Завтрашний рассвет

Альбедо не знает, о чём Кэйа и Дилюк ругаются на этот раз, но когда их крики в коридоре становится слышно из общего зала — приходится вздохнуть, извиниться перед патрульным и приготовиться снова попасть под горячую руку. Альбедо всё детство и часть осознанной взрослой жизни пытается играть роль регулирующей стороны между этими двумя. Обычно это заканчивается тем, что Дилюк закатывает глаза и со свежими синяками и прямой спиной уходит в своё гордое обиженное одиночество, а Кэйа поднимает бровь с фирменным «То есть ты на его стороне, да?» — и Альбедо ещё несколько дней бегает между ними, как пограничник, а потом плюёт на здравомыслие и ждёт, пока рассосётся само. Но не рассосалось однажды — и теперь он постоянно видит последствия. А учитывая, что в последние сутки он и так на нервах, практически не спит и ничего не понимает — неудивительно, что он вклинивается между Кэйей и Дилюком как раз в тот момент, когда они близки к драке, и ладонью впечатывает обоим по груди. — Ну сколько можно, как вы оба задолбали!.. Привет, Венти. — Привет, — с широкой улыбкой машет тот из своего нейтрального угла ринга. Только попкорна в руках не хватает. — Он первый… — начинает было Кэйа тоном обиженного ребёнка, но Альбедо рявкает прицельно на него: — Люди пропадают, а вы снова за своё, как два придурка! И ты, — он мечет огненный взгляд в Дилюка, который как раз открывает рот, — тоже хорош. У нас расследование, а у вас на уме как будто только то, как бы доказать, у кого длиннее! Воцаряется недолгая тишина. Альбедо со свистом выдыхает, Венти со смешком комментирует: — Продолжай, Ал, давно не видел тебя в таком настроении. Альбедо качает головой. Делает медленный шаг назад, готовясь снова встать между льдом и огнём, но Дилюк с Кэйей только смеряют друг друга взглядами одинаковой степени ядовитости — и молчат. Альбедо устало щиплет себя за переносицу. Только с этим детским садом возиться не хватало. — Что на этот раз? Кэйа протягивает ему клочок бумаги: — Дилюк решил, что это я так здорово пошутил. На, сам посмотри. Может, ты нам обоим объяснишь, что это такое. Альбедо берёт в руки старую фотографию. Невольно улыбается: он успел забыть, каким Кэйа в детстве был лохматым и как выглядело его чистое лицо безо всяких шрамов. Переводит взгляд на Дилюка, затем на третьего. И замирает. — Это… — Это Тарталья, да, — весело хмыкает Венти. Хотел бы Альбедо жить так, чтобы каждая ситуация казалась ему настоящей комедией. — Давайте пропустим тот момент, где ты подвисаешь, удивляешься, спрашиваешь, что это такое и как это может быть, ладненько? Мы уже выяснили, что никто из нас не помнит ни эту фотку, ни самого Тарталью. — Но факт остаётся фактом, — угрюмо вворачивает Дилюк. — Здесь я, Альберих и Тарталья. Это не может быть никто другой. Альбедо, хмурясь, вертит фотографию под разными углами. — Где ты это взял? — Нашёл в своих старых вещах. Там целая стопка фотографий из нашего детства, наверное, отец так и не выбросил, — Дилюк складывает руки на груди. — Если это Тарталья, то… — Почему ты так уверен, что это именно он? — Дилюк смотрит на Альбедо так, будто тот сказал совершенно очевидную вещь — вроде того, что небо голубое. Альбедо возвращает ему фотографию и разводит руками: — Я хочу сказать… Да, он рыжий, но ты виделся с Тартальей всего однажды. У нас есть только ориентировка, сходство очень отдалённое… Это может быть просто совпаде… — Нет, — обрывает Дилюк. И, видимо, по скептически поднятой брови Альбедо поняв, что за такое поведение его отправят в угол, только вздыхает: — Я не знаю, как объяснить. Просто… чувствую. — Посмотрите на него, он просто чувствует, — фыркает Кэйа, на которого скептически поднятая бровь Альбедо не действует — годами выработанный иммунитет. — Просто чувствами, Дилюк, дела не раскрываются. — Тогда, может, ты просветишь меня, как они раскрываются, если сам до сих пор ни одного не раскрыл? — Ты же хотел сам идти в полицию! Вот твой шанс доказать, насколько ты бы мог быть полезен в участке. — Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Включая участок. — У вас всё равно есть кое-что общее, — снова раздражённо просвещает их Альбедо, — вы оба сейчас невероятно бесите. Хоть один человек тут способен на конструктивный диалог? — Я, — поднимает руку Венти. — Спасибо, Венти. Кто-нибудь ещё? Кэйа и Дилюк в поразительном единодушии молчат. Альбедо критически вздыхает: — Я вас умоляю… С детства ничего не изменилось. После вашей ссоры весь город только и ждёт, когда вы наконец успокоитесь. Венти вдруг (Альбедо бы не заметил, если бы не следил за каждой стороной конфликта, готовясь разнимать драку) почти неуловимо меняется в лице. Его взгляд и улыбка становятся… Альбедо не может определить эмоцию. Просто — странными. — Эй, — сверхъестественно тихо для человека с его энергией зовёт он, — а почему вы вообще поссорились? В коридоре снова воцаряется тишина. Дилюк смотрит на Кэйю так, будто может прочитать ответ где-то у него на лбу, но сам почему-то выглядит… озадаченно? — Я… — Кэйа облизывает губы. И с каким-то странным ужасом в голосе признаётся: — Я не помню. — Тоже, — с неохотой кивает Дилюк. — Так было всегда. Альбедо хмурится. Напрягает собственную память — и понимает, что никто и никогда с самого детства не говорил о том, что такого произошло между Кэйей и Дилюком в их тринадцать. Этот кусок будто вырезали из мозга, тот факт, что раньше они дружили, а теперь друг друга ненавидят, — аксиома, не подлежащая обсуждению. Но Венти внезапно задаёт очень правильный вопрос. Действительно — почему? — Не слишком ли много в этом деле вещей, — наконец так же тихо продолжает Венти, — о которых никто не помнит? Тарталья на этой детской фотке. Ваша ссора. Это не может быть просто так. Ты сам мне говорил, — он поворачивается к Дилюку, — что чем больше времени проходит — тем сложнее тебе его вспомнить. — Мы пытаемся найти человека, которого словно не существует, — медленно кивает Кэйа. — Может быть так, что мы все, все здесь, его знаем, просто… не помним? Ненадолго между ними снова подвисает эта непонятная, жуткая тишина. И Альбедо ловит себя на мысли о том, что всё это ему не нравится. Пропадающие из баров гости — не нравятся. Мутные пятна в их истории — не нравятся. Рвение Дилюка найти Тарталью — не нра… Стоп. Альбедо закусывает губу. Наверное, только теперь он Дилюка по-настоящему понимает. Кли, единственный действительно близкий ему человек, его оставшаяся семья, пропала, а Дилюк… такие странные эмоции по отношению к незнакомцам не возникают из ниоткуда. Между ними явно что-то произошло. И Дилюк об этом не говорит. Венти щёлкает пальцами, как вдохновлённый поэт: — О Тарталье нет никаких записей из его настоящего. Но, может быть… — …найдутся записи из его прошлого? Они с Альбедо переглядываются. Он слабо улыбается Венти в ответ. — Хорошо, — предлагает тот, — тогда поступим вот как. Слушайте внимательно, к расследованию подключается настоящий гений. Вы вдвоём, — Венти тычет пальцем в Кэйю и Альбедо, — пороетесь в городских архивах. Если мы не помним Тарталью с самого детства, он мог раньше жить в этом городе. О нём должны были остаться записи — хотя бы в тех же школьных документах, он примерно одного с нами возраста… А мы с тобой, — кивок Дилюку, — едем к тебе и попробуем ещё немного покопаться в старых фотках. Я за последнее время стал настоящим специалистом по рытью в мусоре, кто знает, вдруг что-нибудь всплывёт. Если мы поймём то, откуда Тарталья взялся, поймём и то, куда он исчез. Ну, как, — Венти с триумфальной улыбкой оглядывает коридорное собрание, — хороший план? Альбедо молча пожимает плечами. Дилюк колеблется, но кивает. Кэйа разводит руками: — Не придраться. Ты случайно не хочешь уйти в полицию? — Носить эту вашу жуткую форму и пить только по выходным? — ужасается Венти. — У меня ещё есть мозги, спасибо. Кэйа усмехается уголком губ: — Сочту за комплимент. Ладно, тогда звоню Лизе, пусть откроет нам архивы, и поехали. Альбедо закрывает глаза и позволяет себе на мгновение задержаться в этом коридоре. С момента загадочной ссоры Кэйи и Дилюка, когда уже ничего не стало как раньше, они впервые стоят здесь старой компанией из детства — почти не ругаясь, почти не пытаясь обвинить друг друга во всех бедах, работая над общим делом. Которое внезапно стало так важно для каждого — даже для Венти, для которого нет ничего важнее пары бутылок пива. Даже для Альбедо, который сейчас хочет лишь одного: найти Кли. И его почему-то не оставляет навязчивое чувство, что Тарталья ему в этом поможет. — Дилюк, — мягко зовёт он, взглядом показывая, что если тот не хочет — может отказаться, — можно тебя на два слова? Дилюк переглядывается с Венти, который, видимо, заслуживает от него определённую квоту доверия, и тот лишь пожимает плечами. Альбедо отводит Дилюка в свой кабинет, подальше от любопытных ушей двух алкоголиков со стажем. Натыкается взглядом на ориентировку по Кли, вздыхает и переворачивает лист бумаги белой стороной вверх. Дилюк прислоняется спиной к двери, складывает руки на груди: — Ты что-то хотел? — Я хотел спросить, — кивает Альбедо. Сейчас нужно осторожно, медленно подобрать правильные слова. — Это не касается Кэйи, если тебе интересно, я не хочу лезть в ваши тёрки дольше, чем необходимо, чтобы вас разнять. — Что тогда? — Тарталья, — Альбедо вздыхает. — Там, в коридоре… я просто подумал… У меня пропала Кли. Моя племянница. И то, что я сейчас чувствую, очень похоже на то, как ты ведёшь себя по отношению ко всему, что касается Тартальи, — Дилюк не перебивает, но по его лицу Альбедо понимает, что ему становится, как минимум, некомфортно. Поэтому он торопливо, в лоб спрашивает: — Ты не рассказал всего, да? Между вами что-то было? Дилюк долгое время молчит, закусив губу и мрачно разглядывая грязный пол у Альбедо под ногами. Наконец тянет: — Я не совсем понимаю, какое отношение это может иметь к… — Я спрашиваю не как полицейский, Дилюк. Я спрашиваю как твой друг. Ты имеешь право мне не отвечать, но, может… тебе станет немного легче? Он расскажет, спокойно отмечает Альбедо — так, будто действительно ведёт допрос. Сейчас возьмёт и: — Он меня поцеловал, — с каменным лицом говорит Дилюк. — Прямо перед тем как уйти. Взял и поцеловал. — Дилюк… — Не смотри на меня так, я не знаю, что это было! Но у меня сложилось такое впечатление, что как раз он — он знал. Знал меня ещё до того, как войти в мой бар. Альбедо не специалист по человеческим эмоциям, он вообще крайне далёк от всего, что не умерло и не представляет интереса для расследования. Но Дилюка он (как, очевидно, и Тарталья) знает, и знает хорошо — и прекрасно видит, как в нём после этих слов что-то ломается. Дилюк опускается на единственный стул в кабинете, печально прокручивается на колёсиках, и Альбедо чувствует себя так, будто обязан сказать: — Ты же не винишь себя в его пропаже, да? — Конечно, нет, — Дилюк невесело усмехается. — А вот ты себя ещё как винишь. Так что позволь я тоже скажу как друг, ладно? В этом городе пропадают разные люди. Между ними нет никакой связи. Вместо Кли мог исчезнуть кто угодно, тебе просто… не повезло с тем, что это твоя племянница. Будь я на твоём месте, Кли тоже была бы мне в разы важнее какого-то там придурка из бара. Но если мы найдём Тарталью… — …мы поймём, куда делись все остальные, — кивает Альбедо, — да, я знаю, это хотя бы рационально. Но если с ней что-то случится, я никогда себе не прощу. Дилюк вдруг снова усмехается: — Давно не видел нас вот так. Вместе. — Было не так уж плохо, правда? — Альбедо уже механически, чувствуя неистовое желание закурить, зажимает зубами сигарету. Джинн его точно убьёт. — Это наш с тобой первый нормальный разговор… за сколько лет? — Много, Альбедо, — Дилюк переводит взгляд с него в окно. На фоне дождевых капель уже закручиваются первые клубы выдыхаемого дыма. — Очень много.

***

— Ну серьёзно, о чём вы разговаривали? Альбедо со вздохом нажимает кнопку проектора, перелистывая на следующий слайд. Сканы газет, школьных альбомов и переписей городского населения на рябящем экране в полутьме архива удручают. Кэйа, раз в пять минут поднимающий тему секретов Дилюка, удручает ещё больше. — Я ведь уже сказал, — пожимает плечами Альбедо, — сначала я заинтересовался его парикмахером, а потом он спросил, откуда у меня такой синяк на шее. Пришлось сказать ему правду. Кэйа фыркает: — Очень смешно. А я всё ещё серьёзно. — Ну, да, и я серьёзно сказал ему, что у меня появилась девушка. У неё скверный характер на самом деле. Постоянно мешает работать. Альбедо отворачивается к проектору. Они сидят в архиве уже целый час, и Альбедо впервые за долгое время испытывает головную боль от нахождения с Кэйей в одном помещении. Что самое обидное — они не нашли за этот час ровным счётом ничего. Альбедо подпирает подбородок рукой, перелистывая слайд, и краем глаза видит, как Кэйа ложится головой в стол. Никто не говорил, что будет легко, но Кэйю бумажная работа всегда убивала быстрее, чем любые другие обязанности полицейского. — Давай попробуем наш школьный год, — зовёт Альбедо, понимая, что ещё немного — и он останется единственным в этом архиве, кто способен связывать слова в предложения. — Сколько тебе на той фотографии? Тринадцать? — Наверное, — бурчит Кэйа в стол. — Как будто я помню. Если это именно то лето… Я уже говорил: я помню всё своё детство, но этот кусок… Как будто все воспоминания просто вытащили из головы. — Пятнадцать лет назад, — кивает Альбедо, — сейчас. Он вытаскивает плёнку из проектора и откладывает её к груде таких же. Слава богу, Лиза печётся об архиве как о родном ребёнке: все записи в каталоге разложены по датам, в строго хронологическом порядке, и, открывая им архив, она ясно дала понять, что если что-то будет лежать не на своём месте, Альбедо с Кэйей могут попрощаться и с должностью, и, вероятно, с жизнью. Альбедо буквально заставляет себя встать и двинуться между ровных рядов шкафов и полок к тем, где должен быть нужный им год. Он недоволен, он едва не бесится от того, что вместо поисков Кли и помощи патрульным, которые прямо сейчас кусочек за кусочком обшаривают кладбищенский лес, глотает архивную пыль и смотрит на новостные сводки давно прошедших лет. Но если они всё же правы и Тарталья станет ключом к тому, чтобы найти всех остальных, Альбедо поможет — по мере сил. Он вставляет в проектор нужную плёнку, на которой как раз должны храниться школьные фотографии всех параллелей того года, и пролистывает один класс за другим. Одинаковые ряды школьников в белых рубашках и чёрных брюках, выстроенные в шеренгу перед школьным крыльцом — Альбедо задерживается на каждой не больше, чем на пару секунд, чтобы убедиться, что это всё ещё не то, что нужно. Наконец он доходит до их параллели. У них было всего два класса — школа одна на весь город, учеников немного. Альбедо и Венти в одном, Кэйа и Дилюк в другом. Альбедо не помнит точно, как все они нашли друг друга в первые же дни учёбы, ярким пятном от знакомства в голове остаётся только Кэйа, а всё остальное время, до ссоры Кэйи с Дилюком, они словно всегда были вместе. Альбедо находит на замыленном фото сначала себя — тогда у него были короткие волосы, гораздо светлее, как у Алисы, но такое же спокойное выражение лица, — затем Венти — вот уж кто ни капли не изменился, даже лицо по-прежнему детское, а его выражение — будто он снова задумал подложить учительнице кнопку на стул. Он листает слайд. И мгновенно находит то, что искал. — Кэйа, — зовёт он просевшим голосом, — смотри. Тот отрывается от стула, упирается ладонями в стол по обе стороны от ладоней Альбедо, замершего над проектором, и прослеживает за его взглядом. — Ого, — наконец говорит он после долгой, очень долгой паузы, — ого. Это… блять, это ещё непонятнее, чем было секунду назад. Альбедо целиком и полностью с ним согласен. Потому что, пусть школьное фото на старую мыльницу и не блещет качеством, но сомнений не остаётся: в верхнем ряду одинаковых учеников плечом к плечу стоят, улыбаясь в камеру, Кэйа, Дилюк… и Тарталья. Такой же рыжий мальчишка, каким он был на летнем пирсе. Те же рыжие вихры, тот же ясный взгляд ярко-синих глаз. Эти трое выглядят так, будто готовы свернуть друг за друга горы, не меньше. И Альбедо, глядя на рябящую проекцию, не может понять… — Какого чёрта, — озвучивает его мысли вслух Кэйа, — мы все его в упор не помним? Альбедо не отвечает. Если бы он сам хоть что-то понимал. — Найди список учеников, — хлопает его Кэйа по плечу. — Или нет, сиди, я сам найду. Твою мать, вот они охренеют!.. Он уносится куда-то по направлению к тем шкафам, в которых нужную плёнку искал Альбедо. Тот так и продолжает сидеть на стуле ровно, будто проглотив палку, и рассматривает фотографию, пока в глазах не начинают плясать цветные вспышки. И пока Кэйа не сгружает перед ним целую стопку старых бумажек и не садится на соседний стул. — Итак, — он лихорадочно перелистывает страницы, — наш год… Вот, нашёл. Давай-ка сверим всех по фамилиям, я буду вычёркивать, — и щёлкает колпачком ручки. — Лиза не одобрит. — Лиза не узнает. Давай, — Кэйа пробегается глазами по списку, сходу марая документ вычёркиванием себя, Дилюка и ещё пары ребят. На секунду зависает над листком, а потом хмурится: — Хотя… Кажется, я и так его нашёл. — С чего ты взял? — Очень просто, — усмехается Кэйа, — я его не помню. Вот, смотри. Тарталью зовут далеко не Тарталья. Я так и знал, что ни один родитель в здравом уме не назовёт ребёнка Тартальей… С другой стороны, у нас есть Дилюк, тоже так себе имя… — Кэйа, — зовёт Альбедо, щипая себя за переносицу. К концу всего этого у него между бровей наверняка останется шрам. — Да, прости. Итак, нашего призрака зовут Аякс, — Кэйа подвигает ему список, тыча в одно из имён в самой середине. — Не то чтобы имя получше, чем Тарталья, но зато оно у нас хотя бы есть. Если по нему остались какие-то сводки в полицейской базе данных, нам лучше вернуться в участок. Выясним наконец, кто он такой… и почему мы его не помним. Альбедо машинально кивает. Он поражается способности Кэйи продолжать работу: сам он после увиденного может думать только об одном. И это далеко не загадка личности Аякса-Тартальи. Наверное, Кэйа замечает, что у него с лицом что-то не то. Потому что откладывает ручку и озабоченно вглядывается прямо в глаза. — Ты чего? — тихо спрашивает он. Альбедо мотает головой: — Ничего, просто… подумал. Голдет, он ведь вернулся — ты сам видел. Он не узнавал жену, не понимал, где находится… Что если это как-то связано с тем, что мы в упор не помним Тарталью… Аякса? Что если, — Альбедо вдруг ловит себя на том, что у него подрагивают пальцы, и Кэйа накрывает его ладонь своей, пока Альбедо буквально заставляет себя выталкивать слова наружу: — Все они, Альберт, Тарталья, Кли… вернутся… — Нет, — просто обрывает Кэйа. Во взгляде пляшет ледяная сталь. — Если ты этого не скажешь, это не будет правдой. — Но… — Альбедо, — вдруг вздыхает Кэйа, — я думал, из нас двоих это ты следишь за тем, чтобы я не скатился по наклонной. Поехали в участок, ладно? Мы увидели всё, что нам нужно. Мы буквально в шаге от того, чтобы найти их всех, я чувствую. И не волнуйся за Кли, иначе, — он полушутливо поднимает бровь и чуть усиливает хватку на холодных пальцах Альбедо, — я что-нибудь придумаю. Альбедо заставляет себя глубоко вздохнуть и пытается хоть немного расслабиться. Получается плохо. Но он всё равно с плохо скрываемым сарказмом бормочет: — Ты просто не знаешь, что со мной делать. — Почему же? Знаю. Но тебе не понравится. Альбедо чуть склоняет голову набок. Кэйа неотрывно следит за ним взглядом. — Удиви меня, — предлагает Альбедо. Кэйа не двигается. И Альбедо подаётся вперёд сам. Губы у Кэйи ледяные — неудивительно, в архиве вечный морозильник, — а сам он, кажется, удивляется сильнее Альбедо. Потому что проходит несколько долгих секунд, прежде чем он наконец отвечает на поцелуй, и ещё дольше, прежде чем он смелеет настолько, чтобы за затылок притянуть Альбедо ещё ближе. Кэйа целует так, будто наконец дорвался, и пусть на этот раз он точно всё запомнит и половина веселья пропадёт — Альбедо хватает уже того, как сильно стучит его сердце под ладонью, когда он кладёт её Кэйе на грудь и сжимает пальцы. — Лиза не одобрит, — выдыхает Кэйа ему в губы, даже не думая увеличивать расстояние между ними. — Лиза не узнает, — копирует его тон Альбедо. Куртка мешает, мелькает задняя мысль. Альбедо, снова накрывая губы Кэйи своими, ныряет под неё ладонью. Тыльной стороной он чувствует флис, что-то из внутреннего кармана падает Кэйе на колени. Альбедо не глядя сжимает это в кулаке, собираясь отбросить подальше, и вдруг открывает глаза. Часто дыша, они оба смотрят на то, как Альбедо комкает в пальцах красный берет. И, кажется, то, что только что между ними было, рассыпается снова. Альбедо медленно поднимает взгляд. Кэйа смотрит на него почти испуганно. — Я могу всё объяснить, — одними губами выдаёт он. Альбедо рывком поднимается на ноги, чувствуя, как где-то в пятках колотится его сердце — и желание поцеловать Кэйю ещё раз вместо того, чтобы наставлять на него дуло его же табельного оружия, здесь вовсе ни при чём. Но именно это Альбедо и делает. С холодным дулом, глядящим ему прямо в лоб, Кэйа совсем теряет остатки уверенности. Он поднимает пустые ладони, на его коленях красным пятном лежит берет, на который Альбедо в упор старается не смотреть. — Альбедо… — Давай без таких клише, — холодно чеканит тот. — Откуда это у тебя? — Кэйа опускает взгляд, и Альбедо, чувствуя, как вся его жизнь сейчас проваливается куда-то в пропасть, ведёт дулом пистолета. — В глаза, Кэйа. Посмотри мне в глаза и скажи, откуда это у тебя. Кэйа облизывает разом пересохшие губы. Холодные, вспоминает Альбедо отрешённо, холодные, но очень мягкие. — Ты не станешь в меня стрелять, — хрипит Кэйа со смешком. Альбедо поднимает бровь: — У тебя на коленях сейчас лежит улика. Вещь, принадлежащая моей племяннице, которую, если ты не в курсе, похитили. Может быть, стрелять я и не стану. Но если ты не расскажешь, что это такое, с этим пистолетом я отведу тебя в участок, и объясняться будешь уже перед Джинн. Кэйа снова долго молчит. Не нужно быть полицейской выправки, понимает Альбедо, чтобы заметить, как дрожит у него в руках этот чёртов пистолет. — Когда Виктор выпрыгнул на меня в лесу, — голос Кэйи берёт опасно высокие ноты, — он держал его в руках. Я не стал его тебе показывать, я спрятал его, потому что решил, что ты только лишний раз будешь беспокоиться… Я не думал, что… Альбедо, — он смотрит на него почти умоляюще, — клянусь, я не трогал Кли! Ты же всегда был умнее меня, подумай сам! Альбедо медленно опускает пистолет. Кладёт его на стол и мечет в дёрнувшегося было Кэйю ледяной взгляд. — Думаю, — хмурит брови он, — и понимаю, что вы слишком много на себя берёте, капитан Кэйа. И вихрем разворачивается к выходу. — Альбедо! — несётся ему вслед запоздалый вскрик. Только когда за Альбедо захлопывается дверь архива и он садится в машину, он позволяет себе отдышаться. Твою мать. Твою мать!.. — Альбедо, постой, прошу тебя! Когда Кэйа выбегает наружу, Альбедо видит его уже в зеркале заднего вида. И только сильнее вжимает в пол педаль газа. Кли. Кли была там. Они могли её найти. Могли, если бы Кэйа сказал ему об этом. Проклятый дождь барабанит по крыше полицейского Форда. Альбедо ведёт машину по знакомым улицам, механически отмечая повороты и проносясь на красный свет редких светофоров, по улицам мимо участка — прямо к лесному кладбищу.