(the first time) he kissed a boy

Бац! — Ты почти попал! — обрадовался Реки. Бац! — Еще раз! Бац! Рука Ланги горела. Коренастый мужчина, ведущий карнавальную игру, сказал: — Время вышло, — и Ланга попятился от стойки, потирая запястье. — Это все подстроено, — сказал он, скорчив гримасу. Каким-то образом, в своем желании победить, Ланга забыл о своей ужасной координации рук и глаз. Он никогда не умел правильно бросать мяч или даже уверенно держать карандаш — сочетание трясущихся рук и ужасного зрения превращали все это в катастрофу. Эти вещи никогда не имели значения, когда он катался на сноуборде, но они имели значение сейчас, когда ставки были еще выше. Ланга уже сжег почти все свои билеты и не выиграл ничего. — О, да, это дерьмовая игра, а не ты, — сказал Реки, хлопнув рукой по спине Ланги, и тот постарался не дергаться — мог ли Реки почувствовать очертания топа под футболкой? Карнавальный человек бросил на них равнодушный взгляд. — Моя игра не сфальсифицирована, — бросил он, и Реки ответил: — Ну, дай я тогда попробую! Ланга, подержи мои вещи. Ланга не успел и глазом моргнуть, как Реки уже сгреб в охапку все их вещи — обе пляжные сумки, недоеденную сахарную вату и три разных приза, которые он уже выиграл, потому что, конечно, Реки был великолепен в карнавальных играх. Конечно, конечно. Реки был прекрасен во всем. Плюшевый мишка соскользнул с кучи, и Реки схватил его и подтолкнул к лицу Ланги. — Прекрати, — сказал Ланга, сморщив нос, когда плюшевый мишка пощекотал ему рот, и Реки засмеялся, прижавшись к нему, сжимая руки парня и улыбаясь ему. Ланга сморщил лицо, стараясь не покраснеть. Боже, Реки был здесь в своей тарелке, прыгал повсюду, громко аплодировал на каждой карнавальной игре, оживленный адреналином соревнований, который кипел в костях Ланги, и, боже, он выглядел таким красивым, возможно, красивее, чем Ланга когда-либо видел его раньше. Жар исходил от тротуара, и всякий раз, когда Реки прижимался к нему вот так, Ланга был уверен, что его тело горит изнутри. — Смотри на меня! — сказал Реки, хватая бейсбольные мячи со стойки, как будто глаза Ланги не были прикованы к нему в течение многих часов, в течение всего дня, в течение всего времени, что они знали друг друга. Реки приготовился к первому броску, и Ланга снова сглотнул, его горло пересохло, а руки горели от того, как напряглись мышцы на руке парня. Бац! — Да! — крикнул Реки, и Ланга вздрогнул от звука опрокидываемых бутылок. Реки обернулся, его лицо пылало от возбуждения, и Ланга едва успел собраться с силами, прежде чем Реки бросился всем телом в объятия парня. Ланга пошатнулся, его хватка на призах опасно ослабла, но затем Реки прижался лицом к его щеке, теплый, такой теплый, его волосы были повсюду, его руки обнимали плечи Ланги, его тело было так близко, и тот чуть не задохнулся от прикосновения, от запаха его солнцезащитного крема, его пота и боже, боже. — Я победил! — подбодрил его Реки, и его голос звучал так счастливо, что сердце Ланги слегка забилось, и он почувствовал, что улыбается, когда Реки отстранился. Боже, он был таким красивым, когда был счастлив. — Ты победил, — повторил Ланга, а затем, поскольку Реки заслуживал этого, добавил: — Я впечатлен. Краска залила лицо Реки, и он слишком громко рассмеялся, как будто был смущен и старался не показывать этого. — Все-таки, это не подстроено! — сказал он, сильно потирая солнечный ожог на щеке. — Или, ну, может быть, это так, а я просто гений. — Определенно второй вариант, — согласился Ланга. Его лицо тоже покраснело, потому что Реки все еще стоял очень близко, и боже, боже, он выглядел так хорошо. — Черт побери, Ланга! — Реки снова рассмеялся, хлопнув Лангу по плечу, его лицо порозовело. — У тебя слишком хорошо получается делать мне комплименты. — Но это ты тот, кто продолжает выигрывать, — начал Ланга, но Реки покачал головой, его пальцы наткнулись на пальцы парня, когда он подошел еще ближе, когда группа подростков протискивалась мимо них на пирсе. — Только в играх, — ответил Реки, его ресницы слиплись от того, как сильно он улыбался, и Ланга снова чуть не поперхнулся, потому что, боже, он был таким красивым, он так хотел поцеловать его. Но Реки только ткнул его в одну из раскрасневшихся щек, а затем снова повернулся, потянув Лангу за собой, его рука крепко сжала запястье парня. — Что я выиграл? Парень за стойкой закатил глаза, но указал на плюшевые игрушки, свисающие с верхней части стойки. — Спроси своего парня, какую он хочет, — сказал он немного сердито, а затем пробормотал себе под нос: — Чертовы пары. Ланга почувствовал, как его шея покраснела еще сильнее под солнцем. Реки снова засмеялся слишком громко, одновременно легкомысленно и смущенно, и Ланга подумал, что он поправит мужчину, сказав что-то типа «Оу, не, мы просто братаны!», но вместо этого Реки придвинулся еще ближе к Ланге и спросил: — Какую ты хочешь, малыш? И, боже. Если лицо Ланги станет еще горячее, он потеряет сознание от теплового удара. Никто никогда не называл его так. Ласкательное имя, сказанное скрипучим голосом Реки, звучало так, так, так — Ланга снова сглотнул. У него слишком сильно пересохло в горле. — Тебе не нужно ничего для меня брать. Реки недоверчиво посмотрел на него. — Что ты имеешь в виду? — спросил он, и, боже, он был так близко, что его голос заставил мозг Ланги взвизгнуть таким болезненно приятным способом. — Они все для тебя. Он похлопал по куче в руках Ланги, и мозг того снова завизжал, на этот раз в замешательстве. Для…для него? Он видел, как Реки радовался победе во всех играх, которые он выиграл, карабкаясь на прилавки за своими призами: огромным пакетом сахарной ваты, радужной шляпой-ведром, плюшевым мишкой. Ланга почувствовал, как по его шее снова поднимается жар, теплее, чем раньше. Он был так расстроен, что проигрывал соревнование, но он никогда не думал, что Реки выигрывает все эти вещи для него. — Я думал, они для твоих сестер, — тупо сказал Ланга, и Реки рассмеялся, толкнув его в плечо. — Тупица! — сказал он. — Конечно, они для тебя! Зачем мне выигрывать вещи сестрам на нашем свидании? Давай, выбери что-нибудь. Ланга широко раскрытыми глазами смотрел на ряды призов, его мысли кружились, сердце бешено колотилось. Все цвета столкнулись, такие яркие и отчетливые, как будто они никогда не размывались вместе, никогда не исчезали в белом пространстве. Он едва мог думать, но когда его взгляд зацепился за угол, он сказал: — Мне нравится эта, — указывая на плюшевый гамбургер. На его лицевой стороне была напечатана глупая ухмыляющаяся физиономия, которая почему-то напомнила ему о Реки. — Конечно, ты выберешь это, — ухмыльнулся Реки, слегка качая головой. Работнику тира он сказал: — Он любит еду больше, чем меня! — И Ланга смущенно фыркнул. — Нет, это не так, — попытался сказать он, но Реки был занят тем, что потянулся, чтобы схватить игрушку, когда мужчина отцепил ее от ряда, одна из его рук все еще сжимала запястье Ланги. Когда он взял гамбургер, первое, что он сделал, это прижал его к лицу парня, издавая звуки поцелуев. — Да, это так, — сказал Реки. — Ты хочешь с ним целоваться! — Нет, я…! — Да, — со смехом ответил Реки, прижимая игрушку к груди Ланги и выхватывая другие вещи из его рук. — Тебе он нравится. Признай это. Лицо Ланги пылало. Он бережно держал плюшевую игрушку, потому что, ну, потому что Реки выиграл ее для него, и, возможно, теперь она принадлежала ему, и он собирался хранить ее вечно. — Ну, — сказал Ланга, — он довольно милый. — Реки торжествующе ухмыльнулся, так что Ланга быстро нашарил поддразнивающий ответ, добавив: — Но не такой милый, как ты. — Эй, — громко сказал карнавальный человек, — пофлиртуйте где-нибудь в другом месте. Мне нужно работать. Лицо Реки приятно раскраснелось до кончиков ушей. — Ты такой милый, малыш, — сказал тот, и хотя он знал, что Реки просто играет, Ланга все еще чувствовал теплый прилив жара в груди. Реки начал запихивать все, что можно, в их пляжные сумки, но Ланга продолжал цепляться за игрушку, когда Реки снова переплел их пальцы, и они вместе направились вниз по дощатому настилу. — Он думал, что мы пара! — воскликнул Реки, взволнованно сжимая пальцы Ланги. — Мы, должно быть, все делаем правильно! Ланга старался не подавиться собственным языком, его шея горела. — Да, — сказал он, а затем добавил: — Ты прав, — потому что, боже, они действительно выглядели как пара, не так ли? Их руки были так крепко сжаты, их одинаковые ногти стучали по его бедру, когда толпа теснила их все ближе друг к другу, и Ланге пришлось сглотнуть, когда он подумал о людях, которые смотрели на них, улыбаясь их юной любви. Боже. Ланга чувствовал, как любовь выплескивается из каждой поры его тела. Это должно проявляться в каждой клеточке его существа, думал он, каждый должен быть в состоянии увидеть это. Ну, все, кроме Реки. Они купили еду в одном из уличных киосков и искали, и искали, пока не нашли скамейку, где можно было присесть. Реки отшвырнул мусор в сторону и бросил пакеты к их ногам, выдернув игрушку из руки Ланги, и тот понял, что, вероятно, слишком сильно сжимал ее. — Не запачкай его, — немного дерзко сказал Реки. — Это ведь знак моей любви. Ланга сглотнул, его щеки порозовели. — Прекрати. Реки хихикнул, подтягивая ноги на скамейку, чтобы он мог сидеть, скрестив их, и устраивая еду на коленях. Ланга придвинулся к нему чуть ближе, надеясь, что Реки не заметит румянец на его лице, даже когда их плечи соприкоснутся. В животе у него заурчало, и Реки снова хихикнул. — Я знал, что ты любишь еду больше, чем меня, — сказал Реки, толкнув его локтем, и Ланга подавил всхлип. — Наверное, именно об этом тебе снятся все эти грязные сны, а? Они даже не о девушке, они просто о тебе в буфете под названием «все, что ты можешь съесть». Ланга слабо толкнул Реки в голову. — Не могу поверить, что проиграл, — пробормотал он. — Хм? Ланга покачал головой. Бок Реки был теплым и потным, и когда они прижимались так близко друг к другу, Ланга чувствовал каждое движение Реки, когда он вонзал свои палочки в жирную пищу. — Конкуренция, эх, — уточнил Ланга. — Я проиграл, типа, все игры. Я не знал, что ты так хорошо управляешься со своими руками. Реки ухмыльнулся, приподняв брови, и Ланга почувствовал, как у него снова вспыхнула шея. — Я… я не это имел в виду, — начал он. Боже, Господи, черт. — Я просто имел в виду, что… Ты хорошо управляешься с яйцами и мячами, и… — Реки начал смеяться, и Ланга толкнул его, его лицо горело. — Я не это имел в виду! Стоп. Ты знаешь, что я имею в виду. У меня ужасный прицел и неумелые пальцы. — О, Ланга, — сказал Реки, протирая глаза и ухмыляясь. — Такой невинный извращенец. Но я люблю тебя за это. Ланга сглотнул и снова толкнул его, но не сильно, не настолько сильно, чтобы отодвинуть тело Реки от него. А потом парень устроился еще ближе, чем раньше, прислонившись к плечу Ланги, и руки того так долго возились с его палочками для еды, что Реки снова начал смеяться. Наконец Ланге удалось наколоть клецки кончиком палочки для еды, и они оба начали быстро есть, беспорядочно наблюдая за проходящими мимо людьми, за крутящимися аттракционами, кружащимися за верхушками разноцветных киосков. Ланга до сих пор не осознавал, насколько он голоден, и какой вкусной была еда, когда он заглатывал ее, каким теплым и довольным он себя чувствовал, когда закончил. Даже его ноги были загорелыми, понял он, когда пошевелил пальцами в сандалиях, но это было приятное ощущение, как будто вся его кожа ожила так, как никогда не было в Канаде. Реки потер рот запястьем. — Ты видел кого-нибудь из наших знакомых? — спросил он, и Ланга с силой вжал пальцы ног в сандалии. — Что? — Он оглядел пирс, но толпы лиц были неразличимы, и сердце Ланги глухо стучало о ребра. Может быть, он видел кого-то знакомого, когда они бегали по карнавальным играм, а может быть, он даже не заметил, потому что он никогда не мог узнавать людей, даже если они узнавали его. Что, если Реки видел кого-нибудь из девочек из их класса? Что, если девочки их видели? Реки толкнул его локтем. — Расслабься, чувак, — сказал он, словно прочитав мысли Ланги. — Я никого не видел. Вот только мне показалось, что я на секунду увидел своего дошкольного учителя, но оказалось, что это был кто-то другой. — Он отхлебнул содовой, и Ланга попытался осознать это — как вообще возможно помнить лицо человека, которого ты знал, когда тебе было четыре года? — Интересно, увидим ли мы кого-нибудь из нашего класса? Вроде Нанами говорила, что хочет пойти посмотреть на карнавал. Ланга сделал недовольное выражение лица. — Зачем ты с ней разговаривал? — Он никогда не забудет, как Нанами велела Реки сменить прическу, как его мокрая челка прилипла к лицу после того, как он смыл весь кондиционер. — Мне не нравится Нанами. Реки пожал плечами, комкая содовую в руках. — Я просто подслушал ее разговор, — сказал он. — Не нарочно! На днях мне пришлось остаться после занятий, потому что Кадокава-сан сказал мне, что моя математика снова была в обратном порядке на тесте. — Но ты же хорошо разбираешься в математике. — В тот день я отвлекся, — объяснил Реки. — Знаешь, потому что я пытался забронировать нам отель. Ланга почувствовал, как у него горят руки. — Во время занятий? — Да, — сказал Реки. — А что, по-твоему, я должен был сделать это дома? Когда мои сестры каждые две секунды суют свой нос в мои дела? — Он встал, направив пустую газировку в мусорное ведро, а затем схватил мусор Ланги со своих колен. — Могу я пойти и купить тебе рожок мороженого? — спросил он, щелкнув Лангу по уху, и тот сглотнул, пытаясь сосредоточиться на голосе Реки, а не на тепле его тела, прижатого к коленям. — Посмотри за нашими вещами. — Хорошо, — кивнул он. — На этот раз я могу дать тебе денег. Позволь мне заплатить. Реки поспешно покачал головой, его волосы упали на лицо. — Нет, я заплачу за тебя, чувак! Я хочу купить его для моего любимого. — Он протянул руку, сжимая плечо Ланги, и тот покраснел от этого ласкательного имени, хотя это было глупо, потому что это было так похоже на Реки, но ему стало тепло во всем теле. А потом Реки коснулся его лица, потирая уголок рта парня. — Подожди, — сказал он. — У тебя здесь немного… Окей, сейчас все исправлю. — Он сделал паузу, его большой палец задержался у губ Ланги, и в горле того пересохло, поэтому он просто смотрел на Реки, яркого, яркого Реки, загорелого и потного на фоне синего-синего неба. Реки еще мгновение колебался, но потом наклонился, и Ланга зажмурил глаза, а парень поцеловал его в уголок рта. Почти поцеловал. — Вуаля, — пробормотал он, взъерошив волосы Ланги, и когда тот открыл глаза, Реки неуклюже показал ему два больших пальца, устремленных вверх, и поспешил к палатке с мороженым. Ланга вытер вспотевшие руки о шорты. Ему было так тепло, его сердце трепетало в груди, когда он сидел там, чувствуя прикосновение губ Реки, обжигающих его губы, и все его подарки были свалены у его ног. Если это было то, на что было похоже свидание с Реки, тогда, боже, это было идеально, настолько идеально, что Ланга никогда не хотел, чтобы это заканчивалось. Он хотел, чтобы каждый день был свиданием с Реки. Он просто…он чувствовал себя таким полным, таким живым от всей этой беготни, их сандалий, шлепающих по пирсу, ожесточенной конкуренции, его рука горела от усилия метать дротики изо всех сил в воздушные шары, которые не лопались. Боже, как он жалел, что не победил. Ему так хотелось закончить свидание долгими, медленными прелюдиями в их гостиничной постели. Они могли бы лежать на одеяле, пахнущем солнцезащитным кремом и пляжем, и целоваться до тех пор, пока все, что они могли чувствовать, — это вкус друг друга. Ланге хотелось знать, какие звуки мог бы издавать Реки, как бы он выглядел, если бы Ланге позволили лечь на него сверху, наклониться, чтобы поцеловать его. Ланга хотел целоваться, целоваться и целоваться, и, может быть, заказать еду в номер и съесть вафли в постели, а затем сцеловывать масло с губ друг друга, он хотел целоваться, пока солнечный ожог на их губах не будет стерт до неузнаваемости, он хотел целоваться, пока они не заснут в объятиях друг друга. И, и, и он тоже хотел выиграть приз для Реки. В одном из киосков Ланга увидел эти спортивные штаны в стиле тай-дай, которые выглядели такими мягкими и идеальными, и этот плюшевый покемон, который, как он знал, втайне понравится Реки, потому что он всегда говорил, что Чармандер лучше, чем Сквиртл (выбор Ланги). И эти конфетные ожерелья, которые Реки мог носить и есть одновременно, о которых он думал, что это пик моды, а Ланга находил это забавным. Ланга прижал пальцы ног к сумкам, полным вещей, которые Реки выиграл для него. Он чувствовал себя осыпанным любовью и немного виноватым — Реки тоже заслуживал подарков, так много подарков. Может быть, Ланга сможет купить ему подарок, когда они вернутся домой? И он мог бы выдать это за благодарность, а не потому, что хотел побаловать Реки, боже, его желудок сжимался так сильно, когда он думал о том, чтобы баловать Реки. Через несколько минут Реки протолкался обратно через толпу, держа в каждом кулаке по огромному рожку мороженого. — Ланга! — закричал он, вертясь вокруг собаки на поводке. — Шоколад или клубника? Боже, он выглядел так хорошо, его волосы растрепались вокруг лица, воротник свободной майки упал на ключицы, когда он приблизился. Ланга попытался проглотить комок в горле при виде линии загара на шее Реки. — Я хочу клубничку, — сказал Ланга, потому что это было его свидание, и ему было позволено быть эгоистичным, а затем добавил: — Пожалуйста, — когда колени Реки ударились о его. Реки заливисто засмеялся. — Такой вежливый, — поддразнил он. Рожок опасно покачнулся, когда он протянул его, и Ланга потянулся за ним, но его костяшки наткнулись на пальцы Реки, и внезапно мороженое упало. Ланга попытался отпрянуть. Но было слишком поздно — два шарика упали прямо ему на колени. — Вот дерьмо! — сказал Реки, глядя на него сверху вниз, и они оба застыли на полсекунды. Затем Реки начал царапать майку парня, пытаясь схватить мороженое голыми руками, и Ланга сильно прижался к спинке скамейки. — Холодно, — выпалил он, хотя на самом деле его желудок начал гореть от ощущения руки Реки на коленях, от того, как он прикасался к нему. Реки выругался себе под нос, неуклюже, и Ланге стало еще жарче от этого слова, поэтому он оттолкнул парня и встал. Большая часть мороженого с шлепком упала на тротуар между ними. Но майка Ланги спереди была липкой и в пятнах. — О, чувак, — сказал Реки, уставившись на него. — Мне так жаль. Дерьмо. Черт, я испортил твою майку! А мы ведь ее недавно купили! Ах! — Он немного помахал рукой, и один из шариков мороженого соскользнул с оставшегося рожка и тоже шлепнулся на тротуар. — Все в порядке, — быстро ответил Ланга, пытаясь отодвинуть майку от своей кожи. Он сильно прикусил язык, наблюдая, как капли мороженого скатываются к подолу, капая на землю. Он уже знал решение, которое имело наибольший смысл. Он знал, но не был уверен, что у него хватит смелости сделать это, не без того, чтобы его лицо не вспыхнуло от смущения.

Боже, Реки узнает.

— Мне так жаль, мне так чертовски жаль, — повторял Реки снова и снова, — Мне так жаль, Ланга! Хочешь, я куплю тебе другую майку? Или—подожди, ты можешь взять мою, мы можем поменяться! — Он уже задирал подол своей майки, и Ланга успел заметить мелькнувшие редкие рыжие волосы и шрам от катания на скейтборде, прежде чем он зажмурился, схватив Реки за руку. — Остановись! — сказал он, потому что, боже. Мысль о том, чтобы надеть майку Реки, влажную от его пота, теплую от его тела — боже, она будет пахнуть им. Он будет на коже Ланги. — Прекрати. Я… я надел другую майку под эту. — Что? — переспросил Реки, и Ланга еще крепче зажмурился. Боже, он не мог смотреть в лицо Реки, пока делал это, он уже достаточно покраснел, румянец пополз по его шее. Со всей уверенностью, на которую он был способен, Ланга схватил края майки и задрал ее выше локтей, так что его голова застряла в ткани, сильно дернув и встряхнув волосами, когда он, наконец, снял ее. Он уже чувствовал, как его голая кожа горит на солнце, и еще секунду держал глаза зажмуренными, молясь, чтобы Реки не рассмеялся. Затем он прищурился, открыв глаза, и, боже, Реки уставился на него. — О, — сказал Реки, его голос был каким-то хриплым и высоким, его губы приоткрылись, глаза расширились. — Оу, — прерывистый вдох, его руки безвольно повисли по бокам, а затем он снова сказал: — О-о. — Не надо, — выдавил Ланга, борясь с желанием прикрыться. На открытом воздухе топ казался короче, чем когда-либо, обнажая его живот, костлявые края бедер, уродливый шрам от удаления аппендикса вдоль правого бока. — Это… Я был в полусне и почему-то надел его. Глаза Реки были прикованы к его торсу. — Э-э, — повторил он, его глаза все еще были широко раскрыты, на щеках выступил румянец, и Ланга закрыл лицо руками, желая умереть, потому что, боже, как мог Реки просто так смотреть на него? Кожа Ланги, казалось, вот-вот сгорит под тяжестью его взгляда, а затем парень придвинулся к нему ближе, говоря: — Эй, эй, извини, — и он схватил Лангу за запястье. Большая часть мороженого упала на землю, забытая. — Мне очень жаль. Все в порядке! Ты хорошо выглядишь в нем, помнишь? Все в порядке! Все в порядке! — Разве это не выглядит странно? — Ланга справился, позволив Реки отвести его руки от лица. Боже, лицо Реки было теперь так близко, его глаза были такими большими, его влажные волосы застряли под повязкой, солнечный ожог шелушился на носу. Ланга старался не ерзать, потому что у Реки были такие красивые глаза, а его ладонь сжимала пульсирующую точку на запястье Ланги, и, боже, что, если Реки подумает, что он уродлив? — Нет! — быстро сказал Реки. — Нет, чувак. Я… я видел сегодня, наверное, человек восемь в кроп-топах. — Его голос слегка надломился, щеки порозовели, и он потянул Лангу за запястье, прежде чем отпустить его, снова задрав подол своей майки. — Смотри! — воскликнул он, и его голос снова дрогнул. — У меня такой же шрам. — Ч-что? — Смотри, — повторил Реки, прижимая пальцы ног к ногам Ланги, и тот неохотно позволил своим глазам снова опуститься на талию Реки, с трудом сглотнув, стараясь не смотреть на спутанные волосы, ведущие от пупка Реки к подолу его шорт. Теперь он мог видеть — то, что Ланга принял за шрам от скейтбординга, было хирургическим шрамом, края которого сморщились, белые на коричневой коже Реки. — Видишь? — сказал Реки, снова пнув его ногой и прочистив горло. — Мы одинаковые. Ланга снова сглотнул. Ему хотелось вечно смотреть на живот Реки, на мягкие вмятины на бедрах, на пояс боксеров, выглядывающий из-под шорт, но он заставил себя снова поднять глаза на лицо парня. Реки покраснел, но, должно быть, это был просто солнечный ожог, или, может быть, он чувствовал себя неловко из-за того, что Ланга надел глупый, глупый топ, который Реки определенно купил случайно. Ланга откашлялся. — Хорошо, — сказал он как можно убедительнее, и Реки осторожно вытащил липкую футболку из сжатого кулака Ланги, запихивая ее в их пляжную сумку. Это было похоже на то, как будто он пытался не смотреть на Лангу, сейчас, занятый сбором сумок, и желудок того сжался, потому что он не хотел, чтобы Реки смотрел на него, за исключением… за исключением какой-то части его самого? Это было ужасно. Это было похоже на то, что если Реки коснется его талии, он умрет, но если Реки не коснется его талии, он тоже умрет, и, и… — Не могу поверить, что я так сильно облажался, — пробормотал Реки, наполовину про себя, и Ланга быстро попытался проглотить свое жгучее смущение, потому что, ох. Реки чувствовал себя плохо, а он не должен чувствовать себя плохо, Реки не должен думать, что его свидание было чем-то, кроме исключительно идеального. — Нет, — сказал Ланга, и Реки взглянул на него, щеки его сморщились, а Ланга поспешил продолжить. — Я не… мне плевать на майку. Или мороженое. — Реки скорчил гримасу, и Ланга поспешно сглотнул, стараясь не думать о своем голом торсе, и сказал: — Ты уже выиграл для меня так много вещей. Тебе не нужно покупать мне ничего другого. — Но я хотел, — сказал Реки, и в его голосе послышалось что-то вроде скулежа, и желудок Ланги сжался от жара. Боже. Почему все разные голоса Реки звучали так хорошо? Все, о чем он мог думать, это о том, как Реки скулит, чтобы Ланга подошел и обнял его, поцеловал, и боже, боже. — Я хотел тебя побаловать, — добавил Реки. — Вот что ты делаешь на свидании! — Ты уже это сделал, — сказал Ланга, пытаясь подавить румянец. Боже, он, должно быть, сейчас так покраснел. — Это хорошее свидание, Реки. Ты все сделал идеально. — Ты идеален. — Любой… любой бы повеселился на свидании с тобой. Реки снова поморщился, как будто не поверил Ланге, и тому пришлось проглотить все остальные слова, которые он хотел сказать, например: «Это был лучший день в моей жизни, можем ли мы, пожалуйста, сделать это снова, пожалуйста, если я буду хорошо себя вести, могу ли я устроить еще одно свидание?». Может быть, Реки согласится попрактиковаться еще раз, и Ланга сможет спланировать для него свидание, день, когда он будет водить Реки по магазинам и покупать ему все, что тот захочет, он будет уделять Реки так много внимания, он накопит так много комплиментов, чтобы, когда они останутся наедине, он мог, наконец, позволить им всем разразиться. Но Реки уже бросил тающий шоколадный рожок в мусорное ведро, запустив пальцы в свои растрепанные волосы. Он снова взглянул на живот Ланги, а затем быстро отвернулся, тяжело дыша. — Иди сюда, — сказал он, обхватив Лангу за запястье и потянув его обратно к пирсу. — Я найду для тебя что-нибудь другое, чтобы компенсировать утрату. — Ты не должен… — начал Ланга, но Реки уже тащил его за собой, его рука скользнула в руку Ланги, так что их ладони снова прижались друг к другу. Ланга сглотнул. Реки все еще отводил глаза, как будто вид бледного живота Ланги был слишком смущающим, чтобы вынести, как будто, возможно, Ланге должно быть стыдно за то, что он когда-либо воображал, что Реки понравится топик. Ланга в отчаянии сжал руку Реки. Парень сразу же сжал ее в ответ, его пальцы крепко сжали ладонь Ланги, и узел в груди того немного расслабился. Хорошо. Может быть, все было в порядке. Теперь он держал Реки, и хотя он все еще чувствовал себя раскрасневшимся и вроде как незащищенным, рука парня была теплой и грубой, и Ланга знал, что он в безопасности. Они протиснулись сквозь толпу, направляясь обратно к пирсу тем же путем, каким пришли. Никто не бросал на Лангу странных взглядов и не смотрел многозначительно на их сцепленные руки, поэтому он снова сжал ладонь Реки. Он все еще немного боялся, что одна из девочек из их класса заметит их и окликнет, но если они это сделают, конечно, это будет насмешка над Лангой, а не над Реки. Ланга был одет в дурацкую полумайку, и он предпочел бы, чтобы они смеялись над ним, в любом случае… Реки резко остановился. Ланга чуть не налетел на него. — Эй! — почти прокричал Реки, вытягивая их сцепленные руки вперед, чтобы указать. — Смотри! Хочешь сделать пару фоток? Ланга посмотрел вперед. Фотобудка была зажата между карнавальными играми, крошечная коробка с занавесками по обе стороны, наклейками, воздушными шарами и сахарной ватой, приклеенными к стенам. Он быстро кивнул, потому что ему нужны были фотографии, чтобы он мог вспомнить этот день, даже если он будет выглядеть глупо и неловко на всех них. — Давай. Реки потянул его за собой, нащупывая наличные в сумках, пока Ланга не протянул ему немного из бумажника. — Спасибо, — сказал Реки, просовывая язык между зубами, когда он вставлял деньги в автомат, и Ланга старался не смотреть, но ничего не мог с собой поделать, потому что губы Реки были такими… такими милыми, такими красными и такими желанными для поцелуев, и Ланге вдруг очень, очень захотелось поцеловать его. Он попытался сглотнуть. Они будут спрятаны от всех в фотобудке. Может быть, Реки позволит ему— — Пошли! — крикнул Реки, забираясь внутрь, и Ланга поспешил за ним. Внутри было крошечное сиденье и крошечная камера, Реки забился в угол, притянув Лангу к себе. Они едва поместились, и Реки снова взглянул на Лангу, на его лицо, а затем на живот, и парень с трудом сглотнул. Было очень тепло. Он чувствовал дыхание Реки в маленьком пространстве. — Извини, — сказал Реки, покраснев, и Ланга прикусил язык, чтобы не спросить, за что тот извиняется — за то, что он так близко сидит, за то, что пялился на него, или за то, что его локоть все время натыкался на талию Ланги. Ланга чувствовал, что краснеет везде, где они соприкасались. Колено Реки было прижато к его колену, твердая тяжесть его бедра к бедру Ланги, а обожженная кожа на его плечах была горячей, когда рука парня коснулась его руки. Реки неуклюже наклонился вперед и нажал кнопку «Пуск» на камере, а затем откинулся назад, его глаза снова метнулись к подолу топа Ланги. Ланга сглотнул. — Что-то— — Не так? — хотел сказать он, но Реки скорчил гримасу и выпалил: — Нет, нет, я не смотрел на твой живот! С тобой все в порядке. Ты нормальный! Все в порядке, — и Ланга почему-то почувствовал, что покраснел всем телом. Реки был просто, он был просто таким милым, и он казался таким взволнованным из-за ничего, и теперь Ланга тоже волновался, его шея была теплой. В крошечной кабинке было слишком жарко. Камера начала тикать, и Реки просунул руку между спиной Ланги и стеной, схватив того за плечо и притянув его ближе. — Улыбнись! — сказал он все еще немного сдавленным голосом, и Ланга удивленно моргнул, все его чувства перефокусировались на то, как пальцы Реки сжали его плечо. Камера ярко вспыхнула в его глазах, прежде чем он смог снова моргнуть. — Я забыл улыбнуться, — пробубнил он, у него слегка закружилась голова от вспышки, и Реки издал непонятный звук. — Не забудь в следующий раз! — сказал он, а затем. — Сейчас! — И Ланга едва успел подумать, прежде чем Реки прижался лицом к щеке парня, его губы были теплыми от румянца. Реки поцеловал его. Реки поцеловал его в щеку, и все тело Ланги горело от теплого, живого поцелуя и Реки-Реки-Реки, прежде чем камера снова вспыхнула. Ланга моргнул. О, он снова забыл улыбнуться. Реки отстранился, но его тело все еще было прижато очень близко, а их переплетенные ладони лежали на бедре Ланги. Мозг Ланги вернулся к теплому поцелую парня, поэтому он повернулся и прижался своим лицом к щеке Реки, его губы прикоснулись к его челюсти, и Реки издал тихий визжащий звук, когда Ланга поцеловал его раз, два, снова. Боже. Кожа Реки была такой теплой и потрепанной от загара, его бедро было одновременно твердым и мягким, его лодыжка наткнулась на лодыжку Ланги среди всех их сумок на полу. Ланга скорее почувствовал вспышку камеры, чем увидел ее. Он хотел отстраниться, но не успел, так как Реки повернул лицо, и губы Ланги коснулись уголка его губ, и, о-о-о, губы Реки были такими теплыми и потрескавшимися. Ланга хотел поцеловать его, Ланга хотел почувствовать этот сухой жар на своих губах, и тогда Реки издал еще один приглушенный звук, и, о, боже, Ланга так хотел поцеловать его. Их рты на мгновение соприкоснулись, и Реки издал глубокий горловой звук, прижимаясь все ближе и ближе, из-за чего у Ланги закружилась голова. Ах. Реки столкнул их носами, тяжело дыша в пространство между ними, но он только на мгновение заколебался, прежде чем снова наклонился и снова поцеловал Лангу, задыхаясь, как будто не мог больше ждать, как будто не мог насытиться парнем. Каждый раз, когда их губы расходились, они снова находили друг друга, и снова, и снова, и хотя кожа на губах Реки была потрескавшейся, поцелуи были такими мягкими, такими приятными. Ланга зажмурился. Он любил Реки, он любил его, он знал, что камера их уже не фотографирует, но он просто никогда не хотел переставать любить Реки, он никогда не хотел переставать целовать его. — А? — Реки ахнул, снова отстранившись, так что их носы соприкоснулись, и начал потирать костяшки пальцев Ланги, успокаивая его. — Это было хорошо? — Это было хорошо, — выдохнул Ланга в ответ, потому что, потому что, конечно, это было хорошо, поцелуи Реки всегда были такими хорошими, и Реки издал довольный звук и снова наклонился, тяжело дыша. — Хочу быть хорошим в этом. А потом он снова поцеловал Лангу, и тот сжал его руку, желая, желая, желая, чтобы он мог сказать Реки о том, какой он замечательный. Затем Реки наклонил голову, и их рты соединились, Ланга не смог подавить тихий стон, потому что губы Реки были совершены, весь он был совершенен, но то, как он целовался — как он целовался всем телом… Его рука потянулась вперед, чтобы обхватить челюсть Ланги, его ноги прижались ближе, его губы посасывали нижнюю губу Ланги, как будто он изголодался по ней — боже, Ланга снова чуть не захныкал. Это было так хорошо. Боже, даже когда Реки отстранился, чтобы перевести дыхание, а затем снова прижался ближе, сердце Ланги не перестало заикаться, он едва мог думать о чем-либо, кроме Реки-Реки-Реки. Он любил его. Боже, это было ошеломляюще — целовать Реки после того, как весь день он был так полон любви к нему, после того, как каждый раз, когда Реки вставал в его пространстве, чтобы подразнить его, все «малыш», держание за руки и подарки толпились в голове Ланги. Реки, самый яркий, самый живой, самый совершенный человек, само солнце — Реки позволял Ланге целовать себя. И, боже, поцелуи были такими приятными. Как Реки вообще мог подумать, что ему нужна практика? Он был таким нетерпеливым и нежным одновременно, то, как он держал лицо Ланги с нужным количеством давления, то, как он неуклюже двигал губами, отстраняясь и целуя уголок рта Ланги, а затем спешил поцеловать его снова, то, как их носы соприкасались. Сердце Ланги так сильно билось о его ребра, так сильно, что он был уверен, что оно прожжет его насквозь и разольется под ним, все его чувства выплеснутся наружу, потому что, боже, боже, боже, если бы только он мог целовать Реки вечно. Реки немного отстранился, бормоча «прости» в губы Ланге, как будто он все еще думал, что он недостаточно хорош, как будто ему было за что извиняться. Он провел большим пальцем по щеке парня, неуклюже поцеловав его в нос, и Ланга задрожал в удушливом тепле фотобудки. Он хотел сказать Реки, что он идеален, что ему никогда не нужно ни о чем сожалеть, но Реки снова сказал «прости», немного задыхаясь и целуя уголок рта Ланги, а тот успел сказать только: — Все в порядке. И подумал: «Я люблю тебя», прежде чем наклонился вперед, чтобы поцеловать Реки в губы, потому что, потому что, потому что это был единственный способ показать ему, что он хороший, что его можно целовать, что он милый, боже, он такой милый. Ланга хотел целовать его вечно, он хотел, чтобы Реки обнимал его в летнюю жару, он хотел, чтобы руки Реки сжимали его потную кожу. Реки издал хриплый звук и ответил на поцелуй, его язык на мгновение скользнул по нижней губе Ланги, теплой и влажной, его забинтованные пальцы неуклюже заправили волосы парня за ухо. Ланга вздрогнул. Пальцы Реки нащупали его ухо, устроились под челюстью, нежно обхватив шею парня, так что тот почувствовал пластырь на ладони на нежной коже там. Реки пробормотал «Ланга», прижимая большой палец к кадыку, и Ланга чуть не захныкал, или, может быть, он действительно захныкал, трудно было понять, все, на чем он мог сосредоточиться, — это подушечки пальцев Реки, обжигающие его кожу, тепло губ Реки, прижатых вплотную к его собственным, то, как Ланга чувствовал его тяжелое дыхание каждый раз, когда он отстранялся. Он был так хорош. Ланга попытался прошептать это между поцелуями, потому что, боже, Реки заслуживал того, чтобы знать, что он так хорошо целовал Лангу, и, боже, каким хорошим он был бы, когда бы целовал кого-то по-настоящему. Это заставило горло Ланги немного распухнуть, как будто он собирался заплакать, так сильно, что он тоже потянулся к лицу Реки, крепко прижимаясь к нему. — Ланга, — снова пробормотал Реки, возможно, немного отчаявшись, и у Ланги скрутило живот. — Это хорошо, — выдохнул он в ответ, Реки издал какой-то сдавленный звук, возможно, смущенный или взволнованный, и Ланга снова поцеловал его. Ему удалось неуклюже втянуть губу Реки в рот, и звук, который он издал, заставил сердце Ланги дрогнуть, еще больше распухнув в груди. Боже. Ланга сделал это снова, слегка надавив зубами на губу Реки, и тот снова издал этот звук, ерзая на сиденье, его колено стукнулось о колено Ланги, и он попытался не захныкать, когда Реки прижал большой палец к точке пульса на его шее. Реки издал горлом хриплый звук и крепче сжал руку Ланги. Его язык снова коснулся складки губ Ланги, и тот почувствовал, как румянец поднимается на его собственном лице, когда он нежно прижался к нему своим языком. Реки снова издал полустон, и все бабочки разом забились в животе Ланги. Он вроде как хотел снова воспользоваться зубами, потому что Реки это нравилось, у Ланги всегда было чувство, что Реки это понравится, с тех пор, как он заговорил об этом в первый день их поцелуя, но у него никогда не хватало смелости попробовать. Но когда рука Реки скользнула по его шее, зарываясь в волосы на затылке, Ланге показалось, что он вот-вот растает, как будто он мог сделать все, что угодно. — Могу я, — выдохнул Реки ему в рот, и Ланга кивнул, полностью потеряв голову, стараясь не хныкать, когда ладонь парня скользнула вниз по его руке. Он понятия не имел, о чем просит Реки, но Ланга доверил бы ему все, боже, он чувствовал себя в такой безопасности в руках Реки, так надежно, хотя его сердце иногда так сильно билось, что он думал, что оно развалится на части. Реки отпустил его руку и нерешительно потянул за край топа, Ланга захныкал ему в губы, и Реки остановился, его рука зависла над талией парня, и боже, боже, Ланга хотел, чтобы он прикоснулся. Он наклонил голову и поцеловал Реки, а затем снова, и снова, пытаясь сказать «пожалуйста, пожалуйста, продолжай», и, наконец, осторожно, Реки положил руку на бок Ланги, притягивая его ближе, и грудь того вздымалась от того, как хорошо это было, боже, грубые мозоли Реки на его коже. Реки сжал его талию, совсем чуть-чуть, и сердце Ланги снова забилось от внезапной мысли, такой большой, что она ошеломила его. Что, если Реки нравится— Нет. Но, но… но Реки казался таким… таким увлеченным этим, ему нравилось, когда Ланга облизывал уголки его рта, он продолжал издавать все эти звуки. Что, если он был увлечен Лангой, а не только поцелуями? Может быть, ему нравилось видеть Лангу в укороченном топе, его бледную кожу, горящую на солнце, может быть, он хотел прикоснуться к Ланге так, как этого хотел сам Ланга. Может быть, может быть, он— Ланга попытался встряхнуться, но это было трудно, когда теплая рука Реки обхватила его за талию, а сандалия Реки прижалась к его собственной. Он не мог позволить себе неправильно понять это. Реки пообещал только одно свидание, один день, когда они смогут притвориться парой, только это и ничего больше, было бы неправильно, если бы Ланга попросил большего. Он не мог неправильно понять. Он не мог. Но все равно, все равно, это было так хорошо, губы Реки были теплыми, а его свободная рука все еще зарывалась в волосы Ланги. Может быть, по крайней мере, Реки нравилось целовать его. От одной этой мысли у Ланги закружилась голова. Все события их свидания сделали его суждения размытыми, все те разы, когда сегодня Реки сжимал его руку, то, как тяжело и неровно дышал Реки, то, как его большой палец слегка потирал бок Ланги, снова и снова. Ланга попытался напомнить себе, что это было просто для практики. Он попытался напомнить себе это, чтобы не понять неправильно. Он пытался, он пытался, он пытался. — Мм, — протянул Реки, целуя его в губы снова и снова, даже когда он, наконец, отстранился, и Ланга открыл глаза, щурясь от солнечного света. Его рот немного болел, а дыхание все время застревало в горле, и, боже, Реки выглядел взъерошенным и очаровательным, рукава его майки были кривыми, повязка на голове сдвинулась. Он потер лицо рукой, пока другой держал Лангу за талию, и тот попытался сглотнуть, его горло сильно пересохло, и он надеялся, что Реки никогда не отпустит его. — Я забыл улыбнуться, — выдавил Ланга, потому что не знал, что еще сказать, а если он ничего не скажет, то выпалит, что Реки целуется лучше всех на свете и может ли Ланга, пожалуйста, выйти за него замуж? Реки издал что-то вроде задыхающегося смеха, подталкивая их колени друг к другу. — Чт-о чем ты говоришь? — Для фотографий, — глупо сказал Ланга. — Я забыл улыбнуться. Реки посмотрел на него, все еще пытаясь отдышаться, его улыбка была кривой, маленькая щель между зубами мило проглядывала, и Ланга снова попытался сглотнуть, потому что, боже. Реки выглядел так хорошо после поцелуя, его лицо раскраснелось, волосы растрепались, губы были в небольших кровоподтеках и опухли. — Я уверен, что ты все равно хорошо выглядел, — сказал Реки, его голос был каким-то задыхающимся, мягким и нежным, и Ланга попытался успокоить свое набухающее сердце, потому что он знал, что Реки просто дразнил его. — Ты всегда красивый. Принц Ланга! Ты хорошо выглядишь на каждой фотографии. Ланга покраснел и засунул руки между бедер. — Никто не называет меня принцем. — Я знаю, — ответил Реки, наклоняясь вперед и вытаскивая фотопленку из машины, его другая рука все еще была теплой на боку Ланги, держа его так, как будто тот был его девушкой, как будто Ланга был ему дорог. — Смотри, ты улыбаешься! Ланга моргнул. О, он улыбался на фотографии, где Реки целовал его в щеку, и он сразу же покраснел еще больше, вжимая пальцы ног в сандалии. Он выглядел таким… таким влюбленным, его щеки порозовели, глаза прищурились, его улыбка была мягкой и нерешительной, и, боже, он всегда так выглядел рядом с Реки? Внезапный страх коснулся его живота. Знал ли об этом Реки? Что, если он заметил, как часто Ланга смотрел на него, что, если он понял, как сильно Ланге нравилось целовать его? Что, если Реки уже знает, как сильно он нравится Ланге? Неужели он просто вежливо уклоняется от разговора, чтобы не задеть чувства парня? Ланга смутно смотрел на последнюю фотографию в ленте, на ту, где они целовались, его руки подергивались. Боже. Реки, должно быть, знает. Он должен был. Но… но Реки все еще хотел быть его другом, не так ли? Реки не бросит его. Он не испытывал отвращения к этому. Ланга с трудом сглотнул. Может быть, Реки был готов терпеть немного любви, пока Ланга ничего не говорил об этом вслух. — Нам придется скрыть это от моей мамы, — сказал Реки, запихивая фотографии в сумку, и Ланга услышал смущенный смех в его голосе, он увидел, как покраснели уши Реки, и его руки снова задергались, немного горя. Реки потер затылок и посмотрел на занавески. — Думаешь, кто-нибудь пытался подглядывать за нами? Лицо Ланги горело. — Нет, — выпалил он. — Я бы заметил. Реки смущенно рассмеялся, уронив руку на колени. — Я бы не заметил, — сказал он, а затем резко встал, натягивая рукав майки на место. — Хорошо! Хорошо. Наверное, нам лучше уйти, пока карнавальная полиция не арестовала нас за то, что мы здесь перешагиваем за рейтинг 13+. Ланга понял, что он шутит, но в его словах было что-то принужденное, чего Ланга не мог понять. Но он проглотил вопрос, потому что, если бы Реки хотел, чтобы он знал, он бы сказал ему, поэтому Ланга поднялся на ноги, пытаясь вытянуть свои сведенные судорогой конечности в тесном пространстве. Реки слегка рассмеялся, когда рука Ланги ударила его в грудь, но вместо того, чтобы оттолкнуть его, Реки обхватил запястье парня и опустил его на ладонь, снова переплетая их руки. Ланга сглотнул, его ладони внезапно вспотели сильнее, чем когда-либо. Все эти держания за руки действительно ударили ему в голову. После этого свидания, как он вообще сможет ходить с пустыми руками, стараясь не смотреть с тоской на забинтованные пальцы Реки, пока они вместе обедают? — Готов? — спросил Реки, все еще немного задыхаясь, его лицо покраснело. Ланга кивнул, подхватил сумки с пола, и на этот раз Реки позволил ему нести их, толпясь за ним, когда они вышли из кабинки. Открытый воздух был прохладен на раскрасневшейся коже Ланги, и, боже, они, вероятно, выглядели очевидными, подумал он, вываливаясь из фотобудки с взъерошенными волосами, покрасневшими щеками и помятой одеждой. — Что ты собираешься делать дальше? — спросил Реки, и Ланга огляделся вокруг, на все эти яркие цвета, смеющихся людей и киоски с сахарной ватой. Он сильнее сжал руку Реки. Он хотел сделать все, и он знал, что, что бы он ни сказал, Реки скажет «да» и с энтузиазмом потащит их в правильном направлении, и, боже, был ли кто-нибудь более замечательный во всем мире?

***

      Им раскрасили лица в крошечной красочной кабинке, они покатались на всех аттракционах, на которые хотел Реки, и, когда солнце опускалось низко в небе, они стояли в длинной-длинной очереди на колесо обозрения. Реки болтал почти полчаса о том, как были построены карнавальные аттракционы (они были построены не очень), обо всех вещах, которые могли пойти не так (таких много), и о лучшем способе спуститься с колеса обозрения, если оно вдруг с скрипом остановится, пока они будут на вершине. Вероятно, это не самая лучшая тема для разговора на свидании, подумал Ланга, но ему было интересно узнать, поэтому он кивал на все, что говорил Реки, молча радуясь, что не боится высоты. Когда они наконец добрались до начала очереди, служитель карнавала пристегнул их, и после долгого скрипа и скрежета колесо обозрения взмыло вверх. Ланга с удивлением смотрел на мир под ними, на огромное пространство воды, на все мерцающие огни, мигающие на закате, на крошечные точки людей, толпящихся вокруг пирса. Между ними Реки сжал рукой сиденье, и Ланга глубоко вдохнул прохладный океанский воздух. В легких было приятно. Реки покачал ногами, вцепившись пальцами в сандалии, чтобы они не свалились. — Свидание прошло хорошо? — он спросил. — Тебе было весело? Нет, погоди, я имею в виду, было ли это достаточно романтично? — Это было прекрасно, — ответил Ланга, его глаза все еще блуждали по волшебному миру под ними, пораженные тем, как все казалось таким огромным и таким крошечным одновременно. Реки слегка толкнул его локтем и, смеясь, прислонился к плечу Ланги. — Ну, давай, чувак, — сказал он. — Скажи мне что-нибудь, с чем можно работать! Например, что я мог сделать лучше? Ланга ломал голову, пытаясь придумать что-нибудь о свидании, что было бы не совсем идеальным, кроме того факта, что технически оно не было реальным. Он не мог; каждая минута была наполнена яркой энергией Реки, его любовью к миру, его ладонью в ладони Ланги. — Ты мог бы не ронять на меня мороженое? Реки пнул его в лодыжку, но потом он снова засмеялся, немного пристыженный. — Ай, вполне справедливо. — Мы можем пойти посмотреть на воду, когда спустимся? — спросил Ланга. Океан казался невероятно широким и сверкающим в оранжевом свете, всегда движущимся, красивым настолько, что у него перехватывало дыхание. Сиденье колеса обозрения напомнило ему что-то вроде подъемника, но вид был таким ошеломляюще новым. — А. Конечно! Я почти забыл об этом. Черт, к тому времени, как мы выйдем, может уже стемнеть. Это нормально? Ланга кивнул. Он снова сжал руку Реки, потому что не хотел, чтобы он беспокоился о том, что он все просчитал. — Я все равно сначала хотел прокатиться на колесе обозрения, — сказал он, и это было правдой, хотя он хотел этого в основном потому, что этого хотел Реки, а Ланга хотел делать все, что сделает того счастливым. Реки издал горлом какой-то довольный звук, снова размахивая ногами, и когда его ступни попали в сияние заходящего солнца, кривые ремешки его шлепанцев и широкие пальцы ног ярко выделялись на свету, и Ланга подумал, что никогда в жизни не видел более прекрасного вида. Колесо обозрения поднялось над вершиной, со скрежетом остановившись, пока новые люди карабкались вниз. Сердце Ланги было очень полным и каким-то умиротворенным, некое спокойствие охватило его тело, так высоко над всеми другими людьми, тихое и одинокое с человеком, которого он любил больше всего. — Мы можем поцеловаться? — спросил Ланга, потому что впервые был уверен, что Реки скажет «да». — Разве не этим занимаются на вершине колеса обозрения? Реки снова довольно замурлыкал, толкнувшись бедром о бедро Ланги на сиденье. — Так романтично, — протянул он, и когда Ланга взглянул на него, он увидел, как краска залила лицо Реки. — Как ты всегда придумываешь такие романтичные вещи? Иди сюда. Он коснулся подбородка Ланги, направляя их лица друг к другу, и они поцеловались мягко, сладко. Ланга чувствовал соленый воздух на губах Реки, он чувствовал вкус солнцезащитного крема, которым Реки обрызгал их меньше часа назад, он чувствовал вкус Реки, его губы были мягче, чем раньше, возможно, от всех поцелуев. Сердце Ланги прижалось к ребрам, когда Реки провел рукой по челюсти парня, баюкая его лицо. Они отстранились друг от друга, и когда Реки открыл глаза, Ланга увидел, как в них виднеется заходящее солнце, отражаясь от янтарно-коричневых радужек Реки. Их лбы на мгновение соприкоснулись, они оба тихо вздохнули, и у Ланги защемило сердце. Если бы это было настоящее свидание, подумал он, это была бы та часть, когда он прошептал бы: «Я люблю тебя». — Надеюсь, все мои свидания будут такими же хорошими, — пробормотал он вместо этого, и Реки медленно улыбнулся, его ямочки углубились на обеих щеках. — Я уверен, что так и будет, — сказал он своим дразнящим нежным голосом, сжимая руку Ланги между ними. «Поскольку ты — то, что делает их прекрасными в первую очередь.» Сердце Ланги сжалось. Он думал, что может заплакать от того, как он был полон любви, но вместо этого он неуклюже улыбнулся, уверенный, что выглядит глупым, влюбленным и смущенным, но все было в порядке, потому что в этом шатком качающемся кресле, над остальным миром, были только он и Реки. Реки сжал его руку, когда колесо обозрения снова пришло в движение, и даже когда они спускались на землю, Ланга чувствовал себя каким-то другим, тяжелым от любви и удовлетворения, как будто он оставил частичку своего сердца там, в небе, и он знал, что запомнит этот день навсегда.