***
Наступает вторник, а вместе с этим приходит и нервный тик. За первую половину рабочего дня Джисон успевает накосячить в документах, разлить кофе, почти испачкать собственный пиджак и чуть не сломать компьютер, когда тот зависает на десять минут. Он даже на обед не отвлекается, пытаясь исправить собственный косяк. После перерыва, на который Джисон не ходил, появляется ещё больше работы, отчего желание повеситься возрастает. Работать в офисе — полный отстой. Как людям может это нравиться? Ужас! На стол опускается очередная стопка документов, которые надо отсканировать и отослать. Джисон вяло кивает, берёт эти двадцать листов и направляется в специальную комнату, по размерам похожую на кладовку, где находятся два супернавороченных сканера. К счастью, там никого не оказывается, поэтому не придётся стоять в очереди. Он включает оборудование и вводит нужные настройки, затем нажимает кнопку старта, предварительно загрузив туда документы. Во время ожидания закрывает глаза и делает несколько глубоких вдохов и выдохов. Два дня. Остаётся два дня. У них до сих пор нет никакого плана. Это тупик. Придётся действовать по интуиции, когда они столкнуться с опасностью лицом к лицу. Самое главное — защитить Минхо любой ценой, даже если он будет вынужден раскрыть ему свою настоящую личность. Тогда, возможно, Джисон лишится парня, но зато тот останется жив. Остальное не важно. Сканер пищит, оповещая о готовности. Джисон, дёрнувшись, тяжело выпускает воздух из лёгких, собирает листы обратно в стопку и выравнивает её, постукивая рёбрами о стол. Выключает чудо-машину, собираясь покинуть тесное помещение, но не делает этого. Не хочет. Он так устал, так устал. Находиться здесь — наказание, а постоянные мысли о защите возлюбленного — двойное наказание. Джисон неаккуратно кидает документы на стол и отходит к противоположной стене, прислоняясь к ней спиной и убирая руки в карманы брюк. Никогда прежде ему не приходилось чувствовать себя морально уставшим настолько, чтобы хотеть запереться в собственной квартире, отгородиться от всего мира и ни о чём не думать. Всё достало. Всё бесит. Как отключить жизнь? Можно ли переиграть её? С одной стороны, если бы Джисон родился в нормальной семье, ему бы не пришлось проходить через все эти ужаснейшие испытания, убивая людей за деньги, но с другой — он не встретил бы такого замечательно человека, как Ли Минхо, и не влюбился в него по самое не балуй. Готов ли Джисон отказаться от своих чувств к Минхо, готов ли забыть его, чтобы прожить счастливые и беззаботные года? Нет. Однозначно нет. «Лучше эта хуёвая жизнь с ним, чем без него. Не тогда, когда мы уже встретились и полюбили друг друга.» Слышится звук открывающейся двери. Джисон еле сдерживает себя от громкого вздоха, склоняя голову вниз и практически хныча вслух. Дверь закрывается, и только спустя четверть минуты он решает посмотреть на вошедшего, который до сих пор молчит и не здоровается. Перед его взором неожиданно предстаёт взволнованный директор. Джисон, ничего не произнося, откидывает голову назад и слегка бьётся затылком о стену, отрезвляя разум. У него так хорошо получалось скрывать плохое состояние, но теперь Минхо прекрасно видит его измученный вид. Полный провал. Совершенно нет желания говорить и как-то объясняться, а выслушивать чужие нотации — тем более. — Выглядишь неважно, — осторожно начинает Минхо, медленно приближаясь. — Тебя что-то беспокоит? — Угу, — смотрит сквозь полуприкрытые веки, не в силах вымолвить полноценное предложение. — Поделишься? — наклоняет голову набок, встревоженно пробегаясь кошачьими глазами по его внешнему виду. — Не сейчас. И, прошу, не заставляй меня что-либо рассказывать, — жалобно скулит, замечая вопрошающий взгляд, которому уж точно будет сложно отказать, однако Джисон не хочет врать, а правду ни в коем случае раскрывать нельзя. — Я просто устал. — Хорошо, не буду, — кивает, выглядя сконфуженно и озадачено. Он неловко прочищает горло, очевидно, не понимая, как помочь и что вообще делать в такой ситуации. Джисону мгновенно становиться жалко Минхо, и чувство вины за чужое волнение накрывает его как цунами. — Может, я могу сделать что-нибудь, что могло бы поднять тебе настроение? Знаю, что ты не ходил на обед. Не хочешь перекусить? У меня… — Поцелуй меня, — перебивает, улыбаясь уголками рта. Близость с любимым всегда приносит радость и ощущение окрылённости в любые моменты, даже в самые-самые плохие. — Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, хён, пожалуйста, — голос к концу просьбы затихает. Он невольно оживает, предвкушая то, как они проведут последующие минуты здесь. Минхо усмехается, умело отодвигая переживания на задний план. — Признайся, что с самого начала вёл себя так рассеянно, только чтобы заполучить моё внимание, — уловив его настрой, говорит игриво, создавая вокруг них необходимую атмосферу. — Сдаюсь, ты раскусил меня, хён, — удивительно, но Джисон действительно ощущает прилив сил. Усталость как рукой снимает, будто её и не было. Минхо творит невероятные вещи, ничего не делая при этом. Ему всего лишь нужно существовать и радовать своим присутствием других, а в данный момент — любимого, жаждущего его прикосновений. Минхо мягко улыбается. В его глазах мелькает что-то такое, что вызывает у Джисона настоящий трепет в душе, заставляющий в миг оторваться от серой стены и выпрямиться. Расстояние сокращают до минимума, оставляя ничтожных пару сантиметров, и необычайно нежно прикасаются ладонью к щеке, поглаживая кожу большим пальцем. Джисон мысленно растекается лужицей и отчаянно ластится, желая получить как можно больше внимания. Минхо довольно ухмыляется и приближается к лицу. Рука обхватывает его талию и притягивает вплотную к себе, вынуждая схватиться за плечи и судорожно сжать их. В воздухе чувствуется наэлектризованность. Они соприкасаются лбами и замирают. Слишком интимно. Короткий вдох, прикрытые глаза и жгучий поцелуй. Минхо аккуратно припечатывает его обратно к стене, мягко двигая губы. Джисон же, обвивая шею руками, целует торопливо, задыхаясь в отчаянии, будто возлюбленного могут через секунду отнять, украсть, похитить. Он целует так, словно они больше не увидятся, словно это их последний миг, проведённый вместе. Пальцы зарываются в красиво уложенные волосы и перебирают локоны, вырывая томные вздохи. — Милый, — Минхо отстраняется на мгновение, — ты же знаешь, что можешь рассказать мне всё? — Джисон открывает глаза и встречается с серьёзным выражением лица. — Мы теперь вместе, поэтому твои проблемы — мои проблемы. Мы должны доверять друг другу, иначе наши отношения далеко не уйдут, — он замолкает, пробегаясь по нему внимательным взглядом. Слёзы готовы вот-вот выйти наружу. Почему Минхо такой прекрасный? Его вечная забота убивает. В хорошем смысле. — Ты доверяешь мне? — Да, ангел, я доверяю тебе, — ни секунды не раздумывает над ответом, притягивает за затылок обратно и сталкивает их губы в беспорядочном поцелуе, зажмуриваясь, чтобы не расплакаться. Ему никогда прежде не говорили столь приятные и значимые слова. Хёнджин не считается, ведь он — друг, а между Джисоном и Минхо совершенно иная связь, более глубокая и чувствительная. Любовь? Ему искренне хочется верить в это. Минхо обнимает крепче и ласково скользит кончиком языка по розовым губам, которые податливо раскрываются. Однако поцелуй не углубляется и не перерастает во что-то более страстное и развратное. Они целуются с нежностью, ставя комфорт превыше всего. Джисон тает от искреннего желания помочь, позаботиться. Долгое время у него было установка, что секс — лучшее лекарство от плохого настроения. Но сейчас… Сейчас всё иначе. С Минхо всё иначе. С ним он ощущает себя действительно нужным и любимым — это то, чего его лишили с самого детства. Поэтому Джисон сделает всё, чтобы спасти самого прекрасного человека на планете, у которого в глазах спрятана целая Вселенная. — Помни, что ты можешь рассказать мне абсолютно всё, — бормочет в губы Минхо, поднимая длинные ресницы. — Когда будешь готов, я выслушаю тебя. Мы вместе постараемся решить твою проблему, если ты не справишься с ней в одиночку. Хорошо? — оставляет поцелуи-бабочки на каждой щеке, оглаживая спину. — Хорошо, ангел, — улыбается широко, заключая его лицо в кольцо из собственных ладоней, и мило трётся о его нос своим. Потом они вновь сладко целуются, не желая расставаться. В этом моменте хочется жить вечно, но ничего не бывает вечным. Осознание, что дверь в помещение открывается, приходит не сразу. Минхо и Джисон отскакивают друг от друга как ошпаренные и переводят испуганный взгляд на только что вошедшую Джису, что застывает в дверном проёме с широко распахнутыми глазами. Она несколько раз моргает и неопределённо ведёт плечами, сжимая губы в тонкую полоску и неловко отводя взгляд от покрасневших коллег. Склонив голову, молча проходит к одному из сканеров и включает его. Джисон встречается с глазами Минхо и без слов просит что-то сказать или сделать. Тот кашляет в кулак и странно оглядывается, затем вздёргивает бровями, чуть надувая щёки, и, похлопав себя по карманам пиджака, находит телефон. — Ох, я совсем забыл. У меня же созвон с адвокатом Со, — актёрской игры директору не занимать. Он притворяется, будто что-то проверяет в телефоне, и невинно хлопает ресницами, медленно двигаясь к выходу. — Желаю вам продуктивного дня, бухгалтер Шин! Джисон возмущённо косится на него, готовый броситься следом. Перед тем как покинуть комнату, Минхо сочувствующе улыбается и скрывается за дверью. Звук заработавшего оборудования возвращает в реальность. Он нервно вздыхает, смотря на Джису, и, сглотнув, приближается к ней, вставая рядом. Сконфуженно сцепляет руки за спиной и взволнованно поглядывает на её профиль, не зная, что говорить и как оправдываться. А вдруг она не принимает подобные отношения и вскоре пожалуется всему отделу? Хотя со стороны не скажешь, что Джису способна на такое. — Я ничего не видела, — секретарь первая не выдерживает нависшее в воздухе напряжение, всё так же продолжая пялиться в одну точку перед собой. — А… Ну-у, — Джисон касается указательным пальцем своего носа и замолкает, так ничего дельного и не произнеся. Почему так трудно? — Бухгалтер Шин, — опираясь аккуратными ладонями на стол, Джису уверенно поворачивается и успокаивающе улыбается. — Я давно подозревала, что вас связывает не только работа, — усмехнувшись, заправляет длинную прядь чёрных волос за порозовевшее ухо. — Я удивилась тому, что застала вас за этим, а не тому, что вы… вместе, — отворачивается, собирая отсканированные документы в одну стопку. — На самом деле, вы были довольно очевидными. Лично для меня. Не думаю, что кто-то ещё может в отделе догадываться о вас. Поэтому не переживайте на этот счёт. Мой рот на замке, — проведя по губам большим и указательным пальцами, словно застёгивая молнию, она задорно подмигивает и выключает сканер. — Спасибо, — Джисон расслабляется и расплывается в радостной улыбке. — Вы замечательная, секретарь Ким. Просто лучшая, — не сумев сдержать порыв нежданно нахлынувших эмоций, быстро, но крепко обнимает её. Можно не беспокоится о проблемах, которые могли бы у них возникнуть, узнай другие в отделе об их отношениях. — Ой, всё, отстаньте. Я ничего не сделала, — застенчиво отмахивается, негромко хихикая. — Идите и приставайте со своими комплиментами к директору Ли, — кидает мимолётный взгляд на листы бумаги, которые Джисон ранее бросил на стол. — И документы не забудьте. А ещё, сделайте мне кофе, раз я стала хранительницей вашего секрета. — Вот же хитрюга, — щурится, даже не пытаясь спрятать улыбку до ушей. — Хорошо-хорошо. Они смеются, продолжая шутить, и покидают эту комнату. Расстаются на полпути, и до своего рабочего места Джисон плетётся один, оставляет документы и направляется на кухню. Телефон в кармане брюк жужжит, оповещая о новом уведомлении. Он достаёт его не сразу, только тогда, когда запускает кофемашину и ждёт готовность напитка. 14:38. ♡Любимый♡, Ну что там? Вы поговорили? Как Джису отреагировала? Она вроде хорошая и понимающая девушка>.<14:43. Вы, Всё хорошо, хён Она давно подозревала Мы для неё были очевидными Надо было лучше скрываться Мы провалились Но она болеет за нас
14:43. ♡Любимый♡, Да? Ну слава богу Я знал, что ей можно доверять Она классная14:43. Вы, Ага За это переживать не нужно Лучше о другом беспокойся
14:44. ♡Любимый♡, О чём???14:44. Вы, Ты бросил меня! Оставил с ней наедине! Как ты мог! Я чуть там не умер! В следующий раз я специально куплю тебе сладкий капучино вместо американо
14:44. ♡Любимый♡, !!!!! Джисон убирает телефон и глупо улыбается, предпочитая игнорировать последующий шквал сообщений. Сердце восторженно трепещет от какой-то обычной переписки. Переписки с любимым. Он до этого не позволял себе думать, даже мечтать о том, что когда-нибудь сможет вот так легко и просто переписываться с человеком, который ему до невозможности нравится. Это такое невероятное ощущение — осознавать, что к тебе испытывают те же искренние чувства; что вы можете часами целоваться и обниматься, лёжа в тёплой постели, и при этом понимать, что вы друг у друга единственные. Джисон любит Минхо. Это уже не просто какая-то симпатия. Теперь это необычайно сильное чувство. Чувство, из-за которого он готов убить любого, кто попробует причинить хотя бы малейшую боль его возлюбленному. Если ему всё-таки придётся встретиться лицом к лицу с киллером, которого пришлёт Чан, даже если это будет тот, с которым он близко знаком, Джисон будет бороться до конца. Он обязательно защитит любимого. Это его прямой долг. Ему не жалко пожертвовать собственным здоровьем ради спасения Минхо. Что или кто бы не встал у них на пути, Джисон всегда будет оберегать Минхо, пока у него будет такая возможность. Он не позволит кому-то отнять жизнь у его возлюбленного, потому что тот этого не заслуживает! Мужчина не сделал ничего плохого, за что бы его можно было убить. Да, Джисон убивал людей, холодно и быстро. Он знает, что оправдываться тем, что у него не было выбора из-за страха, — бесполезно. Джисон был настоящим трусом, который быстро сдался и потерял надежду обрести нормальную жизнь. Однако теперь, когда у него появился человек, которого любит всем сердцем и душой, он готов стоять до последнего, готов принять на себя любой удар. Джисон сделает абсолютно всё, чтобы обеспечить Минхо безопасность. Даже умрёт за него. Да, умрёт. Его давно нужно покарать за все те убийства, что он совершил, не заботясь ни о ком и ни о чём. Так хотя бы умрёт ради любви. Но Джисон надеется, что никому из них умирать не потребуется… Впереди — пугающая неизвестность. Спасти сможет только смекалка и оперативность Джисона, что, не раздумывая, кинется в огонь ради Минхо. Он спасёт возлюбленного чего бы это ни стоило.***
После того злосчастного поцелуя поведение Феликса и Хёнджина кардинально меняется. Если до этого, несмотря ни на что, Хёнджин пытался любыми способами ввести Феликса в краску, заставить его смущаться, проявляя излишнее внимание к его персоне, то сейчас он будто игнорирует его существование. Впрочем как и сам Феликс. Теперь они разговаривают только конкретно о проблеме, связанной с недо-убийцей. В остальное время оба предпочитают находится друг от друга на расстоянии, не общаясь и желательно не пересекаясь, хотя в квартире делать это сложновато. Хёнджин больше не интересуется здоровьем Феликса, не подкатывает, вообще ничего не делает. Как бы не хотелось этого признавать, но ему немного грустно. Витавшее в воздухе напряжение, когда они находятся в одной комнате, неимоверно давит, вынуждая рану на голове побаливать, хотя она уже почти зажила за столько дней. Феликс постоянно бросает на Хёнджина тайные взгляды, видя совершенно безэмоциональное, потерявшее все яркие краски миловидное лицо, и после каждого раза отдёргивает себя и незаметно ударяет по щеке. Хотел, чтобы тот отвязался — он отвязался. Больше не пристаёт, не предпринимает попыток лишний раз коснуться и всё в этом роде. Даже не смотрит на него, и не важно: разговаривают они в этот момент или нет. Феликс понимает, что не должен испытывать к нему подобные чувства, но он испытывает. Вина за то, что так грубо оттолкнул Хёнджина, перед этим подарив крошечную надежду на взаимность, потихоньку грызёт его совесть изнутри. Феликс прекрасно видит, что тот обижен. Да, именно обижен. Хёнджин ожидал, что ему так быстро не раскроют своё сердце. Он делал всё, чтобы заслужить его доверие. Так долго шёл к своей цели, и когда у него практически получилось, его буквально обрывают в самом конце, перечёркивая всё, что было раньше. Конечно он будет обижаться, устроив бойкот. По правде, Феликсу трудно считывать его эмоции. Хёнджин настолько умело маскирует свои истинные чувства, всё время показывая себя с разных сторон, что это ужасно сбивает с толку. Он, даже если бы очень сильно и хотел, не смог бы всецело доверять такому мутному типу, которого то и дело бросает из крайности в крайность. Со стороны может показаться, что Хёнджин совсем отбитый на голову, но Феликс глубоко убеждён, что по большей части это всего лишь образ, за которым скрывается абсолютно обычный человек со своими личными проблемами и загонами. Только это всё равно не отменяет того факта, что он как-то связан с преступным миром. Если бы не эта немаловажная деталь, Феликс, возможно, захотел бы поближе узнать Хёнджина, но его вечные таинственность и подозрительное поведение… Он не в состоянии сделать какие-то определённые выводы о нём, из-за чего и доверять не может. Естественно, Феликс безумно благодарен ему за помощь. Несмотря на то, что они в ссоре, Хёнджин всё ещё здесь, всё ещё разрешает жить у него, всё ещё старается разузнать как можно больше о Чон Уёне — пока что главного их подозреваемого. «Но почему он всё это делает? Почему помогает? Почему вернулся спустя полгода?» — столько мыслей, столько подозрений, но нет никаких зацепок, чтобы сделать хоть какие-нибудь более-менее конкретные умозаключения. Всё до невозможности запутанно. Кажется, он скоро свихнётся и попадёт в психушку, если, конечно, его не убьют раньше. Сегодня среда. За эти несколько дней они уже успели съездить на два адреса Уёна. Благодаря добродушным и общительным соседям, они убедились в том, что Чон Уёна и Чхве Сана связывала не просто какая-то передружба, у них было всё серьёзно. Подозрительно, что Уёна не оказалось ни в одной из квартир. Прячется где-нибудь? Возможно. Соседи сказали, что уже очень давно не видели его. Может, у него есть сообщники? Например, люди Сана, которым удалось тогда удрать и у которых получается по сей день скрываться от полиции, которая уже и не ищет их, благополучно закрыв дело по поводу банды наркодилеров. Преступники на свободе? Ну и ладно. «Поймаем их, когда снова возьмутся за старое», — из раза в раз повторяли коллеги Феликсу, отчего ему хотелось самолично избить в отделе всех, чтобы мозги вправить. Похоже, он единственный, кому защита невинных граждан действительно важна. Удручающе. — Я думаю, Уён поджидает тебя в твоей квартире, — бесцветным тоном сообщает Хёнджин, садясь за обеденный стол. — Надо проверить. — Хорошо, — Феликс кивает, кидая на него мимолётный взор, и снова утыкается носом в кружку, отпивая горячий чай. — Мы собираемся его просто поймать? — подпирает подбородок рукой и как будто заинтересованно оглядывает собственную кухню, не обращая внимания на чужой пронизывающий взгляд. — Поймать и посадить, — проговаривает чётко, выпрямляясь. — А ты что думал? — подозрительный прищур. — Так и думал, — бурчит, невесело хмыкнув, и поднимается с места. — Тогда поступим следующим образом. Поедем туда через час. Ты зайдёшь первым. Если Уён будет там и если это вообще будет он, попытаешь заговорить его, пока я не подкрадусь и не вырублю его. Не волнуйся, убивать не буду, — проводит рукой по распущенным волосам, пропуская пряди через длинные пальцы. Такое чувство, что Хёнджин ведёт диалог не с ним, а с кухонной плитой, потому что именно туда направлены его потухшие глаза. Феликс осторожно вздыхает, поджимая губы. Как бы этого не хотелось, но ему грустно, что его стараются максимально игнорировать. Лучше бы он всё так же пытался ухаживать, был той самой надоедливой прилипалой, нежели играл в молчанку и держал обиду. Феликс покидает кухню, на выходе засмотревшись на утончённый профиль, и идёт готовиться к предстоящей встрече. Надевает удобную одежду, так как неизвестно — придётся ему драться или нет, и, конечно же, нацепляет свою кобуру с пистолетом, пряча её за джинсовой курткой. Оставшееся время он сидит на диване, который последние дни служит ему спальным местом, и ожидает нужного часа, пребывая в мыслях о Хёнджине. За прошедшие недели Феликс настолько привык к его наглому и самоуверенному образу великолепного мерзавца, что сейчас неуютно находится рядом с таким бесстрастным, холодным и пофигическим парнем. Он и представить не мог, что когда-нибудь будет думать о том, что ему больше нравился тот Хёнджин, что всегда хитро ухмылялся и нагло влезал в личное пространство, чем нынешний, что даже не смотрит на него ни во время разговора, ни в какие другие моменты. Ужасно. Феликс даёт себе пощёчину, но глухая боль в районе солнечного сплетения никуда не уходит. «Неужели у меня и вправду возникла симпатия к этому подозрительному типу? Ну пиздец просто», — перед глазами всплывают картинки из недавнего прошлого, когда они целовались. Лишь представив это снова, сердце уже начинает взволнованно дрожать в груди, пуская по венам лёгкие пульсации. — «Чёрт, поцелуй действительно был хорош, очень хорош. Как и Хёнджин…» — в памяти ярко отпечатались все те прикосновения, которыми его одаривали чужие руки, что притягивали вплотную к телу. Он прекрасно помнит каждое касание губ на своих, помнит, как таял, сходил с ума. Ему безумно понравилось целоваться с Хёнджином, с этим несуразным и обнаглевшим парнем, но таким невероятно чутким и заботливым. Несмотря на то, что Феликс бесконечно отталкивал и грубил ему, тот не уступал, продолжал приставать и помогать, защищать. Любезно встречал после работы, провожал до дома, моментально откликнулся и приехал по первому звонку, обработал рану, приютил… И продолжает проявлять заботу до сих пор, хоть иногда его методы довольно-таки своеобразны. Он помогает, используя личные связи, о которых рассказывать категорически отказывается. Понятное дело, что это наводит на мысли, что ему определённо есть что скрывать. Как после этого доверять? Если бы Феликса столько раз отшивали, он бы давно сдался и забил на этого человека. Однако Хёнджин не остановился, решительно продолжив наступать. «Зачем ему это всё? Какие цели он преследует? Не может же быть так, что он всё это делает только потому, что я ему нравлюсь?..» Феликс ещё долго сидит с понуро опущенной головой и размышляет о своих чувствах к Хёнджину и о чувствах Хёнджина к нему. Уже через пятнадцать минут его мозг готов взорваться от тягостных и мучительных раздумий, поэтому прекращает делать это, устало прикрывая веки. Ставит локти на колени и прячет лицо в ладонях, грузно вздыхая. В таком положении его застаёт Хёнджин, заглядывающий в гостиную спустя четверть часа. — Поехали? — Поехали.***
Феликс осторожно проходит в свою квартиру, прикрывая тяжёлую дверь, чтобы Хёнджин смог позже бесшумно войти следом. Его тело напряженно до невозможности, а поперёк горла застрял невидимый ком, мешающий нормально дышать. Он втягивает воздух через нос, пытаясь успокоить судорожно бьющееся сердце в груди. В кончиках пальцев ощущается заметная дрожь. Феликс не спешит двигаться вглубь квартиры, предпочитая оставаться в прихожей, пока до конца не успокоит нервы. Нервно залезает под куртку и проверяет, что пистолет на месте. Оружие всегда придавало ему толику смелости, хоть и разрешено его применять только в крайних случаях, когда иного выхода из ситуации не найти. Он замирает и прислушивается. В помещении стоит гробовая тишина: ни шороха, ни шарканья, ни-че-го. Складывается ощущение, что здесь никогда никто и не жил, от чего противные мурашки пробегаются вдоль позвоночника, вынуждая тело интуитивно вздрогнуть. Феликс встряхивает головой и, собрав всю имеющуюся храбрость в кулак, аккуратно ступает вперёд, решая сначала проверить гостиную. Волнение внутри грудной клетки возрастает до точки невозврата; адреналин растекается по венам, будоража кровь. Перед дверной аркой он притормаживает, глубоко вздыхает, стараясь сделать это максимально тихо, и, почувствовав неожиданный прилив небывалой силы, решительно переступает порог. Проходит около метра, спиной ощущая пронзающий взгляд, от которого все органы как будто сужаются. Он медленно разворачивается. — Чон Уён, — нервозно выдыхает Феликс, не заметив, что этого момента вообще задерживал дыхание, а в голове крутиться мысль о том, что их догадки подтвердились. Парень примерно его возраста стоит почти в самом углу гостиной. Одет он во всё чёрное, как и в прошлый раз, только сейчас капюшон снят, поэтому можно спокойно разглядеть внешность. Его волосы какого-то странного желтовато-коричневого цвета; лицо бледное; огромные синяки под глазами; обветренные тускло-розовые губы, сжатые в тонкую линию; острые скулы и впалые щёки. Глаза хоть и карие, но от них даже отсюда веет холодом и лютой ненавистью. Помимо всего прочего, у него впридачу ещё и бровь рассечена. При виде этого типа инфаркт может схватить даже самый стойкий человек, что пересмотрел множество самых страшных хоррор-фильмов. — Догадался всё-таки, — усмехается совсем невесело и являет жуткий оскал, от которого Феликс кривится, опасливо отклоняясь. — Значит должен понимать, почему я так сильно хочу убить тебя, — произносит без эмоций, но в голосе слышны нотки плохо сдерживаемого гнева. Сделав пару шагов в сторону стушевавшегося Феликс и склонив голову к плечу, Уён показательно поднимает руку с пистолетом, что до этого прятал за кофтой; свободная ладонь берётся за затвор, резко тянет его назад до упора и отпускает. Характерный щёлчок заставляет резко выдохнуть. Огнестрельное оружие наставляется прямо на Феликса, целясь в самое сердце. Зяблый страх дрожью поднимается по спине вверх, вынуждая непроизвольно вытянуться струной. Несмотря на открытую опасность, Феликс принимает решение держаться уверенно. Он не позволит запугать себя так просто. — Полагаю, ты хочешь отомстить за своего возлюбленного? — Всё верно, — хищно облизывается, а Феликс сглатывает от такого противного зрелища. — Ты убил его! — У меня не было выбора, — старается говорить нейтрально, чтобы случайно не спровоцировать преступника спустить курок. — Либо я, либо он. — Поэтому это ты должен был тогда сдохнуть! — срывается на крик, мгновенно выходя из себя. Феликс прикусывает внутреннюю сторону своих щёк, напрягаясь, но не показывая этого. — Уён, мне жаль, я хотел обойтись без жертв, правда, — делает интонацию голоса сожалеющей и, понимая, что тот не собирается его перебивать или нападать, осторожно продолжает: — Но даже если бы мы его просто задержали, твой Сан всё равно бы попал в тюрьму, так как занимался наркоторговлей, и ты это прекрасно знаешь. — Но он хотя бы был жив! — Уён отчаянно кричит. Ледяные глаза начинают поблёскивать от подступающих слёз. — Мне жаль, — повторяет, тяжело вздыхая, и чуть приподнимает руки в примирительном жесте. — Да к чему мне твоя жалость, — выплёвывает, шмыгая носом. — Тебе только в радость, что на одного преступника стало меньше. А я его любил! — Уён стремительно сокращает расстояние между ними. — Знаешь, а я ведь никогда не был замешан в его делах, потому что не хотел, и Сан меня не принуждал. Однако именно ты вынудил меня взять в руки пистолет, — на миг поднимает оружие выше, показательно наставляя на лицо, а потом возвращает в предыдущее положение, снова прицелившись левея центра груди. Феликс молчит, подбирая слова, чтобы не пробудить в Уёне желание пристрелить его через секунду. Он видит страдания напротив стоящего парня, но тот сам виноват, что связал свою жизнь с преступником. Подобные связи никогда не заканчиваются хорошим финалом. У всего есть свои последствия. Если человек занимался или занимается противозаконной деятельностью, то он обязательно будет наказан. Может, не сразу, а через несколько лет, но всё же правосудие свершится. Это как бумеранг. Всё плохое, что ты делал другим, вскоре вернётся к тебе обратно. Такова нынешняя реальность. — Уён… — Нет, сука, молчи! — взрывается, сделав угрожающий шаг навстречу. Феликс застывает на месте, боясь пошевелиться. Уён сейчас абсолютно не в себе, его негативные чувства и эмоции зашкаливают, поэтому одно неверное действие — он получит пулю в сердце. — Я убью тебя. Тогда, признаюсь, я струсил, но теперь… Ты получишь по заслугам, тварь! Словно неоткуда появляется Хёнджин, набрасываясь на Уёна, так удачно оказавшегося напротив дверного проёма. Он ловко хватает противника за кисть, в которой находится пистолет, и с силой давит на неё, опуская и задерживая её внизу. Уён, растерявшись от неожиданности, повинуется чужому действию, почти не сопротивляясь ввиду своей неопытности. Хёнджин, снова воспользовавшись его замешательством, второй рукой бьёт в шею, аккурат в сонную артерию. Тот отшатывается, разжимая пальцы и позволяя оружию со стуком упасть, и боком падает на пол, не успев подставить руки. Через мгновение и вовсе теряет сознание. Феликс облегчённо прикрывает веки, расслабляя застывшие в напряжении плечи. Достаёт телефон и выключает диктофон, что работал до сих пор и записал полный их разговор. Он подумал, что было бы неплохо перестраховаться, если Уён начнёт отнекиваться и всё отрицать. — Наручники? — спрашивает невозмутимый Хёнджин, словно он такое каждый день проворачивает. Хотя, возможно, так оно есть. Феликс пора перестать удивляться столь спокойному поведению, учитывая, что Хёнджин подозревается в убийстве. Забавно… Потенциальный преступник помогает полицейскому поймать другого правонарушителя. И как Феликс только докатился до этого? — Ага, секунду, — он лезет в ящик под столом, что расположен позади него, и достаёт оттуда металлические наручники, протягивая Хёнджину. Тот грубовато выхватывает их и сцепляет ими руки лежащего лицом вниз Уёна, потихоньку приходящего в себя. — Теперь давай поскорее отправим этого подлеца за решётку, — заключает он, поднимаясь с корточек и утягивая за собой Уёна. Феликс как-то отстранённо кивает и осторожно, лишь кончиками пальцев подхватывает пистолет с пола и кладёт в специальный прозрачный пакетик для улик, который достал из того же ящика. Во время всего пути уже полностью очухавшийся Уён постоянно бормочет какие-то оскорбления и угрозы, но остальные просто не обращают на него внимания и без происшествий добираются до отделения полиции.***
Возвращаются они в квартиру Хёнджина только под вечер. Оба ужасно уставшие и измотанные. Уёна благополучно опросили, тот не стал отмазываться и с гордостью принял наказание, бесчисленное количество раз послав там всех нахуй и не только туда. Феликс заехал за вещами. Больше нет причин здесь оставаться. Хёнджин всю дорогу молчал. И сейчас молчит. Ему будто действительно всё равно теперь на Феликса. Подобные мысли вызывают грусть в сердце, однако их стараются игнорировать, потому что Хёнджин не тот человек, из-за которого стоит убиваться горем. Наверное… Феликс должен либо отпустить Хёнджина, либо продолжить своё тайное расследование. У него, казалось бы, столько шансов было узнать правду, но он упустил их всех, одурманенный харизмой и непонятной аурой, что так и завлекала к себе, завораживая. Хёнджин странный, безумно странный и подозрительный, не вызывающий никакого чувства доверия. Однако сейчас, когда они провели друг с другом месяц, Феликс понимает, что не против чуть подзадержаться. Особенно ему не хочется заканчивать их общение на такой не самой радостной ноте. Феликс стоит в гостиной, запихивая последнюю одежду в рюкзак. Он должен радоваться, что они вычислили этого недо-убийцу и упекли его в тюрьму, но не получается выдавить из себя даже улыбку. Он должен радоваться, что Хёнджин теперь точно отвяжется от него, раз его так бессовестно отшили, перед этим подарив крошечную надежду. Это было подло. Однако и Феликса можно понять. Во-первых, Хёнджин подозревается в убийстве. Во-вторых, его настроение, меняющееся чуть ли не по щелчку пальца. Скорее всего это образ, а настоящего себя он прячет где-то за этими многочисленными масками. Из этого следует, что и доверять ему рискованно. Вот сегодня Хёнджин на твоей стороне, а уже завтра ночью придушит тебя в постели. В-третьих, Феликс, вообще-то, был гетеросексуалом. Почувствовать симпатию к человеку своего пола — для него нереальный шок, который, на удивление, приутих за последние дни. Феликса разрывает изнутри. Он не знает, что делать. Вроде и хочется вверить Хёнджину собственную жизнь, а с другой стороны безумно страшно, что тот жестоко обманет его и заманит в ловушку. Феликс — полицейский. Хёнджин — преступник. Они не смогут быть вместе. Это с самого начала обречённые отношения. Ли Феликс — тот, кто всегда действует исключительно по закону. Хван Хёнджин — неизвестно, но присутствует большая вероятность, что он нарушитель порядка и опасен для обычных граждан. Конечно, где-то глубоко теплится надежда, что Хёнджин окажется самым невинным и ни к чему не причастным человеком, но нельзя же слепо верить в это, надеясь на наилучший исход. Феликс так не может. Он не хочет испытать на себе предательство. Феликс должен либо бежать от Хёнджина, либо наскрести доказательства его причастности к преступной деятельности. Это правильно. Это разумно. Так говорит его здравый ум сотрудника полиции. Однако сердце категорически противится данной идее. Душа так и тянется к Хёнджину, желая получить всю ту заботу и внимание. Хочется вновь оказаться в бесхитростных объятиях, почувствовать нежное прикосновение к своему лицу или руке, увидеть такую привычную ухмылочку и выразительные глаза, искрящиеся озорством, услышать игривое «старший сержант Ли». Феликсу в тягость исподтишка наблюдать за угрюмым и равнодушным Хёнджином, что держится от него на расстоянии вытянутой руки. — Ты всё? Собрался? — голос за спиной звучит неожиданно. Феликс крупно вздрагивает и немедленно поворачивается, чтобы взглянуть на Хёнджина, прислонившегося боком к дверному косяку и скрестившего руки на уровне груди. В голове невольно всплывают все те моменты его внезапного появления. Уголки губ так и норовят подняться вверх от этих воспоминаний, но он сдерживает данный порыв, застыв с каменным выражением лица. — Да, — хрипит, говоря не своим голосом. Хёнджин ещё не успел переодеться в домашнюю одежду. На нём всё те же обтягивающие кожаные штаны и оверсайз футболка с капюшоном. Худые запястья украшены различными браслетами, на длинных изящных пальцах красуются серебряные кольца. Длинные блондинистые волосы распущены и красиво обрамляют до невозможности привлекательное лицо с заострённым подбородком. Он выглядит как самая что ни на есть модель, сбежавшая с подиума прямо во время показа мод. В солнечном сплетении будто взрывается множество маленьких звёзд от настолько соблазнительного образа, хотя Хёнджин толком ничего и не сделал для этого. Всего лишь родился. — Тогда можешь идти. Я не буду тебя подвозить, — скучающе прижимается виском к деревянному косяку, устало фыркая. — Угу. Хоть ему и сказали уходить, Феликс продолжает стоять на месте и любоваться бесстрастным Хёнджином, что направил взор куда-то в стену, не желая глядеть на задержавшегося гостя. «Понятно, что я тяну время. Непонятно, зачем я вообще это делаю.» Ноги словно не ему принадлежат, как и всё тело. Феликс пошевелиться не в состоянии, поэтому бегает глазами по внешнему виду Хёнджина, стараясь запомнить каждую деталь. «Вдруг, если я сейчас уйду, мы больше не увидимся? Но почему меня это должно волновать? Хёнджин весь этот месяц то и дело бесил, раздражал, надоедал своим присутствием. А сейчас я был бы рад всему этому? Господи, какого хуя происходит?» — все эти несуразные мысли отказываются покидать его голову. Помещение погружается в звенящую тишину. Время будто бы замораживается, хотя где-то отдалённо тикают часы, говоря совершенно об обратном. Феликс не отрывает от Хёнджина глаз, надеясь каким-то магическим способом прочитать то, о чём тот думает. Внезапно Хёнджин устанавливает с ним зрительный контакт. Кажется, впервые за эти дни. Дыхание спирает от проницательного взора. А потом на лице напротив возникает уже позабытая хитрая ухмылка. Как он по ней скучал. Буквально за несколько секунд Хёнджин превращается в того самого Хёнджина, что ранее приставал к сержанту, осыпая подкатами и комплиментами. Его облик будто краски приобретает, а взгляд становится оживлённым и внимательным, вызывая волну мелких мурашек по всему телу. — Феликс, — томно, но с оттенком искреннего любопытства зовёт Хёнджин, прищуриваясь. — М-м? — слишком быстро отзывается Феликс с толикой надежды. — Ты тянешь время? — отталкивается от дверного косяка, становясь ровно, и вальяжно убирает руки в передние карманы штанов. На этот вопрос Феликс предпочитает промолчать, мысленно умоляя Хёнджина считать все его эмоции, как он обычно это делает. Кажется, что теперь его может кто угодно прочитать как раскрытую книгу. Ему так надоело уже прятать все свои чувства, а вина за то, что он так по-свински поступил с Хёнджином, подтолкнула его к раскрытию истинного себя. Наверно, более откровенного взгляда, чем его, не существует вообще. Хёнджин спустя минуту молчания заметно расслабляется и даже веселеет, из-за чего сердцебиение разгоняет скорость почти до предела физической нормы. Он нарочно приближается неспешно, с каждым шагом светлея ещё больше. Заинтересованно склоняет голову набок, как всегда делал до этого. Феликс и предположить не мог, что, завидев Хёнджина в привычном образе соблазнителя-искусителя, желание растечься лужицей встанет поперёк горла, мешая полной грудью дышать. Возможно, его так сильно ведёт, потому что сегодня был весьма трудный день: ему пришлось неоднократно чувствовать нарастающий страх и адреналин. На самом деле, он безумно устал, однако тело по непонятным причинам готово пуститься впляс, если вести будет Хёнджин, крепко держа в кольце из своих рук. Когда между ними остаётся никчёмных двадцать сантиметров, тот тормозит, с головы до ног оценивающе осматривая. Феликс нервозно сглатывает и замечает, как Хёнджин прослеживает движение его кадыка. От этого ещё сильнее плохеет. — Феликс, — негромко, на грани слышимости. — Почему ты всё ещё здесь? А он не отвечает, ведь вопрос эхом разносится где-то в его сознании. В солнечном сплетении всё пылает. Соображать нормально совсем не получается. — Я думаю, тебя останавливают твои же чувства, — непосредственно заявляет он, на что Феликс глупо моргает. — Чувства? — в голосе лёгкая дрожь, как и в коленях, но её даже не пытаются скрыть — бесполезно. — Да, — задумчиво кивает, хотя пухлые, до невозможности притягательные губы уже растягивают в самодовольной улыбке. — Твои истинные чувства ко мне. Феликс успевает сделать лишь один спасательный глоток воздуха, как Хёнджин вдруг оказывается в миллиметре от его лица; нежно, но решительно кладёт широкую ладонь на затылок, надавливая, и жадно целует. Разум Феликса теряется, однако у его тела собственная жизнь. Губы призывно раскрываются и позволяют другим властно сминать их. Он вплотную прижимается к Хёнджину, который в тот же миг цепко обхватывает его стройную талию свободной рукой. Феликс задыхается, но продолжает отзываться на каждый пылкий поцелуй с точно таким же рвением. Пальцы интуитивно находят длинные волосы и нетерпеливо зарываются в них, путая и оттягивая пряди. Поцелуй углубляется. Язык Хёнджина очерчивает контур его губ и толкается внутрь, минуя ряд зубов и подцепляя язык Феликса. На секунду отстраняются, чтобы глубоко вдохнуть и выдохнуть, затем вновь соединяют уже припухшие и покрасневшие уста. Жар собирается в центре груди и постепенно распространяется по всем конечностям, заставляя кровь приливать к щекам, отчего они будто бы взаправду горят. Феликс словно опьянён. Его мозг вконец перестаёт работать, собирает чемоданы и отправляется в продолжительный отпуск, оставляя бедного, ничего не соображающего парня на растерзание этому хищному зверю, что начинает кусаться, втягивая в свой рот то верхнюю, то нижнюю губу. Звонкие причмокивания доносятся до слуха словно сквозь толщу воды. Поцелуи становятся всё более развязными и дикими. Феликс сильнее притягивает к себе Хёнджина за шею, хотя между ними и так нет никакого пространства. Руки грубовато скользят по его телу, хватаются за края джинсовой куртки и стягивают её. Он помогает избавится от элемента уличной одежды, а за ней на диван летит и кобура с пистолетом. Хёнджин располагает до головокружения горячие ладони на шее Феликса, который ещё сильнее начинает сгорать изнутри. Кровь бурлит в венах, сердце стучит в сумасшедшем ритме. От незнания, куда деть собственные руки, он опускает их на чужую талию, поглаживая бока вверх-вниз. Футболка задирается от его действий, поэтому вспотевшие ладони ныряют под неё и касаются разгорячённой кожи. Хёнджин мычит прямо в губы, потом слизывает с подбородка маленькую струйку слюны и опять погружает юркий язык в жаркий рот. У Феликса в голове только пустота. Всё внимание сосредотачивается на ощущениях. Ему нравится, как гладкая кожа приятно чувствуется под подушечками его пальцев, когда он водит руками по спине Хёнджина, ощущая перекатывающиеся мышцы. У него никогда не было чего-то более развратного, чем происходящее в данный момент. Его никогда не старались возбудить вот так. Приходит осознание, что ему по душе чувствовать некую власть над собой. «Господи, что же ты со мной вытворяешь, Хёнджин? Пиздец.» Атмосфера вокруг них возгорается как от пожара. Становится невыносимо душно. Поэтому Хёнджин отрывается и рывком снимает с себя футболку, отбрасывая на диван к остальным вещам. Феликс застывает и помутневшим от вожделения взглядом рассматривает подкаченное тело напротив. Вокруг рта и так всё в слюнях, но под языком вновь и вновь образуется вязкая железа, вынуждая постоянно сглатывать. Он дотрагивается до чужой груди, оглаживая все неровности и мысленно сходя с ума от этой красоты. Хёнджин накрывает его ладони своими, сжимая, и мягко улыбается детскому любопытству. Затем перемещает его руки на надплечья для опоры, когда он надёжно обнимает его и поднимает вверх, придерживая под ягодицами. Феликс охает, но вовремя догадывается обвить ногами таз и окольцевать шею, прижавшись максимально близко. Оба хихикают слишком мило для сложившейся ситуации. Сеанс поцелуев возобновляется, только теперь нежных и тягучих. Невероятным образом они оказываются в спальне, задев все косяки и углы по пути. Хёнджин как можно аккуратнее опускает Феликса на прохладные простыни, что чуть притупляют страсть, и нависает сверху. Снова целуются, не переставая трогать и гладить друг друга. Вскоре футболка Феликса отлетает в сторону, и Хёнджин с упоением припадает губами к основанию шеи. Движется дорожкой влажных поцелуев к уху, облизывает мочку и засасывает её, вырывая первый надрывный стон. Ухмыляется и продолжает проделывать различные махинации с ушной раковиной, доводя чуть ли не до исступления. Феликс цепляется за сильные плечи и в спине прогибается, когда Хёнджин приступает выцеловывать его ключицы, плавно переходя на высоко вздымающуюся грудь. Обхватывает губами затвердевший сосок и посасывает, заставляя прерывисто постанывать. Уделяет время и второму сморщенному соску, обводя языком потемневший ареол. Пальцы Феликса снова путаются в длинных волосах, царапая короткими ногтями кожу головы. Хёнджин спускается ниже, не отрываясь от красивого тела. — Джинни, — уменьшительно-ласкательная форма имени вырывается из горла сама по себе, но оба предпочитают не зацикливаться на этом слишком долго. — Что такое, солнце? — неожиданное прозвище заставляет сердце в грудной клетке подпрыгнуть и взволнованно затрепетать. В желудке что-то странно сворачивается, замирая. Хёнджин оставляет нежный поцелуй возле пупка, успев уже вылизать все слабо-выделяющиеся кубики пресса по отдельности, и подтягивается, чтобы с чистой добротой посмотреть в слезящиеся от возбуждения глаза. — Солнце? Феликс, захлебнувшись прекрасным видом, зажмуривается и агрессивно вертит головой, потому что сам не понимает, зачем позвал. Просто захотелось. Захотелось испробовать имя на языке во время стенания. Хёнджин, очевидно, разделяет с ним одни и те же чувства, поэтому тепло улыбается напоследок и опять опускается, возвращаясь к тому, чтобы исцеловать и искусать весь подтянутый живот. Феликс извивается на смятых и уже не таких холодных простынях, то и дело сжимая и наматывая блондинистые волосы на свои кулаки. Он словно погружается в беспамятство, ощущая лишь обжигающие и дарящие трепет прикосновения. Из-за этого не сразу осознаёт, что его член наливается кровью и затвердевает едва ли не до каменного состояния. Феликс шипит, задыхаясь, когда Хёнджин дотрагивается до него и гладит через слои одежды. Рана на голове даёт о себе знать, распространяя по телу еле заметные пульсации ноющей боли, но всё это отходит на второй план. Его джинсы расстёгивают и стягивают с худых ног вместе с носками. В этот небольшой промежуток времени у Феликса получается спокойно выдохнуть и чуть успокоиться. После штанов сразу же следуют трусы, и вот на этом моменте какие-то клетки разума всё-таки включаются. А позже и вовсе охватывает лёгкая паника, когда его ноги раздвигают и оказываются между ними. — Хёнджин, — взволнованно пыхтит он, интуитивно сжимаясь и пытаясь свести колени обратно. — Стой, подожди, я к этому не готов, — просьба сравнима с мольбой. — Тише, Феликс, солнце, всё хорошо, — наваливается на испугавшегося парня, заключая в нежные объятия и невесомо целуя в висок. — Мы без проникновения. Я и без этого могу довести тебя до точки невозврата, — ухмыляется похотливо, облизываясь, и мягко массирует его плечи, чтобы расслабить. Феликс даёт согласие не сразу, только после того, как начинает ощущать спокойствие в кольце из чужих рук. Хёнджин, всё-таки получив зелёный свет, вновь мило улыбается и глубоко целует, возвращая прежний настрой. После он сползает обратно вниз, а Феликс едва ли рассудок не теряет, когда пред ним предстаёт настолько развращённая картина: Хёнджин, удобно расположившись между раздвинутых ног, облизывается нарочито медленно и чертовски соблазнительно. Следует дьявольская ухмылка, от которой сердце замирает, а уже через мгновение его истекающий природной смазкой член обхватывает ладонью, вырывая грудной стон. Хёнджин оставляет смачный поцелуй на алой головке, а затем кончиком языка обводит её контур, пробуя предэякулят на вкус. Феликс шмыгает носом и закатывает глаза от наплывшего блаженства. Проворный язык очерчивает каждую вздутую вену и тычется в уретру. Он слегка отстраняется, проводит кулаком вдоль члена и приятно трёт уздечку. Затем широко раскрывает рот и погружает в него чувствительную головку, плотно смыкая губы вокруг горячей плоти; приступает качать головой, не забывая создавать вакуум щеками. Феликс протяжно выстанывает его имя и приподнимается на локтях, чтобы наблюдать за тем, как собственный член наполовину пропадает в чрезмерно влажной и жаркой полости рта. С приоткрытыми устами, с которых непрерывно срываются тихие, но такие сладостные постанывания, он пробегается расплывчатым и рассеянным взглядом по лицу Хёнджина. Длинные блондинистые локоны так божественно ниспадают, хотя сам обладатель всё время пытается убрать их назад, ведь те мешаются. Феликс, честно, хочет помочь: собрать волосы в кулак и придержать во время процесса, однако всё, на что способно его тело, так это упасть на подушки и продолжить самозабвенно наслаждаться. Хёнджин отрывается от члена; тоненькая ниточка слюны протягивается от головки до блестящих пухлых губ. Он нежно мнёт тестикулы пальцами, потирая мошонку, и уделяет внимание раздвинутым бёдрам: целует с внутренней стороны, покусывая гладкую кожу и оставляя на ней мокрые и розоватые следы. Феликс жадно хватает воздух ртом, изгибаясь и извиваясь будто в агонии, но таз старается удерживать на месте, потому что нет желания ненароком заехать ногой прямо по прекрасному лицу Хёнджина, что не прекращает мучать его бёдра, неспешно переходя к коленям. Похоже, тот всерьёз намеревается поцеловать каждую часть его тела. Феликс ловит яркие вспышки перед глазами и запрокидывает голову, стоит Хёнджину сильнее присосаться к коже бёдра возле промежности. Он прикусывает губу и удовлетворённо мычит, стирая со лба проступившие капельки пота и оставляя на нём свою ладонь, что не даёт светлой чёлке прилипать к лицу. Хёнджин творит невообразимые вещи, от которых Феликс готов на стену лезть, умирая от удовольствия. Возможно, так происходит из-за того, что у него было очень мало секса за все двадцать шесть лет жизни и что последний раз был неизвестно когда. Однако факт остаётся фактом — Хёнджин настоящий бог в постели. Внезапно тепло пропадет, заставляя снова приподняться и растерянно поморгать. Осознание приходит моментально, когда взгляд зацепляется за руки, что расстёгивают сначала пряжку, а потом уже и саму молнию на штанах. Те оказываются в мгновение ока где-то на полу. Боксёры проделывают тот же самый путь. Теперь Хёнджин предстаёт пред ним абсолютно голым. Феликс с обожанием пробегается взором по открывшимся частям тела и сокрушённо вздыхает. Тот игриво вздёргивает брови несколько раз и подходит к тумбочке, чтобы достать небольшой бутылёк. Вновь взбирается на кровать, осторожно берёт его за руку и молча меняет их местами, притягивая к себе. Обнаружив себя сидящем на упругих бёдрах, Феликс чувствует прилив новой волны невыносимого жара. Его хватают за колени и придвигают вплотную. Два члена соприкасаются, чем побуждают обоих томно простонать. Снова лицом к лицу. Губы соединяются в крепком поцелуе, который за несколько секунд превращается в дерзкий и страстный. Феликс обнимает Хёнджина за шею, с упоением зарываясь в настоящий беспорядок из волос на голове, пока тот окольцовывает его талию и прижимает ладони к спине, располагая одну на пояснице, вторую — между выпирающих лопаток. Они целуются умопомрачительно, лаская языки друг друга. В момент, когда Феликс начинает непроизвольно ёрзать, желая получить такое необходимое трение, Хёнджин отрывается от него, дотягивается до лубриканта и открывает крышку с характерным звуком, наливая некоторое количество смазки прямо на их прижатые друг к другу члены. Феликс шипит от слабой прохлады и невольно виляет тазом. Хёнджин отбрасывает бутылёк в сторону и опять тесно обнимает, оставляя правую руку между их животами. В очередной раз затягивает в грязный поцелуй и, не глядя, обхватывает оба ствола одной широкой ладонью, принимаясь равномерно распределять смазку и смешивать её с другими телесными жидкостями. Голова идёт кругом. Под прикрытыми веками как будто сверхновые взрываются, рождая новые галактики. У него больше не выходит целоваться, потому что низкие стоны не перестают вырываться из его горла и груди, поэтому он прислоняется своей щекой к чужой, замирая. Хёнджин обнимает крепче, оставляя лёгкий поцелуй за розовым ухом, и начинает им обоим надрачивать, тихо рыча в ответ на свои же махинации. Феликс закатывает глаза от невероятных звуков, что раздаются ему в самое ухо. Бёдрами сами двигаются навстречу движениям руки, проталкивая член как можно дальше и резче в сжатый кулак. Тот яростно сопит и ловко выворачивает кисть, вызывая мелкие разряды по всему телу. Пальцы на ногах поджимаются от накрывшего восхищения. Внизу живота мучительно сладко тянет, пылающий жар скапливается в паху, грозясь в любую минуту взорваться искрами неподдельного наслаждения. Нескончаемые стоны становятся громче, ударяясь от стены и вырываясь за пределы комнаты. Сознание плывёт, не позволяя думать даже о надвигающемся оргазме. С каждым резким, беспорядочным движением руки Хёнджин медленно, но верно подталкивает одурманенного всепоглощающей страстью Феликса к самой грани, вынуждая опасно ходить по краю. Он глубоко вдыхает, смаргивая хрустальные слёзы, которые появились из-за чрезмерной эмоциональности. И буквально через полминуты его пронзает небывалой судорогой, сопровождаемой ярким оргазмом. Феликс напрягается, прижимаясь сильнее к вспотевшей и разгорячённой груди, и изливается на их животы. Хёнджин же, преследуя собственный финал, продолжает водить рукой вверх-вниз, не оставляя в покое член Феликса, тем самым практически выдаивая его сперму. Он скулит от повышенной чувствительности, однако из-за резко окутавшей усталости не в силах сдвинуться с места и уйти от торопливых прикосновений, приносящих неприятные ощущения. Вскоре кончает и Хёнджин, пачкая их тела своим эякулятом. Он облегчённо выдыхает и утыкается лбом в острое плечо. Оба пытаются восстановить сбившееся дыхание и отойти от пережитого крышесносного оргазма, продолжая находиться всё в той же позе. Феликс шумно шмыгает носом, из-за чего Хёнджин мягко отодвигает его от себя, чтобы узнать, что случилось. Но когда видит совершенно спокойное, но ужасно красное лицо, на котором теперь почти не заметны милые веснушки, то расслабляется и тепло улыбается уголками губ. Любовно поправляет взмокшую чёлку чистой рукой, а затем аккуратно стирает с щеки мокрую дорожку, что оставила после себя одинокая слеза. — Какой чувствительный мальчик, — хрипло лепечет он, расплываясь в ещё более широкой улыбке. — Я же сказал, что доведу тебя до точки невозврата, — говорит слишком гордо, отчего мгновенно получает слабый удар в плечо. Прежде чем Феликс издаст возглас возмущения, Хёнджин целует его, ласково сминая губы, истерзанные и опухшие из-за многочисленных яростных поцелуев. Как ни странно, к нему с удовольствием льнут и отвечают. Они целуются медленно и долго. Очень долго. За это время сперма на их животах успевает подсохнуть. Феликс морщится от ощущения липкости, кое-как сползает с чужих колен и поднимается на подрагивающие ноги. — Я в душ, — предупреждает он и, даже не удосужившись услышать ответ или увидеть согласный кивок, направляется в ванную, по пути захватив ночную одежду из своего рюкзака, что остался в гостиной на диване. Под напором тёплой воды в голове возникает лишь один вопрос: «Какого хуя сейчас произошло?» Но он слишком вымотался за весь день, чтобы рассуждать о причинах случившегося несколькими минутами ранее и о последствиях данных действий. Всё завтра. Феликс подумает обо всём завтра. После него ополоснуться идёт Хёнджин, предварительно расстелив постель и поменяв простынь, на которой они увлечённо предавались пламенной страсти. Не задумавшись ни на секунду, Феликс падает на кровать и кутается в летнее одеяло, желая поскорее заснуть. Хёнджин возвращается через четверть часа и искренне улыбается мило посапывающему в подушку Феликсу. Он спешит присоединиться к нему, перед этим выключив свет во всех комнатах. Ложится рядом и обнимает со спины, совершенно не представляя, как его встретит завтрашний день…