***
На втором этаже в ванной комнате невероятно тихо. Так тихо, что эта тишина уже звенит в голове и режет мозг, а потом заводит в танец все мысли, смешивая их в неразборчивую кашу. Ту самую, невкусную кашу на завтрак перед школой, которую тебе так с любовью готовила мама. И вот ты её запихиваешь, запихиваешь в себя до такой степени, что тебе этот вкус в кошмарах сниться будет. Сейчас же в животе настолько пусто, что такое ощущение, будто желудок уже начал переваривать сам себя с помощью желудочной кислоты, вот настолько жрать хочется, что ты готов уже мыло проглотить, лишь бы заполнить это пространство. Но ты этого конечно же делать не будешь, ведь этот горький мыльный вкус перенести в здравом состоянии нельзя, да и твой организм такую пищу явно не одобрит. От этого всего горя можно, в плохом случае, сойти с ума, либо, в хорошем случае, всего лишь блевануть. Да и тут блевать будет нечем так-то. Белоснежный, холодный до чёртиков, кафель приносит теперь не эстетичное наслаждение, а отвращение и марш мурашек по всему телу из-за холода, потому что горячую воду опять отключили и непонятно почему, зачем, за что. Куда не глянь— практически везде эти ненавистные плиты. На полу, на стенах, спасибо, что хотя бы ещё не на потолке. Создаётся такое ощущение, будто тебя держат в заложниках и ты без понятия, как выйти отсюда и спастись от своего безжалостного маньяка-похитителя. Теряется счёт времени. Сколько они уже тут сидят? Десять минут? Час? Два? Бесконечность? Последний вариант, знаете, казался самым правдоподобным, но не стоит настолько преувеличивать. Посидят тут пару часиков и наконец другие вспомнят про них—придут, выпустят из „заточения” белых плит, как в психбольнице из ужастиков.***
Но с другого взгляда, всё было не настолько уж и плохо, сильно преувеличивать—не очень-то и хорошее дело, да? Тогда давайте посмотрим на всю ситуацию тем взглядом, что у наших Скарамуччи и Моны.***
Мелодичное постукивание ногтями по кафелю успокаивало и клонило в сон. Где-то за окном пытаются петь серенады вороны, правда получается у них только страшный хрип, но даже это не делает атмосферу хуже. Голубой свет луны, бегающий по полу ещё больше дополнял это желание закрыть веки и беззаботно провалиться в сон. И рядом так маняще тепло от другого человеческого тела, что хочется утонуть в объятиях с этим „объектом жизнедеятельности”. Ведь в такую холодную осеннюю ночь это тепло будет греть получше, чем любая батарея. Хочется, как в старые времена на секунду дотронуться пальцем до чужой ладони и наклонить голову в сторону плеча, как бы спрашивая: „А можно?” И на этот немой вопрос получить лёгкий кивок, а потом улыбку. Скарамучча и Мона долго сидели молча, не потому что не о чём разговаривать, нет, а потому что оба наблюдали за картиной, которая происходила за окном. Ночное небо и правда прекрасно и поражает, за ним можно наблюдать часами, пытаясь посчитать все звёзды на нём. Вся эта атмосфера звёздной ночи навевает воспоминания, когда они ещё были детьми. Это же было в пятом классе, да? Перемена, шумно, скучно, так и ещё из столовки воняет запеканкой с морковкой и изюмом, потому что спортивный зал находится прям по соседству с этим адским местом. Фе. Мона не любит запеканки, Скарамучча, кстати, тоже. Но почему-то он всё время в началке её ел за двоих. —Мегги, а не хочешь пойти кое-куда?—игриво спрашивает детский голосок, обладатель которого стоит рядом со скамейкой. Маленькая, хрупкая, как фарфор, девочка с румяными щёчками сразу же оборачивается на голос, отвлекаясь от своей новой книги про астрономию. Той самой, ой-ой какой дорогущей книжки, которая весит больше, чем сама Мона. Как у неё колени не прижало? И как она её спокойно носит в рюкзаке, который и без неё ужасно тяжёлый? —Нет, меня эта старуха впрошлый раз наругала за прогул, я больше не буду её злить.. И не называй меня так!—ответила малышка, после чего фыркнула. —Ну давай сходим, я тебе шоколадку куплю!—всё пытался заманить в свой план мальчик, сделав ещё и щенячьи глазки. —Нет-нет-нет, я не буду ходить у тебя на поводке, меня никакими шоколадками не заманишь, Скарамучча! —Ну там.. Эмм.. Что же там.. ээ.. Звёзды!!—решительно произнёс малец. „Вот она, идеальная причина, Мона же безума от этих бесполезных светил! Ах, эти методы манипуляции. Я настоящий гений мыслей, отец русской демократии.”—в уме Скарамучча уже засчитал себе плюс победу в копилку. Неловкое молчание и недопонимающий взгляд. . . . —Что „звёзды”?..—спросила растерянно девочка. —Хмм.. Там ночью на небе такие красивые звёзды и их почти всегда куча, не хочешь посмотреть? Мона тихо хмыкнула, как бы показывая, что размышляет. —Ну-у если-и ты не хоче-е-ешь,—протягивая почти каждую гласную и чуть ли не мурлыкая сказал пятиклассник и развернулся к выходу, как бы показывая свои намерения уйти. —Хорошо, уговорил! Только не уходи! Фиолетововолосый победно хихикнул.***
И снова они сбегают с последнего урока, бесполезной, по их мнению, физры. Бегут сломя голову, прямиком в этот замызганный жизнью городской парк, где даже лавочки еле держутся. Гляди дунет ветер—развалятся все разом. И они знают, что потом от родных им очень не поздоровится. И знают про то, что существует такая вещь, как домашний арест. И про „Неделю без своих гаджетов”. Про все виды наказаний они прекрасно помнят. Но это же все равно будет потом, тогда зачем волноваться и думать об этом сейчас?***
—Как думаешь выбираться отсюда? Может через окно сразу?—сдерживая смех спросил парень. На что он получил лишь „Шшшш” и Скарамучча недовольно закатил глаза, после чего снова устремил взгляд на стеклянного „дружка”. . . . —Луна сегодня красивая..—не спуская глаз с небесного тела, прошептала Мегистус. —Вроде она такая же, как обычно. Или это было признание в любви? —Ничего ты не понимаешь и не ценишь, Скарамучча. А вот признание.. да никогда в жизни, особенно тебе, говнюку,—раздражённо ответила астролог. Одиннадцатиклассник захохотал, да так звонко, как будто ему скоро не 18 лет, а 8. —Тебя так весело дразнить, Мегги,—с ухмылкой произнёс Скарамучча, облокотившись на плечо Моны. —Слушай, такими темпами я тебя тоже продолжу называть Скарамуччучу!—с маленькой долей агрессии, но такого же детского азарта воскликнула девушка. —Умираю, ох, какты могла это произнести, ах ты безжаластная тварь..—опять начинает дразниться фиолетововолосый. —Аа, вот дурень!—астролог обиженно надула щёчки.***
—Смотри, это созвездие ориона, да?—указывая на скопление звёзд, спросил Скарамучча. —Да нет же, это созвездие малой медведицы. Там полярная звезда, а ещё видишь—девочка провела пальцем, как будто соединяя звёзды,—Ковш получается. —Ясно,—вздохнувши произнёс пятиклассник,—вообще зачем все эти созвездия сделали, обычная куча звёзд, как тут хоть что-то увидеть можно было? Мона неодобрительно взглянула на своего друга, уже замахиваясь, чтобы ударить. Ударить совсем легонько, по-детски, как во время игр. Но её хрупкий кулачок быстро, так же легонько, схватывают. И вот с этого момента начинается самая легендарная схватка. И в парке, на холме раздаётся озорной детский смех. Беззаботный и настолько счастливый.***
Хотя, даже спустя столько лет этот смех не перестал быть таким искренним. Этот факт радует, что несмотря на то, что взрослая жизнь уже скребёт твою дверь ты продолжаешь беззаботно смеяться. Остаётся лишь надеяться, что это будет всегда и жизненные проблемы не поймают тебя с свою бесконечную пучину.***
Астролог спала, облокотившись щекой в плечо Скарамуччи. Слишком устала за сегодняшний день, а вот парень всё не мог уснуть. Он всё наблюдал за белым пятном, пытаясь понять, чем же оно всё—таки особенно сегодня. . . . —Всё же, луна сегодня и правда красивая,—шёпотом подтвердил фиолетововолосый и приулыбнулся, утыкаясь носом в волосы Мегистус.