Long Winter

Опять невыносимо холодно. Да когда же это кончится? Когда он очнётся в каком-нибудь тёплом, приветливом месте? Мало того что холодно – ещё и очень больно. Везде. Пойнтмен насилу продрал глаза, перед которыми плыл туман, и в этом тумане он различил потолок, сколоченный из каких-то старых досок. Сквозь него маленькими лучиками пробивался хрупкий, чуть яркий свет – видимо, совсем недавно взошло солнце. Он попробовал встать, но получилось только еле-еле поднять руку и потрогать себя за голову. «Что за хрень… И где я теперь?» Он попробовал пошевелиться ещё раз, сделал над собой громадное усилие и сел, тупо смотря перед собой, не до конца осознавая, а как он сюда попал? Это взрывом зашвырнуло его так далеко? А что, вполне могло… А теперь его окружал какой-то ветхий большой сарай, видимо, наспех сколоченный их грубых досок и напоминавший трущобы Рио. Оперативник, что-то вспомнив, пошарил вокруг взглядом, похлопал руками по карманам. Обоймы оказались на месте, а добытый пистолет валялся в нескольких шагах. Пойнтмен протянул руку, взял оружие и встал на ноги. Его пошатнуло, и он был вынужден опереться рукой о деревянную стену, чтобы не упасть снова. Тело ныло, как будто его долго и упорно били, но голова начала проясняться, взгляд обрёл чёткость. Для начала надо было выбраться наружу, осмотреться, где он оказался, и, располагая этой информацией, думать, что делать дальше. Однако он не был уверен, что далеко уйдёт на таких ватных ногах – он даже из комнаты в комнату ходит с напряжением. А сарай оказался большим. Видимо, здесь кто-то когда-то даже жил: везде какие-то ящики, тряпьё, поломанные вещи. По стенке тянулись остатки проводки, кое-где свисали битые лампочки. И всё это насквозь продувалось зимним ветром, залетавшим в щели и через заколоченные окна. Войдя в следующую комнату, Оперативник остановился, даже отшатнулся от удивления. Застыв на пороге, он поморгал, потом, резко подняв дуло пистолета, протёр глаза рукой. Но нет, эта была не галлюцинация, не плод воображения, не бред воспалённого разума. У стены, на ящике действительно сидел, разглядывая свои ладони, Пакстон Феттел. Пойнтмен замер, взялся обеими руками за приклад, но Феттел будто не заметил его появления. Оперативник, всё ещё не веря в происходящее, стоял, как статуя, пристально рассматривая эту полыхающую аурой фигуру. В голове закружились вихрем тысячи мыслей, одна нелепее другой, тысячи воспоминаний… - Опусти пушку. Феттел поднял голову, посмотрел прямо в глаза Оперативнику, и того неприятно передёрнуло. Что-то в младшем братце сильно изменилось… осунулся, побледнел, под глазами залегли глубокие тени, а в самих серо-голубых глазах – что-то странное, новое, ещё более пугающее… - Опусти. Пушку – Чётко и раздельно прохрипел он. – Надоело. Феттел снова опустил голову, как будто потеряв всякий интерес к брату. Но Оперативник позволил себе только слегка расслабить пальцы и убрать один с курка. «Зачем ты пришёл?» - Ты вконец разучился говорить? Забыл, как это делается? – Съязвил телепат, но – странно! – съязвил без привычной ухмылки, без смешка, а как-то… по-другому. - Зачем ты пришёл? – Раздался голос Оперативника, требующий немедленного ответа. – Что, в аду не сидится? Каких дьявольских планов ждать на этот раз? - Планы? У меня их нет – Горько выплюнул Феттел. Голос перешёл в шёпот, и, уже не обращая ни на что внимания, как в горячке, быстро продолжал: - Как это глупо… глупо видеть будущее, глупо строить на него планы, глупо надеяться, что они сбудутся! Это бред, это всё было бредом, неправильно с начала и до конца, так не должно было случиться… я боялся смерти, я сделал столько ошибок, я так долго находился под её контролем… я не сильный, я не могу бороться с ней вечно! - О чём ты? Впервые в жизни Оперативник видел его в таком состоянии, и он не верил своим глазам. Впервые в жизни он с удивлением понял, что этот странный сумасшедший, один из самых сильных телепатов в мире, его младший брат, которого он убил целых два раза, может быть таким… совсем по-человечески подавленным. Феттел, будто очнувшись от бреда, снова поднял голову, услышав последнюю мысль брата. - Не надо делать из меня последнюю сволочь – Жёстко отрезал он. – Ты угробил ребёнка, угробил меня и хотел угробить мать. Если ты так спас мир – поздравляю, ты в этом преуспел, но кто об этом узнал? Кто-нибудь заметил, что это сделал именно ты? А в итоге – тебя сильнее грызёт совесть. Герой, тоже мне… Пойнтмен молчал, не зная, что на это ответить, потому что почувствовал: брат в чём-то прав. Он перед Феттелом действительно виноват, но не хотел признавать это так быстро. А Феттел, тем временем, почувствовав его растерянность, продолжил наступление: - Да, кстати, скажи мне, брат, как ты думаешь, а почему ты до сих пор жив? У тебя было множество шансов благополучно сдохнуть, а ты стоишь здесь, цел и невредим. Почему? Оперативник в задумчивости опустил пистолет. Его снова качнуло, он опёрся о косяк, бегая глазами по комнате, как будто в поисках ответа. Во всём этом беспорядке происходящих событий у него не было ни времени, ни сил задуматься об этом вопросе, и сейчас он стоял полностью обескураженный, представляющий собой идеальную цель для того, чтобы на него полилась желчь и кислота чужих слов. - Повезло, наверное… - В растерянности сказал он. - Кто толкнул тебя на ту заброшенную дорогу? Кто вытащил тебя из-подо льда? Кто отковырял тебе стенку в камере? Можешь назвать это удачей, ха? Возможно, но я ещё никогда не видел, чтобы удача настолько кому-нибудь благоволила! Он осёкся, встал с ящика и отвернулся. Оперативник вдруг поднял глаза, лицо его прямо-таки светилось удивлением от невероятной догадки. Он снова направил на брата оружие. - Я тебе не верю. Ты сделал это не случайно, с какой-то целью… - С какой? – Феттел посмотрел на него через плечо, и только сейчас Оперативник увидел, что в его взгляде было новым – страшная, дикая тоска, как будто от долгой голодовки… - Лечи паранойю, братец. Я сказал, у меня нет больше целей, нет больше планов. - Врёшь. - Я когда-нибудь тебе врал? Молчание. Нет. Пойнтмен не помнил, не смог вспомнить ни одного такого случая. Были туманные речи, были странные намёки и непонятные рассуждения, но лжи… её не было. - Но тогда… зачем? Зачем всё это? - Не знаю! – Грубо рявкнул Феттел. – По привычке. А может, потому что ты невиновен в смерти сестры, хотя Альма так не считает… Его голос постепенно стих, и сразу стало ясно, что он больше не скажет ни слова об этом. Это и так было с его стороны безумной, чистой, ослепляющей откровенностью. Пойнтмен стоял и не верил. Всё, что он знал и помнил о младшем брате, все разговоры, все посторонние характеристики, отчёты и даже свой собственный опыт готовы были рухнуть, померкнуть в своих убеждениях, как карточные домики, как перегоревшие лампочки. Он не понимал, что могло толкнуть его на такую откровенную речь, он не верил своей догадке, которая была единственной и самой абсурдной в своей естественности. Однако другого объяснения не было, и это вогнало Оперативника в полное смятение. Неужели… это в нём настолько сильно? Неужели, несмотря на всё то, что с ним сделали и что сделал он сам, он может чувствовать что-то, кроме ненависти? И неужели это правда, что он пошёл против самой Альмы, только ради того, чтобы сохранить одну-единственную жизнь? Пойнтмен отнюдь не был уверен, что всё понял правильно. Он даже не понимал, что и как он делает, хотя, будь он и в лучшем состоянии, он бы не смог сдержать этот внезапный порыв искренней благодарности. Чуть шатаясь, он неловко подошёл к младшему брату и, отбросив «Страдер» в сторону, впервые за тридцать лет крепко его обнял. И Феттел не исчез, не рассыпался в чёрную пыль – он остался на месте, наверняка растерявшись от удивления. «Я… чёрт подери, меня, должно быть, хорошо контузило…» - Определённо – Тихо сказал телепат, и Оперативник почувствовал чужие горячие руки у себя на спине. В эту странную минуту каждый молча предлагал другому забыть последние несколько лет дьявольской жизни, и оба принимали это предложение о мире. В эту минуту естественная, но в то же время болезненная привязанность, зародившаяся и крепко обосновавшаяся в искореженной временем душе, нашла свой поздний отклик и позднее признание на существование. «Ты это… спасибо» «Заткнись» - Давай договоримся так – Сказал Феттел, выпуская брата из объятий. – Всю ту ерунду, что мы сейчас наболтали, мы оставим сугубо между нами. Или забудем совсем. - Естественно – Согласился Оперативник.