С наступлением осени солнце уже окончательно перестало нагревать холодную бездушную землю. Отголоски нежного тепла, с приятной лаской ложащиеся на загорелую кожу, всё ещё держали людей от того, чтобы укутаться в зимнюю одежду или вовсе не выходить из дома, попивая горячий чай. Птицы носились туда-сюда, пытаясь разыскать остатки пищи, а многие уже давно куда-то улетели.
Жёлтые, оранжевые и красные листья шептались под ногами. Деревья стояли голые, одинокие, скучающие по своей родной кроне. Интересно, а им не больно от того, что они каждый год наблюдают за тем, как прямо перед носом их дети медленно засыхают и превращаются в пыль? Плачут ли на небесах умершие, наблюдая за старением своих детей, внуков, правнуков? Разочаровываются ли они раз за разом, когда видят падения и жалкие попытки подняться? Или они вовсе не тратят время и силы на жалких смертных?
Мощные голые ветви отбрасывали зловещую тень, охватывающую половину маленькой золотистой поляны. Парню показалось, что дуб вот-вот накроет всю площадь, погрузив её во тьму. Дядя говорил, что есть вещи, которые способны поглотить что угодно и кого угодно. Они слишком сильны, чтобы их остановить, но и слабы, потому что не способны остановиться сами. В эти моменты мальчик ощущал себя слабым и никчёмным.
Светлая голова, подобно пшенице, тянулась вверх, к солнцу, но никак не могла достать до него, не могла дотронуться до мягких пушистых облаков, словно до шапки в зимнюю стужу. Когда он был маленьким, не мог дождаться того, чтобы вырасти. Допрыгнуть до радуги. Попробовать её на вкус. Но шли годы, а разноцветные дуги так и остались непостижимым явлением природы. И сейчас, когда ему исполнилось двадцать три, парень всё ещё чувствовал себя маленькой точкой в этом огромном мире. Слишком незначительной, чтобы безымянный хронист аккуратными буквами вывел на белоснежном листе его имя. Но дядя был непреклонен. Да и за бабушкой нужен глаз да глаз. Скованный по рукам и ногам, вынужденный провести всю свою жизнь в этой Богинями забытой деревушке охотников, он лишь погружался в вечные раздумья, пока небо что-то вечно ему нашёптывало.
Кудрявые волосы цвета золота качнулись на ветру, задевая самыми кончиками ветки одинокого дуба. Парень вдохнул поглубже свежий аромат скошенной травы, как сзади раздался страшный рёв подстреленного зверя. Резко обернувшись, он заметил разлетевшихся в стороны ворон, противно гаркающих в небесной пелене. Парень ухмыльнулся, поправив на спине старенький поцарапанный лук, тетива которого держалась из последних сил. Острые наконечники стрел поблёскивали на солнце, словно капельки росы на траве.
Парень двинулся в сторону леса, на ходу подхватывая корзинку, наполненную различными травами. Под ногами скрипели сучки, которые уже давно стоило сложить в стога. Задевая потрёпанной рубашкой отросшую пшеницу, он постепенно ускорял шаг. Чем больше он приближался к лесу, тем отчётливее слышались звериные вопли. Парень был не силён в фауне их королевства, чего, конечно, не скажешь о флоре, поэтому не смог распознать, какое именно животное сегодня пойдёт деревне на ужин. Не медведь же.
— Чего ты там шараешься, айда поможи, сынок, — проскрипел строгий мужской голос. Животное вновь жалобно заревело.
Пробираясь сквозь пожелтевшие ветки буков, кудрявый парень постарался не замарать рубашку, потому что растительный сок слишком сложно отстирывать в их мутном озере. Мужчина с тёмной бородкой и неаккуратной щетиной держал за рога огромного лося. За спиной у него располагалось ружьё, которое ему подарил дядя на юбилей. Позволить такую роскошь помимо военных могли лишь аристократы и их приспешники. Парень хмыкнул, в очередной раз вспоминания обещание дяди однажды вытащить его отсюда. Прошло долгих двадцать лет, а он всё ещё выполняет роль его собачонки с надеждой уехать учиться в столицу. Когда-нибудь он станет учёным, и тогда молодому травнику больше не придётся служить столичному покровителю.
Парень с аккуратно причёсанными и уложенными волосами встрепенулся, когда животное дёрнулось. Он выдохнул и схватился за лосиные рога, пока охотник вынимал большой заточенный нож. В один миг он перерезал лосю горло, после чего вытер тёмно-красную кровь своей же ладонью. Парень поморщился. Стать свидетелем смерти животного для него в новинку.
— Хорош чертяга, мяса надолго хватит, — сплюнул охотник, кидая своему недовольному напарнику нож поменьше. — Резать давай, а то живёхонек слишком.
— Резать? — удивился парень. — Разве Вы позвали меня не помочь его дотащить?
Охотник слегка ухмыльнулся и покачал головой:
— Мы его не дотащим. Целая орава нужна. А так на части разделим и понесём, быренько управимся, малой.
Загорелая рука парня сжалась в кулак, обхватывая рукоятку обычного кухонного ножа. В мыслях носились мысли, одна противнее другой. Они сталкивались, потом снова разлетались. Он зажмурился, прогоняя внезапную боль, однако охотник прервал его потуги хлёстким ударом по спине.
— Тебе давно пора стать мужиком, Хейно, а то как девочка артачишся.
Хейно отбежал на пару метров, слегка замешкался. Посмотрел на старшего напарника с некоторым презрением. В его светло-карих глазах, напоминающих только заваренный чай, мелькали маленькие искорки. Парнем он был вполне симпатичным, даже миловидным, но слишком уж непостоянным и чудным. Охотник покачал головой. В деревне его обожали и чуть ли не боготворили. Тот ещё смышлёныш, да ещё и с богатым покровителем. Слухи разные гуляли, начиная от родственной связи, заканчивая всякими извращениями. Хейно ещё раз вздохнул, прежде чем воткнуть нож лосю прямо в глазное яблоко. Сделал он это настолько резко и непринуждённо, что охотник дёрнулся. Но сразу же кивнул и удовлетворённо улыбнулся.
— А говорил, что не якшался с охотниками.
Нож остался внутри, а сам Хейно поднялся и хмыкнул:
— Было дело, — парень спустя время вынул нож и как-то странно посмотрел на него, водя чистым пальцем по окровавленному лезвию. — Думаете, одного хватит на всю деревню, господин Блауз?
Артур Блауз прищурил глаза, после чего махнул рукой и отвернулся:
— Где ты тут господ отыскал? Или книжек своих столичных начитался?
На белой рубашке парня, лишь слегка поношенной, красовались маленькие красные пятна в районе пояса. Хейно едва заметно улыбнулся и цокнул, проклиная лося за то, что испортил последнюю белую вещь в его гардеробе. Господин Блауз был уважаемым деревенским жителем, отличался выдающимися способностями в охотничьем деле. Стрелял метко, сдержанно, никогда не тратил впустую стрелы и пули. Ружьё для него было идеальным подарком, о чём Хейно самолично рассказал дяде. Иногда окружающих необходимо искушать, чтобы побольше оставались на земле, а не тянулись к небу. Но своего подопечного дядя никогда не баловал.
— Я ведь сам столичный.
Ложь.
Артур покачал головой, прекрасно зная, где этот мальчик родился. Его беременная мать холодным зимним вечером прибежала истощённая, вся в синяках и ссадинах, замученная жаждой и голодом. Попросилась переночевать, однако добросердечные деревенские жители не смогли отпустить её в таком состоянии, поэтому она провела долгие шесть месяцев под крылом у местной знахарки. К сожалению, выкарабкаться так и не смогла, оставив после себя лишь крохотного сына. Откуда была эта женщина, и где отец мальчика, никто так и не узнал. Спустя пару лет к ним в Даупер стал наведываться какой-то богатый подросток, впоследствии ставший кем-то вроде покровителя для маленького Хейно. С остальными деревенскими жителями он не разговаривал, навещал мальчика и его названную бабушку, после чего молча уезжал, а его силуэт растворялся в дорожной пыли. Знахарка, бабушка Хильда, ничего не рассказывала ни о юном сожителе, ни об его загадочном друге. Лишь дала ему нежное имя Хейно в честь ушедшего в армию сына.
Хейно рос странным ребёнком, нелюдимым, хоть и совсем не жестоким. Избегал других деревенских детей, убегал один в лес, читал книжки или глядел на небо. Старой Хильде однажды осточертело за ним гоняться по всей округе, поэтому она махала рукой и даже не пыталась его останавливать. Пусть он и был скрытным, но никто не сомневался в его разумности, так что нянька ему вовсе не требовалась. На удивление, возвращался всегда чистым, в идеально выглаженной рубашке. После визитов столичного покровителя, которого мальчик называл дядей, он становился сам не свой. Болтал глупости о своём происхождении, некой клятве, данной им, видите ли, в прошлой жизни. Старая Хильда не взлюбила дядю, однако ограничить его не могла, всё же он не слабо помогал им с деньгами, да и местные жители не оставались обездоленными. Семейству Блауз он, к примеру, подарил дорогущее ружьё, отчего многие из соседних деревень вспыхивали подобно искре в ярком огне. В общем, влияние богача на Хейно мало кого волновало, а вот подаркам все были рады, поэтому гостем он стал желанным, дорогим и почётным. Удивительно, что ему ещё никто памятник не возвёл.
Спустя пару часов охотник и юный травник смогли управиться с огромной тушей, лишь слегка покромсав его в районе конечностей. Хейно пусть и оказался много хладнокровнее, чем можно было представить, всё же необходимыми навыками не обладал. Артур почесал свою бородку, всё же пожалев о том, что решил взять его с собой, так сказать, поднабраться опыта. Мальчиком он был умным, много книжек читал, однако в деревне охотников ему мало они пригодились. В данный момент он лишь подрабатывал у своей же старухи, собирая травы. Надо отдать ему должное, в местной флоре разбирался он искусно, занимался врачеванием. А большего пока и не требовалось.
Домой вернулись они только к вечеру, когда небо начало окрашиваться в нежно-розовый цвет. Господин Блауз протёр лоб, стирая выступившие капельки пота, Хейно же пригладил свои растрепавшиеся кудряшки, будто вовсе не устав. Артур хмыкнул, стукнув спутника по спине:
— Задохся старик уж, а ты, вот, молодчик, рубаха сухая, — прохрипел уставший охотник.
— Благодарю, господин Блауз, — прищурился Хейно, попытавшись выпрямить закоченелые плечи, — как думаете, выйдет из меня толк?
Артур хмыкнул, вновь покачав головой:
— Если будешь фасониться, то точно не выйдет из тебя настоящий охотник, малой. Ты это дело кончай.
Хейно разочарованно выдохнул:
— Я не про охоту, а в общем. Ну... стану ли я учёным... ботаником.
— Кем-кем, сынок? — спросил охотник, выпивая залпом воду из фляги.
Парень закатил глаза.
— Человеком, который изучает растения.
— Ты разве не этим целыми днями занимаешься? Ты же ботинок уже давно.
Прыснув в кулак, травник искренне умилился этой оговорке. Однако поправлять не стал, скривив губы. Всё равно не запомнит.
Он хорошо относился к жителям деревни, уважал их деятельность и обычаи. Вопреки представлениям дяди, ему здесь было хорошо, спокойно. Но на этом всё и кончается. В Даупере у него нет будущего. Он лишь вынужден топтаться на месте, тратя драгоценные годы на пустые обещания. Стоило давно смириться со своим положением, полюбить сельскую местность и вдыхать полной грудью чистый лесной воздух. Бегать с местными мальчишками по пшеничным полям, на ходу подхватывая прилипчивых жуков. По вечерам жечь костры, жевать всухомятку самостоятельно пойманную рыбу и рассказывать страшные истории. Про призраков, похищающих детей из кроватей. Про лесных чудовищ, вынюхивающих добычу. Про головорезов, спрятавшихся под тёмной пеленой ночи.
Глянув в последний раз на развернувшиеся на многие километры золотые поля, он смог заметить за ярко выраженной линией горизонта проглядывающие очертания белой стены. Сина. Оттуда скакать и скакать до столицы. Но всяко ближе, чем отсюда. Пусть деревенская жизнь ему не претила, но он надеялся, чувствовал, знал... Знал, что там, за горизонтом, есть нечто большее.
Намного большее.
Господин Блауз в очередной раз стукнул младшего товарища по спине, намекая, что время уходит, а праздник не за горами. В Даупере была традиция: каждый сбор урожая один из охотников приносит добычу и делит её со своими деревенскими братьями. Те же, в свою очередь, устраивают осенние гуляния. Обычно в этот день, каждый октябрь, жители ели и выпивали, что потом не доходили до своих постелей. Их жёны тушили овощи и грели молоко, пекли пироги. В праздник Хейно искренне радовался за своих знакомых, а счастливые улыбки детишек так и норовили осветить собой чёрную ночную землю. Парень плёл девочкам венки из цветов, а мальчикам мастерил деревянные мечи. То, как они играли в принцесс и героев, напоминало травнику о тех романах, что часто привозил дядя. От трогательных воспоминаний по телу разлилось тепло.
Следующее празднование запланировано на первую субботу октября, то есть уже через три дня. Хейно иногда посматривал за горизонт в ожидании увидеть клубок дорожной пыли и неуклюжую девушку на лошади. Дядя что-то планировал, но посвящать своего помощника в это не подумал. Лишь приказал присмотреть за ней. Пф, типичный столичный сноб, раздающий команды никчёмной челяди. Их преданность друг другу давно стала лишь коммерцией. В деревне их считали чуть ли не родственниками, что было презабавно. Их объединяла исключительно общая цель, распространявшаяся не на один десяток последователей.
Спустя пару часов, когда яркое осеннее солнце тронуло горизонт, причину грёз юного травника, они сумели дотащить изувеченного неумелыми руками лося до склада с провизией. Целая толпа мясников с топорами и мачете уже поджидали добычу. Они счастливо облизнулись, предвкушая долгий процесс разделывания аппетитной туши. Артур остался, чтобы помочь своим собратьям, а Хейно поспешил их покинуть, чтобы отнести плетёную корзинку с лечебными травами к бабушке.
Переступая через кучи жёлто-оранжевых листьев, которые старательно мели госпожа Блауз с маленькой Сашей, парень аккуратно им поклонился, приветствуя. Девочка сразу же засветилась, а её маленькие розовые губы растянулись в широкой улыбке. Он невольно улыбнулся сам. Деревенские детишки очень любили его. Он помнил всех, вплоть до мелких событий в их коротенькой жизни, а по вечерам, бывало, рассказывал захватывающие истории из прочитанных книг. Учил их читать и писать, погружаясь в воспоминания о том, как дядя делал то же самое. Вернулся, когда ребятишки уже почти разбежались по домам.
За спиной маленькой Саши промелькнуло грязевое пятно, а через мгновение оно разбавилось тёплым рыжеватым оттенком лошади. На ней сидела девушка с растрёпанными длинными волосами, которые путались из-за ветра. Она оглядела всех любопытным взглядом, после чего задержалась на Хейно. Тот резко направился к ней, и девушка тут же догадалась, кто именно её здесь ждал. Широко улыбнувшись, будто радуясь парню приятной наружности, она попыталась слезть с лошади. Но, как это ни удивительно, зацепилась носком сапога за стремя, после чего плюхнулась на мягкую почву, больно ударяясь локтем. Хейно подбежал к валяющейся в грязи девушке, возвысился над ней, посмотрел грозным взглядом, который противоречил его миловидной внешности. Помогать не стал. Девушка вздохнула и поднялась своими силами.
— Сразу понятно, что ты дружок Фило, — сказала Риса, сплёвывая случайно попавшие в рот кусочки грязи.
Золотые колечки волос качнулись на ветру, после чего Хейно похлопал лошадь по мощной шее. Он схватил её за поводья и потянул в сторону деревенской конюшни. Оружейница поплелась следом, на ходу отряхивая себя от облепившей одежду грязи. Волосы она трогать не стала, глянув на свои коричневые руки. Незнакомый ей парень шёл впереди, тем самым указывая дорогу. Он был достаточно высоким, хоть и не таким, как Домовой. Осанка ровная, статная, даже удивительно. Если у Фило, бывшего аристократа и жителя столицы, она совершенно очевидна, то видеть подобное у простого деревенского парня... необычно. По крайней мере, в представлении Рисы.
— А ты местный?
Хейно на секунду замер, после чего продолжил движение, так и не ответив на заданный вопрос. Он очень напоминает Фило своим ублюдским надменным поведением. Риса хотела разозлиться и высказать ему всё прямо с самого начала, однако поняла, что ей вовсе не неприятно. Ей радостно. Мальчик напоминал человека, к которому хотелось вернуться. Она невольно остановилась и развернулась, вглядываясь в еле проступающую полоску белого цвета. Он остался там, где-то далеко. Риса сглотнула, останавливая противные слёзы.
Сердце стучало ровно и спокойно, будто метроном на рояле у Бруно, когда Марлис садилась играть. Водя своими аккуратными пальчиками по белым клавишам, она была похожа на земного ангела, а Фило, ласкающий Бонума где-то в отдалении, качал головой ей в такт. Со своими чёрными смольными волосами и практически чёрными глазами он походил на змея-искусителя. Эта картина чётко отпечаталась в памяти Рисы, от чего сердце больно сжалось. Вот-вот оно лопнет от горечи и боли. Очередной эмоциональный всплеск, которых было немало за эту неделю в дороге. Сглотнув ещё раз, она отвернулась от надоедливой стены и нагнала парня, который всё это время молча наблюдал за ней, почему-то не подгоняя.
Деревня была очаровательной в своей простоте. Аккуратные каменные домишки покрывали почти всю площадь, а грядки и загоны с животными создавали свой местный деревенский уют. В отдалении находилось пшеничное поле, а качающиеся на ветру колосья напоминали золотые узоры на платьях аристократок. Здесь повсюду кипела жизнь. Мужчины с луками и стрелами попивали из деревянных кружек пенистый эль, а женщины выбивали ковры или стирали одежду в небольших вёдрах. Каждый занимался своим делом, не смея рушить веками устанавливающуюся систему. Риса улыбнулась, заметив девочку в длинной юбке, которая пыталась натянуть тетиву своими хрупкими ручонками. На вид ей не больше двенадцати. Парень спереди подошёл к ней, с некоторой нежностью прикоснулся к её ладоням, перемещая пальцы в правильное положение. Помог ей натянуть верёвку сильнее, после чего маленькая деревянная стрела попала точно в цель. Девочка широко заулыбалась, но вовсе не из-за сбитого яблока. Вдалеке промелькнули макушки мясников, которые несли разделанное мясо, видимо, чтобы подготовить его к жарке. Внезапно девочка чуть ли не взревела, а из маленького рта потекли слюнки, после чего она вскочила и побежала вслед за мужчинами.
— Саша не меняется, — невинно улыбнулся кудрявый парень, что искренне удивило Рису. Она-то уже думала, что он точная копия Фило, однако тот никогда так не сиял. Даже с Принцессой.
— Что? — спросила оружейница, задумавшись, но парень лишь махнул рукой и возобновил движение.
Остальной путь они прошли молча. Риса всё время пыталась отыскать в этом парне что-то... знакомое. То, что заставило бы её вернуться на пару недель назад. Когда бы она могла выйти из своей личной спальни в особняке, улыбнуться Марлис, кивнуть господину Бруно, закатить глаза на самодовольное лицо Фило. Но этих троих здесь не было. Они остались там, будто в прошлой жизни. Остаётся только плестись вперёд. Она посмотрела на свои ноги, обутые в коричневые солдатские сапоги, потом на мозолистые руки, поправила очки. Краем глаза заметив Рондель на поясе, она вынула его из ножен и в очередной раз вгляделась в своё отражение. Нет. Сейчас она наконец свободна. Сейчас она наконец может сосредоточиться на своей основной цели, пока этот столичный ублюдок будет покрывать убийцу их Принцессы. Рука сжала эфес кинжала. Ей хотелось верить ему. Но гадкое чувство внутри сродни едкой кислоте — прожигает насквозь, оставляя лишь неаккуратные дыры.
Внезапно она окликнула парня:
— Эй, ты, кудрявый!
Имя он не назвал, поэтому пришлось изворачиваться. Она думала, что он включит упрямца, повторяя надоедливые повадки своего начальника, однако он спокойно развернулся, слегка приподняв бровь. Риса опустила взгляд, а потом резко подняла голову, хмуря брови.
— Вам двоим можно верить? — спросила Риса, сама не зная, зачем.
Парень подумал несколько секунд, даже показушно приложил палец к губам, после чего мило улыбнулся, прямо как деревенским детишкам:
— Нет.
Риса лишь удовлетворённо кивнула.
Она поверит. Ещё раз.
***
Дом знахарки Хильды был просторным, чуть ли не самым большим в деревне. Над входной дверью покачивался железный колокольчик, который как две капли воды был похож на звонок из оружейного магазина. Младшая Сеппэль прогнала грустные воспоминания, подобно вязкой жиже обволакивающие её нутро. Затошнило. Риса огляделась. В сенях лежала садовая утварь, как бы её назвали в поместье Бруно. Здесь же это просто инструменты для уборки листьев и вспахивания грядок. В деревенской гостиной стояли диван и два кресла, на каждом из которых красовалась узорчатая подушка. Печь была растоплена, дрова потрескивали уютными звуками, а языки пламени дарили покой. На слегка потрёпанном коврике лежал белый кот, напоминающий снежный ком в разгар ненавистной зимы. Тёмные пятна ковра напоминали детские курточки, которые совсем не уберегали от холода. Но Риса и Карстен мало заботились о своём здоровье — главное, запечатлеть на снежном покрывале свой след. Зелёные глаза, которые медленно покрывались слёзной пеленой, напоминали молодую траву после утреннего дождика. Слёзы, словно капельки росы, отражали закатное солнце, чьи оранжевые лучи проглядывали сквозь приоткрытые оконные ставни. Снова затошнило.
Парень, так и не назвавший своего имени, указал кивком на маленький деревянный стул в середине столовой. Риса послушалась и села. Он ещё долгое время бродил по дому и перекладывал какие-то вещи. Он что, наводит порядок? Девушка чуть ли не прыснула, сравнивая этого юношу с провинившимся подростком. Внезапно он остановился возле зеркала и разочарованно покачал головой. Посмотрел на рубашку, на которой проступали еле заметные алые пятна. Риса внезапно напряглась. Не ранен ли он? На удивление, он стянул грязную рубаху, оголяя свою молочную кожу. Девушка заёрзала на своём твёрдом стуле. Лицо было загорелым, словно медь или бронза, кисти рук тоже. Видно, он долгое время работал на солнце и специально не загорал. Риса внезапно зарделась, заметив перекатывающиеся мышцы под белой кожей.
— А мне ведь только тринадцать исполнилось, извращенка, — усмехнулся парень, натягивая чистую серую рубашку. Риса одарила его непонимающим взглядом, после чего он прыснул в кулак. — Я Хейно... просто Хейно.
Оружейница отбросила подступившие эмоции, после чего прокашлялась и ответила:
— Я Ри... Элли. Элли Алтман.
Хейно улыбнулся:
— Не стоит так переживать, Риса. Но всё же будь внимательнее.
Часы пробили восемь вечера. Противный звон вывел девушку из оцепенения. Она в очередной раз дёрнулась и отвела глаза. Случайно заметив на подоконнике разложенные травяные пучки, она уверенно спросила, окончательно оправившись:
— Не слишком ли дорогое убранство у простого деревенского травника?
Веки Хейно, долгое время покрытые штилем, затрепетали, после чего он хитро улыбнулся:
— А кто сказал, что я простой деревенский травник?
Риса ответила ему тем же:
— Ах, да... Ты же у нас мальчик по вызову, — ответила, прекрасно зная, что за этим последует. Но «просто Хейно» рассмеялся невинным мальчишеским смехом.
— Грубовато. Но в этом есть и доля правды.
Она вгляделась в его лицо. На нём не было надменности, присущей её знакомому. Оно было невинным, юным и сияющим розовым румянцем. Совсем не такое, какое виделось ей в дороге. Она бы и не подумала, что Фило мог бы держать подле себя кого-то подобного.
— Ты произвёл на меня... иное впечатление, — аккуратно прокомментировала Риса свои мысли. Хейно улыбнулся. — Я посчитала тебя надменным ублюдком, как...
— Как Фило? — перебил её парень, присаживаясь на стул напротив. Девушка неуверенно кивнула. — Дядя человек... сложный. Но не стоит так о нём думать.
«Дядя»? Хейно звучал, словно мальчишка на рынке, потерявший родителей в неугомонной толпе. Девушка смутилась, хоть он сказал это спокойно, без всякого раздражения. Посмотрела ему прямо в глаза: словно чай, заваренный матерью в белоснежной кружке. Морщинки забегали по лицу, и он печально улыбнулся.
— Скажешь, что я его мало знаю? Что у него есть причины? Что у него было тяжёлое детство? Что он герой под маской злодея?
В голос засмеявшись, Хейно откинулся на спинку стула. Мальчишеский хохот проник в чувствительные уши девушки, заглушая все посторонние шумы. Его реакция была странной.
Сквозь смех парень выдохнул и проговорил:
— Ты его главным героем бульварного романа считаешь? Поменьше читай подобной ереси.
Риса не на шутку разозлилась:
— Я и не читаю! Просто никак не пойму, почему меня все убеждают в его «не ублюдской» натуре.
На секунду парень замер, после чего окончательно успокоился. Положил локти на широкий стол. Посмотрел иным взглядом — вдумчивым, но в то же время не давящим. Обратился:
— Люди гораздо сложнее, чем ты думаешь. Ублюдок или не ублюдок — всё это чепуха. Я мало знаю о прошлом дяди, но ему предан. Если ты хочешь достичь своей цели и при этом выжить, ты должна ему верить. Это я имел в виду. А не эти сопливые клише из девчачьих книжек. Повзрослей уже.
Девушка стала мрачнее тучи.
— И какова его цель?
— Если дядя тебе не сказал, значит, есть причины. У меня нет полномочий делиться с тобой.
— Вы так и будете держать меня в неведении? Я человек, а не собачка, которой можно дать команду. Если Фило запретил мне пересекать Сину, то за мной охотятся. Я права?
Хейно пожал плечами, но через некоторое время подозрительно улыбнулся. Ямочки на щеках дёрнулись, словно рябь на водной глади.
— Да. Но это не военная полиция.
Сердце девушки ёкнуло. Кому она нужна, кроме надоедливых полицейских, которым невыгодно выпускать всякий сброд на более менее цивилизованную поверхность? В душе боролись два состояния. Первое, будто назойливая муха, жужжало где-то в районе левой груди. Противный звук и мелкие дребезжащие лапки цеплялись за её собственное нутро, не желая оставлять в покое. Второе же, подобно приливу энергии от сладкого чая после бессонной ночи, пробуждало в ней потаённые страсти, рвущиеся наружу.
Она важна. Её ищут. Она не эпизодический персонаж и может, даже не второстепенный.
На обложке однажды засияет её портрет. Словно сладость сахара и горечь чайной заварки, эмоции страха и воодушевления смешались друг с другом. Риса поджала губы.
— Чего лыбишься? Мозги себе отбила при падении?
— Что?
Она сейчас улыбалась?
— Улыбаешься... С чего вдруг? Тут плакать нужно. Полиция — кучка дурачков, в отличие от тех, кто скоро придёт по твою душу, — проговорил Хейно, наклонившись к самому лицу девушки. Она внезапно почувствовала его дыхание с ароматом клубники. Варенье. То самое, что так любит Фило.
Сеппэль продолжала всматриваться в его светло-карие глаза, пытаясь отыскать в них хоть что-то полезное для себя. Но если в чёрных глазах Фишера была утягивающая бездонная яма, то в светло-карих, словно свежезаваренный чай, зеницах мотались туда-сюда стремительные огоньки. Они были другими. В них сиял свет, в то время как Фило состоял из одной лишь густой тьмы. Парень прикрыл рукой глаза и заливисто рассмеялся, разнося свой мальчишеский смех по всему пространству дома. В нём не было злобы, что было достаточно непривычно для Рисы. Оружейница вновь улыбнулась, но уже без странной мании. Искренне.
— Глупая шутка.
Рассмеявшись ещё громче, травник показушно смахнул слезинку.
— Ты действительно сумасшедшая, — сквозь смех ответил парень. — Даже интересно, каким головорезам ты сдалась. Дядя отправил тебя сюда, чтобы ты под ногами не мешалась. И только.
Риса не расстроилась.
Она разозлилась.
На что? На кого? На Хейно и его глупую шутку? Или на что-то иное, не поддающееся логике адекватного человека? Риса не стала размышлять, потому что гнев мешал цепочке мыслей продолжаться и закручиваться.
За окном раздались басовые голоса охотников, которые вывели девушку из глухой дымки. Поднявшись из-за стола, она с грохотом ушла. Ножки противно заскрежетали по деревянному полу, а кувшин со свежим молоком расплескал несколько белоснежных капель. Хейно не стал за ней бежать, лишь усмехнулся и схватил тряпку, поспешно избавляясь от беспорядка в стерильном доме, пропахшим зверобоем и полынью.
Спустя некоторое время оружейница с тяжёлым дыханием и грузными шагами пробиралась сквозь лесные заросли, пытаясь скрыться от надоедливых шумов жителей. Здесь вовсю кипела жизнь, поэтому избежать быть погружённым в эту идиллию было сродни побегу от самого себя. Через сотню метров она выбежала на огромное пшеничное поле, усеянное природной позолотой. Поток осеннего ветра создавал своеобразную волну, задевающую умиротворённые колоски. Добравшись до относительной середины, Риса упала на колени, вгрызаясь ногтями в твёрдую почву. На этот раз ей не двигало отчаяние. Она не плакала и не кричала. Она злилась. Гнев проникал в самые укромные уголки её сердца. Девушка подумала о том, как выглядит со стороны. Как хрупкий листочек, который раскачивают на ледяных волнах. Она вдохнула побольше осеннего воздуха, после чего закрыла зелёные глаза и медленно-медленно развернулась.
Вдалеке, за горизонтом, деревня пестрела желтоватыми огнями. И это был единственный ориентир в этой ночной тьме. Шумели лишь одни цикады. Прищурив глаза, девушка замерла. Она ждала. Ждала того, что кто-то из них двоих замаячит чёрной тенью. Один будет стоять рядом и курить, просто заполняя пространство своим присутствием. Второй же грубовато схватит её за лицо и по-своему поддержит. Ей стало стыдно. Почему ей обязательно нужен кто-то, чтобы подтолкнуть? Почему она вечно застревает в своём же запертом мире? Почему её удерживает лишь одна спасительная рука?
Она отвернулась. Их там нет. Никого из них. Эти двое стали для неё внутренним ориентиром, когда эмоции всё больше рвались наружу. Избалованный ублюдок и Подземный монстр. И идеалистка с кинжалом в руке. Хоть сейчас роман пиши.
На удивление, стало легче. Гнев испарился, оставив после себя лёгкую печаль. Когда-нибудь это подвешенное состояние закончится и она сможет возобновить свою миссию. Только никаких зацепок у неё нет, если не считать утерянный Рондель.
Лучи заката расстилались перед глазами, будто разрезая небо. Золото отражалось в колосках пшеницы, слегка щекочущих тело девушки. Оранжевый пестрил разными оттенками, служа главным источником оставшегося света. Риса улыбнулась и втянула воздух, пропитанной запахом скошенной травы. Легла на мягкую землю и положила руки под голову.
Небо было по истине потрясающим явлением природы. Птицы, словно рыбы в водном пространстве, плыли по течению воздуха. А рыбы летали сквозь водную пелену. Рыбы небес и птицы вод. Красиво. Кто-то уже сравнивал их, а Риса лишь вспомнила. Скорее всего, это был Фило. Кто же ещё мог выдать такую красивую бессмыслицу? Она вытащила из кармана сигарету и спичку, зажгла и вдохнула. Совсем расслабилась. Здесь спокойно и умиротворённо, нет этой атмосферы шумного города, будь они столицей или местными трущобами. Сзади раздались мерные шаги и характерный шелест колосьев. Риса не стала смотреть, уже зная, кто это. Он лёг прямо рядом с ней и выхватил сигарету прямо из её рук, поспешно затягиваясь. Внезапно он перевернулся набок и шумно закашлялся, что улыбнуло Сеппэль.
— Ну и зачем?
Ответ пришлось ждать около минуты.
— Дядя... кхм... не привозит, а тут их не продают... кха-кха, — еле прохрипел Хейно.
Риса выдохнула дым.
— Почему не съездишь сам в ближайший город?
— Не могу. Мне нельзя.
— Ты что, никогда не выходил за пределы деревни?
Парень уже окончательно успокоил кашель и мог говорить нормально:
— Выходил, конечно. Но только по поручениям, а не в своё удовольствие.
— И какие же у тебя поручения? — уверенно спросила девушка, поворачиваясь в его сторону. Он, напротив, отвернулся и помолчал около тридцати секунд.
— Разные.
Риса не стала настаивать — всё равно не скажет. Они оба глядели на небо, погружённые в свои собственные мысли. Запертые в собственных сознаниях. Парень был миловидным, похожим на мальчишку, особенно когда улыбался, но в нём таилось и что-то страшное, что иногда проносилось в его древесных глазах. Он умело это прятал.
Этот невинный деревенский травник не так уж и прост.
Хейно вновь прокашлялся и промямлил:
— Ты извини, кстати. Шутка неудачная получилась.
Что он только что сказал?
— Вау, — только и смогла ответить Риса.
— И что это за реакция?
— Фило никогда не извиняется.
— Почему ты постоянно сравниваешь меня с ним? Мы не один человек.
Риса задумалась. И ведь действительно, почему?
— Не знаю... Ты просто ему предан. Должны быть причины.
— Они очевидно есть. Но это не значит, что я должен перенимать его повадки.
Девушка потушила остатки сигареты о ближайший камешек, после чего громко вздохнула.
— Ты ведь не расскажешь, как вы познакомились?
— Прости, это слишком интимно.
Риса резко посмотрела на него, вскинув брови. Парень лишь вновь рассмеялся. Девушка невольно улыбнулась в ответ. Во всяком случае он не обязан с ней делиться. И снова это проклятое чувство дежавю.
Они просто лежали и смотрели на закатное небо. Грозовые облака, слегка просвечивающие разноцветные лучи, двигались медленно, учитывая молниеносную скорость ветра. Было тихо. Даже цикады, видимо, уснули. Иногда проносились вороны и сороки, которые пока не улетели зимовать куда-то за пределы стен. Им ведь не нужны никакие документы и пропуска. Риса прикрыла глаза, наслаждаясь спокойствием. Рядом с ней вполне приятный парень, а Даупер наверняка полон дружелюбных жителей. Может, ей не помешает передохнуть от мирской суеты, и уже тогда, на свежую голову, стоит заняться расследованием.
— Пернатые пловцы воздушных океанов... — хрипло проговорил парень, всматриваясь в сидящих на верхушках буков ночных птиц.
Сердце дрогнуло. Опустилось в район пяток, а потом снова вознеслось к груди. Кудряшки подрагивали на ветру, а уголки губ растягивались в улыбку. Риса всмотрелась в его лицо, водя туда-сюда зелёными глазами. Значит, это всё же был Фило.
Но когда он мог ей об этом рассказать, если большинство совместного времяпрепровождения они препирались друг с другом? Откуда между ними могла возникнуть сентиментальность? И почему она не помнит сам момент, а лишь отголоски этого странного сравнения? Она зажмурилась, предполагая, что в тот день думала о другом. Странное чувство, когда помнишь что-то, но в голове нет даже расплывчатой картинки.
Пролежали они так чуть ли не до ночи. И на этот раз Хейно тоже не подал руку, сразу же уходя вперёд. Учитывая, что он старался быть обходительным, этот жест Рисе до сих пор был не ясен. В принципе, ей всё равно. Только почему ей казалось, что на поверхности живут сплошные джентльмены? Иногда заблуждения затрагивают куда больше чувств, чем открытие истины.
***
Хейно поил Рису чаем. Невероятно вкусным, сладким и душистым. После холодной ночи горячий пар был сродни купанию в ванной. Жидкость приятной волной растекалась по всему телу. Парень, закинув одну ногу на другую, о чём-то задумался и смотрел куда-то в сторону.
Риса решила вывести его из транса:
— Эй, подмастерье... Что за чай хоть?
Он слегка вздрогнул, после чего прокашлялся и поставил кружку на стол.
— С мятой. Сам собирал и сушил.
— Круто. Ты прям мастер на все руки, — искренне удивилась Риса. В отличие от бесполезного и бесталанного Домового его протеже казался талантливым парнем.
— В деревне иначе никак, да и отца у меня нет и не было. С рождения был единственной опорой для бабушки.
— А почему дядя, кстати? Неужто племяш? — улыбнулась Риса, пестря любопытством.
— Нет. Он просто так представился, а я будучи ребёнком привык. Хотя тогда он сам был ещё подростком. Наверное, стремился поскорее стать взрослым.
Риса замешкалась, но ей было жизненно необходимо это спросить. Воздух вокруг пропитался сомнением. Она собралась с духом и произнесла:
— Фило... Кто он для тебя?
Дёрнулся, повёл глазами. Выражение лица не изменилось, однако движения стали скованнее. Он задумался.
— Никто. Мы просто делаем одно дело.
После этого он поднялся со своего стула и убрал чашку в ведро для грязной посуды. В поле он казался милым и дружелюбным, а сейчас он увял, будто цветок от обезвоживания. Вряд ли это виноват вопрос о Фило, ведь таким он стал почти сразу, как пересёк порог дома во второй раз. Тогда он резко остановился и несколько секунд смотрел в одну точку. Ещё один чудик. Пока Риса размышляла, Хейно поднимался по лестнице на второй этаж. Внезапно он схватился за перила и быстро заморгал, жадно втягивая воздух. Девушка подскочила, собираясь оказать помощь. Парень согнулся, но выставил руку вперёд, приказывая не двигаться. Всего через несколько секунд он выпрямился и выдохнул. Посмотрел на Сеппэль долго, вдумчиво. Ничего не сказал, а просто ушёл.
Настолько резкая перемена в этом солнечном мальчике пугала. Казалась неестественной. Риса зарыла в себе это скребущееся чувство по крайней мере до утра.
Она устала. Просто устала. Устала от вечных проблем, сложных загадок и нераскрытых тайн. Устала от собственной слабости и насмешек окружающих. Устала от мимолётных вспышек света и бесконечной тьмы. Устала от заснеженных дорог, пробираться сквозь которые не представлялось возможным. Летать и плавать она не умела, она не рыба небес или птица вод. И снова это треклятое сравнение.
Почему оно вспомнилось ей именно сейчас? Является ли виновником этого тот парень с глазами цвета мятного чая и пшеницей в волосах?
