Завтрашний рассвет

— Диона? — М-м-м? — Откроешь сегодня бар. Я приду позже, — Дилюк, постукивая пальцами по капоту машины, выдерживает паузу и аккуратно прибавляет в телефон: — Возможно, вообще не приду. — То есть мне и открывать, и закрывать? — в динамике слышится явственное недовольство. Дилюк может вполне себе живо представить, как Диона, болтая ногами в своих гигантских кроссовках, закатывает глаза. — Заплатишь как за сверхурочные, понял? Дилюк усмехается: из всех людей в этом городе таким тоном с ним может себе позволить разговаривать только Диона. — Никаких сверхурочных. Заберёшь все чаевые за ночь. — Что-что? Прости, у тебя ветер динамик задувает, я тебя плохо слышу! Дилюк с сомнением косится на деревья у полицейского участка, на которых не двигается ни листочка, и наступает его очередь закатить глаза. Напомните, почему он до сих пор держит в баре эту скандалистку? — Ещё кое-что, — зная, что Диона его прекрасно слышит, Дилюк не меняет интонации. — В бар может заявиться Альберих. Тот парень, который был у нас вчера… помнишь его? В трубке пару секунд невыразительно молчат. Этого времени как раз хватает на то, чтобы Дилюк почувствовал, как в груди что-то странно сворачивается. На ближайшем фонарном столбе на самом углу парковки как раз виднеется свежая ориентировка — патрульный вешал её буквально пять минут назад, когда Дилюк выходил из участка. Тарталья смотрит с листа пустым, невыразительным взглядом, который дешёвая печать делает только хуже. Альбедо, конечно, мастер в габитоскопии, но чёрно-белому портрету до настоящего Тартальи всё ещё далеко. — Модник из Сан-Франциско? — наконец неуверенно уточняет Диона. — Ну, допустим, помню, что дальше? Альберих на него запал? — Не совсем, — Дилюк отлипает от капота и делает пару шагов к фонарному столбу. — Скажем так: я прямо сейчас смотрю на его ориентировку. Диона в трубке озадаченно молчит. — О, — хмыкает она после ещё одной долгой паузы. — Ну. Соболезную. — Альберих приедет допросить посетителей, — диктует Дилюк, игнорируя это колющее чувство в груди. Кажется, оно не пропадало с того самого момента, как он уселся с Альбедо за фоторобот. — Тебя в том числе. Говорю, просто чтобы ты была в курсе. — Я не сообщу ему ничего интересного, кроме того, что он красавчик, — она молчит и с долей скепсиса добавляет: — Кажется. Плохо запомнила его лицо. — Просто расскажи ему всё, что видела. У меня такое впечатление, что он мне не верит. — Это же Альберих, когда он вообще считался с твоим мнением? Диона в динамике откровенно веселится, и это странно контрастирует с общим смятением в голове Дилюка. Он наспех прощается, кладёт телефон в карман пальто — и, оглядевшись по сторонам, срывает со столба ориентировку. Альберих ему не верит. И правильно делает. Дилюк прячет согнутую вчетверо ориентировку в другой карман — туда, где уже лежит телефон Тартальи, который он с самого начала не собирался отдавать. Широкими шагами возвращаясь к машине — сегодня ещё предстоит кое-куда заехать, — Дилюк воскрешает в памяти сегодняшнее утро. Из-за ночных событий сон был далёк от полноценного, а на самом рассвете, когда Дилюк умудрился проспать больше получаса без перерывов, его поднял телефонный звонок. Вот только звонил не его телефон. — Алло? — звонко раздаётся в динамике, когда Дилюк мычит что-то неоднозначное. — Братик? Прежде чем Дилюк успевает удивиться внезапно появившемуся у него младшему брату — по голосу ему не дашь больше двенадцати, — он соображает, что держит в руке айфон Тартальи. А значит, на той стороне… — Привет, — Дилюк осторожно садится на кровати. Вот чёрт, ребёнок. Основываясь на опыте его знакомства с Кли, ему противопоказано общение с детьми. — Как тебя зовут? В трубке пару секунд молчат. — Где мой брат? А ему нравится этот боевой настрой. — Он… — Дилюк тупо смотрит в окно, за которым занимается рассвет. — Он сейчас не может подойти. Давай мы с тобой поговорим, ладно? Как тебя зовут? — Тевкр, — вздыхает динамик, — но мама просит не разговаривать с незнакомцами. — Но мы же знакомы. Я знаю твоего брата. Мы с тобой почти друзья, верно? Дилюк сам удивляется своему цинизму. Но Тевкр сейчас — единственная неожиданно объявившаяся ниточка к разгадке тайны того, куда пропал Тарталья, того, кто он вообще такой. И Дилюк не намерен так просто её упускать. — Ну… — Тевкр мнётся. — Ладно. Так куда он делся? Он скоро вернётся? Хотел бы я знать, ты не представляешь. — А что он сам тебе сказал? — Сказал, что уедет на выходные к старым друзьям, — охотно делится Тевкр. — Он обещал позвонить, он всегда мне звонит! Но… в общем, я решил сам. У него всё хорошо? — Полный порядок, — с тяжёлым сердцем врёт Дилюк. — Он вернётся, не переживай. Я передам ему, что ты звонил. Ты хороший брат… раз так беспокоишься о нём, — он секунду молчит, взвешивая следующий вопрос, а потом осторожно прибавляет: — Скажи-ка мне вот что… — Извините, — вдруг перебивает Тевкр, — меня зовут. Мама говорит, нужно собираться в школу. Передайте брату, пусть позвонит, ладно? До свидания! Дилюк не успевает даже ответить: Тевкр шуршит динамиком, и в трубке раздаются короткие гудки. Телефон равнодушно выдаёт стандартную заставку с блокировки и семь утра на часах. Долю секунды Дилюк разглядывает трещинки на старом, побитом экране, а затем обречённо откидывается на подушку. До этого звонка ему даже в голову не приходило, но теперь он понимает, что у него в руках единственный источник информации, который может пролить хоть немного света на личность Тартальи. А ещё — что о Тевкре он не расскажет ни единой живой душе. И что полиции этот телефон точно не отдаст. Только окончательно уверившись в своём решении, Дилюк тянется теперь уже к своему телефону и набирает знакомый номер Джинн. С которого и начинается этот невероятно длинный день. Теперь же, стоя на парковке у полицейского участка, Дилюк продолжает чувствовать себя не в своей тарелке. Голос Тевкра не выходит у него из головы, мысли бестолково мечутся туда-сюда. Тарталья уезжал «к старым друзьям»… к кому? Никто в городе, Дилюк убеждён, его не знает. Дилюк встряхивает головой. Плотнее запахивается в пальто и усаживается за руль. Если и есть в Лаймонде человек, который поможет выудить из этого телефона всю необходимую информацию, — то сейчас самое время к нему наведаться. Город и так не представляет из себя архитектурный шедевр, но чем ближе к окраине, тем хуже становятся дела. Редкие одноэтажные застройки, мелькающие между деревьями и почти съеденные лесом с одной стороны и обветренные океаном с другой. Дилюка интересует окраина ближе к континенту, поэтому скоро городские здания сменяются лесными пейзажами, а дорога превращается в серпантиновые американские горки. Он паркуется на съезде к простому одноэтажному дому с серым сайдингом и засохшими маргаритками у входа. Дом выглядит так, будто в него не ступала нога человека со времён палеозоя, но Дилюк прекрасно знает: владельцу неоткуда из него деться. Разве что в его бар. Не стучась и не здороваясь, он отпирает дверь запасным ключом. Внутри стоит затхлый запах помещения, которое не проветривали неделю, в единственной комнате на столике свалены коробки от пиццы и пустые банки из-под пива. Естественная среда обитания Кэйи Альбериха — но ах и увы, если бы здесь жил Кэйа Альберих. — Поднимайся, — командует Дилюк, сметая весь мусор прямо на пол. Стук алюминиевых банок заставляет одеяльный комок на диване пошевелится — и над ним, сонно моргая, появляется вихрастая голова. — М-хм… у меня нечего воровать, но буду благодарен, если вынесете мусор… а, — взгляд фокусируется на Дилюке, — это ты. — Я, — мрачно подтверждает Дилюк. Проходит мимо дивана и уверенным жестом распахивает зашторенное окно. В комнату врываются солнечные лучи и поток свежего ветра; одеяльный комок шипит от негодования. — Суббота, три часа дня. Доброе утро. — Да какое, нахрен, доброе? — Было бы добрым, если бы ты каждое утро не начинал с похмелья. Дилюк ставит на освободившееся на столике место пакет из супермаркета, в который заскочил по дороге. Минералка, пакеты с лапшой, замороженные полуфабрикаты — в общем, как раз то, за что Венти с сушняка вознесёт его на небеса. Венти заинтересованно поднимается на локтях. Его ведёт, но в целом он, кажется, функционирует вполне сносно — иначе при попытке сесть он бы лёг. Прежде чем Дилюк успевает пересчитать количество пивных банок на полу и ужаснуться целости его печени, Венти суёт нос в пакет. — Ты принёс мне выпить? — Я принёс тебе работу. — Ну, — у Венти почти получается сделать вид, что он не расстроен, когда вытащенной бутылкой оказывается не пинта пива, а литровая минералка, — за работу грех не выпить! Дилюк только закатывает глаза. Мусорные мешки в доме у Венти — явление такое же редкое, как снег в Сахаре, поэтому он вытряхивает на стол (хуже уже всё равно не будет) содержимое пакета и сгружает туда банки из-под пива. Насчитывает восемь и на восьмой же сбивается. Гиблое дело. — Опять бесплатное обслуживание номеров, — Венти прикладывается к минералке, спускает ноги с дивана. Слава богу, он в штанах. — Люблю этот город… Так что за работа? — Нужны твои гениальные мозги, — Дилюк поднимает на него взгляд, прикидывая их работоспособность после восьми-и-на-восьмой-же-сбивается бутылок пива. — Кое-что взломать. — О-о-о, мой дорогой друг… Давай только не Пентагон, я сегодня не в ударе, ладненько? Венти переключает своё внимание на замороженную курицу. Хмурится, будто пытаясь понять, что это такое, а затем с болезненным стоном поднимается на ноги. Пока он тащится на кухню и возится с чайником, его слегка ведёт, но Дилюк его знает: это поправимо. Сам факт того, что Венти на пару с Альберихом до сих пор не поймал алкогольную кому, представляется ему удивительным. Правда вот в чём: Венти светил Массачусетс, в который он планировал поступать сразу после технического колледжа. Его «гениальные мозги» всегда опасно граничили с шизофренией, но Венти выбрал идти по тропе алкоголизма. Как это вышло, Дилюк не сразу заметил — просто однажды тяжёлая депрессия усугубилась вот до этого. И тогда было уже поздно его вытаскивать. Возможно, Дилюк и справился бы. Но проблема была в том, что печень Венти начал просаживать как раз тогда, когда у самого Дилюка в жизни был не самый счастливый период. Не углядеть взаимосвязь не смог бы только слепой, и он же, если хоть раз бывал у Венти дома, не заметил бы на полке в гостиной фотографию миловидной светловолосой девушки… Но за шесть лет Венти смог разве что соскочить с текилы на что-то полегче. И не то чтобы это его спасало. Сейчас он только, оттягивая растянутый ворот футболки не первой свежести, весело спрашивает с кухни: — Тебе чай или кофе? — Удивлён, что у тебя есть что-то безалкогольное, — бормочет себе под нос Дилюк. — Кофе. Без сахара. — Правильный выбор, — смеётся Венти, — с похмелья самое то. — Я-то не пьян. — Это всегда можно исправить!.. Дилюк оставляет его возиться с чайником с малодушной надеждой, что он не подпалит весь дом, забыв выключить плиту, а сам выносит мусор в контейнеры на заднем дворе. Алюминий печально звякает об алюминий: на дне уже покоится целое кладбище трезвенности. Сминая одеяло в бесформенный комок, Венти вытягивает ноги на диване и ставит перед Дилюком чашку отборнейшей нерастворимой жижи из ближайшей круглосутки. Дилюк делает глоток из чистой вежливости и берёт себе на заметку в следующий раз привезти с собой горничную, няньку, повара и дворецкого. Всех в количестве двух человек, иначе с Венти они не справятся. Дилюк вот справляется с трудом. — Итак, — наконец говорит Венти, — итак. Что же, мой дорогой нарушитель закона, тебе нужно взломать на этот раз, и насколько сильно расстроится Кэйа, если об этом узнает? — Невероятно расстроится, — хмыкает Дилюк. Он лезет в карман и протягивает Венти старенький айфон. — Вот это. — О, люблю видеть Кэйю расстроенным, — оживляется Венти. Он беспечно вертит айфон в руках, рассматривая под разными углами, наугад тычет в кнопку блокировки, хмыкает, когда высвечивается предложение ввести цифровой ключ. — Шестёрка… Старовата для наших дней. Это забыла у тебя в баре какая-то симпатичная девчонка? Дилюк невесело усмехается: — Почти. Это забыл у меня в баре парень, который буквально через час пропал. — Пропал — в смысле… Дилюк молча достаёт из кармана смятую ориентировку и пихает Венти в руки. — В смысле пропал. Венти разглядывает фотографию Тартальи с каким-то странным выражением лица. Но затем морщинки на его лбу разглаживаются, на губы возвращается прежняя непринуждённая улыбка, и он суёт ориентировку обратно Дилюку. — Симпатичный. Жалко его. Какой это уже по счёту?.. — Четвёртый, — Дилюк задерживает на лице Тартальи долгий взгляд. Он сам помогал с этим портретом, но почему тогда теперь ему кажется, что брови у него были другой формы, губы — намного тоньше, а нос — ровнее? — М-м-м. И у тебя остался его телефон… — Венти снова принимается вертеть его под разными углами. — Так и начинаются все классические ромкомы, знаешь? — Венти. — Ладно-ладно. Так, дай подумать… Комната погружается в долгое молчание. Венти держит телефон на вытянутых руках, и Дилюк почему-то уверен, что хакеры, когда-то планировавшие поступать на информационную безопасность, а теперь зарабатывающие на жизнь простенькими махинациями с кредитками и эфирами, взламывают телефоны не так. Наконец тишина нарушается тихим свистом, и Дилюк понимает: Венти просто спит. — Венти! — А! — он на автомате приглаживает вихры, бормочет ругательства себе под нос и виновато косится на Дилюка: — Прости. Сегодня не лучший день, чтобы ломать телефоны. Дилюк давит обречённый вздох: — Просто скажи, сколько времени у тебя это займёт. — Ну, давай посмотрим… Его дату рождения, кличку кота или девичью фамилию матери ты выяснить не успел, да? — Двадцатое июля, — ровно отвечает Дилюк. — Кошку зовут Молли. — Уймись! — Венти в ужасе машет руками, но двадцатое июля на всякий случай вбивает. Дилюк хмыкает: если бы всё было так просто. — Ладно, тогда смотри. Восстановление пароля через аккаунт нам не подходит, ты вряд ли знаешь пароль от его ящика… Можно попробовать просадить заряд и запросить сброс ключа через экстренные службы, можно попробовать обойти хэширование — короче, способов куча. На всё про всё у меня уйдёт… — Венти уходит в глубокую задумчивость, — пара дней. — Венти… — …точнее, ушла бы, — исправляется он с плутоватой улыбкой, — если бы твой друг купил себе последнюю модель, а не таскался с динозаврами. Сири, давай-ка сменим часовой пояс. Голосовой ассистент выводит на заблокированный экран ряд стандартных команд. Дилюк тянется за кофе и не видит, что Венти проворачивает с телефоном — только молится про себя, чтобы Венти его случайно не отформатировал, — но зато слышит, как он триумфально восклицает: — Ага, есть! Дилюк поворачивается к нему. Венти оживлённо копается в телефоне, не обращая на Дилюка или накренившуюся чашку у себя на коленях ни малейшего внимания. — Так, первым делом галерея… Говоришь, у него кошка, я хочу посмотреть… — он пару раз тыкает в экран и зависает с округлёнными глазами. Брови смешно дёргаются вверх. — О. Ого. — Что там? — Слушай, чисто гипотетически… — Венти медленно отводит телефон в сторону, — ну так, я просто спрашиваю… ты бы переспал с этим парнем? — Венти, блять, — цедит Дилюк, — какого хрена ты… — Ну просто, — Венти прижимает телефон к груди, улыбаясь той улыбкой, после которой в школе его вызывали на ковёр к директору, — тебя интересует размер его члена, или я удалю эту фотку и унесу тайну с собой в могилу? Дилюк почти жалеет, что во время готовки Венти действительно не сжёг весь дом. В свете пламени, наверное, не было бы видно, как сейчас полыхает он сам. — Да шучу я, шучу! Вот, держи, сам посмотри. Нет там ничего. Венти живо всучивает телефон ему в руки и ретируется на кухню. Дилюк смотрит ему в спину, чувствуя, как вслед за ним куда-то в пятки сматывается его сердце. А затем медленно поднимает телефон. — Засранец. Дилюк аккуратно пролистывает галерею. Для куратора музея Тарталья явно не тяготеет к эстетике — всего одна фотография калифорнийского побережья, и та, как определяет Дилюк, выглядит сделанной где-то в окрестностях Лаймонда. Несколько достопримечательностей Сан-Франциско: парадный вход в музей, Русский холм, Золотые ворота. Пара фото кошки, которая так интересовала Венти, ещё пара фото рыжего мальчишки, похожего на самого Тарталью — наверное, Тевкр, — и улыбающаяся девчонка, их ровесница. Тоже рыжая. Сплошь идут фотографии семьи, ни одного знакомого лица, никого, кого Дилюк мог бы назвать другом или девушкой. Все как один рыжие, просто какое-то американское семейство Уизли. — Кажется, для тебя и правда нет никого дороже семьи, — говорит Дилюк в пространство. — Что? — кричит Венти с кухни. — Ничего. Дилюк хмурится, возвращаясь к галерее. Новые фотографии, начинающиеся примерно месяц назад — примерно перед первым исчезновением, машинально сопоставляет Дилюк, — напоминают… Чёрт его знает. Если бы Дилюк не был уверен, что успел за одну ночь изучить Тарталью достаточно, он бы сказал, что взял в руки телефон какого-то сектанта. Потому что за последний месяц галерея превращается в учебник по оккультным наукам, не меньше. Дилюк в замешательстве пролистывает фотографии одну за другой — открытый учебник по религии, обложка сборника индейских мифов, скриншот статьи с соломоновой печатью, газетная вырезка с каббалистической символикой, какой-то разваливающийся том с изысканиями по алхимии, хаотично записанные, наверное, самим Тартальей строчки на непонятном языке… Последнее фото окончательно ставит Дилюка в тупик. На фоне поразительно знакомого кладбищенского пейзажа с вырисовывающимися в полумраке крестами — высокий, полуразрушенный индейский тотем с головой орла. Ещё бы это фото не было ему знакомо. Индейский тотем, знак сомнительного фантасмагорического уважения к первоначальным хозяевам этой земли, стоит на местном кладбище вместо классической статуи Девы Марии. Фото датировано вчерашним вечером. За полчаса до того, как Тарталья вошёл в «Долю ангелов». Дилюк откладывает телефон. Голова идёт кругом. Венти застаёт его всё в той же прострации, когда возвращается из кухни с тарелкой жареной курицы, рисом и овощами. Наверное, по лицу Дилюка ему всё становится понятно, и он, прожевав огромный кусок, молча ставит порцию на стол перед ним. Аккуратно присаживается на край скрипнувшего дивана и щиплет за колено: — Да не переживай. Ну, не оказалось там фоток его члена, с кем не бывает? Когда он найдётся, закадришь его и увидишь вживую. Знаешь, как говорят, чем сто раз услышать, лучше один раз… — Венти, — в который раз за сегодня утомлённо вздыхает Дилюк. — Господь мне свидетель, я нихрена не понимаю. — Не поминай имя Господа всуе, — улыбка у Венти выходит какая-то дрожащая. — Как бы он не расстроился и не наслал на город проклятие. Такое и Чжун Ли не отмолит… Кстати, о нём, это не его голубь тут на фотке? Венти подтягивает к себе телефон, который Дилюк оставил разблокированным на загадочном фото индейского тотема. Глядя в его глаза с размытым фокусом, сложно представить, что когда-то, много лет назад, они с Кэйей были теми самыми мальчишками, которые подбивали всю их компанию на очередную авантюру. Венти, Кэйа, Альбедо, Дилюк… Алиса… Чёрт возьми, Алиса. Дилюк не хочет смотреть в угол — туда, где у Венти на полке до сих пор стоит её улыбающаяся фотография в побитой рамке. — Что за голубь? — зовёт он, чтобы как-то отвлечься. — Ну, страхотень эта индейская. Все говорят, что он орёл, а мне лично всегда на какого-то косого голубя смахивал, — Венти тычет пальцем в покорёженный тотем. — Дай-ка я взгляну, что тут ещё интересного. Ого, Золотые ворота… Венти отбирает у Дилюка телефон. Он пролистывает сектантские фотографии без особого интереса, только иногда хмыкает себе под нос, и наконец комментирует: «Слушай, да он совсем отбитый». Дилюк полностью согласен. До сих пор его не оставляет чувство, что Тарталья попал сюда, абсолютно точно зная, куда он едет и зачем. Особенно когда: — Говоришь, он жил в Сан-Франциско, да? — Венти делает пару свайпов и хмурит брови. — Тогда почему месяц назад, как раз перед всей этой мистической мутью, он массово выкачал все стоковые фотки города? Дилюк устало щиплет себя за переносицу. К новым откровениям он не готов. — Чего? — Ну, — Венти суёт ему под нос те самые Золотые ворота, — это стоковая фотка. В подробностях видно, что твой Тарталья скачал её. Месяц назад. И так… — он молчит ещё с минуту и кивает своим мыслям: — И так со всеми фотками, да. — И что это, блять, — вздыхает Дилюк критически, — вообще значит? Венти всплёскивает руками: — Да откуда мне знать! Все фотки, кроме этой коллекции туриста, настоящие, сделаны на эту камеру. Я мог бы попытаться отследить его перемещения через гугловский акк… — он разочарованно пялится в телефон. — А. У него нет гугловского акка. Геолокация, геолокация… хм… Ну, чтобы вскрыть её по спутнику, точно понадобится пара дней. — У меня нет пары дней. — Тогда оставим этот вариант на крайний случай, — Венти делает вид, что задумывается, пока у Дилюка мозги кипят в раскалённом масле. — О, а ты уже копался в его контактах? — Мне хватило галереи, спасибо. — Хочешь выяснить, кто он такой, — попробуй начать с телефонной книги, — нравоучительно говорит Венти. Это становится вторым проявлением его блестящего интеллекта за день; для человека с его состоянием печени — уже достижение. — Хотя у него явно что-то не то с головой, не отрицаю… Давай-ка посмотрим номера. Вот Тевкр. С синим сердечком. Как думаешь, кто это? — Его брат, — кисло отзывается Дилюк. Внезапно становится ещё хуже. — Звонил с утра. — М-м-м, ясненько… Так, а вот это, — Венти вдруг сводит брови к переносице. — Смотри-ка, лёгок на помине. У него есть номер Чжун Ли. Дилюк моргает: — Прости? — Вот же, — Венти суёт список недавних звонков ему под нос. — Один звонок, два дня назад. Полчаса проговорили — явно ведь Чжун Ли ему не про местные достопримечательности рассказывал. И явно не агитировал в церковь, миссионерство с туристами — дохлый номер. Даже если священник такой симпатичный, как Чжун Ли. Дилюк только хмыкает себе под нос. Китайцы в Калифорнии — явление привычное, большинство из них — потомки предприимчивых ребят времён ещё Золотой лихорадки, но китаец-священник, облюбовавший себе единственную в городе церковь (на кладбище которой к тому же красуется индейский тотем), — это уже что-то из ряда вон. Тем не менее Чжун Ли в городе любят. Ему доверяют. Больше, чем полиции, уж точно. — Сын мой, — замогильным голосом подсказывает Венти, набивая щёки курицей с рисом, — божественное провидение говорит мне, что я знаю твою следующую остановку. Ничего не остаётся, кроме как пространно кивнуть. Что ж, Венти прав. — Завтра у него как раз воскресная служба, — замечает Венти. — Подойдёшь к нему после и скажешь… — Нет. Поеду сейчас. Венти (Дилюк готов поклясться) смотрит на него с почти вселенской обидой: — Я надеялся, что взломать телефон этого красавчика — всего лишь повод со мной увидеться и что ты задержишься подольше. А ты, Брут… Ой, да ладно тебе! — он в отчаянии заламывает руки, потому что Дилюк уже поднимается с дивана. — Дом Господень открыт в любое время дня и ночи, а мы так давно не виделись! — С четверга, — изгибает бровь Дилюк. — С целого четверга!.. — Я приеду завтра, ладно? — умиротворяющим тоном просит Дилюк. Оставь Венти в таком состоянии — и он найдёт в себе силы дойти до ближайшего магазина и опустошить там полки со всем алкогольным. — Готов спорить, мне ещё пригодится твоя помощь. Что-то в этой истории не даёт мне покоя. И Альберих… Венти вдруг кивает с видом всё понимающего тысячелетнего бога: — Ты просто не хочешь разговаривать с Кэйей. — Я уже привлёк полицию. Сообщил им о пропаже. — Ага, и главную улику оставил у себя. Дилюк чувствует странную злобу. Венти знает его хорошо, слишком хорошо: регулярные уборки в его гостиной и работа таксистом от бара до дома невероятно сближают, даже спустя много лет и без того крепкой дружбы. Но сейчас… что он поймёт? Как Дилюк может ему объяснить, если он не знает, что объяснять? — Они не помогут, — с железной убеждённостью заявляет Дилюк. — Ну, не знаю. По-моему, у Альбедо вышла симпатичная такая ориентировка. — Да послушай ты! Венти вздрагивает. Вилка с недонесённой порцией курицы повисает между тарелкой и ртом, и Венти после паузы возвращает её назад. Поджимает под себя ноги по-турецки и наконец смотрит на Дилюка без малейшего огонька веселья в глазах. — Слушаю, — тихо, серьёзно говорит он. — Слушаю — и понимаю, что ты, раньше даже не думавший помогать с какими-то там пропавшими в городе людьми, теперь хочешь вести собственное расследование. Чем-то этот Тарталья тебе приглянулся. И пусть моя интуиция подсказывает мне, что у вас ничего не было… — Дилюк издаёт гневный протестующий возглас, но Венти и не думает останавливаться: — …я давно не видел, чтобы другой человек так задевал тебя за живое. «Прости. Не смог удержаться». — Я помогу тебе с чем угодно, — продолжает Венти и возвращается к беспечному тону: — Только вспоминай о моём существовании чаще, чем я о твоём, ладно? Дилюк едва слышно усмехается. Венти нетвёрдо поднимается с дивана — выглядит он куда лучше, чем когда Дилюк только вытряхнул его из одеяла, — и напоследок хлопает его по плечу. — Приеду завтра с новостями, хорошо? — обещает Дилюк, ловя ответный кивок. — Если ты будешь вменяемым к тому моменту. Венти смеётся: — Держи меня в курсе. Люблю драматичные детективные истории, знаешь ли… О, ещё кое-что, — он забирает у Дилюка телефон Тартальи, пару минут копается в настройках, постукивая по экрану ногтем и бормоча что-то себе под нос, а затем возвращает. — Вот. Я отключил блокировку, теперь можешь лазить в нём сколько душе угодно. — Разве это можно сделать без пароля? — У волшебников свои секреты, — Венти снова широко улыбается. — Как же мне льстит, когда ты смотришь на меня вот так. Я чёртов гений, ладно? И я поставил на заставку своё селфи. Теперь, когда захочешь подумать об этом красавчике, будешь вспоминать, что у тебя есть такой шикарный друг. Дилюк не выдерживает — коротко смеётся в ответ. Уже в машине, въехав в центр города и припарковавшись у тротуара, Дилюк всё же находит в галерее среди горы оккультных книг и скриншотов с сомнительных сайтов одну-единственную фотографию Тартальи. Он замечает её не сразу, она немного смазанная, будто снимали на ходу: на ней Тарталья сидит на какой-то залитой солнцем террасе частного домика и смеётся. Дилюк долго смотрит на фотографию, затем достаёт ориентировку Альбедо и прикладывает рядом с экраном. Похож — но похож недостаточно. Губы действительно тоньше, нос ровнее, а глаза — оказывается, они всё-таки ярко-синие. Странно. Дилюку казалось, что голубые. Это приводит его в лёгкое замешательство. У него всегда была хорошая память на лица, и забыть черты внешности человека, который тебя поцеловал, за каких-то полдня — для него что-то из ряда вон. На всякий случай, поддаваясь странному порыву, Дилюк достаёт из бардачка стопку клейких стикеров и щёлкает колпачком ручки. «Тарталья, — выводит он поперёк стикера, — день рождения — двадцатое июня. Семья — Тевкр, старшая сестра, младший брат. Кошку зовут Мона». Пару секунд Дилюк смотрит на кривоватую надпись. Затем кивает сам себе, лепит стикер на приборную панель и тянется к ключу зажигания. Нужно поговорить с Чжун Ли.