Идеальный клинок

      Клубок слабого, полупрозрачного, но при этом такого токсичного дыма закрыл обзор на огромное окно, сквозь которое проглядывали лучи закатного солнца. Мужчина прикрыл глаза, почувствовав боль в глазах, что означало новый приступ головокружения. Постепенно угасающее здоровье его сильно не волновало, потому что всё равно он не способен на что-либо повлиять. Син трясся над ним, как мать над своим ребёнком, но, к его сожалению, всё это было напрасной тратой сил и времени. Вряд ли нынешная медицина сможет помочь немолодому мужчине избавиться от бесконечных мигреней.              Фило лежал на своём привычном месте — огромном откидном кресле, обвитом дорогой кожей. Наверняка всех здешних слуг раздражало большое количество различных привилегий, однако едва ли они способны понять, какую именно функцию он здесь выполняет. Иногда Фишеру казалось, что он живёт в незапертой клетке, но при этом никак не может выбраться. Син плотно привязал его к себе, навесил ошейник и дал команду «место», поэтому Фило, живущий в этом доме уже более двух лет, чувствовал себя опущенной псиной. Этот образ полностью противоречил его учёной независимой натуре. Наверное, в этом и был смысл — отправить его сюда, чтобы избавить от врождённого нарциссизма. Он так же продолжал смотреть на всех свысока, однако Фило однозначно не вписывался ни в одну компанию, пытаясь постоянно выстраивать образы перед разными слоями общества.              Перед напыщенными аристократами он такой же напыщенный подросток, однако происходивший из иерархических низов, перед малышкой Марлис — загадочный собеседник, который знает всё и обо всех. Молодая госпожа считает Фишера одной из тайн этого мира, что ему невероятно льстило. Надо же, чтобы маленькая девочка увидела в тебе загадку, нужно всего лишь использовать побольше метафор в своей речи. Даже немного грустно, что для этого необходимо так мало.              С Осликом их отношения трудно назвать дружескими или братскими, однако ни один из двух образов не работал на этом богатом ублюдке. Вернее, он видел в своём любимом слуге лишь идиота, который любит издеваться над людьми. Как недальновидно… Бруно вроде как и считал его глупым ребёнком, опоздавшим в своём поведении на долгих двадцать лет, однако наверняка догадывался, что с Фило Фишером не бывает всё так просто. В детстве засранец вёл себя куда серьёзнее, поэтому Вернер не мог понять, куда делась привычная рациональность. Он улыбался, смотрел на него так, как будто смеялся над шалостями младшего брата, а Фило вспыхивал от обуревающей его ярости. Их детская дружба явно перетекла лишь в рабочие отношения, оставив призрачный след из счастливых воспоминаний позади. Верни даже игнорировал тот факт, что они когда-то могли быть друзьями. Если кто спрашивал, всегда называл их коллегами, не более… Пф, вот же мелочный придурок… Фишер усмехнулся. Насчёт Ослика он так ни разу и не ошибся, предсказав ему судьбу отца.              Когда-то они вчетвером могли горы свернуть — до того момента, как не погиб младший брат Сина. Тогда всё это и началось. Двадцать восемь лет назад. В то время всё было иначе — не было сомнений, проблем, обязанностей, предательств и обид. Всего лишь четверо мальчишек, ищущих сокровища по придуманному ими же маршруту.              На ужин он решил не идти, так как боль усиливалась с каждой секундой, да и есть в общем-то не хотелось. Хаотичные мысли, наслаивающиеся одна на другую, мешали ему наслаждаться курением. Он усмехнулся, представив, как все удивляются его беспокойству, наивно думая, что Фило Фишера в этом мире ничего не интересует. Хоть в этом деле у него явный прогресс. Наблюдатель должен быть объективен.              Взгляд с потолка устремился на поношенные сапоги. Их он носил в своей комнате, оставляя у кровати перед уходом. Трудно поверить, что такой избалованный деньгами человек может держать у себя нечто настолько старое и непригодное. Но выбросить он их не мог — словно оторвать свои же ноги. Когда-то сапоги принадлежали его отцу, которого он никогда не видел, да и вообще знал только имя. Кайзер Фишер. Красиво звучит, благородно, подстать аристократу, а Фило Фишер… Как будто он только что из курилки выбежал, пытаясь отыскать несколько монет на кусок чёрствого хлеба. Честно, даже обидно. Мать могла и получше что-нибудь выбрать. По большей части именно из-за простенького имени, противоречащего его самомнению, парень и требовал называть себя по благородной фамилии, которую, правда, забыли уже как двадцать восемь лет. Сапоги — единственное, что связывало его с прошлым и собственным родом, поэтому он даже в ремонт их не относил: ценность воспоминаний как раз в том, что их нельзя исправить. Остаётся только смириться и двигаться вперёд, пытаясь удержаться на сломанных ногах. Только вот… Куда дальше?              Последний в этом мире Фишер выдохнул дым, за долю секунды успев распознать незнакомые шаги за дверью. Мужчина тяжело вздохнул, закатил глаза, предвкушая неприятный разговор с очень надоедливой особой. Он не жаловал у себя в комнате таких, как она — разговорчивых и дружелюбных дураков, которые даже самую гниль из людей будут величать «хорошими». Какое же убогое определение, которое уже давно утратило своё настоящее значение. Фило нельзя было назвать равнодушным человеком, однако он по большей части ощущал неприязнь к окружающим, не подходящим под его параметры «идеального общества». Примечательно, что и себя он к нему не относил, возлагая на себя роль лишь наблюдателя. Однако будет глупо отрицать то, что он не терял своей страсти, даже общаясь с такими неугодными ему личностями. Нарастающее чувство интереса растекалась по венам, проникало в кровь, ДНК, поглощало серное вещество, сковывало сердце.              Фило потушил сигарету, бросив остатки бумаги в изящную пепельницу. Как настоящий аристократ, поднялся с кресла, пригладил складки на немного помятой жилетке. В дверь постучали именно в тот момент, когда мужчина подошёл к огромному окну, через которое его ослепляли закатные лучи ярко-оранжевого цвета. Вальяжно облокотившись о раму, он сложил руки перед собой и скрестил ноги, будто цинично поджидая нежданного гостя.              Девушка вошла, так и не услышав ответ. Фило недовольно поморщился, ведь по правилам этикета заходить в чужую спальню без приглашения и в крайнем случае без ответа на стук непростительно. Аристократическое воспитание сосало под ложечкой, постоянно напоминая о том, что он однажды потерял. Поместье, влияние, наследство, семейное дело — всё это ерунда по сравнению с тем самым, что неведомо ни одному человеку в его окружении… кроме, пожалуй, Сина. Хотя и ему в полной мере не понять, что испытывает отщепенец, которого растили из одной только жалости. Бесталанных у благородных не жалуют.              Риса широко улыбнулась и наклонила голову набок, явно пытаясь показать свои обаяние и дружелюбие. Фишер не двинул и бровью, всё смотрел в ожидании, что девушка у него попросит. Что это вообще за мода такая — обращаться за помощью к незнакомому человеку? Нет, ну ладно там сумки донести, проблем нет, но личная жизнь этой оборванки его никак не трогает.              На самом деле он не был уверен, с чем именно она попросит помочь, однако само наличие потребности его раздражало.       — Здрасьте, — аккуратно произнесла девушка, начиная терять всю свою уверенность. Фило не ответил.       Риса прокашлялась и более низким голосом сказала:       — А всё-таки… откуда у тебя мои документы? Ты не ответил. Если вдруг…       — Если вдруг что? Вы так кому-то нужны? — грубо перебил её мужчина, так и не сменив позу.              Сеппэль закатила глаза, предвкушая разговор с избалованным грубияном, хотя Лисса и утверждала, что этот слуга чуть ли не единственный человек в мире, способный ей по-настоящему помочь.       — Ну раз ты сделал, значит, нужна? Да ладно тебе… Я приму твои чувства, однако взаимностью не отвечу. Я не по столичным придуркам.              Фило усмехнулся:       — Странная у вас ассоциация, да и логика хромает.       — Ну что ты… Ты влюбился в меня, решил вытащить из Подземного города, при этом подослал Лиссу под очень глупым предлогом, чтобы никто ничего не заподозрил.              Мужчина начал смеяться ей прямо в лицо, показывая свои идеально вычищенные зубы. Его смех был мягким, низковатым, но при этом очень звонким. Он вёл себя как ребёнок, увидевший забавное животное на улице, только вот в роли дрессированной собачки сама Сеппэль. Да уж, захотев его смутить и подразнить, она в итоге попустила себя. Этот придурок был прав: нужно отчётливо знать слабости человека, чтобы его задеть. А вот о Фило она совсем ничего не знает, и даже краткий экскурс Принцессы по его исключительной личности не сыграл большой роли.              Риса решила вернуть себе хоть какие-то остатки самоуверенности и подошла к нему как можно ближе:       — Теряюсь в догадках.              Фило внимательно посмотрел на неё, не теряя улыбки:       — Простите, но ваш прекрасный конь потерял принца, чтобы вас отыскать.       — Может, принц — коня?       — Не в вашем случае.              Подмигнув, он двинулся в сторону стола, вальяжно переставляя ноги, как будто зазывая за собой. Солнце продолжало освещать его высокую фигуру, создавая своеобразный ореол. Красив, хвастлив, прямолинеен и умён. Что ещё нужно? Оружейница сама была такой же, видела себя насквозь и понимала, что они оба всего лишь рабы своего упёртого и заносчивого образа. Мужчина медленно опустился на стул, по-аристократически складывая ноги и расправляя жилетку.              Девушка улыбнулась и села напротив него, закидывая ноги на стол. Да, чтобы его подразнить. Только вида он не подал и всего лишь вытащил из кармана сигарету, зажёг о ближайшую свечку и устало выдохнул, как будто их короткий диалог смог так быстро его утомить. Мужчина даже не смотрел на неё, словно он в комнате один. Да что он из себя строит?              Оружейнице надоела эта тишина, погружающая двух упрямцев в привычную для них атмосферу:       — Я… правда тебе благодарна. Понимаю, что не всегда хочется поговорить, но… Я просто не хочу подводить тебя, ведь хозяин с тебя спросит. — Небольшой блеф. Этот парень излишне самодоволен, чтобы говорить с ним откровенно. Вряд ли очевидная лесть выровняет её положение, однако уж точно хуже не станет.       На секунду девушке показалось, что он улыбнулся — не так как прежде. Фишер внимательно на неё посмотрел, выдохнул клубок дыма и снова громко и издевательски засмеялся. Да уж, стоило только подумать, что он неплохой человек, как он тут же опроверг её теорию.       — Я выполнил свою работу. Остальное меня не волнует, и на Ослика мне плевать. Позвольте только узнать… Откуда вы знаете, что это Верни?       — Марлис рассказала. Ну… не совсем. Что он хотел помочь моей семье выбраться из Подземного города.              Фишер внезапно помрачнел и отвернулся. Кинул остатки сигареты в пепельницу и встал из-за стола. Ветер от сквозняка качнул его волосы, привлекая внимание к белой прядке, которая, казалось, давала какие-то немыслимые другим знаки. Риса убрала со стола ноги, после чего подошла к мужчине и встала рядом, пытаясь вглядеться в то, что так отвлекло этого индюка от довольно важной темы.              На улице становилось всё меньше людей.       — Малышка… — на секунду Фило как будто погрустнел, — …опять лезет в дела взрослых.              Парень открыл окно и выдохнул остатки табачного дыма, застопорившиеся где-то в дыхательных путях, в пространство, освещённое уже розовым цветом. Он ненавидел решать чужие проблемы, но не потому что был эгоистом. Его детство было полно сплошных разочарований, слабости и беспомощности, проблем, которые в свои восемь лет он обязан был решать полностью самостоятельно. По крайней мере, всё это впоследствии сделало из него того самого Фило Фишера, которым он является. И он ни о чём не жалеет.              Сеппэль никак не могла понять его мысли. Его «малышка» прозвучала нежно и заботливо, поэтому трудно было поверить в то, что этот самодовольный идиот способен на что-то подобное.              Веря в людей и их доброту, Риса иногда ловила себя на мысли, что некоторые всё-таки отталкивают её. Она не могла объяснить, почему у неё такое предвзятое отношение к нему, хотя… Может, его просто сложно понять? Девушку наполняла гордость, когда она могла повлиять на другого человека, или хотя бы заметить, что у него на сердце. Даже военная полиция к ней относилась с уважением… как минимум, избивала за дело. Этот парень заставлял её волноваться и чувствовать себя уязвимой, хотя знакомы они от силы пару часов.       Его глаза были тёмными как ночь, но горели как звёзды. Он выглядел как подросток, но смотрел по-взрослому. Улыбался, но при этом лицо его было серьёзным и собранным. Риса не могла к нему подобраться, но этого хотелось. Больше не из-за желания узнать его поближе, а вызова и азартного интереса.       — Ты ведь не слуга, да?..              Фило даже не дёрнулся, а просто продолжил затягиваться уже новой сигаретой, утопая в лучах тёплого солнца. Ему вообще плевать на свои лёгкие? Он прокашлялся и ответил:       — Выводы на этот раз удачные, но не совсем верные. Я слуга, просто выполняю обязанности иного характера.       — Косишься на всех и ничего не делаешь?       — Я наблюдаю, вот и всё.       — То есть ты вроде местного домового?              Парень улыбнулся, воодушевившись подобным сравнением. А ведь действительно... Какая у него должность? Син её не назвал, когда отправил сюда, а Ослику вообще плевать, что творится у него в доме. Как вообще можно закрывать глаза на то, что твоя единственная дочь раздвигает ноги перед каким-то стариком (конечно, уродец Кас младше него, но телом и разумом давно уже дряхлый извращенец). Он не мог сказать об этом Верни, к сожалению. Не в его компетенции вмешиваться в чью-либо личную жизнь.       — Для домового я прекрасно выгляжу, не находите? — спросил парень. — Однако, думаю, сравнение довольно остроумное, хотя я слежу не за домом, а за его обитателями и их жизнедеятельностью.       — Ты как Каспар Манфред? Он тоже следит за порядком в Подземном городе.              Он усмехнулся, чуть не стукнув зубами:       — Неэтично сравнивать умных людей с дураками. Касу больше подходят клоуны, которые пляшут перед детишками на ярмарках в городе.              Сеппэль нахмурилась. Не особо она жаловала подобные высказывания о ком бы то ни было. Считать себя умнее, а другого называть идиотом… Разве это делает ему честь? К тому же она знала Каспара лично, и он был одним из самых прекрасных людей, когда-либо встречавшихся ей. Пусть они и не близки, но у Рисы непроизвольно сжался кулак, впивая ногти в грубую кожу ладоней.       — Неэтично считать других людей глупыми.              Запах дыма уже проникал под дверь и распространялся по коридору. Шум снаружи становился всё более тихим, а топот ног окончательно прекратился. Мужчина всё также гипнотизировал её взглядом, пытаясь, видимо, что-то для себя выяснить, но особо в лице не изменился:       — А разве умный человек будет спать с ребёнком, совершенно не думая о последствиях?              Он сказал это с неким сожалением, хотя, может, Рисе всего лишь показалось. Она напряглась и выдохнула — возразить было нечего.              Младшая Сеппэль в далёком детстве была той ещё мечтательницей: читала романы, загадывала на день рождения встретить свою любовь и постоянно всматривалась в прохожих, веря в то, что среди бандитов ходит «тот самый» и ждёт её оклика. Однако никого она так и не встретила, а после эти детские надежды испарились и сменились пустым желанием самопожертвования. Может, если бы Фарлан не исчез из её жизни, то всё бы получилось…       — Но… может, они просто любят друг друга, и возраст здесь ни при чём?              Фило улыбнулся и закрыл глаза:       — Любовь… безрассудство… безумие…              Не обращая внимания на интонацию, паузы и эмоции, вложенные в эту странную фразу из трёх слов, оруженийца запылала, совершенно забыв даже о том, зачем она сюда пришла. Фило мгновенно превратился из надоедливого нарцисса в пустую квинтэссенцию всех зол их жестокого мира.       — Ясно, ты из тех, кто считает любовь глупостью, толку тогда говорить, — нахмурилась Сеппэль и очень нагло залезла в карман парня, чтобы достать оттуда сигарету. Она как будто перестала воспринимать его всерьёз. Тот возражать не стал.       — Разве я вставил между ними «это»?       Девушка, уже наклонившись, чтобы зажечь бумажную трубку о ближайшую свечу, в удивлении посмотрела на него, неудачно выдохнув первую порцию дыма. Что это было? Секундное помешательство? Смущение? Её реакция на чужую точку зрения, даже неверно истолкованную, иногда поражала её саму. В сердце резко родилась потребность уничтожить своего идейного противника, воплощённого в человеке, которого она по сути не знала. Он победил, в этом нет сомнения. Но нельзя дать ему возможность осознать это. Риса молчала, опасаясь обнажиться перед ним, сделаться мелкой рыбёшкой, пойманной на крючок опытным рыбаком. Казалось, её лицо сейчас загорится и покроет огнём не только её саму, но и всю Митру.       — Хотите видеть людей насквозь… — парень прыснул, что ещё больше вогнало её в краску, — однако не смотрите.       — Пф… и что это значит? Что я недостаточно хороша, чтобы разбираться в психологии людей? Уж извините, в Подземном городе нет специальных учебных заведений для такого…       Фило дёрнулся, бросил потухшую сигарету на пол, резко уставился на Рису. Его лицо вмиг поменялось — из насмешливо-расслабленного скорее походило на угрюмо-разозлённое. Ноздри вздувались, глаза горели пламенем злости. Сияющие тёмным блеском, они покрывали всю комнату опасной аурой.       — Оправдания-оправдания-оправдания! Кто ищет — тот найдёт, кто пытается — тот достигнет, кто наблюдает — тот узнает истину.              Риса не на шутку разозлилась в ответ и резко схватила Фило за воротник его белоснежной рубашки. Тот вроде как знал, что так и будет, поэтому молча повиновался, на удивление успокоившись. Как будто это то, чего он добивался.       — Я все восемь лет, что провела в магазине, только и делала, что наблюдала, искала «ту самую истину», и знаешь что? Можешь говорить что угодно, выделываться дальше, какой ты великий гений, но я её нашла! Без помощи столичных снобов и последних грошей гражданских!       Парень снова засмеялся прямо в лицо девушки, чем заставил её вспыхнуть от злости, уже не от смущения. Она резко отпихнула его от себя, схватила сигарету и глубоко затянулась. Риса не могла поверить в то, что за один короткий диалог он смог настолько обидеть её.              Фило поправил ворот рубашки и облокотился на спинку стула, элегантно согнув колени. В районе его щиколоток девушка заметила чёрный комочек, странно контрастирующий с такими же чёрными брюками. Котёнок? У этого морального урода есть питомец? Парень нежно поднял любимца на руки, прижимая к себе, как самое ценное сокровище, после чего уселся поудобнее в своё кожаное кресло, улыбаясь слабой, но такой очаровательной улыбкой. Резко сменив выражение лица, он посмотрел на Рису. Вот бы вылететь в окно и бежать прочь из этого особняка...       Фарлан... Вот бы обнять его покрепче и забыть этого страшного человека, мило поглаживающего несчастное животное. Фишер усмехнулся и неожиданно спросил:       — Так и какова она, эта ваша «истина»?              Солнце слепило девушку, смотрящую прямо в окно (только бы не видеть его лицо). Он смотрел внимательно, ожидал очевидного ответа «Да не знаю я!». Риса вздохнула и насупилась. Фишер её злил, бесил, раздражал и унижал. Она чувствовала себя уязвлённой, даже сильнее, чем с Марлис, хотя никто не угрожает нарушить её принципы — наоборот, как будто стремится пополнить их состав. Казалось бы, обычный вопрос…              Парень спокойно встал с кресла с котёнком в руках, развернулся и снова подошёл к окну, не подгоняя Сеппэль. Он действительно ждёт ответа или давно понял, что его нет и никогда не было?

***

             Птицы плакали и смеялись за окном, провожая этот треклятый день в пучину ночи. Ветер заглянул в спальню, поигрался с волосами и страницами брошенных раскрытых книг, а потом благополучно вынырнул из душного помещения. Девушка с зажатой в зубах сигаретой уставилась в потолок, стараясь как можно дольше не моргать. Зрение медленно ухудшалось, а денег на очки всё ещё не доставало. Её наглый собеседник листал какую-то энциклопедию, сосредоточенно водя глазами, а его любимец мило посапывал у него на коленях. Он всё ещё ждал.              Прошло уже около часа с того самого вопроса, а Риса и не планировала отвечать. Ей почему-то нравилось здесь, а Фило не вызывал былого отвращения. Даже захотелось снова услышать его хриплый голос.       — Фило?       — Слушаю, госпожа, — не поворачивая головы, ответил мужчина, в очередной раз перевернув страницу.       — А почему ты здесь работаешь?              Фило резко посмотрел на девушку, в его тёмно-карих глазах читалось недоумение. Почувствовав неладное, парень прищурился. Этот вопрос был задан явно не из банального любопытства, а с определённой целью. Маленькая Сеппэль была довольно наивной барышней, возомнившей из себя невесть что. Фишеру она наскучила, однако он получал необычайное удовольствие наблюдать за её потугами чётко формулировать все свои смешные претензии.       — Я так понял, ответа не дождусь? Хотя я готов хоть всю ночь сидеть, я не любитель ночных прогулок или здорового сна.              Девушка потупила взгляд. Ей хотелось провалиться сквозь плиточное покрытие пола, после проскользнуть через каменную отделку этажа, а потом оказаться прямиком в середине земли (что именно там было, Риса не знала, да и не думала об этом). Вместо этого она указала головой на стул напротив себя, ожидая разговора один на один. То, что он сидел в компании котёнка в отдалении, напоминало не самую приятную картину, когда отец отчитывал её за убытки в магазине. Иногда вспоминать отца было тяжко, даже не из-за скорби.       — Я отвечу позже. Хочу немного поспрашивать взамен, ведь ты знаешь обо мне куда больше, чем я о тебе, — осторожно выговорила оружейница. Фило улыбнулся, чмокнул кота в макушку (этот жест был слишком показушным), выгнулся и подтянулся. Его чёрные волосы с белой прядью взлохматились, превратив его в ещё более молодую версию.              Медленно прошагав к стулу, он уселся поудобнее, аристократически выровняв спину. Руки он положил на стол и сложил в замок. Рисе стало ещё неуютнее — теперь она как больной на приёме у жуткого врача, готовящегося ставить уколы в пятую точку. Фило причмокнул губами, а чистое стекло позади насытило его одеяние. Жилетка стала казаться темнее его расширенных зрачков, а белоснежная рубашка блестела, словно яркий лунный свет.       — Др... брат посоветовал, — он на секунду запнулся, хотя сделал это как будто специально, после чего вернул прежнее выражение лица. «Посоветовал»... как же.       — Отношения не складываются?       — Нет, просто не привык звать его братом перед кем-либо.       — Но передо мной назвал.       — Вы не имеете для меня веса как личность. С таким же успехом я мог бы сказать об этом дворняге.              Ублюдок... Вот бы его скормить голодным горожанам. Так, спокойнее, он просто избалованный нарцисс... он жертва дурного воспитания... да... нет, он просто ублюдок, в этом и суть. Фило опять усмехнулся, но на этот раз как-то грустно. Он задумался, а потом вздохнул:       — Названный брат. Его семья приютила меня после… кое-чего. Поэтому я перед ним в долгу.              Риса побледнела. Он сирота. Может, в этом и кроется основная причина его нарциссизма? Недолюбленный мальчик, вынужденный адаптироваться к чужой семье. Отсюда грубость, надменность и хвастливость. Он просто бедный заблудившийся ребёнок, которого нужно погладить по головке и дать сахарок прямо в токсичный ротик. Сеппэль усмехнулась, сделав для себя определённые выводы, которые она смиренно положит на полочку, а потом возьмёт в самый неожиданный момент.       — И много господин Бруно платит? — ляпнула первое попавшееся в голову. Ну, надо же как-то разговор поддержать, а то этот, к сожалению, не совсем тупой малыш заподозрит неладное.              Фило закатил глаза:       — Деньги — это иллюзия счастья, мой брат куда сильнее страдает, — он на секунду отвернулся, а потом снова улыбнулся как ни в чём не бывало. — Совсем не платит он, работаю за идею.              На самом деле Фишер и не шутил. Ослик ему не платил ни гроша, считая еду и проживание справедливой ценой. Меркантильный придурок ещё иногда смел заставлять его делать мелкую работёнку по типу подготовки документов или даже покупки продуктов на рынке. Смеётся, ведь прекрасно знает, что Син вручил поводок прямо ему в руки, а бесполезный по своей бесталанной сущности младший брат и не смеет возразить, ведь зависит от них обоих. Эта треклятая парочка когда-нибудь жестоко поплатится.       — Зачем ты вообще нужен господину Бруно, если не докладываешь начальству о той же истории с Марлис и Каспаром?       — Я не шпион, госпожа, а наблюдатель, — вздохнул Фило, обиженный подобным замечанием. Смысл в том, что он обыкновенный надзиратель на побегушках, однако уж точно не побежит докладывать Ослику о том, кто сколько булок с кухни украл. Син дикий перфекционист, контролирует даже собственного друга и делового партнёра. Фило бы ему тоже не доверял — рожа мерзкая, страх какой! И как у такого обделённого природной красотой могла родиться прекрасная Марлис? Да и мозгами явно не в папу пошла.       — Так зачем ты тут? И сколько тебе вообще лет, чтобы оценочно «наблюдать»? — на повышенных тонах спросила Риса, теряя остатки терпения, не получив ответ на, казалось бы, простой вопрос.       — Очевидно, я здесь, чтобы наблюдать.              На вопрос про возраст отвечать и не подумал.              Щёки начали снова краснеть от ярости, а из ушей вот-вот вырвется пар. Этот засранец действует Рисе на нервы, когда не отвечает на ею заданный вопрос. Прямо как она на его.       — Ты что, домашний питомец, чтобы ничего не делать и кушать вкусную еду за счёт хозяина? Да и у тебя собственная спальня... Неужели ты у нас мальчик для утех?              Фило очаровательно улыбнулся и подмигнул:       — Вас это смущает? Мы вроде сошлись на том, что я некто вроде домового, а им блюдца молока вполне достаточно.       — Домовой живёт на чердаке или за печью, никак не в огромной спальне с видом на центр Митры, — съязвила Риса, тщетно пытаясь выведать у Фишера интересующую её информацию.       — Преступники живут в Подземном городе, но никак не под боком у короля в столице, — ответил мужчина, почему-то указывая пальцем на нечто на потолке. Оружейница хоть и имела проблемы со зрением, но отчётливо видела, что в указанном месте пусто. Или это метафора, что король Фриц местный Бог? В этом имеется смысл, хотя Фило совсем не похож на патриота. Девушка уже и забыла про ответный язвительный комментарий по поводу её низкого происхождения и образа жизни.              Однако всё оказалось намного проще. Присмотревшись к его длинному пальцу с аккуратно выровненным по длине ногтем, она увидела крохотную чёрную точку с красными просветами. Похоже на насекомое... Комар? Они иногда залетали через щели в земле, чаще перед затоплением после дождя, поэтому являлись для горожан некими предвестниками беды. Девушка насторожилась, хотя прекрасно понимала, что на поверхности совсем другие порядки, и их суеверия здесь пустой звук. К удивлению младшей Сеппэль, Фишер не двигался, игнорируя то, что этот паразит высасывает его драгоценную кровь. Он сидел и расслабленно улыбался, время от времени поглядывая на мирно посапывающего кота в кресле. Неужели он настолько брезглив, что даже не попытается раздавить комара?       — Тебе совсем плевать, что он сейчас высосет из тебя всё до капли? — спросила девушка, сдавшись под напором любопытства.       — Беспокоитесь за меня? Очаровательно, — парень подмигнул и широко улыбнулся. — Он не сможет сделать это на физическом уровне, так как его размеры не позволят вместить целый объём крови человека. А капли мне не жаль для спасения живого существа.              Хотелось громко засмеяться, ставя под сомнение его внезапную сентиментальность. Что же он тогда не спустится в Подземный город? Там столько голодных «живых существ». Девушка решила не высказывать ему своё недовольство, ведь наверняка он ответит что-нибудь унизительное, а с неё на сегодня уже достаточно.       — Они переносят заразу, даже необразованная оборванка из трущоб это знает, — решила блеснуть знаниями девушка.       — Как видите, после встречи с вами я до сих пор жив-здоров, — ответил парень с серьёзным лицом. — Не стоит так пренебрежительно относиться к своему собрату.              Нет, это выше её сил.              Девушка схватила поганца за ворот рубашки, но на этот раз заранее выхватила кинжал из сапога, спрятанного под белоснежным платьем. Из-за обуревающей ярости она совсем позабыла, что взяла не только Квилон. Острое лезвие Ронделя жадно приблизилось к шее Фило, ожидая вкусить свежей нахальной крови, в которой заразы оказалось куда больше, чем в самом опасном насекомом. Комар улетел, а парень лишь посмотрел ему вслед. Его совсем не волновало, что сейчас при любом неосторожном движении он пострадает из-за эмоций, которые сам и вызвал. Фишер лениво повернул голову на девушку и уставился прямо ей в глаза. Оружейнице резко стало некомфортно, хотя физическое преимущество явно за ней, а не за обласканным жизнью столичным индюком. Он совершенно спокоен.       — Не боишься, что я сейчас отрежу твой поганый язык? — прошипела Риса, наклоняясь как можно ближе к его уху. От него пахло табаком, цветочным мылом и пожелтевшими страницами из старых книг.       — Нет, — он вытянул губы, а потом повертел головой. Лезвие чуть задело тонкую кожу его шеи, из-за чего образовалась маленькая красная полоска. Девушка по инерции резко отпихнула его, испугавшись, что смогла его серьёзно ранить. Тот так звонко рассмеялся, что окончательно растоптало всю её героическую уверенность.              Глаза наполнились солёной влагой из-за скопившейся обиды, руки непроизвольно сжались в кулаки. Хотелось снова сбежать в Подземный город и завернуться в толстое, пусть и немного рваное, одеяло. Хотелось сдаться, забыть о родителях и брате, о желанной свободе и героических подвигах, превратившись в маленькую мечтательницу, ищущую принца и спасение в случайных прохожих. Этот парень стал её злейшим врагом, против которого у неё нет никаких шансов на победу.       — Что я тебе сделала?.. Я не выбирала кем родиться и как выглядеть... Мой отец учил меня доброте и жертвенности, говорил, что если я буду открыта ко всем одинаково, то стану частью большого мира... Почему ты так не делаешь, ты же тоже не аристократ... Ты всего лишь такой же раб, только спишь в чуть более чистом месте... Почему ты так потакаешь их греховной сущности?              Фило поправил в очередной раз рубашку, вытащил последнюю сигарету и зажёг её. Присел на прежнее место, закинул ногу на другую, после чего грустно улыбнулся. В его глазах, освещённых слабыми лучами лунного света, не читалась вина, скорее какая-то старческая грусть, когда человек вспоминает что-то прекрасное, что-то давно ушедшее, что-то не планирующее возвращаться.       — Вы затронули моё происхождение в диалоге с малышкой-Осликом, однако там вы совсем забыли о том, чтобы быть частью большого мира. А сейчас попрекаете меня своим же грехом?       — Ты что, обиделся? Вроде как говорил, что это не твоя слабость, — произнесла Риса, чувствуя себя ещё хуже.       — Считайте, что обиделся. Вы возомнили себя невесть кем, какой-то целомудренной праведницей, принцессой из любовной сказки, героиней из приключенческого романа, знатоком всех достоинств и пороков. Ваш отец сделал из вас рабыню больше, чем происхождение. Разве не так?       — Не так.       — Да ну? Самое ценное сокровище, что есть у человека, — его жизнь. Разве вы не хотите отдать её каким-то левым людям, просто потому что вам так говорил папуля? Вы этого хотите лично, или верите, что это спасёт вашу душу от мук преисподней?              Риса молчала. Она пропускала все его слова мимо ушей, потому что, как девушка искренне считала, они не имели для неё значения. Оружейница лишь застряла на проявлении её лицемерной стороны, чему стал свидетелем самый отвратительный человек в этом мире. Ненависть к нему росла в геометрической прогрессии, давно затмив своих предшественников в виде короля, военной полиции, убийцы отца и немного Леви. Её раздражала его правота, вечно выкладываемая на всеобщее обозрение как и аристократов, так и обычных слуг. Все не любили его, потому что прямота мысли не ценилась в их циничном обществе. Фило был изгоем, как говорила Марлис, превратившимся в него по собственной воле.       — Я просто хочу быть хорошим человеком! Хочу изменить мир к лучшему! Хочу принести пользу! Я не хочу закончить так же, как все те убийцы и пьяницы! Я хочу быть полноценной частью мира, а не её лоскутом!              Фило повертел головой, предпочитая остановиться в своих суждениях. Эта наивная дурочка должна через многое пройти, чтобы осознать целую кучу вещей. Ей предстоит долгий путь. У неё есть потенциал вписаться в его «идеальное общество», просто нужно столкнуть её лбом с более сложной для восприятия реальностью. Фишер улыбнулся.       — Почему же все считают себя выше комаров... Мне кажется, из всех живых существ они больше всего похожи на людей. В отличие от собак и кошек их нельзя приручить, они независимы и довольно эгоистичны. Постоянно шумят, мешая жить другим, ищут любой способ подкрепиться и даже не разбирают тех, кем питаются. Но самое главное… Они просто хотят жить, а их за это ненавидят. Человеку ничего не стоит одолжить одинокому бедному комару несколько капель крови. Сами посудите… Пара секунд — и жизнь целого живого существа спасена. Одна секунда — и нет больше комара.              Где-то закричали люди, видимо, возвращаясь с какого-то званого вечера навеселе. Послышался басовый смех, смешивающийся с милым женским хихиканьем. В дверь постучались, пожелав Фило доброй ночи. Красивый высокий голос. Наверное, влюблённая в него девушка, пытающаяся завоевать его непреступное сердце. Риса была не в силах отвечать на эту словесную тираду. Глаза покраснели из-за слёз, а нос защипал. Этот день выжал из неё всё до остатка, впрочем, как и вчерашний. Девушка медленно подошла к двери, дрожащими ладонями взялась за красивую ручку, но была прямо на пороге остановлена голосом своего врага:       — Вы слабы. Слабак мир не спасёт, — Фило вздохнул. — И да, мне тридцать шесть с половиной. Я вроде как взрослый дядя.