сынмин уверенно заглядывает в глаза напротив и шепчет: — Мы подозреваем, что Чан как-то связан с мафией, — брови Джисона взлетают от шока. — Как ты знаешь, подобное запрещено в нашей организации, вот мы и ведём тайное расследование. Даже когда Сынмин отодвигается на приличное расстояние, Джисон всё ещё не в силах отойти от услышанного. «Крис связался с мафией? Поэтому он такой нервный и дёрганный?» — мыслительный процесс переходит в стадию активной работы. — «Стоп, а если это мафия заказала убить Минхо? Тогда понятно, почему для Чана так важна его смерть…» — от этого предположения поперёк горла встаёт камень, перекрывающий кислород. — «Блять! Это же пиздец полнейший! С каждым разом всё хуже и хуже становится! Господи, блять, как мне выкручиваться из этого треша? Почему у меня нет какой-нибудь офигенной сверхспособности, которая помогла бы решить все существенные проблемы? За что Судьба со мной так сурова?» — паника захлёстывает его, заставляя сердце биться в агонии и страхе. — Хэй, Джисон, — Сынмин аккуратно касается его плеча. Джисон поднимает на него пустой взгляд. — Мы разберёмся с этим. Просто продолжай делать то, что ты делаешь, и будь всегда начеку, — Джисон на автомате кивает и только после непонятливо моргает, переосмыслив чужие слова. Что он имеет в виду? — Расскажи Хёнджину. А мне уже пора. Не теряйте со мной связь. Ещё увидимся, — уходит так быстро, не давая даже опомниться. Спустя некоторое количество времени Джисон, наконец-то, оказывается на свежем воздухе. В голове перекати-поле — абсолютно никаких мыслей. Он чувствует себя таким опустошённым, словно из него дементор высосал всю душу и оставил бездумно шататься по этой планете. Тогда, согласившись на задание, Джисон не думал, что всё может обернуться вот так. Если Минхо заказала мафия, то это огромная проблема. «Господи, Ли Минхо, что ты сделал мафии? Почему ты такая важная шишка?» — негодует он, закрывая лицо руками и безнадёжно качая головой. Да, он генеральный директор, но неужели это действительно волнует мафию настолько сильно? Хотят занять его место, чтобы у них появилось больше свободы на торговлю наркотиками, или чем они там занимаются? Тогда почему сами не могут убрать его? Не хотят привлекать лишнее внимание? Джисон уже не знает, какими матами выражаться. Но он точно знает, что нужно срочно вытаскивать Минхо из этого всего. Вот только как это сделать — неизвестно. «Продолжай делать то, что ты делаешь… будь начеку…» — вдруг всплывают в голове одни из последних слов Сынмина. К чему это было сказано? Неужели он в курсе, что происходит в жизни Джисона? Нет, не может такого быть. Он точно что-то другое имел в виду. Возможно, задание в целом, а не конкретную его часть? Столько вопросов, однако все без ответов. Одни лишь предположения. Джисон уже готов пойти в церковь, встать на колени и всерьёз помолиться Господу, хотя прежде никогда этого не делал. Страшно представить, что ещё Судьба подготовила для него…***
Феликс просыпается после полудня. Он тихонько хнычет и, чувствуя, что тело окутано лёгким жаром, откидывает одеяло в сторону, испуская шумный вздох. Изнывающая боль волнами отдаётся в голове, заставляя недовольно промычать. Он касается того места, где скапливается больше всего неприятных ощущений, и шипит, сразу же отдёргивая руку и зарываясь носом в подушку. Лежит так какое-то время, пытаясь вновь заснуть, но воспоминания о вчерашних (сегодняшних) событиях нагло врываются в сознание, окончательно пробуждая. Феликс разлепляет веки и моргает, чтобы привыкнуть к свету, затем переворачивается обратно на спину и понимает, что повязка на голове ослабла и, возможно, даже развязалась. Ему до сих пор душновато. Скорее всего из-за того, что сон у него был неспокойным, заставляющий всё время ворочаться под тёплым одеялом. Мыслей пока что никаких нет. Сейчас в принципе не особо хочется думать. Вместо этого хочется навсегда остаться на этом диване, чтобы никто не трогал и не приставал. Он принимается медленного осматривать комнату. Взгляд задерживается на полосках солнечного света, которые так красиво рассекают стены и мебель. Квартира Хёнджина… Феликса теперь не очень волнует, что он находится в замкнутом пространстве с подозреваемым преступником. Почему? Потому что сегодня ночью его попытались убить, и на данный момент это является более важной проблемой. Хёнджин хоть и мутный тип, но помогает Феликсу, несмотря на его недовольство и презрение. Однако после всего случившегося он уже не может так плохо к нему относиться. Хёнджин приехал по первому звонку, обработал рану, приютил на время… Очень хочется верить, что всё это делается искренне, по зову сердца, а не потому, что нужно. Сейчас Хёнджин кажется хорошим человеком (если, конечно, отбросить все его прошлые выходки). Почему бы не принять его помощь? Вариантов больше нет. У коллег Феликса определённо есть дела поважнее какого-то там нападения на сотрудника полиции. Удручающе. Он, кряхтя, садится и разминает мышцы спины, в то время как бинт падает на его плечи вместе с окровавленной ватой. Выдыхает и, забирая всё это с собой, чтобы выбросить, поднимается с дивана. В глазах на мгновение темнеет, но у него получается устоять на месте. Прислушивается, улавливая откуда-то тихий звук работающего телевизора, и шаркает прямиком в том направлении. Спустя минуту Феликс оказывается посередине уютной кухни, но здесь никого нет. Он озадаченно хмурится и начинает рыться по нижним шкафчикам в поисках мусорки, которую в итоге обнаруживает под раковиной. По телевизору идёт неизвестная ему дорама, однако взгляд недолго задерживается на экране. «Может он в ванной?» — размышляет Феликс, неловко оглядывая небольшое помещение. Когда внимание привлекает кувшин, в ту же секунду приходит осознание, что его мучает невыносимая жажда. Он находит стакан и наливает воду почти до самых краёв, позже наполняя ею свой желудок. Оставляет стеклянный сосуд на столе и отвлекается на довольно интригующий момент в дораме. — Феликс? Он крупно вздрагивает, прижимая к груди руки, и медленно разворачивается, втягивая воздух сквозь сжатые зубы и ощущая прилив раздражения. В дверном проёме стоит хозяин квартиры собственной персоной. На нём всё та же домашняя одежда, что и была перед сном, а на макушке болтается милый хвостик из передних прядей волос. — Честное слово, Хёнджин, у меня скоро инфаркт случится, — напрягшиеся плечи расслабляются, как только тот насмешливо хмыкает и красноречиво приподнимает одну из бровей. — Тогда что прикажите мне делать, старший сержант Ли? — крутя в руках свой телефон, вальяжно приближается и останавливается в полуметре от него. — Обнимать вас со спины? — губы растягиваются в хитрой ухмылке, а голова игриво склоняется набок. — Ещё чего! — резко выпрямляется, прекрасно почувствовав горящие щёки, и старается скрыть неожиданное смущение за гримасой отвращения. — Достаточно просто появится в поле зрения перед тем, как подать голос. — Окей, в следующий раз буду ждать, пока ты повернёшься, — отзывается непринуждённо, пожимая плечами. Затем делает пару шагов вперёд, отчего Феликс машинально ступает назад, задницей врезаясь в край стола. Хёнджин, улыбаясь одними уголками губ, кладёт телефон на деревянную поверхность позади него и осторожно располагает ладони на его шее так, что большие пальцы ложатся на линию челюсти. Феликс готовится оттолкнуть, однако, когда его голову бережно поворачивают в другую сторону, догадывается, для чего всё это делается. — Отлично, рана больше не кровоточит, — констатирует, внимательно рассматривая повреждённое место. — Болит? — Немного, — опустив взгляд в пол, отвечает честно и смиренно дожидается окончания «обследования». — Думаю, сегодня нужно ещё походить с повязкой, а завтра посмотрим, — отпускает его лицо лишь тогда, когда слышит тихое «угу». — Сейчас вернусь, — разворачивается, собираясь уже уходить, но Феликс внезапно окликает его, заставляя посмотреть в ответ. — У тебя есть запасная зубная щётка? И полотенце? И… — Есть, я приготовлю тебе всё необходимое. Хёнджин выходит из кухни, скрываясь за поворотом, а Феликс тяжело опускается на стул и скучающе подпирает подбородок рукой, поставив локоть на стол. Глаза в который раз принимаются бегать по помещению. Вскоре это занятие надоедает ему, поэтому он начинает разглядывать то, что находится рядом с ним поблизости. Взор падает на чужой телефон ровно в тот момент, когда экран загорается, демонстрируя только что пришедшее уведомление. Феликс не знает, чем точно руководствуется в эту минуту, но факт остаётся фактом — он мигом подрывается и хватает устройство. 13:16. Хан, Нам нужно встретиться в ближайшие дни Есть серьёзный разговор Хённим вернулся Феликс закусывает нижнюю губу, сводя брови к переносице. Вроде ничего особенного. Однако в груди всё равно закрадывается странное давящие чувство. Кто такой Хан? Кто этот хённим? Он с горечью осознаёт, что совершенно ничего не знает о Хёнджине. Как можно собирать улики против него, если понятия не имеешь, что творится в его жизни? Феликс возвращает телефон на прежнее место и откидывается на спинку стула, сцепляя пальцы в замок. Печально. Плохой из него полицейский получается, если он даже не в силах разузнать всё о том, кого подозревает в убийстве. А сейчас вообще его помощь принимает… «Ебать, во что я вляпался?» — нутро подсказывает, нет, истошно кричит, что всё это абсолютно точно хорошо не закончится. — Чего грустим? — на удивление, Феликс не дёргается, заслышав знакомый тембр голоса. — Уже соскучился? — фирменная ухмылка заставляет привычно закатить глаза и выдохнуть. Ладно, он подумает чуть позже о чужой жизни. Ему бы сначала свою спасти. Феликс разворачивается, садясь боком, и этим позволяет Хёнджину придвинуть свой стул к нему. Он наклоняется в его сторону, пока тот достаёт нужные вещи из аптечки. Сначала рану опять промывают перекисью, стирая запёкшуюся кровь, на что Феликс периодически шипит, сжимая кулаки. Затем наносят заживляющую мазь, прикладывают медицинскую вату и закрепляют её повязкой из бинта — все те же самые действия, что были и ночью. — Готово, — обольстительно улыбается и поправляет его волосы так, чтобы в глаза не лезли. Феликс непроизвольно задерживает дыхание и сосредоточивает взгляд на кадыке напротив, предпринимая попытки игнорировать щекочущее чувство где-то внутри. — Будешь завтракать? — Конечно, — фырчит, возвращая себе образ того самого равнодушного и недружелюбного сержанта. Хёнджин кивает, отодвигаясь, и берёт телефон, сразу же включая его. Феликс косо наблюдает за его выражением лица. Тот не показывает никаких ярких эмоций, представая перед ним чрезвычайно флегматичным и бесстрастным. А он надеялся, что сообщение сможет пошатнуть натянутую им маску. Неужели эти Хан и хённим никак не относятся к его незаконным делам? Нет, они тоже должны быть замешаны во всей этой паутине. Интуиция подсказывает, что это так. — Феликс, у тебя же теперь нет доступа в архивы, да? — вопрос на миг выбивает его из колеи. Он выпрямляется и подозрительно осматривает Хёнджина. Неужто всё-таки прав? — К чему ты это спрашиваешь? — Тот, кто хочет тебя убить, может быть одним из тех, кого ты когда-то поймал, арестовал или посадил в тюрьму. Ну, или кто-то из их родственников, близких друзей и всё в этом духе, — невозмутимо объясняет тот, хотя сам выглядит заметно оживлённым и нетерпеливо прикусывает пухлую губу. — Так есть или нет? — Нет. — А вот у меня есть, — гордо вздёргивает подбородок и встаёт, бодро отставляя стул на его изначальное место. Феликс в начале теряется такой быстрой перемене спектра настроения, но, проморгавшись, собирается с мыслями. Он уже и позабыл, что Хёнджина частенько бросает из крайности в крайность. «Господи, как же тяжело разбираться во всей этой херне.» — Что? В смысле? — очнувшись, подскакивает следом, непонимающе, с долей нервозности хмурясь и сердито скрещивая руки на уровне груди. — Что ты имеешь в виду? — Ничего, — отмахивается, являя жутковатый оскал. — Еда в холодильнике. Разогреешь себе сам, а мне нужно идти. Скоро вернусь, — протараторив на одном дыхании, разворачивается и движется к выходу из кухни. Феликс приходит в себя лишь тогда, когда слышит хлопок двери. Срывается с места и за несколько мгновений преодолевает расстояние до комнаты Хёнджина. Дёргает ручку, но та не подаётся. Поэтому он, пыхтя от негодования и приливающей злости, начинает колотить дверь руками и почти непрерывно кричать: — Хёнджин, блять! Ты что задумал? Немедленно открой! Шестое чувство не подвело его. Ничего хорошего не было в этих на первый вид простых и непримечательных сообщениях. Феликс не может сказать, что его охватывает какой-то страх или что-то подобное. Ему просто не нравится, что Хёнджин собирается сделать что-то, о чём не хочет говорить. А вдруг он затеял убийство или что похуже? Нормальный человек в здравом уме не стал бы отпускать такого не совсем уравновешенного типа вершить невесть что. — Куда ты собрался, Хван Хёнджин! Ответь мне! Из-за собственных криков и интенсивных действий к голове подступает ноющая боль, а в районе висков ощущается лёгкое покалывание. Феликс постепенно затихает, но не успокаивается. Отходит от двери и прислоняется к стене напротив, убрав руки в карманы спортивных штанов и устремив прожигающий взгляд, наполненный раздражением и злобой, перед собой. Через несколько минут приглушённого копошения, Хёнджин, уже переодетый в джинсы и безразмерную толстовку, распахивает дверь, приглаживая распущенные длинные волосы и поправляя на плече лямки кожаного рюкзака. Он уверено направляется в прихожую, однако на половине Феликс преграждает ему путь, расставив руки в стороны. — Куда ты идёшь? — произносит твёрдо и с нотками угрозы. Хёнджин не оценивает его старания и вздыхает как можно незаметнее. — За информацией. Мы же хотим найти этого ублюдка, да? — переносит вес на одну ногу и как бы незаинтересованно наклоняет голову вбок. Некоторые пряди выбиваются из общей укладки и прячут за собой часть правого уха. — И как ты собираешься достать эту информацию? — Тебя это не касается, — отрезает грубовато, сощуриваясь. — Хочешь пробраться в наши архивы? — глядит испытующе, надеясь, что его строгий и устрашающий взор подействует, но пока выходит из рук вон плохо. — Пф, делать мне нечего, — кисло усмехается, ощупывая переносицу и элегантно убирая мешающие волосы с лица. — У меня свои методы. — Какие? — не сдаётся он, мрачнея ещё сильнее и превращаясь в настоящую грозную тучу. — Феликс, отойди, — кажется, Хёнджин находится на грани срыва: его взгляд темнеет, а венка на лбу красноречиво выступает. — Я всего лишь хочу помочь. Почему ты не можешь хотя бы раз довериться мне? Я уже столько сделал для тебя! — возмущённо, с оттенками отчаяния. Феликс молчит, невольно опуская руки и жуя щёки изнутри, — не знает, что ответить, ведь Хёнджин в некоторой степени прав. Он не раз помогал — за это глубочайший поклон. Но довериться такой мутной и неуправляемой личности?.. «Нет, слишком много чести. Перебьётся.» От активных размышлений о том, как лучше всего поступить в данной ситуации, рана снова даёт о себе знать. Наступившая тишина затягивается, поэтому Хёнджин решает воспользоваться представившимся шансом и обойти эту непоколебимую статую. Но тот очухивается и опять становится перед ним в позе звезды, глядя с вызовом. — Ну всё, — Хёнджин испускает безнадёжный вздох, всем своим видом показывая, что не хотел переходить к крайним мерам. Феликс удивлённо вскрикивает, когда в следующее мгновение его крепко подхватывают под ягодицами, обнимая за бёдра, и, словно пушинку, ловко перекидывают через плечо. Он оказывается перевёрнутым вниз головой, отчего та ещё больше начинает раскалываться, но охвативший его адреналин не позволяет долго отвлекаться на эту малозначимую проблему. Ослабевшими кулаками бьёт Хёнджина по спине, задевая рюкзак, и предпринимает безуспешные попытки сдвинуться хоть куда-нибудь. На время сознание как будто отключается и включается только тогда, когда его извивающееся тело сбрасывают на кровать. Несмотря на то, что матрас довольно мягкий, Феликс всё равно болезненно стонет, стоит затылку резко соприкоснуться с вертикальной поверхностью. Обе его руки фиксируют над головой одной, удерживая за запястья, и садятся на бёдра, сжимая их коленями, чтобы не выкрутасничал лишний раз. Мельком проскальзывает дежавю — они уже когда-то находились в похожем положении. — Феликс, — серьёзный тон голоса вынуждает раскрыть до этого зажмуренные глаза. Хёнджин нависает над ним, максимально ограничив в движениях. — Тебе я точно не враг, — внезапный бархатный шёпот вызывает бурю различных эмоций, что сначала сосредотачиваются в солнечном сплетении, а потом растекаются по всем конечностям, одаривая еле ощутимой дрожью. — Подумай. Если бы я не был заинтересован в твоей безопасности, то не стал бы спасать от ублюдка, который преследует тебя. Верно же? — склоняется сильнее, сокращая расстояние между их лицами, и располагает свободную ладонь возле его грудной клетки. — Я хочу спасти вас, старший сержант Ли. Позвольте же мне сделать это, пожалуйста. Феликс замирает, тяжело дыша. В зрачках напротив отражается искренность. Хотя это может быть разыгравшееся от шока воображение, и на самом деле ничего в чужих очах не отражается. Однако, несмотря на внутреннее противостояние, он впервые хочет по-настоящему довериться. В комнате сейчас находятся только они вдвоём. Феликс убеждён, что, даже если он откажет в помощи, Хёнджин в любом случае пойдёт куда бы то ни было и достанет эту чёртову информацию. Этот блондин слишком упрям и решителен. Кривляния какого-то искалеченного полицейского навряд ли его остановят. — Ладно, — бормочет на выдохе, окончательно сдаваясь. У Хёнджина на данный момент всё равно больше власти и силы. Бесполезно спорить. Чужие губы расплываются в благодарной и отчасти радостной улыбке. Он аккуратно обхватывает его шею горячей рукой и приподнимает голову, чтобы оставить невесомый поцелуй на макушке. На миг сердце останавливается, а потом начинает биться с новой силой. — Прости, тебе, наверное, было больно, — нежно гладит за ухом большим пальцем, отчего Феликс практически задыхается. После он торопливо отстраняется и слезает с кровати, вставая рядом. Феликс, с трудом сумев привести навязчивые мысли в порядок, привстаёт на локтях, смотря выжидающе, ведь знает, что тому ещё есть, что сказать. Спустя мгновение Хёнджин возобновляет спокойную речь: — Я отправлю тебе код от двери, если захочешь выйти. Одно условие: не ходи в свой район — этот подонок может поджидать тебя там. А так, делай что хочешь. Я постараюсь вернуться как можно быстрее. Всё, отдыхай, — посылает ему свою фирменную ухмылку, подмигивая, и спешно покидает квартиру. Феликс часто моргает, медленно переваривая то, что здесь произошло, и затем с жалобным стоном падает обратно на подушки, издавая еле уловимое хныканье. — Что за пиздец со мной творится? Бездумно провалявшись в кровати Хёнджина какое-то время, Феликс вдруг взбудораженно вскакивает и судорожно осматривается. Это же идеальный шанс обыскать квартиру на наличие противозаконных предметов! Он поднимается и приступает к задуманному: проверяет каждые криво стоящие или подозрительные вещи, ищет какие-либо намёки на тайники по всему жилью. Однако всё тщетно. Здесь нет ничего странного. Феликс злится. Хёнджин ведёт себя как незнамо кто, а на деле оказывается чист? Раздражает. Вернув на место очередную ничем не примечательную вещь в шкаф, Феликс проходит на кухню и устало падает на стул. Бесполезно. Он не сможет узнать что-нибудь конкретное о Хёнджине, если тот сам не соизволит рассказать ему, чего, конечно же, не произойдёт. В три часа дня, после принятия прохладного душа, Феликс решает сходить в магазин. Почему-то он чувствует долю вины за то, что нормально не поблагодарил Хёнджина. Всё-таки тот примчался по первому зову, обработал травму и приютил. Ужин — самая лучшая благодарность. Вернувшись из продуктового, он принимается за готовку. Его начинает волновать, что на часах почти шесть часов вечера, а Хёнджин до сих пор непонятно где ошивается и непонятно что делает. Феликс молится, чтобы тот никуда не влезал и никого не убивал. У него и без этого куча проблем. «Ну вот почему я захотел стать полицейским? Никогда бы не подумал, что могу влипнуть в настолько сложную и запутанную ситуацию.» Поток его размышлений останавливает доносящийся из коридора звук открывающейся двери. Феликс сразу же мчится туда. За время преодоления расстояния от кухни до прихожей в его голове возникает весьма странная мысль: он как будто встречает своего парня после работы. Но быстро выбрасывает этот бред из сознания, скорчив гримасу отвращения. Ни за что. — Чем это пахнет? — вместо какого-либо приветствия произносит Хёнджин, вопросительно изгибая брови, как только Феликс оказывается перед ним. — Ужин, — сцепив за спиной ладони, он приваливается к косяку, пытаясь состроить максимально спокойное и непринуждённое выражение лица, несмотря на приятные мурашки, бегающие внутри груди. — Только для тебя? — сбрасывает кроссовки, держа в руке кожаный рюкзак, и расплывается в лукавой улыбке. — А ты достал информацию? — заинтересованно склоняет голову в сторону. — Достал. — Тогда и для тебя тоже, — выпрямившись, гордо уходит вглубь квартиры, слыша искреннее хихиканье позади. «Так, Хёнджин выглядит так же прекрасно, как и до ухода. Стоп. В смысле… Ладно, я уже давно признал, что он, зараза этакая, довольно красивый и привлекательный. Но сейчас я имел в виду, что на нём нет никаких царапин и повреждений. Да блять, зачем я вообще оправдываюсь перед самим собой?» — трясёт головой, чтобы перестать думать о подобном, ощущая давящую боль в районе раны. Естественно, его беспокоит незнание того, как Хёнджин достал эту информацию. Раз в полицию он не сувался, значит, у него есть знакомые, которые обладают возможностью как-то извне залезть в архивы. Или же в отделе работает кто-то из их людей. Или это вообще Шин Судже, резюме которого тот так старательно пытался выкрасть. Феликс не знает, что и думать об этом всё. «Насколько опасен Хёнджин? Какая у него репутация в преступном мире? Чем именно он занимается?» Феликс хоть сейчас и проводит с ним время, принимая предлагаемую помощь, всё равно относится ко всем действиям и решениям Хёнджина с осторожностью и бдительностью. Никогда не знаешь, откуда может прийти беда. К тому же, тот молчит как партизан, не выдавая никаких тайн. Ужинают они в полном молчании, вполуха слушая разговоры, что звучат из телевизора. После Хёнджин, как порядочный джентельмен, убирает и моет посуду под насмешливые взгляды Феликса, который иногда забывается, рассматривая модельное тело. Он невольно заостряет внимание на изящных руках и длинных пальцах, начиная представлять то, как бы они лежали на его талии, и чувствуя от этого еле заметное возбуждение внизу живота… «Блять, какого хрена? У меня теперь новый кинк, что ли? Господи упаси! Я даже с парнями никогда не встречался. Откуда такие мысли вообще взялись?» — и стоит ему только поймать мимолётный взгляд Хёнджина, как щёки охватывает жар, вынуждающий растерянно отвернуться. Пора прекратить думать о подобном. Позже, освободив стол, Хёнджин выкладывает на него всю найденную информацию о тех преступниках, в задержании которых принимал участие Феликс. В той же тишине они принимаются просматривать каждый лист бумаги, внимательно вчитываясь в содержание. На удивление, Феликс помнит практически всех. В документах, помимо имени и того, за что был арестован или задержан человек, есть данные о родственниках, личной жизни и не только. Кажется, там есть абсолютно всё. Перебрав большую часть, они не находят ничего странного и подозрительного. В основном, все эти люди являются ворами, похитителями или нарушителями дорожных правил. Есть пара убийц, но у тех нет никаких близких друзей либо горячо любимых родственников, которые смогли бы пойти на такой ужасный шаг лишь для того, чтобы отомстить. Преследователем может оказаться и тот, кто никак не связан с работой Феликса. И если догадка подтвердится, то это значительно усложнит им расследование. — Любопытно… — Феликс отвлекается на чужое бормотание, невольно залипая на приоткрытые соблазнительные губы. — Что там? — прочистив горло, спрашивает, наклоняясь вперёд. Хёнджин поднимает на него глаза и снова утыкается в лист, опираясь локтями на стол. — Чхве Сан. Наркодилер. Погиб при задержании. Не припомнишь? — кладёт документ и скрещивает руки, желая узнать побольше об этом интересном событии. — Хм, — Феликс задумчиво дотрагивается пальцами до подбородка и забирает лист бумаги, рассматривая фотографию. — Помню. Я больше трёх дней вёл за ним слежку, чтобы подтвердить причастность к наркотикам. Мы должны были задержать Сана и остальных в день очередной сделки. Но, к сожалению, операция прошла не совсем по изначальному плану, — вздыхает, смахивая мешающуюся чёлку с глаза. — Нам пришлось импровизировать на месте, поэтому многим удалось удрать. Сан тоже пытался, но… В общем, я был вынужден подстрелить его, так как моя жизнь находилась под угрозой. Я попал ему в ногу. Думал, всё, он уже никуда не сможет деться. Однако я не дооценил его возможности, и в итоге мне пришлось выстрелить второй раз. В сердце. Иначе убили бы меня. Были свидетели, поэтому руководство согласились тем, что это была вынужденная мера, и меня не наказали. Как-то так. После своего рассказа Феликсу становиться неуютно из-за чересчур серьёзного и пристального взгляда напротив, и он ёжится, утыкаясь обратно в бумажку, нервно пробегаясь по данным. — Ты думаешь, что это он связан с моим недо-убийцей? — через минуту гнетущего молчания всё же подаёт голос, опять вглядываясь в уже почти родные черты лица. — Чон Уён. — Что? — Это его близкий друг, — кивает, чтобы Феликс проверил информацию. И вправду, там много про него написано, даже домашние адреса есть. — Почему ты думаешь, что это он? Уён не был замешан в делах Сана. Обе его квартиры обыскали по два раза и ничего не нашли. — Страницу переверни. Они были предположительными любовниками. А убийство любимого человека хороший предлог для мести, согласись. — Я так понимаю, других более подходящих вариантов у нас пока что нет? — Нет. Феликс тяжело вздыхает, откладывая документ. Звучит всё очень логично: Уён хочет отомстить за смерть своего парня. Однако это только предположение, ведь в отчёте указано лишь то, что они были близкими друзьями. Хёнджин вполне может ошибаться. Но никаких других вещественных зацепок у них нет. Разумнее, конечно, будет сначала проверить этого Чон Уёна и уже после отталкиваться от результата. «Ох, как же сложно. Это же ещё нужно найти его, подкараулить. Или лучше устроить засаду в моём доме, если Уён захочет вернуться, и на месте узнать, кто скрывается под маской?» Кажется, у него начинают виски болеть от всех этих размышлений. — Знаешь, что? Давай вернёмся к этому завтра? У нас есть подозреваемый, поэтому, я думаю, можно отдохнуть, а потом продумать план действий на свежую голову, — предлагает Феликс, складывая все бумаги в одну стопку. — Как скажешь, — он мягко улыбается, помогая сложить всё на край стола у стены. — Может, ты хочешь чай или кофе? У меня где-то печенье было. — Не откажусь от чая, спасибо, — замолкает, прикусывая нижнюю губу. Затем откидывается на спинку стула и наблюдает за тем, как Хёнджин поднимается с места и направляется к чайнику, доставая две кружки. — И за помощь спасибо. Не знаю, как ты достал информацию, но она оказалась вроде как полезной. — Для вас — всё, что угодно, старший сержант Ли, — оглядывается через плечо и посылает ему хитрый взгляд с улыбкой. — Приятно слышать благодарность из ваших уст, но лучше бы эти уста сделали кое-что другое, не менее приятное, — сладко лепечет он, запрокидывая голову чуть сильнее и игриво дёргая бровями вверх-вниз. — Больше ты ничего от меня не услышишь, — кривится, отворачиваясь и делая звук на телевизоре громче, чтобы таким образом попытаться заглушить стук ускорившегося сердцебиения в ушах. — Одноразовая акция? — Она самая. Несмотря на то, что Феликс за целый день не сделал ничего такого, что могло бы высосать из него предостаточно энергии, к девяти часам вечера всё равно умудряется устать. Его начинает потихоньку клонить в сон, поэтому он решает почистить зубы, планируя после этого пластом упасть на диван, завернуться в кокон из одеяла и отключиться. Когда Феликс выходит из ванной, закрывая дверь, перед ним возникает Хёнджин, вновь пугая чуть ли не до потери пульса. Он уже собирается начать, как обычно, возмущаться, но все слова будто проглатываются, стоит тому неожиданно двинуться на него. Феликс, сбитый с толку, интуитивно ступает назад, впечатываясь в дверь, и застывает, настороженно наблюдая. Хёнджин упирается вытянутой рукой в косяк, оставляя между ними сантиметров тридцать, и в привычной манере склоняет голову, изучая. Свободная ладонь тянется к его виску. — Больше не нужна повязка? — касается пальцами волос и рассматривает не скрытую бинтами рану. — Я чувствую себя намного лучше, спасибо, — произносит ровным тоном, глубоко и медленно выдыхая. — Хорошо. Хёнджин продолжает трогать его локоны в том же месте, пока Феликс зачарованно разглядывает лицо напротив. Тот, хоть и смотрит на травму, краем глаза точно должен заметить его красноречивый взгляд. В иной ситуации он обязательно бы постыдился и отвернулся, но в настоящий момент не делает этого, сам не понимая своего поведения. Феликс просто не способен пошевелится. И Хёнджин, растолковав это как хороший знак, уверенно идёт дальше. Рану оставляют в покое и принимаются плавно перебирать волосы чуть ниже, ближе к уху, периодически зарываясь в них. Феликс задерживает дыхание, ощущая внутри себя трепещущееся сердце. Сон как рукой снимает. Он не понимает, почему не в силах оттолкнуть его так же, как делал это уже много раз. Действия Хёнджина и его томный взгляд успокаивают, вынуждая забыться и раствориться в разнообразии испытываемых чувств. Феликс совсем теряется во времени. Ему кажется, они стоят так целую вечность. Хёнджин, как всегда, осторожный. Не делает резких движений, чтобы не спугнуть. Да, бывало, что он напирал, но после всё равно извинялся за излишнюю импульсивность. «Господи, Хван Хёнджин, ты кто такой? Что ты вытворяешь с моим бедным сердцем?» Тот словно магию какую-то использует, заставляя почувствовать приятную щекотку в желудке. И пока Феликс витает где-то на периферии сознания и здравого ума, напротив стоящий неспешно перемещает руку ещё ниже, теперь лаская кожу головы сбоку от уха. Он прерывисто выдыхает, едва не растекаясь по поверхности двери (только она и удерживает его в вертикальном положении). — Что ты делаешь? — шепчет, удивляясь тому, какой у него осипший голос. — Рискую, — тише него проговаривает Хёнджин, придвигаясь ближе и заставляя слегка напрячься. — Я когда-нибудь говорил, что у тебя невероятные веснушки? Они мне безумно нравятся, — оказывается ещё ближе. Это удар ниже пояса. Феликс уверен, что все его веснушки сейчас потихоньку сливаются с, очевидно, покрасневшими щеками. Он не может устоять перед подобными комплиментами, потому что многим не нравится эта особенность кожи. Такие слова очень приятно слышать в свой адрес. Даже если бы Феликс и хотел что-либо произнести, у него всё равно ничего бы не получилось. Потому что внутренности необычно сворачиваются, когда слишком тёплая ладонь смещается на шею, почти полностью охватывая её. За всё прошедшее время Хёнджин ни разу не отвёл одновременно восхищённого и стеклянного взора от его встревоженных глаз. Настолько длительный зрительный контакт вызывает неуловимую бурю эмоций. — Хёнджин, — наконец осознав, в каком положении они очутились, немного ошарашенно выдавливает из себя Феликс, взволнованно бегая взглядом от одного расширенного зрачка к другому. — Феликс, — он, пытаясь игнорировать возбуждённый, сдавленный полушёпот, обращает внимание на милый хвостик на макушке, который Хёнджин снова сделал по приходе домой. Вот только долго отвлекаться не выходит. Следующие слова буквально выбивают землю из-под ног: — Я тебя сейчас поцелую, — от удивления приоткрывает рот, чтобы вздохнуть, и именно в этот миг Хёнджин робко соприкасается своими губами с его, действительно целуя. А Феликс отвечает, не сумев совладать с собственным телом и полностью потеряв над ним контроль. Зажмуривается, цепляясь руками за подол собственной футболки, хотя жутко хочется вцепиться в широкие плечи напротив. Первые движения Хёнджин делает с осторожностью, проверяя реакцию. Поняв, что его не собираются так скоро отталкивать и бить, он постепенно смелеет, начиная поочерёдно сминать нижнюю и верхнюю губы. Феликсу приходится повторять за ним, но действует не настолько уверенно, всё ещё сомневаясь в правильности сложившейся ситуации. Хёнджин, держась за его шею, наклоняет голову, меняя угол, и целует активней, начиная задевать нежную кожу зубами. На мгновение мозг возобновляет свою деятельность, и Феликс прекращает отвечать, замерев с приоткрытым ртом. Хёнджин замечает это практически сразу, замедляясь; он ласково целует неподвижные губы и ослабляет хватку, наверняка готовясь к тому, что его сейчас отпихнут и накричат за нарушение личных границ. А разум и вправду вопит о том, чтобы Феликс остановился. Он приоткрывает веки и видит подрагивающие ресницы закрытых глаз. С каждой секундой движения теряют недавнюю твёрдость и решительность. Несмотря на внешнее спокойствие, в душе Хёнджину, должно быть, грустно и обидно. От этих раздумий становится не по себе, о чём говорит тяжёлый невидимый груз, опустившийся на грудь. Когда Хёнджин, потеряв всякую надежду на ответ, принимается неторопливо отдалятся, Феликс, вместо того, чтобы оттолкнуть, внезапно для себя же подаётся вперёд за отстраняющимися устами и, расположив правую ладонь на затылке, притягивает обратно, отчаянно целуя. Не ожидавший такого поворота Хёнджин наваливается на него, придавливая к двери, но Феликс будто этого не замечает, переходя в некое наступление. Не переставая всепоглощающе целоваться, тот устраивается удобней, опираясь о дверь ванной одной рукой, согнутой в локте, а второй обнимая за талию и прижимая к себе вплотную. Хёнджин пускает в ход свой юркий язык, который пробегается по лепесткам губ и проникает глубже. Поцелуй становится более мокрый, отчего Феликс начинает улавливать причмокивающие звуки. Он тоже высовывает кончик языка и сталкивается с чужим, дразня. Разум окутывает непроглядная дымка и, кажется, совсем отключается, позволяя вожделению захватить тело. Воздуху с каждым мгновением всё тяжелее и тяжелее поступать в лёгкие, но им всё равно на такую мелочь. Феликс обвивает изящную шею обеими руками и склоняет голову, чтобы их языки могли без препятствий переплестись. Слюна перемешивается между собой. Они её периодически сглатывают, чтобы та не скапливалась и не вытекала за пределы рта. Феликс задыхается от переполняющих чувств и эмоций, потому что слишком мокро, слишком горячо, слишком правильно, просто слишком. Он бы никогда не подумал, что может так самозабвенно целоваться, так ещё и с человеком своего же пола. На удивление, это не кажется чем-то странным и непривычным, хотя до этого у него были только девушки и он считал себя чистейшим гетеросексуалом. Всё-таки жизнь любит преподносить сюрпризы. Спустя ещё очень долгих страстных и жарких поцелуев, Феликс отрывается первым и открывает глаза, сразу же жалея об этом. Тяжело дышащий, раскрасневшийся и растрёпанный Хёнджин с потемневшими глазами и влажными от слюны опухшими губами заводит ещё больше, чем какой-то там поцелуй. Он глотает воздух порциями, пытаясь привести дыхательный процесс в прежнее состояние. Разум просыпается, заставляя Феликса испытать невероятный стыд за своё развязное поведение. «Господи, я реально поцеловался с Хёнджином? Вот с этим мутным типом, которого бросает из крайности в крайность и который является подозреваемым? Серьёзно, блять?! Ли Феликс, о чём ты только думал, когда поцеловал его?» — очевидно, он не думал. И как теперь быть? Как находится с ним в одном помещении? — «Это тотальный пиздец.» — Хёнджин, — отрывисто вздохнув, сипит Феликс, не сводя завороженный взгляд с безобразного внешнего вида напротив стоящего. — Сотри это из своей чёртовой памяти и никогда, никогда не вспоминай, — пригрозив указательным пальцем для пущей убедительности, проговаривает по слогам и вытирает рот от огромного количества слюны, которая уже кое-где высохла, затем упирается ладонями в чужую грудь, отталкивая. Тот не сопротивляется, отодвигаясь и выпуская его из своих надёжных рук, хотя в глазах чётко видна грусть и нежелание, чтобы сегодняшний вечер заканчивался именно таким ужаснейшим образом. Феликс, всё ещё ощущая жар чуть ли не во всех конечностях, забегает в гостиную, забирается на свою временную постель, ныряет под одеяло и закрывает лицо вспотевшими ладонями, мелко дрожа и находясь на грани истерики. «Что я, блять, наделал?» — непрерывно звучит вопрос в голове, наседая. Хёнджин — очевидный преступник. Феликс — честный сотрудник полиции. Они в априори не могут быть вместе. У них не может быть подобных связей. Это неправильно. Как им вообще удалось прийти к этому? Почти месяц назад он ненавидел Хёнджина всей душой, пытался доказать его причастность к убийству и мечтал посадить в тюрьму. А сейчас что? Сердце восторженно трепещет от ласковых и заботливых касаний, от искренних улыбок и хитрых ухмылок, направленных в его сторону. Так не должно быть. Это неправильные чувства, неправильные мысли, неправильные эмоции… Всё это одна большая ошибка. «Неправильно… Ошибка…» — на повторе твердит собственный голос в сознании, делая ещё больнее, чем прежде. Засыпает Феликс примерно через полчаса, весь измотанный и с хрустальными слезинками в уголках глаз.