Слизывая вкус железа.

Тихо отсиживаясь в тени четырех стен поместья, Дилюк напоминал озорного ребенка, что караулит приход Санты Клауса рождественской ночью. Однако реальность далеко не такая красочная и теплая, как хотелось бы. В глазах мальчишки не отражаются желтые огни свечей, за окном нет снега, а комнату не заполняют звуки потрескивающих в камине дров. В одно мгновенье все планы, мечты и надежды разбились о суровую правду, словно дельфины о скалы. Мелкая дрожь пробегает по телу, заставляя пальцы иногда вздрагивать, а внутри образовался липкий комок и горечи и отчаяния. А самое главное – почему он узнает о таких страшных вещах именно так? Все мысли перемешались, окончательно сбив Дилюка с толку. Он аккуратно стал подниматься по лестнице вверх, надеясь, что старая лестница не выдаст его присутствия предательским скрипом. И тут, как назло, в горле резко запершило. Плотно прижав ладонь ко рту, парень поспешил удалиться в свою спальню и там от души откашляться. Уверенно перебирая ногами, пошатываясь при этом, Дилюк буквально вломился в комнату, и, закрыв за собой дверь, сполз по ней вниз. Этот приступ кашля отличался от остальных: воздух вырывался из легких прерывистыми мелкими потоками, но при этом вызывал сильную боль в груди. Когда, наконец, приступ стал сходить на “нет”, то на ладони Дилюк обнаружил пятно крови, а после и несколько брызг на рубашке. Рука обессилено упала на пол с характерным глухим звуком. Рагнвиндр остался сидеть на полу, опираясь о дверь. Он пытался расставить по местам все услышанное минутой ранее, нахмурив брови. Смерть Кэйи и понимание приближения собственной погибели медленно и верно и приближают Дилюка к той самой грани, где обрывается здравый дух и начинается полное сумасшествие. Он много видел за свою не особо долгую жизнь, переживал то, что многие не смогли бы пережить, но именно это вот-вот его сломает, словно ураган, вырывающий с корнями старое дерево. Именно сейчас все его внутренние противоречия канули в бездну, открывая глаза на горькую правда – ему никогда не было все равно на названного брата. Сейчас, хоть только и в мыслях, но все же может называть Кэйю так. Дилюк осознал это слишком поздно, ведь на протяжении нескольких лет он яро убеждал себя в том, что они никто другу и никогда вновь не станут кем-то большим, чем просто знакомыми, а перемирие понесет лишь формальный характер и не будет значить для него ровно ничего. Разве хладнокровный и безразличный господин Рагнвиндр страдал бы из-за простого знакомого? Последние известия оставили на нем неимоверно тяжелый груз, что Дилюк предпочел бы оказаться раздавленным метеоритом, нежели терпеть все это. И даже несмотря на всю ту боль, что этот бедный парень испытывал, он не мог позволить себе заплакать, пускай и был вдали от посторонних ушей и глаз. –Перестань, прекрати геройствовать! Дилюк кое-как смог выдавить из себя эти жалкие три слова прежде, чем ударить себя лицу, словно в наказание за свою привычку везде и всюду держать лицо. Дилюк не знает, сколько он просидел на полу, он совсем потерял счет времени, упиваясь горем, а потом и вовсе уснул. Аделинда деликатно постучалась в дверь дабы позвать молодого господина к ужину, но вместо этого нашла обессиленное тело парня, что мешало полностью отворить дверь. Вокруг сотни деревьев, а с неба падает большими хлопьями снег. Все тропы давно замело, на белоснежной поверхности нет ни следа, что выдали бы дикого зверя или монстра. Мягкий, но при этом обжигающе холодный и колючий снег пронзает ноги тысячами игл, но Дилюк продолжает идти вглубь леса. Он судорожно потирает ладони друг о друга, пытаясь согреться. На его бледном и ослабевшем теле лишь домашняя одежда, и то промокшая. Где-то в нескольких десятках метров проглядывается силуэт человека. Он не движется, стоит на месте, будто ожидает, пока парень доковыляет до него сам. Глаза предательски застилает мутной пеленой, отчего разглядеть силуэт и опознать неизвестного становится практически невозможно. Между ними осталось всего несколько метров, но он упал на колени, ноги, что не могут больше идти, просто не удержали тело. Упершись руками о землю, Дилюк поднял взгляд. Перед ним стоял он сам, но в привычном для всех виде: темная одежда с дорогими украшениями, аккуратно собранные в хвост волосы и его непоколебимое лицо. Но сейчас оно несколько отличалось стальным взглядом и сведенными вместе бровями. От взгляда внутри все сводит и сжимает, и единственная причина, по которой Дилюк перестал смотреть – это его кашель. Испустив несколько тяжелых вздохов, сопровождающихся брызгами крови, он вновь поднял голову. –Ты жалок, – произнес твердо Рагнвиндр, а после ушел развернувшись. Обессилев окончательно, парень рухнул на снежную пелену. Кровь напоминает рубины, а волосы Дилюка и вовсе меркнут в сравнении с яркостью цвета кровавой россыпи. Кашель пробрал вновь, не давая более спать. Парень попытался встать, но чья-то рука остановила его, возвращая в горизонтальное положение. –Хвала архонтам, вы очнулись...– произнесла Аделинда, облегченно вздыхая. Дилюк оказался не в состоянии разговаривать, поэтому лишь коротко взглянул на горничную. Та изо всех сил старалась не заплакать, глядя на парня, поэтому часто отводила взгляд. Она было потянулась за стаканом воды, дабы подать его Дилюку, но тот лишь поднял ладонь в останавливающем жесте. Она понимающе кивнула и поставила стакан на место. –Знайте, не только вам больно, – прервала тишину Аделинда, заставив Рагнвиндра своими словами посмотреть на нее, – Мне тоже больно. Прожив столько лет, не имея собственных детей, я полюбила вас обоих, как родных. Та гордость, что я испытывала, наблюдая за вашими успехами, та радость, которой вы наполняли поместье, будучи детьми...Сейчас особенно тяжело переживать это нелегкое время. От меня будто оторвали кусок, а скоро оторвут еще один... Женщина уже не сдерживает эмоции и открыто плачет, закрыв лицо руками. Глаза парня вмиг стали стеклянными. Дилюк протянул руку, взяв хрупкую ладонь горничной. –Спасибо. Мы обязательно переживем это и скоро все вернется на круги своя. Аделинда заплакала лишь сильнее, перебирая в голове слова Дилюка. Он сам знал, что так не будет. И Аделинда, она тоже знала. Не будь сейчас этой женщины рядом, Дилюку было бы гораздо тяжелее. Материнская любовь, которой так не хватало парню на протяжении всей жизни, действовала как обезболивающее, пускай и не особо сильное.