***
Дилюк подскакивает на кровати, как никогда радостный, что из ночного кошмара его вырывает звонок будильника. За окном, перемежаясь со скрежетом смятого капота из сна, грохочет гром, тяжёлые капли дождя стучат по подоконнику, а на прикроватной тумбе надрывается телефон. Только когда шок от ночного кошмара проходит, Дилюк понимает, что в комнате для будильника непроглядно темно — и что это не будильник, а кто-то решил разбудить его в четыре часа утра. — Венти, — рычит Дилюк в трубку, — ты вообще, нахрен, видел, сколько сейчас… — Привет! — беззаботно перебивают его. — Слушай, у меня тут гениальная мысль родилась. Я долго думал про твоего парня, как там его, как эти вкусные пирожные… Тарталья, вот! Привези мне его телефон, я хочу попробовать кое-что. Есть такая штука, скрытая спутниковая геолокация, я вспомнил про одну хитренькую прогу, которая сможет дать доступ к логам, если поставить джейлбрейк на его айфон. То есть теоретически мы отследим все его перемещения за последние пару лет, а это неплохое такое подспорье, не думаешь? Дилюк зависает, глядя в тёмное окно. Где-то над океаном сверкает молния. — Венти, — раздельно, чуть ли не по слогам чеканит он. — Во-первых. Я нихрена не понял из того, что ты сейчас сказал. — О, так это же легко, сплошной детский сад, слушай ещё раз… — Во-вторых, — Дилюк повышает голос, — у меня больше нет телефона Тартальи. Я отдал его Альбериху вчера вечером. Теперь зависает Венти. — Печальненько, — резюмирует он со вздохом, — гениальная была идея. Но твой тон предполагает и «в-третьих». Там ещё хуже? — В-третьих, — покладисто доводит до его сведения Дилюк, — сейчас четыре утра, и я, блять, спал. О том, что Венти вытащил его из ночного кошмара, которого Дилюк не видел уже пару долгих лет, он предпочитает его не просвещать. Тем более что голос у Венти ни разу не тянет на виноватый: — Бли-ин, правда, что ли? Я так увлёкся, что не заметил время. — Чем ты таким занимался? — Как чем? Думал, как тебе помочь, конечно же! Спасибо, что настолько этим дорожишь, что отдаёшь самые ценные наши зацепки всяким Альберихам. Уверен, он найдёт этому кладезю информации лучшее применение. Подзарядит в микроволновке, например. Дилюк давит из себя сухой смешок. На фоне, за стенами его комнаты, снова оглушительно рокочет гром. — Ого, — оценивает Венти, — даже я слышал. Погодка в центре, видимо, блеск. — Приезжай, — Дилюк зевает, — полюбуешься. — Побойся Бога, в меня попадёт первая же молния! Кстати, о Боге, как там Чжун Ли? Сообщил тебе что-нибудь интересное? — Обязательно расскажу, как высплюсь, ладно? — Дилюк отнимает от уха телефон, сонно моргает, глядя на экран. Четыре пятнадцать, господи блять боже, Венти. — Увидимся завтра, я заеду. Спокойной ночи. Тем не менее заснуть он не может ещё очень долго. Ворочается в остывшей постели, слепо пялится в потолок и вслушивается в громовые раскаты над городом. Ночной кошмар никак не желает идти из головы. Что если его отец не «не справился с управлением»? В городе и без того творится чёрт пойми что. На дороге могло произойти всё что угодно, просто Альберих не заметил или не придал значения. А в итоге Дилюк… Не понимая толком, зачем, он встаёт и босыми ногами бредёт по пустому второму этажу к своему кабинету. Там в нижнем ящике стола лежит старая фотография в рамке — её Дилюк убрал с полки шесть лет назад, когда стало слишком больно смотреть. На ней его родители и он сам, восьмилетний мальчишка, гордо позирующий на фоне океана с расчерчивающим водную гладь китовым хвостом. Родители брали его покататься на яхте в бухте, посмотреть на китов и дельфинов. Все трое улыбаются, отец обнимает мать за талию, второй рукой треплет Дилюку волосы. Он уже не помнит, кто их снимал, в кадре на память остаётся только чей-то смазанный палец, но сам факт, что эта фотография до сих пор у него, почему-то приятно греет сердце. Она одна из немногих, которые остались у него от родителей. Дилюк кладёт её обратно в ящик и такой же пустой идёт обратно в спальню. Застывает на пороге — в новом росчерке молнии вдруг кажется, что в изголовье кто-то сидит, — но это оказывается лишь прикроватной тумбой. — Твою мать, — нервно выдыхает Дилюк. Когда это всё наконец закончится?***
Гроза его мысли слышит вряд ли, потому что к утру заканчиваться даже не думает. Когда Дилюк после наполовину бессонной ночи кое-как приводит себя в порядок и наконец ступает за порог дома, дождь продолжает лить как из ведра, а небо периодически освещают вспышки молнии. Они становятся реже, гром — дальше, но над океаном шторм не унимается. И даже к вечеру, прикидывает Дилюк, вряд ли уймётся. Он только собирается уже за рулём набрать Венти и мстительным тоном объявить, что приедет через двадцать минут, как телефон звонит сам. Не упоминай имя Божье всуе, как же. — Ты сейчас куда-нибудь собираешься? — как обычно, не здороваясь, с ноги влетает Венти в диалог. — И тебе привет, — хмыкает Дилюк. — Собираюсь. К тебе как раз. — О, а я вот звонил сказать, что выехал к тебе, — судя по звуку на фоне, Венти и правда трясётся в автобусе. Для него выбраться за пределы дома и найти остановку — уже достижение. — Загляни пока в магазин, ладно? Купи… Слушай, ты знаешь, как готовить солянку? — Тебе зачем? — Гугл говорит, что эта штука здорово помогает от похмелья. А я второй день не пью и всё равно как пьяный. В общем, просто захвати поесть, ладно? Венти тут же сбрасывает. Дилюк закатывает глаза, грозится пустому экрану: «Я тебя когда-нибудь заблокирую» — и со вздохом проворачивает ключ зажигания. Что бы там ни было, Венти будет в баре, в опасной близости от алкоголя, и лучше пусть он хлебает супы, чем крепкий виски. Которого Дилюку, между прочим, безумно жалко. К слову, а зачем он понадобился Венти?.. Дилюк кидает взгляд на приборную панель, где красуется цветной стикер с запиской. Странно, он не помнит, как её писал. «Тарталья, двадцатое июня, сестра, брат, кошка»… Дилюк едва не холодеет, когда понимает, что за ночным кошмаром и хроническим недосыпом совершенно забыл про Тарталью. — Я тебе не домохозяйка, учти, — бурчит он, выезжая с парковки у бара. С Венти, пожалуй, стоит обсудить план, в котором он похитит телефон Тартальи у Альбериха и раздобудет ему всю нужную информацию раньше, чем старый добрый друг упечёт Дилюка за решётку за «препятствование работе следствия». По крайней мере, единственный сценарий, в котором он получит хоть какие-то сведения, видится ему именно так. Дилюк проезжает мимо рыбацкой бухты и краем глаза подмечает, что сегодня тут как никогда оживлённо. Рыболовных судов и катеров на пирсе стоит больше обычного, на водной глади не видно ни одного — неудивительно, при такой-то буре. Но чтобы все городские рыбаки от безделья столпились на песчаном пляже в полном составе… Было бы ради чего. Впрочем, как оказывается, есть ради чего. Дилюк от удивления резко даёт по тормозам, когда понимает — На берегу лежит мёртвый кит. То, что он мёртв, Дилюк определяет сразу же: за всю жизнь в Лаймонде он видел много китов, и этот, лёжа дыхалом в его сторону, даже не шевелится. Он небольшой, Дилюку доводилось встречать и побольше, но он мёртв — и этого факта почему-то достаточно, чтобы он, выбравшись из машины, сразу же споткнулся в песке. Какой-то мальчишка, пробегая мимо него и разгоняя голубей вперемешку с чайками, чуть не падает ему под ноги, и Дилюк пфыкает: — Ты что здесь делаешь? Тот простодушно округляет глаза: — Смотрю на кита. Что здесь ещё можно делать? — Беги домой, — качает головой Дилюк, — погода становится только хуже. Простудишься ещё, — от мальчишки следует нулевая реакция, и Дилюк грозится: — Расскажу родителям. В ответ — только широкая усмешка, будто Дилюк сказал что-то невероятно смешное, и быстрый топот ног. Мальчишка теряется среди рыбаков, а Дилюк осторожно обходит пляж, стремясь найти кого-то, кого он знает. Венти с его солянкой может и подождать. Первой его находит Диона. Дилюк даже не скрывает своего удивления: что она тут делает? Закупается суши для бара? — Ты… — Приехала за папой, — отмахивается Диона. Раскрывает над головой Дилюка зонт, потому что тот даже не замечает, как успевает промокнуть, и он благодарно, пусть и заторможенно кивает. — А нашла это. Рыбаки говорят, его штормом вынесло. Он был ещё жив, если не сам выбросился. — Что в последнее время у нас творится, — вздыхает Дилюк. — Не отвечай, это я так. Диона пожимает плечами: — Кстати. Я тут всё думаю… Помнишь, пару недель назад, как раз когда Алан исчез, мой дорогой папочка завалился в бар и начал затирать про тотем на кладбище со светящимися глазами? Дилюк молчит, но вопрос Дионы явно не риторический, а связи он не улавливает. Приходится поддаться: — Помню. И? — Я увидела его и сразу вспомнила… Не знаю, почему. Просто, ну, его запойная компания — они все дружно решили, что если здесь кто-то и виноват, то это какой-то древний индейский дух. Отец и раньше под градусом не особо отличал реальность от выдумки, но сейчас он искренне верит в весь этот бред. Настолько искренне, что я уже сама иногда ловлю себя на том, что пока что ничем другим я это объяснить не могу. Дилюк критически, не скрывая скептицизма, косится на неё и поднимает бровь. Одного его взгляда хватает, чтобы Диона, уперев руки в бока, тут же начала кипятиться: — Эй, нечего на меня так смотреть! Я же не говорю, что верю прямо настолько, у меня-то ещё голова на месте! — А я ничего и не говорил, — усмехается Дилюк. — Просто давай ближе к делу, ладно? Меня ещё ждут. Чтобы не смотреть на гневно пфыкающую Диону, он отводит взгляд — и натыкается прямо на кита. Пока Диона тащит его в сторону, подальше от прибывающей на пляж толпы, у них меняется угол обзора, и теперь Дилюк может увидеть его полностью. Кит лежит на боку, его плавники нелепо повисают над туловищем, единственный открытый глаз чёрной зияющей дырой смотрит в никуда. — Жалко его, — бормочет Диона, ведя его всё дальше от пляжа, на одинокий прогулочный пирс — лодок возле него не бывает, его строили на мели. — Киты ведь не хищники. Иногда они выбрасываются на берег, но чтобы у нас, в Лаймонде… Должно быть, шторм в океане был действительно жуткий. — Обычно в октябре так не штормит, — указывает Дилюк. Диона только отмахивается: — Посмотри на наш город в последнее время. Здесь все свихнулись, даже погода, — и, пройдя по пирсу буквально пару метров, присаживается на корточки у самой воды. Дилюк настоятельно бы не советовал лезть в холодный осенний океан, особенно учитывая всё ещё мелькающие далеко на горизонте молнии, но Диона, даже получив пару тысяч вольт разрядом по телу, всё равно умудрилась бы послать его нахрен. Поэтому он молчит. — Так вот, — наконец оживает Диона, убирая с лица розовую прядь. Сегодня в неё вплетены какие-то чёрные перья — вороньи, что ли. — Мой папочка, мир его трезвости, знаешь, что мне в детстве рассказывал? У местных чероки свои легенды про основание Лаймонда. Ещё до того, как твой предок сравнял все их поселения с землёй, они называли это место по-другому. Они верили, что здесь проходят какие-то особые духовные линии, которые соединяют наш мир… с тем. Загробным. Не помню точное название на их… нашем языке, но в переводе оно обозначало что-то вроде залива Мёртвого Кита. — Залив Мёртвого Кита? — с долей скепсиса уточняет Дилюк. Диона разводит руками: — Ты же знаешь чероки с этими странными названиями. До этого бухта называлась как-то оптимистичнее, но, видимо, китов здесь выбрасывало на берег слишком активно. У нас это считается за плохое предзнаменование, — Диона мрачнеет. — Китовый хвост — символ защиты, знак того, что племени будет сопутствовать удача. Мёртвый кит… Ну, ты и сам можешь догадаться. Жду не дождусь, когда отец об этом узнает. Ещё пара дней головной боли мне обеспечена. Дилюк осторожно присаживается на холодный пирс рядом с Дионой. Почему-то он вспоминается в другое время года — летний, залитый солнцем. Босые ноги шлёпают по воде, которая золотится искрами, рядом хохочет над какой-то шуткой Кэйа, кто-то третий доверительно обнимает за плечо, ерошит волосы… Дилюк встряхивает головой, отгоняя странное воспоминание. Наваждение испаряется. — Ты не находишь, что это как-то слишком далеко от реальности? Диона пожимает плечами: — Думай что хочешь. Лично мне в последнее время кажется, что всё это — шторм, киты, пропадающие люди… Оно же не может происходить само по себе. — Людей похищают, Диона, — невесело усмехается Дилюк. — Похищает кто-то реальный. И он не может вызывать шторма и убивать китов. — Не факт, что их похищают, — копирует его усмешку та. — Вот увидишь, эта хрень не разрешится просто так. Ты ещё вспомнишь, какая я была умная. — Да, — Дилюк переводит взгляд на горизонт. Там снова сверкает молния. — Обязательно вспомню. Хотя с памятью у него в последнее время очевидные проблемы. — Кстати, — вдруг беззаботно зовёт Диона, — мы будем как-нибудь украшать бар к Хэллоуину? Дилюк смотрит на неё так, будто она предложила прямо сейчас спрыгнуть с пирса и утопиться. — Прости? — Хэллоуин, — хмыкает Диона, водя руками в воздухе. — Знаешь, такой праздник, когда везде тыквы и люди переодеваются в стрёмные костюмы. Завтра тридцать первое. Было бы весело. — Весело, — настаёт очередь Дилюка хмыкать. — Ну, да. Этому городу сейчас веселья хватает по самое горло. — Эй, я просто предложила!.. Мы с отцом всегда вырезаем фонарик из тыквы. Конечно, если он вообще способен в этот момент удержать в руках холодное оружие, — Диона бессмысленно пинает кроссовкой свай пирса. Дилюк неподвижно смотрит в беспокойную водную гладь, внезапно и правда развеселившись. Диона, потомок индейцев чероки, празднует типично подростковый американский праздник, церковью заправляет священник-китаец, на берег во время шторма выбрасывает китов, а в городе один за другим пропадают люди. Лаймонд однозначно сошёл с ума.***
Когда Дилюк, стараясь не смотреть на исполинского кита на пляже (вокруг которого уже собирается настоящая толпа) и попрощавшись с Дионой, бредёт по песку назад к парковке, телефон жужжит недовольным: «где ты (︶︹︺)» «я мёрзну у тебя под баром между прочим!!!!» «дилююююююк» «(」＞＜)」 (」＞＜)」 (」＞＜)」» «надеюсь ты купил штуки для солянки» Дилюк отвечает коротким «ну и зачем ты вообще встал» и проворачивает ключ зажигания. Венти и правда, засунув руки в карманы своей ветровки, нарезает круги вокруг закрытого бара. Дилюк паркует машину, хлопает дверцей, и концентрированное недовольство, ероша лохматые от влажности волосы, просвещает его: — Я встал, чтобы увидеться с другом. Который не уважает меня настолько, что запирает свой дом и сваливает неизвестно куда. Я уже решил, что ты пропал! Ты доехал вообще до магазина? — Горжусь тем, что куда-то доехал ты, — усмехается Дилюк. — Я смотрел на завтрашнюю новостную колонку в нашей газете. На пляж выбросило кита. — Ага, классно, — Венти, видимо, не впечатлён. — То есть жаль, конечно… но таким штормом странно, что только одного. Так и будем здесь стоять, или откроешь бар? Дилюк не ведёт и бровью: — Что-то мне подсказывает, что ты приехал не ради меня. — Тебе только кажется!.. — Венти первый юркает в распахнутую дверь. Выходя из дома, Дилюк предпочитает использовать чёрный ход, но Венти не признаёт другого, кроме того, который ведёт сразу в бар. Он запрыгивает за стойку, потягивается и сходу просит: — Нальёшь чего-нибудь? — Ты же собирался есть солянку. — А ты привёз из магазина хоть что-нибудь, кроме кофе? Венти пытливо следит за тем, как Дилюк сбрасывает пальто и раскупоривает под стойкой бутылку. На протянутый стакан смотрит с настоящей любовью — но только до тех пор, пока не делает глоток и не обнаруживает, что Дилюк подсунул ему виноградный сок. — Ну блин, — Венти куксится, — а я считал тебя другом. — Пей и радуйся, что бесплатно. — Хорошим другом… — вздыхает Венти. — Ладно. Итак, какие новости от Чжун Ли? Дилюк хмуро и сбивчиво пересказывает ему всё, что удалось узнать от священника. Беззаботно болтая ногами, Венти в одно мгновение осушивает стакан сока, подпирает рукой подбородок и, надо отдать ему должное, выслушивает внимательно и не перебивая. А потом только вздыхает: — Да уж… теория о том, что Тарталья сектант, только набирает обороты. Кстати, мне всё утро названивает Кэйа — наверное, ему нужна помощь с телефоном. Дилюк облокачивается на стойку. Хмыкает: — И что ты? — Сказал ему, что хочу поспать, и блокнул номер. Не буду ему помогать, пока мы не проясним всё с тобой. Ещё раз, зачем ты вообще отдал ему телефон?.. Дилюк вздыхает: от проникновенного взгляда Венти хочется сбежать куда подальше. Зачем… ему бы кто объяснил. — Скажем так, я вспылил. — Не в первый раз. Я не удивлён, — Венти ложится на стойку и тоскливо продолжает: — А такая хорошая идея была… Слушай, мы всё ещё можем выкрасть телефон из участка. Пока что он был единственным источником информации. — И толком ничем не помог. — Не скажи! Теперь мы знаем, что твой Тарталья — сектант, — Венти принимается загибать пальцы, — мутил какие-то мутные дела с Чжун Ли, не тот, за кого себя выдаёт, вероятно, никогда и не был в Сан-Франциско… Дай бумажку, я хочу это всё записать. Заодно обсудим план проникновения в участок. Дилюк заглядывает под стойку, про себя думая, что нужно добавить к списку Венти пункт о том, что Тарталья неплохо целуется, но привычной стопки стикеров там не находит. Вздыхает: — Сейчас, — и, хлопая дверью подсобки, поднимается в свой кабинет. Походя он отмечает странное ощущение. На самом деле, чем больше времени проходит с его первой и последней встречи с Тартальей в баре, тем хуже Дилюк помнит её обстоятельства. Он постоянно вертит по кругу их единственный разговор, надеясь, что внезапно всплывёт хоть что-то, чем можно воспользоваться как подсказкой, но из памяти стираются реплики Тартальи, его смех, его улыбка, его взгляд — всё, кроме того самого поцелуя. Его Дилюк помнит как никогда отчётливо. Отчасти потому что до сих пор не знает, как к этому относиться. И вдруг, когда Дилюк отодвигает один ящик за другим, пытаясь отыскать ручку и бумагу, прошибает странная мысль. Тарталья как будто знал, кто он такой. И усиленно притворялся, что видит его впервые в жизни. Дилюк застывает над открытым нижним ящиком. Встряхивает головой, избавляясь от этого странного чувства, что он тоже знает Тарталью — это невозможно, они виделись один раз в жизни, — и захлопывает ящик стола. Ещё одна пачка стикеров должна быть в книжном шкафу. Его Дилюк не разбирал едва ли не с самого детства — просто после переделки кабинета отца под свой сгрузил туда все книги, запихнул на полки всякий мусор и забыл. Сейчас, открывая одну из них и копаясь в сломанных наушниках и отцовских документах, он вдруг натыкается на стопку старых фотографий — тех самых, которые он спрятал куда подальше ещё после ссоры с Кэйей. Потому что на них, вспоминает Дилюк, перебирая одну за другой, изображены в основном они вдвоём. В обнимку в домике на дереве, хохочущие в груде жёлтых кленовых листьев, сидящие на пляже… Иногда рядом попадаются Венти и Альбедо, изредка — Алиса. Дилюк уже хочет отложить стопку, не желая возвращаться к тому нормальному детству, которое у него когда-то было, как вдруг застывает. Следующая фотография будто слёту даёт ему под дых. На ней — трое мальчишек, которые сидят на океанском пирсе (Дилюк тут же с лёгкостью узнаёт бухту и тот самый пирс, где был всего час назад), болтают босыми ногами в воде и весело чему-то смеются. Один из них — сам Дилюк, это ему становится ясно сразу же. Другой, которого он обнимает за плечи и пихает другой рукой в бок, — Кэйа. Но, в отличие от всех остальных, Дилюк наотрез не помнит этого момента. Не помнит этой фотографии. А когда он узнаёт третьего мальчишку… Он видел его всего раз в жизни, и тогда он был лет на пятнадцать старше. Но рыжие волосы и открытый взгляд синих глаз не оставляют никаких сомнений. Хохоча над какой-то, без сомнения, смешной шуткой и поднимая брызги океанской воды, на пирсе рядом с Кэйей и Дилюком сидит маленький тринадцатилетний Тарталья. Дилюк так и застывает, вертя фотографию в руках. На обороте ничего не написано, никто и ничто не даст ему подсказки о том, откуда вообще это взялось в его вещах. Дилюк чувствует, как его прошибает холодным потом. Почему он ничего не помнит? Он знает Тарталью, теперь в этом нет сомнений, в его руках материальное тому доказательство. Ошибиться невозможно, пусть и разница между теперешним Тартальей и тем, что на фотографии, огромна. Дилюк не может понять, почему он так уверен, он просто… просто знает. Но почему?.. Дрожащими пальцами Дилюк кладёт фотографию на самый верх полки и делает шаг назад, сжимая руки в кулаки, чтобы хоть как-то унять волнение. Он, Кэйа и Тарталья — значит, Кэйа тоже должен его знать? Кэйа его помнит? Притворяется? Или, как и сам Дилюк, вряд ли возьмёт в толк, что это за насмешка над его памятью? Дилюк даже не слышит, как по лестнице пробегает топот ног. Венти заходит в кабинет, потягивается, бурчит: — У тебя в доме что, ни одной пишущей поверхности? Я успел налить себе пива, надеюсь, ты не обидишься… Эй, ты чего? В два шага Венти сокращает расстояние между ними и аккуратно тычет Дилюка в плечо. Тот, всё ещё не отрывая взгляда от смеющегося Тартальи на фотографии, одними губами шепчет: — Венти, я теперь вообще нихрена, блять, не понимаю. Проследив за его взглядом, Венти снимает фотографию с полки. Пару долгих секунд Дилюк ждёт, пока до него дойдёт, а потом Венти поднимает голову. На его лице — ни следа обычной озорной улыбки, такое же недоумение. — Вы с Кэйей, конечно, милые, когда не пытаетесь никого убить, но… это вообще, — он растерянно тычет пальцем в Тарталью, — что такое? Это твой Тарталья? Дилюка хватает только на кивок. Он тяжело опускается в кресло за своим столом. Первое удивление Венти проходит, и он, набирая в грудь побольше воздуха, принимается тараторить: — Так это же с ума сойти! Получается, вы были знакомы? Когда были маленькие? Мы же всё время гуляли вместе, то есть он может и меня знать? И Кэйю? И Альбедо? И… Алису? Почему тогда ты не в курсе, кто он такой? Ты что-то от меня скрываешь? А что если… — Венти! — взрывается Дилюк, хлопая ладонью по столу. Тот вздрагивает и осекается. — Я сам понимаю не больше твоего, ясно? Я его не помню! Совсем! Всё стирается из памяти, всё, что с ним связано, иногда я вообще забываю, что он существует! Я проговорил с ним целую ночь и до сих пор не знаю, не выдумал ли я его, потому что угадай что? Правильно, ни Диона, ни остальные посетители бара в ту ночь тоже его не помнят! Я, — он бессильно откидывается в кресле и сжимает ладонью переносицу; вспышка злости сходит на нет так же быстро, как и появляется, — уже ни в чём не уверен. Венти присаживается на краешек стула напротив. И медленно подвигает Дилюку ту самую фотографию. — Он существует, — улыбка у него выходит какая-то дрожащая, — у тебя дома все эти годы лежало доказательство. Я видел его телефон. И если тебе важны слова пьяного гения в депрессии — я не думаю, что ты сошёл с ума. Дилюк рвано вдыхает и выдыхает. Воздух обжигает грудную клетку жаром. — Спасибо, — шепчет он. Венти снова улыбается: — Да не за что. По правде сказать, если бы я знал, что всё обернётся вот так, я ни за что не позволил бы вам с Кэйей поссориться. Оттуда все беды и пошли. — Кэйа… — Дилюк поводит плечами, а затем вдруг рывком распрямляется в кресле. — Венти, ты гений. Тот хлопает ресницами: — А? Ну я в курсе так-то, спасибо, конечно… — Кэйа тоже есть на фотографии, — Дилюк ожесточённо указывает пальцем на хохочущего мальчишку. — Собирайся. Мы едем в участок. Он успевает вскочить на ноги и, забрав фото со стола, пройти половину кабинета, а Венти только потягивается на своём стуле: — А моё пиво… А, ладно. Хочу посмотреть на его лицо, когда он всё поймёт. Поехали!