Идеальный клинок

      «Как же болит голова…»       Губ коснулась мятая, вся извалявшаяся в хлебных крошках сигарета, чуть не выпав из-за проносившихся мимо мальчишек. Парень злобно выругался, едва сдерживаясь, чтобы не придушить этих спиногрызов, но решил не тратить время впустую.       Шёл уже второй час после полудня, а он до сих пор не вернулся в дом. Наверное, Ослик будет в ярости. Мысли заглушали многочисленные голоса, плывущие сквозь толпу на молниеносной скорости, создавая некоторую парадигму человеческих чувств и эмоций. Парень любил прогуливаться именно в это время — людей то самое количество, при котором можно ощутить себя частью бесконечного потока — поглощающего, стремительного, непобедимого. В случае с ним — убогого и отвратительного. Ну и какому умному человеку, кем он себя считал, понравится быть частью безликой массы? Истинное блаженство раскрывается в наличии этого необъяснимого чувства, которое в науке называют вроде как «когнитивным диссонансом». Кажется, так называется… Нарушение гармонии, отрицание собственного величия, падение всё ниже, а затем резкий подъём вверх, прямо на вершину.       Фило усмехнулся. Всё-таки абсолютно счастливыми могут быть только полные идиоты — значит он глубоко невезуч, раз родился гением. Что-то опять голова начала забиваться всяким философским бредом. Надо бы выпить хорошего бренди. Как ни странно, это было верным лекарством против ежедневной хандры, которая противопоказана ему во всех смыслах этого слова. Парень выдохнул едкий табачный дым. Если шум толпы — это когнитивный диссонанс, то алкоголь — это… консонанс? По-моему, называется так… Был бы тут рядом Син, так сразу бы поправил.       Син запрещал говорить слова, значение которых Фило ставил под сомнение. Позёрство — жалкое поведение, недостойное такого человека как он, но иногда хочется просто выглядеть умнее. Син убеждал его, что он и без этого умён, но каким образом это смогут понять окружающие?              Фило любил сбивать с толку столичных снобов своим талантом к обезличиванию человеческих слабостей. Вернее, эти так называемые «слабости» мог не заметить только самый глупый человек на свете, а парень лишь открыто о них заявлял. Никто не мог контролировать то, что он говорит, поэтому аристократы терялись и старались поскорее его спровадить. Каково их удивление, когда они узнают, что этому «вечно выпендривающемуся сопляку» уже далеко за тридцать. Син говорил, что юное лицо — то же цельное оружие, способное обмануть несколько сотен состоятельных предпринимателей и аристократов. Выдавала его возраст лишь искусственная седая прядь, но окружающие считали её «частью молодёжного стиля», а другие же — последствием травмы.              Господин Бруно обязал Фило купить свежих продуктов, поэтому парень бродил по рынку, пытаясь вспомнить хотя бы что-то одно из сказанного, но мысли, пропахшие табачным дымом, постепенно испарялись из его больной головы. Он позволяет себя унижать.       В детстве Син говорил, что слишком много думать — опасно для здоровья, а Фило, как и положено ребёнку, продолжал читать книжки по естественным наукам, прерываясь лишь на приключенческие романы про храбрых воинов, спасающих невинных из пасти чудовищ. Син объяснял это наличием «контрастного мышления», при котором в одном человеке способно умещаться что-то гениальное вперемешку с очень глупым.       — Фило! — выделился хриплый мужской голос из толпы. Фишер раздражённо выдохнул, когда осознал, кому именно он принадлежит. Слева остановилась телега с чопорным кучером. Из окна выглянул Каспар, как всегда поправляя свою уродливую шляпу.       — Не называй меня по имени, придурок, — процедил Фило, сжимая в руках пустую корзинку, которую уже давно нужно было заполнить продуктами.       Манфред нервно дёрнулся:       — П-простите, мистер Фишер. Я… просто хотел передать вам слова господина Бруно…       — И чего Ослик хочет?       — Позвал вас к себе. С какой целью — не сказал.              Фишер закатил глаза. Он ненавидел, когда с ним говорили приказным тоном — главная черта закомплексованного позёра. Син пытался учить его тонкому искусству манипуляции людьми через интонацию и ударения. К сожалению, освоить его полностью за двадцать восемь лет он так и не смог — чаще всего его считали выскочкой и воображалой. Его профессия в данный момент не соответствовала призванию — простой слуга, знающий немало о научной психологии. До старика Бруно ещё не совсем дошло, что он слишком ничтожен, чтобы допустить мысль им командовать. Фило сплюнул остатки привкуса табака на дёснах, кивнул и двинулся в обратном направлении. Шаги по каменной земле заглушали голоса, однако в ушах Каспара до сих пор стояли резкие и грубые слова.              Секретарь его избегал. Глаза слуги были угрожающе сужены, ноздри вздымались, а белая прядка спадала на лицо, придавая устрашающий вид. Длинные чёрные волосы лишь дополняли его пугающий образ, а бездонные тёмные глаза заглатывали с головой — будто падаешь в бездну. Фило Фишер был пугающим, непонятным, но в то же время улыбался искренне, с детским интересом рассматривая черты лица собеседника. Его приказы по типу формального обращения — не что иное, как инфантильное желание бедного ребёнка к признанию, а грубое отношение и оскорбления начальства — всего лишь подростковый бунт. По крайней мере, Манфред сделал собственные выводы, которые особо ничем не подкреплялись. Впрочем, как и всегда — именно поэтому Фило и вертел им как хотел, считал глупцом, а он и не смел сопротивляться.              Фишер — самый любимый и приближенный из слуг господина Бруно, хотя особых обязанностей не имеет, да и самые лёгкие поручения выполняет кое-как. Работники часто задумывались, почему его никак не выгонят, ведь всё, что делал Фило, — это бродил по особняку или болтал с маленькой хозяйкой. Каспар сжал нижнюю челюсть — девушка отзывалась о нём настолько лестно, что Кас чувствовал себя не только униженным, но и глупым, потому что совершенно не мог понять, что из себя представляет этот Фишер. Хотя… не зря Фило смотрел на него свысока, как будто утверждая, что он выше во всём — иерархии аристократического дома, расположении хозяина, отношении Лиссы. Оскорблённому секретарю оставалось лишь вздыхать и жалко принимать свою беспомощность перед бездонными чёрными глазами и смышлёной хитрой улыбкой.

***

      — Ты уже минут двадцать стоишь и смотришь.              Солнце проникало сквозь закрытые ставни, совращая Рису до невозможности возжелать вглядеться в его яркий диск. Девушка мучалась от мыслей о глупости её детских порывов — ей нельзя показываться на глаза слугам, поэтому она вынуждена сидеть в тесном и тёмном помещении. Из-за юношеских принципов Сеппэль не могла посмотреть на заветное светило сквозь оконное стекло — это же глупо! Глупо и всё! Так ещё и с таким болезненным видом выступать перед столичными аристократами… Не то что бы Рису особо волновало их мнение, просто выделяться было смертельно опасно. У неё мёртвой уж точно не получится найти убийцу отца или хотя бы узнать причину такого изощрённого преступления.       Оружейницу переполняла жажда подвигов, свершений, знаний. Ни о какой ненависти и мести и речи не шло, что иногда даже пугало: как будто смерть отца принесла ей одну только выгоду, словно то, что было «до» — это не жизнь, а жалкое существование, а настоящая Риса Сеппэль родилась только сейчас. С детской наивностью и навязанным идеализмом она походила на персонажа приключенческого романа про храброго героя, а все остальные вокруг — второстепенные, ненужные, созданные лишь для удовлетворения её идеализма. Девушка замечала за собой очень странные мысли — эгоистичные, противоречащие её естеству — это пугало, но в то же время пробуждало азарт работы над собой.       — Странно просто…              Сейчас же Риса стояла перед зеркалом и рассматривала белоснежное платье, которое ей одолжила Марлис — к сожалению, штанов и рубашек в её гардеробе не оказалось. Белый цвет ей шёл, однако долго в этом одеянии она быть не собиралась — неудобно в сражениях и хранении оружия. Увидел бы её Фарлан, в голосину засмеялся, придумывая несмешные пошлые шутки.       — Что странного в платьях?       — В Подземном городе их носят только проститутки. Подобным образом их и выделяют из толпы. Даже моя мама на старости лет носила штаны и туники.       — То есть ты ни разу не надевала платья? — удивлённо воскликнула Лисса, как будто Риса призналась, что не знает, что это вообще такое.              Девушка покраснела. Полди часто упрекал её в том, что она совершенно не привлекательна мужчинам, и говорил он совсем не про внешность, которая была довольно обычной. Её слова, поведение, грязная одежда, грубые руки и странное увлечение — всё это лишало оружейницу женственности. Если до двадцати лет её это ужасно смущало, особенно перед Фарланом, то сейчас ей стало на это глубоко плевать — зачем ей вообще мужчина, если она собирается в скором времени умереть? Девушка ухмыльнулась, пригладила складки на ткани и повернулась к Лиссе. Госпожа Бруно сидела на кровати в пышном розовом платье, качая ногой. Выглядела она действительно как принцесса, поэтому мимолётно придуманное Рисой прозвище не казалось таким уж надуманным.       — Нет, и не жалею. В нём бы я недолго прожила.       — Наверное, в Подземном городе жизнь не сахар…       — Это точно, но… Разве здесь тебе так сильно нравится?       Риса села рядом с девочкой. В зеркале прекрасно выделялись их различия — в осанке, телосложении и выражении лица. Аристократка и оборванка из трущоб — хоть картину прямо сейчас пиши. Кровать проваливалась под маленьким весом Рисы, что означало её желанную мягкость, так и хотелось зарыться с головой в толстое одеяло и пролежать не меньше недели, но, к сожалению, надо было вечно прятаться от слуг, которых было настолько много, что каждый коридор внутри дома походил на тропинку с капканами.       — Что ты имеешь в виду?       — Ну… Сидишь в золотой клетке, один день похож на другой, всё делают за тебя… Разве это жизнь? А как же внешний мир, подвиги, сражения? В Подземном городе у меня не было… возможности, но сейчас… Я готова ко всему интересному!              Лисса снова тяжело вздохнула, чувствуя подступающий к горлу ком: неужели по её логике подвиги — это так просто? Вспоминая израненных разведчиков, которые иногда встречались на официальных военных собраниях, хотелось благодарить Богинь за то, что обеспечили ей счастливую беззаботную жизнь. Их лица напоминали самые грустные картины именитых художников — наполненные болью, страданиями, искорёженные шрамами. Они походили на живых мертвецов, которыми движет лишь одна цель, более недостижимая, чем у Рисы — найти любой способ выжить, а не умереть.       — Ты думаешь, что каждый день сражаться, видеть, как страдают твои близкие… интересно? — со слезами на глазах спросила Лисса, внимательно всматриваясь в лицо оружейницы. Девушка вдруг перестала счастливо улыбаться, а её выражение лица сменилось на конкретное недоумение, ведь она не могла понять, что именно так расстроило Принцессу.       — Я не это имела в виду…       — Ты так рвёшься погибнуть? Радуйся, что оказалась за Стеной Сина… Тут нет титанов…              Риса вдруг резко вскочила, едва не порвав чужое платье:       — Да срать я хотела на титанов! В Подземном городе они последнее, о чём я думала! Всю жизнь гнить в земельной пыли без нормальной еды, свежего воздуха, чистой воды! Уж лучше я сдохну в пасти титана сражаясь, чем от ржавого ножа какого-то пьяного бандита!              Девушка не на штуку разошлась: глаза горели, ноздри вздымались, а волосы растрепались из-за сильных мотаний головой. В комнате с высокими потолками разразилось эхо, проскочив мимо кровати прямо в окно. Минутное молчание ударило по ушам. Пол за дверью заскрипел — кто-то прошёл мимо, одаривая коридор шумом быстрых шагов, напоминающим топот лошадей по твёрдой земле. Прохожий явно торопился — настолько, что не обратил внимания на женский крик и резкие слова. Ветер завыл.       — П-прости… меня могут услышать.       — Думаю, Фило шёл к отцу, — вдруг сказала Марлис, совершенно не обращая внимания на грубые движения собеседницы. Она как будто задумалась о чём-то более важном, чем вся суть их разговора.              Заметив удивлённый взгляд Рисы, Лисса улыбнувшись добавила:       — Он всегда злится, когда к отцу идёт, поэтому шаги такие громкие. Фило наверняка слышал твои крики.              Сеппэль резко смягчилась в лице и осела на пол, опершись на кровать. В голове крутилось сразу несколько вопросов: «Кто это такой?», «Почему он такой злой?» и «Что теперь будет?».       — И… что делать? Бежать?              Лисса искренне засмеялась, шокировав девушку. И что смешного быть пойманной и отправленной на эшафот?       — Если только от недовольного личика Фило. Расслабься, он не опасен.       Риса, пока что до конца не разобравшись в ситуации, всё-таки немного расслабилась, выдохнула и вопросительным взглядом сверлила в Принцессе дырку:       — Он что, помогает преступникам? Ты вроде говорила, что в нашем деле нет союзников.       — Фило… довольно пассивный человек, хотя скорее он просто слишком ленив.              Госпожа Бруно закрыла глаза, слегка вдохнула пропахший напряжением воздух и также тепло выпустила его, пытаясь подобрать слова. Фишер был настолько специфическим человеком, что его трудно было описать. Он вроде и хороший, но его аура кричала об угрозе, исходящей из его бездонных чёрных глаз. Каждое его движение, слово, взгляд — неповторимое искусство, как будто он ставит над всеми ними эксперимент. Лисса искренне уважала его, ведь имела страсть ко всему неизведанному, однако пассивно ко всему подходила — совсем не пыталась что-либо о нём узнать, как будто ожидая чуда, что это прекрасное подобие человека соизволит открыть все свои тайны. Они много времени проводили вместе, но все их разговоры останавливались на обсуждении прочитанных книг. Фило улыбался, когда Лисса пыталась озвучить свои мысли, но эта улыбка была скорее удовлетворённой, чем счастливой — как будто от её голоса он получал то, что хотел. Парень не спорил, не оскорблял, просто качал головой, по-отечески цокая и приговаривая: «Какая же ты глупенькая, малышка-Ослик». У него часто болела голова, поэтому их мини-свидания не длились более получаса.       — Он не сдаст тебя, но и помогать не станет. Он умело исполняет роль стороннего наблюдателя.       — Этот Фило какой-то слуга?       — Скорее да, чем нет. Он часто ходит к отцу, но я не знаю, о чём они говорят. Я никогда не видела его за работой. Он либо сидит в библиотеке, либо за всеми наблюдает.       — Это подозрительно…       — Не думаю. Он просто в любимчиках, вот и всё.              Риса хмыкнула, не зная, как ей надо на всю эту информацию реагировать. Ей было плевать на всех обитателей этого дома — главное, чтобы не сдали. Если Лисса убеждает её в том, что этот Фило безопасен, то волноваться, скорее всего, не стоит. Девушка поднялась с пола, расправила в очередной раз платье и подошла к окну, укрытому мутным тюлем, всматриваясь в полуденную землю, освещённую жарким летним солнцем. Светло. Больно. Даже фонари не нужны. Наверное, гражданские с поверхности тратят не так много денег на масло и керосиновые лампы. У них и воздух лучше, даже в помещении.       На карниз села маленькая белая птичка. Рисе никогда не приходилось видеть птиц, только читать о них. В этих хрупких существах она видела непобедимую мощь, но не могла признать их превосходство над людьми. Человек не может взлететь, да, но не перестаёт пытаться — может, природа его и обделила, но он смог превзойти её, доказать свою силу. Чего стоит это УПМ. Разведчики парили словно птицы, мчались, поднимая грязную пыль, оставляя её позади. Фарлан, Изабель и Леви заслужили свой шанс, пора бы и ей подтянуться.       — Я хочу поговорить с этим Фило.       — Я же сказала, он тебе не пом…       — Помню! Но я попробую… мне нечего терять.              Марлис хмыкнула и прикрыла глаза:       — Ну ещё бы… Только обращайся к нему с почтением и зови мистером Фишером. Он тот ещё заносчивый индюк.

***

             Дверь кабинета ударилась об обклеенную дорогими обоями стену. Господин Бруно зажмурился, предвкушая разговор со своим «любимым» слугой. Светлый ум, приправленный заносчивостью и юношеской глупостью, которые и отворачивали от него людей. Парень завалился в кабинет, шумно вздохнул, как бы показывая всю свою неприязнь к хозяину, да и миру в целом, после чего плюхнулся в кресло, не забыв взять бокал с бренди. Закурив дорогую сигару, он выдохнул дым и закинул одну ногу на другую.       — Ну и чего звал, Ослик? — наплевательским голосом, всего лишь ради галочки спросил Фило. Подростковое прозвище до сих пор было привязано к господину Бруно, что его, в принципе, никак не задевало.       — Ты подготовил документы?              Фишер закатил глаза, пытаясь вспомнить, про какие именно документы он говорит. У него было столько поручений, на которые он банально плевал, что нужно было каждый день разбирать список ненужных дел в поисках чего-то полезного.       — Той девки из Подземного города? Из клана Ерса?       — Верно. Ну как, они готовы? Я жду госпожу Сеппэль с нетерпением.              Фило, вынуждено поставив бренди на стол, вытащил из кармана дорогого жилета кусок бумаги и небрежно бросил под нос господину Бруно. Тот удовлетворённо улыбнулся.       — Я знал, что на тебя можно положиться… Если ты в очередной раз не включишь засранца.              Фило хмыкнул, как будто соглашаясь, после чего ещё больше расслабился в кресле.       — Ну так чего Син решил насчёт города?       — Мы это уже обсуждали. Детей распределить по приютам, больных обеспечить лечением, а тех, кто причастен к проституции и иным правонарушениям — казнить.       — Как благородно, аж тошнит.              Рука Фишера дёрнулась, стоило ему осознать смысл сказанных слов про смертные приговоры. Он изменился в лице, отгоняя неприятные мысли. Седая прядка упала ему на лицо, а зрачки и без того чёрных глаз расширились.       — С каких пор у нас запрещена проституция?       — Не запрещена, но эти женщины могут быть опасны. Ты и без меня это знаешь, разве Син тебе не сказал?              С Сином они виделись месяц назад, и ничего дельного он не поведал. Как и всегда: ужин, отеческие поглаживания по голове, предостережения. «Туда не ходи, это не делай, с этими не разговаривай». Словно ему пятнадцать лет! Фило чувствовал себя униженным, но всегда подчинялся Сину, потому что иного пути в своей жизни не видел.       «Твоя главная слабость — комплекс. Комплекс глупости». Это Син сказал, когда Фило ушёл работать в дом Бруно в качестве нравоучения напоследок. Тогда, помнится, Фишера это глубоко обидело.       — Но ведь можно их вылечить, как остальных. Зачем убивать? К тому же не все они больны.              Вернер ухмыльнулся и опёрся пятой точкой о свой письменный стол:       — Заботишься о чувствах проституток? — сказал Ослик с широкой улыбкой. — Знаешь, Син говорил, что ты при всей своей заносчивости любишь наблюдать за «падшими людьми».       — И к чему ты это говоришь? Как это связано со шлюхами?       — Никак не связано. Просто к слову. Но зачем тебе лишаться живого материала для твоих утех?       — «Утех»… Очаровательная формулировка, обожаю твою недалёкость, — ответил Фило, затягиваясь в третий раз. — А насчёт людей… Такая уж у меня профессия.       — У тебя нет профессии, Фило, — вздохнул Вернер, — ты же самоучка.              Фишер нахмурился и внимательно посмотрел на своего временного хозяина. Тот улыбался, явно получая удовольствие каким-либо образом опускать его. Фило нечего было противопоставить — он сам был таким же.       — Я гений, старый осёл, мне без надобности твоё образование.              Вернер засмеялся, празднуя победу. Он смог задеть его — этого заносчивого, напыщенного эгоиста с детским взглядом на себя и мир вокруг. Миллионеру казалось, что между ними целая пропасть, хотя разница в возрасте составляла всего несколько лет. Фило был гениален и глуп одновременно, что иногда ставило под сомнение, человек ли он вообще. Казалось, Син единственный, кто может описать его целиком, чего бы он никогда не сделал — слишком уж его любит. «Хороший человек — странный человек». Так он всегда говорил.       — Да, ты гениальный психолог. Прости, — тихо произнёс мужчина, решив с ним не спорить — всё равно не уступит.       — Психология — это искусство, а не наука. Им невозможно овладеть, читая глупые книжки. Оно подкармливается мыслями, чувствами, эмоциями. Этому ведь невозможно выучиться. Нет здесь аксиом, теорем и гипотез. Лишь отсутствие всяких правил. Хаос.              Фишер закрыл глаза и широко улыбнулся. Эта улыбка была поистине прекрасна — белые зубы, расслабленные ямочки на впалых щеках, ровное дыхание. Сейчас Вернер видел перед собой того самого Фило Фишера, которого так сильно любит Син — поглощённого страстью, интересом, чувствующего себя частью чего-то большего, чем просто правой рукой одного аристократа. К сожалению, даже такая минутная слабость не сможет полностью отобразить его как человека — слишком кратковременно, слишком мимолётно.       — Возьми документы и отдай Рисе. Скажи, что я беру её к себе на работу, — прервал тишину господин Бруно, побоявшись на долгие минуты остаться наедине с Фило, перед которым любой человек становиться расходным материалом.       — Мне что, в Подземный город спускаться? — слишком резко вскрикнул Фило, как будто обновив свой образ заново.       — Да ладно, Фило, ты же любишь наблюдать за подобными им, особенно за «жалкими опустившимися животными», — заметил Бруно, процитировав одно из многочисленных высказываний Фишера.       Парень закатил глаза:       — Используешь мой интерес для лёгкой манипуляции? Как банально… — покачал головой мужчина, встав с кресла и потушив сигарету прямо о подлокотник, прожигая ткань. Господин Бруно сжал зубы. — Ладно, съезжу, оценю их круглосуточное «шоу уродов».              Ноги парня в дорогих брюках и сапогах двинулись в сторону двери, оставляя за собой лёгкий табачный аромат вперемешку с элитным бренди. Вернер Бруно остался на месте, вглядываясь в новую дырку на кресле, купленном в частном магазине за крайне высокую цену.

***

             В особняке шумел долгий перезвон посуды. Все готовились к обеду, однако вместо еды Фило решил пару часов вздремнуть в своей спальне перед вынужденной поездкой в Подземный город. Шагая по коридору, он держал руки в карманах. Его длинные волосы раскачивались и бились о плечи и спину. Фишер был довольно красив, однако стоило только заговорить какой-либо девушке с ним, так она сразу бежала как можно дальше, не пытаясь даже оглянуться. Сам парень был явно не заинтересован в отношениях — это требует усилий, да и не любил он хоть какие-то ограничения в своих действиях.              Когда он уже подходил к своей комнате, то заметил мирно расхаживающую рядом госпожу Бруно, которая явно ожидала его. Наконец-то. Парень сменил угрюмое выражение на надменную улыбку с целью не спугнуть девочку и окликнул её:       — Госпожа Бруно? Какими судьбами?              Марлис дёрнулась, не заметив парня, и чуть не упала, запутавшись в платье. Удержаться ей помогла спасительная рука Фило.       — С-спасибо… Неловко…       — Что неловкого в невольном падении, малышка? Вы так очаровательно юны, что трудно не улыбаться, наблюдая за вашим поведением, — проговорил Фишер. Он смотрел на неё внимательно, а в глазах сверкали огни. Возможно, этот взгляд таил в себе нечто не свойственное слуге по отношению к хозяйке.       — Ну, вы мой самый близкий друг, — решила подыграть Лисса, чтобы Фило настроился на более расслабленные тона.       — Ясно… Предпочитаете компанию безвкусных стариков? Печально… печально…              Марлис постаралась не реагировать на открытое оскорбление Каса и отца. Фило не любил их обоих, но доказывать ему что-либо — гиблое дело. Скорее он вынесет тебе все мозги, растопчет и вставит обратно, да ещё и будешь чувствовать себя полным идиотом. Зря она сказала Рисе, что он безопасен.       — Мистер Фишер… Моя подруга хочет поговорить с вами. Прямо сейчас.              Лисса старалась говорить приказным тоном — всё-таки он действительно слуга, каким бы умным человеком себя не считал. Фило был свободолюбивым, ни от кого не зависимым, что можно было разглядеть в его поведении с папой. Когда девочка спрашивала отца об этом, он лишь смеялся и вздыхал. Ничего явного не говорил, как будто он играет роль хозяина, а не является им на самом деле.       — Это не может подождать? Я очень устал, — вяло сказал Фишер, пытаясь показушно зевнуть. Притворство — его второе имя. Марлис закатила глаза, потому что его «я устал» было слишком уж частым явлением.       — Нет, это не просьба, мистер Фишер, а приказ.              Рот мужчины скривился, а глаза злобно сузились. Девочка сжалась под напором его пугающей ауры, которая начала излучать привычную угрозу. Переборщила? В коридоре стало невыносимо тихо, от чего стало слышно его ровное дыхание. Он не волновался от слова совсем — просто злобно смотрел, как делает всегда. Нет ничего опаснее сторонних наблюдателей, которые знают о тебе всё: слабости, чувства, эмоции, мысли. Фило был в этом асом, местным гением, пугающим и далёким. Глаза перестали излучать прежнюю нежность.       — Малыш, я подчиняюсь только Создателю, — членораздельно проговорил Фишер, специально разделяя слова. — А приказы будешь отдавать своему старику в постели.              Его глаза были на одном уровне с девочкой. Он как будто гипнотизировал её, пытался подчинить, что получалось у него профессионально. Лисса боялась его как огня, но в то же время её это будоражило — такой загадочный, притягательный, азартный, но смертельно опасный. Её отец другой, но Фило всегда был для неё наибольшим авторитетом. Может, именно поэтому она и выбрала Каспара: тот был словно открытая книга, которую можно в любой момент закрыть и поставить на полку пылиться. Нет, она не любила Фишера в привычном понимании, но ей нравилось становиться жертвой бездны, в которую он постоянно её звал. Периферийным зрением парень заметил их общую гостью и еле заметно усмехнулся.       — С каких это пор никому не нужные слуги ведут себя так по-скотски перед господами? Неужели грязь с земли давит на уши и глаза?              Инициатором конфликта была Сеппэль. Она всё это время стояла рядом и наблюдала, как парень открыто давит на бедную беззащитную девочку. Оружейница чувствовала себя прекрасно — честолюбивые поступки приносили ей удовольствие, а особенно ей нравилось опускать заносчивых засранцев. Однако, к сожалению Рисы, мужчина широко улыбнулся, а его глаза засияли пугающим блеском, как будто в бездне его души кто-то зажигает огни.       — К оскорблениям нужно подходить разумно, госпожа. Они работают, если ты отчётливо знаешь слабости оппонента, а вы с моими прогадали, — Фило выпрямился и расслабился в лице. Он подошёл к девушке и начал вглядываться в черты лица, как будто считывая информацию. Риса постаралась никак не реагировать.              У Фило Фишера была лишь одна слабость, и знал о ней только Син. «Комплекс глупости». Парень до сих пор не совсем понимал, что это словосочетание означает, поэтому привык думать, что слабостей у него вовсе нет.              Слуга кивнул, поклонился, как будто издеваясь, и вошёл в свою спальню, громко хлопнув дверью. В тёмном коридоре послышался фантомный след его удара, а воздух пропитался дорогим табаком вперемешку с шоколадным привкусом бренди. Лисса осталась стоять на месте, пытаясь отдышаться, а Риса сжала грубые пальцы в кулаки и резко ударила по ручке, бесцеремонно врываясь в покои одинокого научного психолога. Фило не дёрнулся, словно ожидая подобного жеста. Он сидел в кресле, зажигая сигарету спичкой, после чего затянулся и посмотрел на разъярённую оружейницу:       — Так чем могу быть полезен юной преступнице?              Риса замерла, услышав эту фразу. Как он мог это знать? Лисса вроде как ничего такого не упоминала. Будто читая её мысли, Фишер пояснил:       — Я учёный-психолог, госпожа. Моя работа — наблюдать.       — Я так понимаю, помогать вы не станете?       — Смотря как. Может, и помогу, если посчитаю нужным. А если вы волнуетесь, сдам ли я вас Ослику, то ответ — нет. Мне глубоко плевать, делайте что хотите, а лишний раз я не намерен к нему шагать два этажа.              Пальцы девушки расслабились и опустились. У неё появился шанс на несколько секунд осмотреть спальню наглого сноба — идеальная стерильная чистота, пропитанная лишь табачным дымом. За огромным креслом располагался гигантский книжный шкаф. Прочитав пару названий, Риса перестала сомневаться в том, что этот слуга прекрасно знает о чём говорит.       — Мне нужны документы. У вас есть знакомый, кто может этим заняться? Мне больше ничего не нужно.       Фило нахмурился и спросил:       — Имя?       — Риса Сеппэль.                    Глаза Фишера показушно расширились. Малышка-то не безнадёжна. Ему всё же не придётся тратить время на бесполезные поездки. Можно спокойно поваляться перед ужином. Парень широко улыбнулся, после чего достал из внутреннего кармана карточку и бросил прямо к ногам оружейницы. Фило было настолько наплевать, что он не собирался упоминать даже её новую работу под крылом у Ослика, да и выяснять такую срочную потребность в документах не представляло никакого интереса.              Девушка сначала растерялась, после чего внимательно прочитала содержимое карточки. Сердце забилось, а на глаза навернулись слёзы — заветная бумага перед ней, проблемы больше нет. Скоро она встретится с Фарланом, найдёт убийцу и всё будет хорошо. Хорошо, хорошо, хорошо! Радость заполнило всё пространство, вытеснив разумные доводы.       — О-откуда?       — Малышка разве не сказала? В таком случае оставлю работу для вашей фантазии. Теперь, может, выйдите? — попросил Фило, совершенно наплевав на слова господина Бруно. Пусть сам разбирается, не его проблемы.              Улыбка коснулась губ девушки, и она продолжила вглядываться в подаренные этим избалованным индюком документы, понимая, что всё-таки жизнь даёт ей обещанный шанс, словно она стала частью той троицы, которая единственная за долгие столетия смогла законно перебраться на солнечную землю.       — Думаю, Лисса была права, когда назвала вас… не плохим.       — Малышка умнее, чем кажется, госпожа.              Не дождавшись развёрнутого ответа, оружейница вышла из спальни, глупо улыбаясь и игнорируя вопросительный взгляд девочки. Парень никак не поменялся в лице, пропуская сказанные преступницей слова мимо ушей. Лишь одна мысль проникла в его начинающую болеть голову: «Она действительно столь наивна?». Работы предстояло много. Лишь бы времени хватило.