***
Прогноз обещал сегодня жаркую погоду, но из-за облаков и ветра показатель на градуснике еле как доходит до отметки двадцать три. Несмотря на это, в здании юридической компании, да и на самой улице ощущается духота, поэтому все окна приоткрыты. Вид с семнадцатого этажа открывается потрясающий. Джисон всё смотрит и никак наглядеться не может. Возможно, рассматривая другие высотки, он надеется абстрагироваться от проблем, которые ни на секунду не перестают на него оказывать моральное давление. Сегодня четверг, и Джисон весь на нервах с самого утра. У него чуть инфаркт не случился, когда, проснувшись, он не обнаружил рядом с собой Минхо. Из-за стресса совсем позабыл, что тот — любитель просыпается пораньше и заботливо идти готовить завтрак. Отрешённый взгляд отрывается от окна и переводится на директора, что сидит за своим столом и разгребает документы, которые ему успели накидать за всё то время, пока он отлучался в туалет. Джисон ставит локоть на ребро низкой спинки кожаного диванчика и ладонью подпирает щёку, любуясь возлюбленным. Обед закончился полчаса назад, однако он не спешит покидать этот кабинет. Если честно, Джисон заходит сюда чуть ли не каждый час, чтобы убедиться, что с Минхо всё в порядке, хотя вряд ли киллер Чана рискнёт пробраться в охраняемое здание. Но волнение такое сильное, что невозможно противиться желанию заглядывать сюда с проверкой. В очередной раз Джисон залипает на чужие черты лица. Он должен уже наизусть знать каждую деталь внешности любимого, — по правде, так оно и есть, — но ему всё равно нравится постоянно разглядывать его, пытаясь найти что-то новое. У Минхо очень милая родинка на носу, а его длинные ресницы способны удержать зубочистку. Невероятно. О его танцах можно часами говорить. Минхо теперь частенько пританцовывает, когда Джисон остаётся у него в квартире. Наверно, это из-за того, что он закидал его комплиментами после первого показа, о котором просил в прошлую субботу перед тем, как уйти к Чану. Ли Минхо — действительно фантастическая личность. Ему бы на большой сцене выступать, а не здесь тухнуть, разбираясь с делами компании. — Судже, ты пялишься, — не отрывая внимательного взора от бумаг, говорит Минхо и не сдерживает маленькую улыбку. Джисон лукаво усмехается, удобно устраиваясь на диване полубоком. — Хочу и пялюсь, — мычит и кокетливо склоняет голову, позже полностью укладывает её на спинку диванчика, чуть съезжая вниз. — Почему ты вообще здесь? У тебя нет работы? Могу поделиться, — он не звучит упрекающе или возмущённо, ведь питает чудовищную слабость к своему парню, которую с каждым днём всё сложнее и сложнее скрывать ото всех. — Я уста-ал, — наигранно хнычет и утомлённо ложиться вдоль сиденья, подкладывая под правую щёку прижатые друг к другу ладони. — Я тоже, но деньги сами себя не заработают, — Минхо, наконец-то, отлипает от своих бумажек и смотрит чересчур томно. — Брысь отсюда, — сказано по-доброму, однако Джисон всё равно обиженно губы выпячивает, хмурясь. — Я сокращу тебе зарплату, если выпендриваться будешь. — Бука, — фыркает, иронично закатывая глаза, и с преувеличенно тяжёлым вздохом поднимается с хорошо нагретого места. Разминает руки, шею и плечи, издавая характерные звуки хрустящих костей, от чего Минхо противно морщится. Джисон правда устал переживать, но без этого никак. Этот мужчина ему слишком дорог. Один лишь неверный шаг и он может потерять его. Хёнджин обещал помочь ему с этой задачей, но тот молчит. Придумать план, когда даже не знаешь, чего ожидать, просто невозможно. Поэтому в любом случае придётся действовать по интуиции. Стоит ему сделать всего лишь пару шагов в сторону выхода, как его тут же окликают: — Судже, возьми-ка эти документы. Их нужно в архив отнести, — Джисон мучительно стонет, но всё же разворачивается и подходит к столу, готовый забрать необходимые бумаги. — Сюда подойди, — сдержанно произносит директор, небрежно махнув кистью на пространство рядом с собой. Джисон возводит глаза к потолку и вяло плетётся, куда ему велели. Нужно ещё кофе выпить. И неважно, что это будет уже третья кружка за сегодня. Джисон оказывается рядом с Минхо и ожидает каких-нибудь пояснений по поводу документов, однако тот внезапно встаёт со стула и прижимает его к столу, обнимая за талию и целуя. Он на миг теряется, но, сориентировавшись, с удовольствием отвечает на трепетный поцелуй, обвивая шею руками. Губы сминают нежно, а язык лишь мельком скользит по ним, чтобы подразнить, отказываясь давать большего. Ли Минхо — подлый хитрец. Он прознал, что его парень мгновенно заряжается энергией, когда они с упоением целуются, обнажая искренние чувства. А Джисону так хотелось пострадать и поныть… Минхо мягко прикусывает его нижнюю губу, оглаживая спину вдоль позвоночника и натирая поясницу. Джисон жмётся ближе, начиная думать о том, чтобы отдаться целиком прямо сейчас, но тот отрывается и принимается ласково расцеловывать всё лицо, уделяя особое внимание любимым щекам. Он радостно хихикает, покорно подставляясь под хаотичные прикосновения губ. Потом Минхо отстраняется и обхватывает своими горячими ладонями скулы, заставляя посмотреть в глаза. — Милый, хочешь, мы можем устроить сегодня романтический вечер? — едва ли не мурлычет Минхо, чьи зрачки практически сверкают от переполняющей любви и заботы, а большие пальцы ласкают гладкую кожу под нижним веком. — У нас каждый вечер романтический, ангел, — весело хмыкает, обводя указательным пальцем контур соблазнительных губ, которые только что увлечённо целовал. Минхо немного раскрывает рот и прикусывает кончик фаланги, ненарочно задевая его языком. — Но от чизкейка не откажусь, — тот ярко улыбается, тихо смеясь. Джисон возвращает ему такую же счастливую улыбку и с нежностью притягивает за затылок, чтобы ещё раз поцеловать. После он забирает документы, которые нужно отнести в архив, и покидает кабинет. Проходя мимо стола секретаря, замечает хитрую ухмылку Джису, предпочитая её гордо проигнорировать. Оставшаяся часть дня проходит довольно в спокойной обстановке. Ну как… Джисон не один раз путается в работе из-за дикого волнения, поэтому приходится по несколько раз исправлять ошибки, часто перепечатывая бланки. Удивительно, что у него вообще получилось влиться в профессию бухгалтера. С учётом того, что он даже старшую школу не окончил. У него нет высшего образования. Никакого. Но в резюме Шин Судже было сказано обратное. Поэтому Джисон боялся, что его раскроют и что понадобиться новая тактика, чтобы успешно выполнить заказ. Его не раскрыли. Вот только изначальный план всё равно потерпел крушение, ведь он по уши влюбился в свою жертву, которую теперь всеми силами пытается уберечь от собственной организации. У него почти паника случается, когда Минхо отпускает свою охрану по домам и сам садится за руль. Сейчас Джисон единственный, кто может защитить его… До квартиры Минхо они добираются без происшествий. Всю дорогу Джисон глядел во все глаза, чтобы быстро среагировать на опасность, но всё было в порядке. Настораживает. У него с собой только складной нож, потому что припрятанный пистолет его возлюбленный уж точно обнаружил бы. Минхо не раз интересуется его странным поведением, но он всегда отмахивается, проклиная себя за то, что так плохо скрывает эмоции. Тот грустно кивает в знак понимания, оставляя его в покое. Они выходят из машины; Джисон то и дело оглядывается, мгновенно вставая рядом со своим парнем и готовясь в любой миг начать обороняться. Заходят в подъезд, где, как назло, перегорела одна из лампочек, и теперь свет в этом месте слегка приглушён. В лифте Минхо делает попытки как-нибудь разговорить его, однако ему отвечают на шутки отстранённо, крепко держа ладонь в собственной и невольно заставляя её потеть. У него плохое предчувствие, но он надеется, что это всего-навсего паранойя из-за нервов. Когда лифт подъезжает к нужному этажу, на телефон приходит сообщение, содержащее в себе только три слова. 17:31. Хван, Минхо нельзя домой «Пиздец.» Полностью осознать весь ужас выходит тогда, когда Минхо вводит код на панели. «Блять.» Сердце тревожно колит, а поперёк горла будто толстая палка материализуется. Джисон не успевает его остановить и отговорить; железная дверь открывается. Он бросается чуть ли не первее самого хозяина квартиры, однако внутри нет ничего необычного. Замирает посередине прихожей, отдалённо слыша в ушах собственное учащённое сердцебиение и ощущая дрожь в кончиках пальцев. Тяжело сглатывает, судорожно бегая глазами по помещению. — Милый, ты чего? — мягко спрашивает Минхо, подходя сзади и беря за руку, и старается разгадать причину встревоженного выражения лица возлюбленного. — Весь день сам не свой, — свободной кистью приглаживает слегка растрёпанные волосы на затылке и чешет за ухом. Потом вдруг непонимающе нахмуривается, обводя взглядом просторную прихожую. — А где дети? Он начинает движение вперёд, намереваясь отпустить чужую ладонь, но у Джисона хватка стальная. Минхо идёт по коридору, ласково зовя своих котов, которые обычно встречают их по возвращении. Он передвигается небыстро, но не пытается быть тихим или осторожным, как это делает Джисон, который сжимает его пальцы и осматривается. Проходя мимо двери, ведущей в спальню, он не обращает внимание на одну важную деталь. Только когда они доходят до комнаты котов, до него кое-что доходит. Джисон отчётливо помнит, что дверь в спальню была открыта, когда они сегодня утром покидали квартиру. Но сейчас та закрыта. Он оглядывается, нервозно сглатывая. Вторая деталь, которая вынуждает мерзких мурашек зашевелиться по спине, — коты оказываются запертыми в своей комнате, хотя Минхо никогда их там не оставляет, когда уходит из дома. — Что за хуйня? Я не закрывал их тут, — полнейшее недоумение рождается на лице мужчины, стоит им услышать жалобное мяуканье с той стороны стены. — Как так вышло? Минхо открывает деревянную дверь, сразу же кидаясь к своим пушистым детям и начиная их гладить. Джисон на секунду отвлекается и умиляется представшей картине: его любимый сюсюкается с котами, бормоча всякие нежности и извиняясь за то, что они так долго находились взаперти. Однако воспоминания об опасности моментально возвращают его в реальность, нанося болезненный удар по сердцу и душе. Оборачивается, даже отсюда ощущая надвигающуюся угрозу, исходящую из спальни. Джисон и предположить не может, кого к нему подослал Чан. Он с другими киллерами не особо контактирует, только в стенах штаба, а за его пределами они предпочитают делать вид, что друг друга знать не знают. Становится вдвойне страшно из-за абсолютной неизвестности. — Минхо, — зовёт на грани шёпота, мгновенно привлекая чужое внимание. — Что? — в образовавшейся тишине этот вопрос звучит весьма громко, поэтому Джисон подскакивает к нему и прижимает указательный палец к его прекрасным губам. — Тихо, — присаживается, чтобы оказаться на одном уровне. Заключает лицо любимого в кольцо из собственных ладоней, заставляя смотреть аккурат в глаза. — Пожалуйста, сиди здесь и не высовывайся, что бы не случилось, — едва ли не умоляет, заламывая брови. — Что? Зачем? Что происходит? — шепчет Минхо, демонстрируя лёгкий испуг и полное непонимание происходящего, а его кадык несколько раз подряд дёргается. — Тебе угрожает опасность, поэтому ты должен спрятаться здесь вместе с котами, — старается говорить уверенно, таким способом надеясь внушить доверие, хотя тело как будто знобит, что не есть хороший знак. Необходимо взять себя в руки, ведь, очевидно, ему придётся драться, чтобы спасти Минхо, который в данный момент растерян до невозможности. — Опасность? О чём ты говоришь? — хрипит, начиная не на шутку пугаться. Коты труться о его ноги и мурлычут, ища ласки, но их хозяин пребывает в шоке, не давая им желаемого. — Прошу, просто доверься мне. Я потом всё объясню, — голос звучит плаксиво, но Джисону всё равно. Самое главное, чтобы тот послушался и не лез на рожон. Ему будет в сто крат спокойней, если возлюбленный будет находиться в этой комнате и не будет маячить где-то рядом — так его будет сложнее защитить. — Х-хорошо, я буду здесь, обещаю, — прерывисто выдыхает, кивая, чем ещё раз подтверждает своё согласие подчиниться просьбе. Джисон улыбается уголками губ и отчаянно целует Минхо, с полной отдачей, чувственно, словно в последний раз. Никто не знает, как закончиться сегодняшний день. Может быть, это и правда последний раз, когда он дарит искренний поцелуй своему любимому. Неохотно отстраняется, не желая отпускать, поднимается с пола, напоследок кинув одновременно обеспокоенный и грустный взгляд на Минхо, что потерянно сидит в окружении милых Суни, Дуни и Дори, и выходит в коридор, аккуратно закрывая дверь. Как жаль, что нет замка. От этого тревога возрастает до максимальной точки. Глубоко вздохнув и собрав все мысли в одну большую кучу, Джисон достаёт из кармана нож, раскладывая и держа наготове. Старается ступать по ламинату бесшумно, чтобы создать хоть какой-то эффект неожиданности. Притаившийся человек в спальне точно знает, что пришло двое, но догадывается ли он, кем является спутник хозяина квартиры? Хотелось бы думать, что нет. По мере приближения к комнате воздух как будто тяжелеет с каждым шагом; становится труднее дышать; сердце стучит как сумасшедшее, уходя то в пятки, то в горло и перекрывая не только дыхательные пути, но и совсем абстрагируя от ненужных размышлений. Поздно гадать, надо действовать по ситуации. Около проклятой двери пол предательски скрепит, из-за чего Джисон чуть не взрывается. «Блять, как же я не хотел втягивать во всё это дерьмо Минхо, который совершенно не заслуживает подобного. Ну вот кому нужна его смерть? Мафии? Что этот невинный человек сделал мафии? Он в приюты для животных и благотворительные фонды деньги отправляет!» — Джисон надеется, что вскоре сможет во всём разобраться. Конечно, после того, как устранит нынешнюю проблему. Опускает вспотевшую ладонь на ручку, нажимая вниз, и медленно толкает дверь от себя. В комнате темно. Через небольшой проём никого невидно. Затем он скашивает глаза в противоположную сторону и вглядывается в щель между дверным полотном и петлями. Свет, исходящий от ламп в коридоре, позволяет увидеть чей-то чёрный силуэт. Джисон получше перехватывает рукоять ножа и резко открывает дверь почти нараспашку, перешагивая порог, но глубже не заходя. Затаившийся человек, видимо, всё ещё ждёт от него следующего шага, хотя, наверное, догадывается, что его давным-давно рассекретили. Помедлив, Джисон решительно наваливается на деревянную поверхность, планируя придавить того, кто притаился за ней. Однако человек оказывается вовсе не глупым, поэтому у него получается быстро сориентироваться и отскочить вбок так, что дверь задевает лишь ногу. На удивление, этого вполне хватает, чтобы выбить его из колеи на миг, и Джисон резво подскакивает к нему, приставляя острое лезвие к шее. Их глаза встречаются. — Крис? — неверяще произносит, теряясь. — А говорил, что наедине с ним остаться не можешь, — зло шипит Чан, по-зверски облизываясь. — Сукин сын. Чан ударяет его кулаком в живот, отталкивая. Джисон моргает, приходя в себя, но тут ему прилетает ещё один удар прямо в печень, отчего он болезненно морщится и пыхтит, выпуская нож из пальцев. Следующую попытку нанести вред у него получается предотвратить, перехватив чужое запястье и ударив в сгиб локтя. Чан глухо мычит, однако моментально соображает и, схватив за воротник пиджака, вышвыривает его в коридор. Джисон понимает, что тот физически сильнее, поэтому придётся акцентировать внимание на ловкости. Чан выходит следом, излучая гнев и раздражение, которые практически можно потрогать. Он вцепляется в его волосы и тянет вверх, вынуждая подняться. Джисон, приняв решение игнорировать боль, насколько это вообще возможно, бьёт в низ живота. Тот скручивается, выпуская тёмные пряди, но, почти мгновенно очухавшись, снова налетает на него, окольцевав руками талию и уперевшись виском в грудь, и жёстко припечатывает к стене. Джисон стукается затылком о жёсткую поверхность, отчего перед глазами на несколько секунд всё расплывается, а по всему телу проходиться волна ужасно неприятных ощущений; даже подташнивать начинает. Он, встряхнув головой, принимается со всей мощи колотить мужчину по спине кулаками, пока его ударяют в рёбра. Затем пытается применить удушающий приём, обхватив чужую шею одной рукой сбоку, однако тот молниеносно выворачивается, опять толкая в стену. — Ты умрёшь первым, — Чан достаёт пистолет, который всё это время находился за поясом его джинс. — Я не хотел, но ты сам виноват. Нужно было слушаться, — направляет на него ствол, показательно кладёт ладонь на верхнюю часть затвора и дёргает до упора, отпуская, отчего раздаётся характерный щелчок. — Не стоило портить мне планы. Когда он уже почти нажимает на спусковой крючок, Джисон оживает и отбивает руку с оружием, хватая за запястье и плечо, чтобы выполнить захват. Ещё чуть-чуть и у него бы получилось это сделать, однако Чан оказывается проворнее и крутится вокруг своей оси, намереваясь таким образом отцепить его. В итоге они перемещаются в прихожую. Чан, лишившись пистолета, что выскочил у него, когда ему всё-таки на секунду смогли больно скрутить руку, наносит серию ударов, целясь одновременно и в голову, и в шею, и в грудь. Джисон через раз-два успевает ставить блок, но отвечать не получается. Он на мгновение отключается, улавливая белый шум в ушах, когда ему с невероятной силой бьют куда-то в скулу, и отшатывается назад, врезаясь в комод, тем самым получая ещё и по пояснице. — Правда думал, что сможешь противостоять мне? — едко смеётся и практически расслабленной походкой идёт за своим оружием, что отлетело к дверному проёму кухни. — Какой же ты наивный дурак. Так ещё и слабак, — злорадствует Чан, присаживаясь на корточки и поднимая пистолет. Стоит ему выпрямиться, как Джисон со всей скорости влетает ему вбок, отталкивая в сторону и роняя на пол. Пока Чан говорил, он смог поднабраться энергии, несмотря на то, что на нём почти не осталось живого места. С яростью ударяет его в челюсть, слыша хруст, и давит всем весом на кисть, чтобы тот выпустил из руки оружие. Чан ослабляет хватку, однако в следующее мгновение переворачивается и скидывает Джисона с себя. У него ссадина на левой щеке, а у Чана, похоже, челюсть сломана. Даже если и нет, то хотя бы губы разбиты в мясо. — Тварь, — вытирая кровь с подбородка, с ядом выплёвывает тот и вновь бросается на него. Джисон отползает, но за лодыжку его всё равно успевают схватить и притянуть обратно. Он разворачивается и пропускает удар, ощущая обжигающую боль в районе носа. В голове слышится сначала странный звон, а потом его рассудок обволакивает что-то вязкое и густое. Мучительно стонет, стараясь вырваться, но сразу же получает кулаком в правый бок. Чан садится ему на живот и хватает рукой за лицо, стискивая пальцами щёки с капельками алой жидкости, которая вытекает из разбитых ноздрей. — Вот на кой чёрт тебе сдался этот Минхо, а? Любви захотелось, да? — говорит через стиснутые зубы, являя дьявольский оскал. — Думаешь, такая паскуда, как ты, заслуживает счастья? Тебе оно не светит, мальчик мой, — злобно хохочет, обхватывая свободной ладонью его шею и принимаясь душить. — Только если срок в тюрьме. Но и до него ты вряд ли доживёшь. Джисон начинает задыхаться, поэтому пытается любыми способами освободиться от железной хватки, размахивая руками, чтобы достать до чужого лица и ещё раз врезать, но не выходит. Слишком далеко. Глаза, застеленные дымкой ещё от удара в нос, невольно закатываются от нехватки воздуха, а мозг потихоньку перестаёт соображать. Он кашляет, понимая, что через несколько секунд может отключиться насовсем. Но ему нельзя. Джисон пообещал спасти Минхо. И он выполнит своё обещание. Из последних сил сжимает руку в кулак и бьёт наугад, надеясь попасть в пах. И, к удивлению, попадает точно в цель. Он жадно глотает воздух и несколько раз зажмуривается, чтобы прийти в чувства; ударяет в солнечное сплетение и отталкивает пыхтящего Чана, державшегося за свои пострадавшие яйца. Джисон ощущает дрожь в конечностях, поэтому разрешает себе немного отдохнуть, чтобы перевести силы, пока тот тоже отходит от щемящей боли. Вскоре Джисон полностью приходит в сознание, отмечая, что мужчина напротив — тоже. Скулит от несправедливости, поворачивается немного, кряхтя от болевых ощущений, и замечает недалеко валящийся пистолет. Он подрывается и ползёт к нему на коленях, храбро терпя невероятно жгучую боль. Чан действует точно так же, только в полустоячем положении, еле как двигаясь на согнутых ногах. Кажется, что у него получится быстрее схватить оружие, но Чан наваливается прямо на него, опрокидывая на бок, и сам тянется за вещью. Джисон обхватывает его руками со спины и пытается остановить, однако тот мощнее, поэтому ему всё-таки удаётся схватить пистолет. Джисон проделывает то же, что и ранее: кидается вперёд, опускает ладони на его запястье и давит ими, перенося на них весь свой вес, чтобы мужчина не смог поднять оружие с пола. Чан, опомнившись, привстаёт на локте и хватает его за лохматые волосы, едва ли не выдирая их с корнями. Джисон несдержанно вскрикивает и громко шипит, но руки с чужой не убирает, осознанно выбирая страдания. Чан резко, вкладывая в это действие все свои оставшиеся силы, дёргает за взмокшие локоны так, что он в конце концов теряет равновесие и заваливается назад, выпуская из пальцев его покрасневшее запястье. На него только наводят ствол пистолета, как Джисон, мгновенно разобравшись в обстановке, наносит удар по руке ногой, выбивая оружие, и перекатывается вслед за ним. Чан бросается следом, рыча как бешенный зверь, и бьёт локтём в грудь, вынуждая весь воздух из лёгких выйти. Присутствует невыносимое желание просто сдаться, потому что уже голова трещит от адской боли во всех мышцах, конечностях, внутренних органов. И только навязчивая мысль о том, что, если он проиграет, то и Минхо отправиться в загробный мир прямиком за ним, удерживает его в сознании. Поэтому Джисон, превозмогая неприятнейшие ощущения, сковывающие телодвижения, поднимается и ударяет в почки, дезориентируя врага. Затем быстро доползает до этого дурацкого пистолета и разворачивается, направляя его на Чана, который, схватившись за ушибленное место, сидит на коленях в метре от него. Глаза пылают ненавистью, когда мужчина, невзирая на оружие в чужих руках, кидается на него, почему-то думая, что Джисон не выстрелит. Но он выстрелит. Безжалостно. Холодно. Не мешкая. Потому что Минхо очень важен для него. И если необходимо убить половину населения, чтобы обеспечить ему полную безопасность, он обязательно сделает это. К тому же, не первый раз убивает — рука не дрогнет. Ровно в тот момент, когда Чан сам почти натыкается грудью на пистолет, Джисон без колебаний нажимает на спусковой крючок. Первый выстрел. Второй. Третий. Оглушительный звук отскакивает от стен и врезается точно в барабанные перепонки в ушах. Обмякшее тело тяжёлым грузом заваливается на ламинат, больше не подавая никаких признаков жизни. Джисон облегчённо выдыхает, откидывая огнестрельное оружие, и устало прикрывает веки, продолжая лежать на полу с раскинутыми в разные стороны руками. Мышцы ноют, бока болят, лицо, особенно в районе носа, горит, — всё это от побоев. Он вяло прикасается к переносице, осторожно ощупывая её. Вроде перелома нет. Плаксиво скулит, только сейчас замечая металлический привкус во рту. Скорее всего туда попала кровь, которая вытекла из ноздрей, потому что губы, дёсна и внутренние стенки щёк абсолютно целы, что удивительно. Джисон хочет сесть, но болезненные ощущения от синяков парализуют туловище, поэтому решает ещё немного полежать, чтобы набраться побольше сил. Время буквально остановилось в тот миг, когда он встретился лицом к лицу с Чаном. Джисон, честно говоря, ожидал увидеть кого угодно, но точно не его. Конечно, понятно, что это задание было для него чрезвычайно важно, но чтобы настолько… «Убить Минхо правда заказала мафия, раз Крис сам надумал справиться с этой задачей? Или, может, здесь что-то ещё замешано? Вряд ли Сынмин стал поднимать такой кипишь, если Крис просто принял заказ у мафии», — во всяком случае, так предполагает Джисон. Сипло кряхтит, когда вытягивает ноги, которые всё это время были согнуты в коленях, из-за чего и затекли. Костюм наверняка испорчен безвозвратно, хотя это последнее, что его волнует. «Я, блять, убил Бан Кристофера Чана, главу нашей преступной организации. Меня, блять, теперь собственноручно убьют его последователи, которые были верно преданы ему. Навряд ли они, узнай о его связях с мафией, пересмотрят свои взгляд и не станут мстить. Пиздец, теперь у меня ещё больше проблем», — он явно не о таком мечтал всю свою сознательную жизнь. Совершенно непонятно, сколько проходит времени после последнего выстрела. По ощущениям: часа два. Интересно, соседи уже вызвали полицию? Или они предпочли проигнорировать, побоявшись, как это происходит в большинстве случаях. Будет лучше, естественно, если другие жильцы этого дома всё-таки не позвонили копам. Кажется, что Джисон успевает задремать, но внезапный голос, наполненный шоком и испугом, заставляет вернуться в настоящее: — О господи! Он тут же открывает глаза и с пыхтением приподнимается на локтях, чтобы посмотреть на Минхо, который одной рукой опирается о стену, а второй закрывает рот, разглядывая развернувшуюся перед ним картину, вызывающую неподдельный ужас. — Хён, — обессиленно зовёт его Джисон, пытаясь сесть нормально, но выходит это сделать лишь после двух неудачных попыток. — Он мёртв? — неверяще шепчет тот, никак не в силах отойти от потрясения. — Ты… Т-ты убил его? — У меня не было выбора, — отвечает слегка удручённо, хотя не испытывает никакого сожаления по поводу содеянного. Чан ему никогда не нравился. И сейчас, видя, как под безжизненным телом потихоньку образуется пятно густой алой крови, настигает некое чувство облегчения, несмотря на то, что проблем, очевидно, прибавилось. — Он пытался убить меня. А когда бы сделал это, то переключился бы на тебя. Минхо невидящим взглядом смотрит на труп, что лежит посередине прихожей в его собственной квартире. — Н-но… — голос дрожит, из-за чего он говорит чуть выше обычного, не прекращая рвано дышать, будто ранее пробежал целый марафон. — Но почему он вообще хотел нас убить? Кто это? Ты его знаешь? Как он попал сюда? — начинают сыпаться вопросы, на что Джисон издаёт сдержанный смешок, ведь это было ожидаемо. Он медленно поднимается на ноги, закусывая нижнюю губу с внутренней стороны, чтобы хоть так немного отвлечься от пронзающей всё тело боли, и хромает прямиком к возлюбленному, который не сводит шокированного взора с мёртвого Бан Чана. Приближается достаточно близко и собирается уже мягко взять Минхо за скулы, но, неловко замешкавшись, вовремя вспоминает, что его ладони наполовину в крови. Именно по этой причине осторожно касается чужого подбородка чистыми подушечками указательного и среднего пальцев и поворачивает его голову лицом к себе. — Мне жаль, что тебе приходится видеть весь этот ужас, — грустно произносит Джисон и облокачивается о стену, ведь прямо стоять долго не получается из-за подрагивающих коленок и многочисленных ушибов. Как он ещё сознание не потерял? Минхо неопределённо пожимает плечами и наконец устанавливает с ним зрительный контакт. Затем бегло пробегается глазами по всему лицу и громко охает, хватаясь на сердце. — О боже, Судже! Ты в порядке?! Он дёргается, чтобы аккуратно обхватить щёки руками, однако его останавливает скрипящий звук, заставляющий их обоих взглянуть на входную дверь. Незваные гости застывают на месте, пройдя чуть дальше порога. — Охуеть… — Феликс? — удивлённо хрипит Минхо, а Джисон непонимающе глядит на Хёнджина. Что-что, а вот увидеть друга рядом с копом, которого однажды он попросил отвлечь, он уж точно не ожидал. — Какого хрена? — Вам надо уйти, — мгновенно прерывает Джисона Феликс, кидая взгляд сначала на пострадавшего, а потом на своего спутника. — Встретимся на том адресе, — кивает куда-то в сторону кармана джинсов Хёнджина. Тот согласно мычит и делает первые шаги вперёд, как его останавливают за запястье. — Только попробуйте сбежать, — проговаривает строго, и Джисону даже на таком расстоянии становится не по себе, но он всё ещё ничего не понимает. Этот полицейский знает про них? Ему Хёнджин всё рассказал? Какого, спрашивается, чёрта? — Не сбежим, — с уверенностью. Хёнджин быстро преодолевает небольшой путь и оказывается около Джисона. С осторожностью отодвигает его локоть и крепко обвивает рукой искалеченное туловище, а тот в свою очередь обхватывает широкие плечи. Он неприятно морщится, когда они начинают двигаться к выходу из квартиры. Хочется задать так много вопросов, но, наверное, это может подождать. Но как же Минхо… — Ч-что происходит? — звучит немного истерически, чем разбивает сердце Джисона. Он надеялся, что не придётся раскрывать свою настоящую личность, однако события разворачиваются совсем иначе, чем планировалось. Нарочно не оборачивается, потому что тогда его душа окончательно распадётся на мелкие осколки, если столкнётся с потерянным выражением лица возлюбленного. Больно. — Джисон, — он нервно сглатывает, стоит полицейскому обратится к нему. Значит, действительно в курсе всего происходящего, отчего, на самом деле, легче не становиться. — Это его пистолет? Получив утвердительный кивок, Феликс направляется к оружию и перед тем, как его взять, достаёт платок, чтобы стереть чужие отпечатки. Потом обращается к Минхо, незамедлительно приблизившись к нему. — Хён, послушай меня внимательно, — старается говорить как можно нежнее, надеясь хоть немного успокоить лучшего друга. — Моим ребятам из отдела скажешь, что были только мы и что это я застрелил нападавшего, хорошо? — Что? Зачем? Что происходит, Феликс? Я ничего не понимаю. Почему ты Судже назвал другим именем? Дальше Джисон уже не слышит, так как Хёнджин выводит его на лестничную площадку и закрывает тяжёлую железную дверь. Они спускаются на лифте в гулкой тишине, а в голове мигает красными огнями лишь одна истина, вокруг которой мельтешат все остальные тревожные мысли: это конец.Глава 13. Дестрой
26 августа 2023 г. в 18:00
Проснувшись, Хёнджин никак не мог ожидать, что одна из его рук будет пристёгнута наручниками к изголовью его же кровати.
— Какого?.. — он кое-как садится, выглядя помятым после долгого сна, и дёргает закованным в металлическое кольцо запястьем, непонимающе хмурясь. — Феликс, что происходит? — сверлит недобрым взглядом невозмутимого полицейского, что стоит прямо напротив него, подперев дверной косяк плечом.
А Феликс, несмотря на внешнее спокойствие, готов взорваться от бешенства. Это удивлённое выражение лица, будто Хёнджин самый невинный из всех людей на планете, вызывает такую волну негатива, какую простыми словами невозможно описать. Ему хочется то ли плакать от злости, то ли рвать и метать всё вокруг. Кулаки сжимаются до побеления костяшек, в то время как стиснутые зубы почти скрипят. Он ощущает нарастающая волну ненависти и гнева к человеку, что в данный момент ничего не понимает. Однако его не перестают посещать те самые глупые мысли о том, насколько Хёнджин красив даже с лохматыми волосами и припухшим лицом. Из-за этого диссонанса в голове Феликс раздражается ещё сильнее и в итоге решает спрятать все противоречивые чувства в самый дальний уголок своей души, заперев на тысячу замков.
— И что я уже успел натворить, пока спал? — тяжело вздохнув, скептически хмыкает, думая, что у Феликса очередные замашки и что не стоит воспринимать их всерьёз. Он вымученно прислоняется к изголовью кровати, запрокидывая голову и сгибая левую ногу в коленке, и глядит сквозь полуприкрытые веки, не ожидая какой-то сверхъестественной речи.
Феликс кисло усмехается, привычно закатывая глаза, и безнадёжно качает головой, еле сдерживая себя от того, чтобы не выплюнуть всё разом, — он в состоянии умерить собственный гнев.
Если разбрасываться искренними эмоциями направо и налево, то в чужих глазах будешь казаться либо чрезмерно импульсивной, либо слишком уязвимой личностью. Твою искренность могут использовать против тебя же. Не следует открываться тем людям, которым с самого начала не доверяешь и подозреваешь в чём-то нехорошем, потому что после раскрытия правды будет чертовски больно.
— Может, вы хотите поговорить о вчерашнем, старший сержант Ли? — Хёнджин являет фирменную ухмылку, надеясь таким образом разбавить напряжённое молчание.
Неприятно обжигающее ощущение образуется в солнечном сплетении и будто сдавливает все внутренние органы, вызывая что-то похожее на рвотные позывы. Желудок скручивается и едва ли не выворачивается наизнанку от беззаботного вида Хёнджина. Где-то глубоко-глубоко чувствуется слабый трепет, кричащий о том, что ему этот человек нравится, однако все эти нелепые попытки сердца докричаться до мозга перекрывают чувства ярости и отвращения, возникающие моментально, стоит Хёнджину лишь единожды соблазнительно прикусить губу, и заполняющие практически всё юное тело изнутри. Феликс резко втягивает воздух носом, стараясь подчинить себе отрицательные эмоции.
— Шутки и дурацкие подкаты тебя не спасут, Хван Хёнджин, — ровным тоном проговаривает он, понижая голос для более устрашающего эффекта. — Я хочу знать правду. И будет лучше, если ты расскажешь её мне здесь и сейчас, а не на допросе в отделении полиции.
— Правду? Какую ещё правду? — вопросительно вскидывает брови, склоняя голову к плечу. — Что ты опять себе напридумывал?
Феликс не выдерживает и начинает истерически смеяться, закрывая глаза ладонью. На душе так гадко. А ведь он практически доверился ему, показав настоящего себя. Кто-то сомневался, что события развернуться иначе? Феликс изначально придерживался теории, что Хёнджин — преступник, подлый нарушитель закона. И, конечно же, это оказалось правдой, ведь интуиция никогда не подводит его. Никогда.
— Я реально не понимаю. Может, объяснишь?
Феликс еле как успокаивается, хотя грудь всё ещё подрагивает от приглушённого и нервного хихиканья. В какой-то степени ему приносит некое удовольствие наблюдать за совершенно ничего непонимающим Хёнджином, что не пытается даже для вида изобразить серьёзность на своём лице. Для него это очередная игра, развлечение.
«Боже, он действительно думал, что после нашей совместной дрочки я прыгну на него с распростёртыми объятиями?»
Произошедшее вчера было вызвано помутнением рассудка. На Феликса столько всего свалилось, что хотелось просто по-человечески отдохнуть и выплеснуть накопившиеся эмоции. Что, собственно, он и сделал.
«Почему я внезапно должен поменять своё отношение к Хёнджину, если между нами толком ничего и нет? Секс без обязательств никто не отменял.»
Однако Хёнджин выглядит так, словно Феликсу нужно прекратить выпендриваться и завалиться к нему обратно в кровать. Ублюдок.
— М-м, объяснить? — спрашивает с наигранным удивлением, отрываясь от деревянного косяка и непринуждённо убирает руки в карманы спортивных штанов. Он идёт в сторону большого окна и останавливается возле него, смотря на давно пробудившийся город, по улицам которого толпы людей спешат по своим делам, толкаясь и спотыкаясь. Сейчас примерно одиннадцать утра.
День предвещает быть ужасным.
— Феликс, прекрати вести себя так. Что происходит? Вчера ты охотно принимал мои ласки, а сегодня опять включил ворчуна? — продолжительное молчание начинает выводить Хёнджина, но он не прекращает вставлять свои дразнящие фразочки, означающие, что для него данная ситуация до сих пор не имеет никакого особого значения.
«Ничего, я это мигом исправлю.»
— То, что было вчера, там и останется, — отрезает Феликс, разворачиваясь на пятках, и стреляет в Хёнджина гневными молниями из глаз (к сожалению, воображаемыми).
— Хах, вот оно что, — издаёт горький смешок, явно огорчённый его словами, и пальцами свободной кисти изящно убирает мешающиеся передние пряди волос с лица, смотря перед собой. — Понятно.
Феликс прищуривается на мгновение, а затем отставляет вытянутые руки назад, опираясь ими на широкий белоснежный подоконник, на который можно спокойно залезть с ногами и удобно устроиться с пледом и книгой, облокотившись о стену. На секунду он представляет, как непременно бы сделал так, если бы не кошмарное стечение обстоятельств, которое ни в коем случае не позволяет воплотиться потаённым желаниям в реальности.
Они пристально разглядывают друг друга, пытаясь считать эмоции. Стоит ли подольше поиздеваться над Хёнджином? Феликс столько терпел его отвратное поведение, вечные заигрывания, поддразнивания и обман. Теперь же он вполне может отыграться, но не хочет. Желание поскорее со всем разобраться и расставить всё по полочкам мигает красными огнями. В этот момент из головы полностью вылетают все те воспоминания, в которых Хёнджин заботился о нём и помогал.
— Помнишь, когда ты ходил куда-то за информацией про Чон Уёна, я остался в квартире совершенно один? — нейтрально начинает рассказать Феликс, с «любопытством» рассматривая собственные ступни, и слышит в ответ утвердительное мычание. — Так вот, конечно же, я решил обыскать твою квартиру на наличие подозрительных вещей, указывающих на то, что ты преступник, — медленно поднимает глаза и встречается с абсолютно спокойным выражением лица. — Тогда я ничего не нашёл и больше не пытался что-либо найти. Необходимо было разобраться с Уёном, и как-то было не до игры в искателя, — кратко пожимает плечами и сцепляет руки в замок перед собой, замолкая, чтобы тот переварил полученную информацию.
— Хорошо, и что дальше? — учтиво интересуется Хёнджин, побуждая продолжить рассказ. — Я всё ещё не понимаю, какую правду ты хочешь услышать, раз ничего не нашёл.
— Да, не нашёл, — просто соглашается, чуть отходя от подоконника. — Тогда не нашёл, — пауза, сопровождаемая грузным вздохом. — Но внезапно ко мне пришло озарение. Я проверил все шкафы, полки, столы, ящики, потому что это самые очевидные тайники. Но только сегодня с утра до меня дошло, что ты крайне необычная личность, Хван Хёнджин, поэтому и тайники у тебя должны быть нетипичными, — он сканирует его взглядом, надеясь заметить хоть малейшее изменение на лице, но тот оказывается каким-то до жути бесстрастным булыжником. — В общем, пока ты преспокойно дрых, я повторно обошёл твою квартиру, на этот раз проверяя абсолютно всё.
Феликс притворно улыбается, снова возвращается к окну и взирает недолго на пушистые облака, плавно плывущие по насыщенно голубому небу. Молчание затягивается, но Хёнджин, видимо, не прерывает его только потому, что любезно даёт возможность собраться с мыслями. Как только Феликс сделает следующее, то назад пути уже не будет. Он мог бы забыть обо всём, но не может. Его душа, требующая справедливость, не в силах замять данную ситуацию, ведь это неправильно.
Феликс шумно выдыхает и опускает уже расцепленные руки на поверхность шершавого подоконника. Ведёт ими ниже и нащупывает выступающую такого же белого цвета широкую и длинную полоску из дерева — элемент декора, чтобы пространство вокруг окна не выглядела слишком пустым. Приходится немного согнуться, чтобы нащупать замаскированную кнопку. Он нажимает на неё, заставляя деревяшку, что до этого плотно прилегала к стене под самым подоконником, отъехать вперёд. Затем тянет её за низ и выдвигает секретный ящик. Очень вместительный секретный ящик.
Поворачивается, чтобы узреть чужую реакцию. Хёнджин мрачнеет, отворачиваясь от него, выдыхает через стиснутые зубы и с недовольством разминает шею и плечи. Феликс вновь глядит на содержимое тайника, вспоминая, как ужаснулся в первый раз; как только разгоревшийся луч надежды моментально потух, принося разочарование вперемешку с неподдельным шоком.
В ящике находятся несколько видов винтовок, карабинов и пистолетов самых разных калибров, а также различные охотничьи ножи и подписанные контейнеры с патронами.
— Как видишь, — прокашлявшись, осипшим от нервов голосом проговаривает Феликс, разворачиваясь и становясь полубоком, — мне удалось отыскать твою… коллекцию. Уверен, что всё это добро хранится здесь незаконно, — ещё раз пробегается глазами по оружиям и обращает внимание на Хёнджина, что кидает на него мимолётный сердитый взгляд и снова отводит его в противоположную сторону. — Ну что, может, расскажешь правду? Прикрываться идиотскими оправданиями не получится.
Феликс смотрит выжидающе, но тот лишь голову повыше задирает, предпочитая молчать. Накрывает новая волна непередаваемого гнева. Он закрывает тайный ящик и нетерпеливо шагает к кровати, становясь перед ней, чтобы поймать чужой взор, однако Хёнджин опускает глаза. Феликс раздражённо выпускает воздух из лёгких, закипая ещё сильнее, и сжимает губы в тонкую линию.
— Не собираешься говорить? Серьёзно? А раньше был таким болтливым, что не заткнуть! — повышает голос, потому что сохранять какое-либо спокойствие в этой ситуации не выходит. Слишком долго он терпел его выходки, слишком долго давал себя обманывать, слишком долго… Да просто слишком!
Феликс ненавидит Хёнджина, но в первую очередь он ненавидит себя. За то, что позволил чувствам расцвести; позволил прикоснуться к сокровенным местам своего тела; позволил на мгновение довериться; позволил понадеяться на то, что у них может что-то получиться, что у них могут быть отношения. Но этому не быть.
Хёнджин — преступник, убийца. Теперь уже точно. Таких, как он, Феликс ловит и сажает в тюрьму, потому что подобные твари должны быть наказы за все деяния, совершённые против беззащитных граждан и нарушающие законы страны. Он ненавидит себя за то, что проникся симпатией к этому мерзавцу, несмотря на то, что ни на секунду не сомневался, что тот замешан в преступной деятельности. Один лишь раз разрешил себе помечтать о светлом будущем, а больно так, что они это «светлое будущее» планировали несколько лет, находясь постоянно бок о бок. Но им не быть вместе. Их отношения заранее обречены на провал, потому что подобная связь неправильная.
— Лучше расскажи мне, Хван Хёнджин, иначе это сделают мои коллеги, но уже на допросе в отделении, — слегка умерив пыл, отчеканивает Феликс со скрещенными руками на груди, нервозно отстукивая быстрый ритм пяткой о пол. — Ты должен рассказать мне всё. После всего случившегося ты просто, блять, обязан мне во всём признаться.
Как бы строго и угрожающе он не звучал, Хёнджин продолжает упрямо молчать и не двигаться. Бесит.
— Знаешь, что? Так и быть, я дам тебе время подумать в одиночестве, — говорит снисходительно, оценивающе оглядывая его. — Я выйду на пять минут, а ты пока хорошенько подумай, — фыркает и выходит из комнаты, направляясь на кухню.
На самом деле, Феликс ушёл, потому что ему нужно взять оставленные на обеденном столе телефон и пистолет. Он не думал, что Хёнджин уже проснулся, когда пришёл в спальню. Чудо, что у него получилось не разбудить его во время обыска. Феликс старался делать всё максимально тихо и аккуратно и справился с этой задачей превосходно. Только самому совсем нерадостно. На душе паршиво до такой степени, что хочется утопиться в унитазе и больше никогда не видеть чертовски привлекательную физиономию Хёнджина.
Феликс пребывает на кухне чуть дольше, чем планировал изначально. Он размышляет над тем, стоит ли вызывать наряд полиции или попытаться разобраться во всём самостоятельно. Хёнджин может запросто соврать его коллегам, и те мгновенно поверят в его бред, потому что не захотят слишком долго разбираться с этим нудным делом. Большинству сотрудникам всё равно на то, как выполнять поручения и ловить виновных в преступлениях.
Поэтому Феликс убирает телефон в передний карман спортивок, принимая решение самому вытянуть правду, и, взяв заряженный пистолет и заведя его за спину, направляется в спальню, где ранее оставил прикованного к изголовью кровати Хёнджина.
Однако на пороге замечает, что постель пуста и металлическое кольцо наручников расстёгнуто. Его глаза расширяются, и он моментально выставляет перед собой оружие, держа на уровне живота. Времени думать о том, как тот освободился, совершенно нет. Феликс врывается в комнату, поворачиваясь в сторону окна и поднимая пистолет повыше. Ожидает застать преступника за выбором оружия, но Хёнджин оказывается около шкафа, держа в руках носовой платок и бутылочку с хлороформом. Его замечают и застывают на месте, так и не смочив ткань эфиром.
— Ты собирался меня усыпить? — слегка истерически спрашивает Феликс, чувствуя накативший адреналин в венах и направляя на него ствол пистолета.
Хёнджин неопределённо хмыкает и убирает всё обратно в шкаф. Потом полностью разворачивается к нему и наконец устанавливает зрительный контакт, встав в расслабленную позу, будто не он в данный момент находится под прицелом.
— Опусти пистолет, Феликс.
Он резко вдыхает, чуть не захлёбываясь поступившим в лёгкие воздухом от строго тона.
«Что за наглость?» — однако по телу пробегаются странные мурашки, вызывающие слабую дрожь в конечностях. Кажется, с его самочувствием что-то не так; из-за этого мысли в голове начинают суетливо бегать, заставляя на миг растерять былой настрой.
— Мы оба знаем, что ты не выстрелишь в беззащитного.
— Пф, — преувеличенно громко прыскает, а уголки губ нервно приподнимаются в несмешной улыбке. — Я бы не назвал тебя беззащитным, — красноречиво скашивает взгляд за его спину, намекая на секретный ящик. Хёнджин мельком глядит в том же направлении и возвращается в исходное положение, выглядя так, словно это Феликс находится под прицелом заряженного пистолета, а не он.
— Но сейчас я без оружия, — елейно отзывается, хотя ни одна мышца на его лице не шевелится. — Ты не выстрелишь, — уверенность в голосе вызывает волну яростного возмущения.
— Забавно, что ты так в этом убеждён, — переменяется с ноги на ноги, неожиданно ощущая волнение. Даже ладони потеют от напряжённой атмосферы вокруг них.
— Потому что знаю тебя, — его глаза будто темнеют, а сам Хёнджин немного наклоняет туловище вперёд. Это высказывание тоже вызывает негатив и несогласие. — Во-первых, я нравлюсь тебе. Во-вторых, ты хочешь узнать правду, поэтому не выстрелишь.
— Ещё как выстрелю и глазом даже не моргну! — он бесится, потому что Хёнджин не может знать его настолько хорошо. Тот всего лишь опять играется, стараясь вывести счёт в свою пользу; пытается манипулировать, как обычно делал до этого. Феликс не должен поддаваться на его уловки, ведь знает себя лучше. — Я не буду с тобой церемониться. Мои чувства ничего не значат.
— Ах, твои чувства ничего не значат, да? — лицо искажается так, будто ему причиняют зверскую боль, вонзая невидимый нож в самое сердце. — О моих не думал? — выпаливает зло, впиваясь в него убийственным взглядом с оттенком горечи.
— Ты водил меня за нос всё это время, безжалостно играясь, — решает вставить и свои пять копеек Феликс, распаляясь, потому что какого чёрта ему предъявляют претензии, если это он был так называемой жертвой обстоятельств, угодив в сети этого ненормального человека. — Очевидно, тебе было скучно, а я — лишь способ развлечься, чтобы удовлетворить твоё эго. Поэтому я выстрелю, если нужно, не сомневайся.
— Выстрелишь, говоришь? — глухо усмехается, на мгновение поворачивая голову в сторону и размышляя.
— Тогда стреляй, — произносит вдруг импульсивно, заставляя вздрогнуть от неожиданности и растеряться. — Стреляй! — повышает голос и делает шаг навстречу, пытаясь внушить угрозу со своей стороны.
Феликс же невольно замирает от такой резкости, моментально выбивающей из колеи. Волнение набирает обороты и распространяется по всему телу, рождая неуверенность в собственных действиях.
— Давай, чего ты медлишь? — широко всплескивает руками, отчего Феликс слегка отшатывается, то раскрывая, то закрывая рот, так как совершенно не понимает, что ему говорить. К нервозности присоединятся страх. В горле резко пересыхает, и он часто моргает, с шоком и испугом смотря на медленно приближавшегося Хёнджина. — Стреляйте, старший сержант Ли! — уже кричит, походя на психически неуравновешенного, чем пугает ещё сильнее и приводит в настоящий ступор, не позволяя и пальцем пошевелить.
Расстояние между ними стремительно сокращается.
— Ну же! — остаётся примерно полтора метра, преодолев которые, Хёнджин упрётся прямо в пистолет, что Феликс каким-то чудом до сих пор держит на вытянутых, хоть и мелко дрожащих руках. — Стреляй, блять! — сделав последний шаг, тормозит и едва ли не орёт, красочно демонстрируя гнев, возмущение, отчаяние и обиду — всё вперемешку, сложно определить какую-то одну эмоцию.
В момент, когда они смотрят друг другу в глаза, Феликс с горечью осознаёт, что не сможет выстрелить. Не потому, что не ведётся на чужие провокации, а потому, что просто не в силах пустить пулю в того, кто за столь короткий промежуток времени стал чем-то важным, пускай и на маленький процент. Сколько бы он не отрицал этого, его чувства что-то, да значат.
Мир вокруг отмирает, однако у Феликса не получается быстро среагировать на следующие события: Хёнджин резко и грубо выбивает пистолет из его ладоней. Он испуганно вздрагивает и отдёргивает руки, позволяя ему завладеть оружием. Не мешкая ни минуты, тот, находясь на расстоянии вытянутой руки, плотно прижимает дуло пистолета прямо ко лбу Феликса, что судорожно сглатывает, абсолютно не ожидая такого поворота.
— Как я и сказал, ты не выстрелишь, — едва ли не шипит ядовито, надавливая на оружие, чтобы Феликс как следует ощутил ту опасность, которую так глупо подпустил к себе. — А вот я точно выстрелю, — угрожающе сверкает секундным оскалом и снова давит.
Несмотря на сковывающий движения страх, Феликс продолжает стоять ровно, сопротивляясь чужому напору чисто на автомате, так как все мысли сосредоточены только на одном: если бы он был умнее, ничего из этого не случилось бы. Во всём виноваты его тупое сердце, что позволило зародившейся симпатии разрастись, и разум, что не остановил данный процесс во время.
«О боже, какой же я идиот…»
— Стреляй, тебе же не нужны свидетели, — все попытки говорить ровным тоном с крахом проваливаются, потому что в хриплом голосе отчётливо слышна неконтролируемая дрожь.
Предательская влага начинает застилать глаза, но Феликс быстро моргает, не давая ей стать реальными слезами. Хоть он позорно и повёлся на обман, но перед смертью слабость не покажет. Больше этого не повториться.
Феликс уверен, что его застрелят, потому что Хёнджин — убийца. Ему ничего не стоит лишить ещё одного человека жизни. Он бесчувственный. Всё до этого было сплошным притворством.
— Ты прав, не нужны, — Хёнджин говорит твёрдо, не разрывая зрительный контакт, и опускает указательный палец на спусковой крючок, готовясь нажать. Сердце пропускает болезненный удар.
Неожиданно пистолет отлипает от его лба, утыкается в левую сторону груди и давит на напряжённые мышцы, вынуждая неприятно морщиться.
— Веришь, что я выстрелю тебе в самое сердце?
— Не вижу причин не верить, — сипит, проглатывая все свои чувства вместе с подступающими слезами. Никакой здравый человек не захочет умирать, особенно от рук того, кто нравится.
— Ты, наверное, сейчас чувствуешь разочарование, злость, ненависть как к себе, так и ко мне, — заводит разговор через минуту гнетущего молчания. — А знаешь, что чувствую я? Обиду. Пиздец какую сильную, — сжимает губы в полоску и будто тоже сдерживает слёзы, чем крайне удивляет Феликса. — Потому что ты, блять, пропустил мимо ушей все самые важные слова, которые я говорил тебе. Не верил всему тому, что я говорил до этого, а тут вдруг поверил, — судорожное хихиканье, в котором различается толика нескрываемой боли. — Я, блять, говорил, что не враг тебе, но ты не поверил. А сейчас я сказал, что выстрелю в тебя, и ты поверил. Хочешь узнать, что из этого правда, а что — ложь? — произносит негромко, с отчаянием и досадой.
Наступает довольно продолжительная пауза, во время которой Феликс невольно задерживает дыхание, ожидая ответа на волнующий вопрос.
— Второе — ложь. Я никогда не причиню тебе боль, потому что, блять, ты мне правда нравишься. И мне пиздец как обидно, что ты до сих пор этого не понял.
После Хёнджин швыряет пистолет на кровать, кидает на него последний взгляд, полный огорчения, и уходит из комнаты, грубо задевая своим плечом.
Феликс наконец выдыхает, медленно поворачивая голову в сторону удаляющегося Хёнджина, и ощущает во всём теле лихорадочный озноб. Ноги подкашиваются, поэтому он боком приваливается к стене рядом с дверным проёмом и постепенно сползает по ней на пол, наблюдая за тем, как тот заворачивает за угол, оглушительно хлопая дверью, ведущей в ванную.
Первая слезинка срывается с нижних ресниц и скатывается вниз по щеке, оставляя за собой мокрую дорожку. Затем Феликс и вовсе начинает беззвучно плакать, хватаясь одной рукой за футболку в районе солнечного сплетения и сжимая её, а второй закрывая рот. Зажмуривается и сворачивается клубочком, прижимая согнутые в коленях ноги к дрожащей из-за рыданий груди и утыкаясь в них лбом.
Прежде ему ещё никогда не было так больно.
По ощущениям проходит около недели, но на самом деле каких-то полчаса. Феликс чувствует слишком много. Его организм определённо не рассчитан на подобный взрыв эмоций.
Почему именно он? У него раньше была прекрасная жизнь. Ему не приходилось размышлять о том, что делать с такими неоднозначными чувствами. Тогда, произнося все те слова, он глубоко в душе надеялся, что с ним правда играют. Почему? Потому что теперь его смело можно назвать эгоистом, которому наплевать на чувства других, ведь всё это время Феликс нравился Хёнджину, но он до последнего не хотел принимать это за действительность, чем неоднократно разбивал чужое ранимое сердце, пока ему не выплюнули всё в лицо в порыве злости.
Феликс думал, что его застрелят, но ошибся и тем самым ужасно облажался. Его самого уже подбешивает собственное недоверие, но, в итоге, он же всё-таки оказался прав. Хёнджин — преступник, убивший того мужчину полгода назад, а может, и не только его. Столько незаконно хранящегося оружия явно многовато лишь для одного убийства.
И лучше бы Феликс ошибся в этом. Было бы намного проще, если бы Хёнджин оказался обычным мирным гражданином, а не убийцей.
«Почему мне так не везёт? Почему моё дурацкое сердце выбрало этого ублюдка? Господи, Хёнджина даже ублюдком называть сложно, ведь он проявлял искреннюю заботу и помогал мне… Блять, как же хреново.»
В голове гудит, а виски болят от пролитых слёз. Зажившая рана вновь даёт о себе знать, отдавая лёгкой ноющей болью. Несколько минут назад были слышны шаги, движущие в направлении кухни, но сейчас Феликс ни в чём не уверен.
Постепенно его рыдания затихают. Он прерывисто шмыгает носом, пытаясь успокоиться и восстановить сбившееся дыхание. Вытирает мокрое лицо дрожащими руками, но глаза не трёт. Они и так скорее всего до невозможности красные и опухшие. Понимая, что не получиться убрать всю влагу одними только ладонями, Феликс хватается за подол футболки и приступает им убирать солоноватые слезы с щёк, носа, рта, подбородка и даже шеи.
Прислоняется затылком к стене, застывая в такой позе на неопределённое количество времени. Разум светлеет, и вскоре Феликс осознаёт, что больше не чувствует. Ничего не чувствует, никаких эмоций. Все они ушли вместе со слезами. Наверно, так даже лучше. Он уже достаточно на сегодня понервничал.
Спустя минут десять Феликс начинает подниматься. В горле неимоверная сухость, которую хочется поскорее освежить. Колени подрагивают, но он старается не обращать на это внимание. Держась руками за стену, неспешно двигается в сторону кухни, чтобы залить в себя как минимум два стакана воды. Периодически шмыгает, но лишь потому, что остатки слёз продолжают стекать. Ему всё равно. Неизвестность того, как в конце концов разрешится данный конфликт, тоже не пугает его. Думать об этом пока вообще не хочется. Стоит сперва мысли в порядок привести.
Хёнджин оказывается на кухне. Сначала Феликс собирается уйти, потом мысленно машет на это рукой и плюхается на стул, что ближе к выходу. Вдупляет невидящим взглядом в поверхность стола, облокотившись на его край скрещенными руками. Перед ним внезапно появляется кружка с дымящимся чаем. Он в непонимании хмурит брови, поднимая заплаканные глаза на Хёнджина, однако тот стоит к нему спиной и заваривает горячий напиток уже себе. Феликс неловко мнётся, но обхватывает кружку обеими ладонями, грея кожу. Слова благодарности застревают где-то внутри.
Подождав недолго, делает первые глотки, ощущая рассекающийся по телу приятный жар. Чай действительно умеет успокаивать. Пьёт потихоньку, не торопясь, пока Хёнджин не усаживается напротив. Они не смотрят друг на друга, но мурашки, бегущие по спине, кричат тревогу так, словно оба палятся неотрывно. Кажется, витавшее в воздухе напряжение настолько острое, что об него можно легко порезаться.
— Я наёмный убийца, — вдруг тишину осторожно обрывает тихий голос. Феликс, не ожидавший откровения, удивлённо взирает на Хёнджина, что на мгновение прячется за своей кружкой, отпивая немного.
— Почему… П-почему решил признаться? — хрипит, не в силах говорить нормально после стольких слёз и волнения, которое снова подступает к горлу.
— Потому что не хочу больше ничего скрывать от тебя. Да и смысла в этом уже нет, — пожимает плечами, надеясь выглядеть непринуждённо, но Феликс замечает отчётливую грусть на лице и в блестящих зрачках. — К тому же, есть кое-какая проблема…
— Что за проблема? — нетерпеливо бубнит, готовясь очень внимательно слушать.
— Это связано с Минхо.
— С Минхо?! — он едва ли со стула не падает и чашку с чаем не опрокидывает, когда резко дёргается и в полнейшем шоке округляет глаза. — Какого хрена?!
Им предстоит многое обсудить…