он поскользнулся
он падал, а потом оказался на заднице в океане, еще одна волна подхватила его по грудь, вода брызнула ему в рот, одежда промокла, и Реки задыхался от смеха, все еще держась за руку Ланги. — Чувак! — воскликнул Реки, и Ланга застонал, поднимая мокрые руки из воды, и Реки снова начал смеяться, когда увидел, что парень в порядке, держась свободной рукой за живот. Ланга выплеснул воду на майку Реки со всей силой, на которую был способен. — Стой! — взвизгнул Реки, и когда он попытался перепрыгнуть через следующую волну, Ланга сильно дернул его за руку, и Реки тоже упал в воду. Его руки схватили Лангу за плечи, ноги выскользнули из-под него, посылая еще одну волну воды до шеи Ланги, и тот смеялся сильнее, хватаясь за торс Реки в воде, когда он захлебывался. — У-ублюдок! — Это нечестно, — выдохнул Ланга, смеясь, даже когда Реки плеснул ему в лицо водой, зажмурив глаза от соли. — Тебе нельзя ругаться! — Я буду ругаться, если, черт возьми, захочу— — Вот видишь! — Стой! — Реки снова плеснул на него водой, но потом он тоже начал смеяться, его тело дрожало под руками Ланги, его лоб на мгновение ударился о парня, когда он изо всех сил пытался подогнуть колени под себя. Вода была такой холодной, все было холодным, но этот момент казался таким ярким и живым, и Ланга рассмеялся, потому что он мог чувствовать так много вещей одновременно, он мог чувствовать соленые всплески каждой волны, он мог чувствовать, как шершавый песок движется под ним, он мог чувствовать свежий воздух на своем лице, в своих влажных волосах. Он мог чувствовать так много вещей, и боже, боже, боже, когда в последний раз он чувствовал себя так? — Я люблю тебя, — хотел выдохнуть он, потому что, боже, это было правдой, но Реки снова обрызгал его, а потом Ланге пришлось плескаться в ответ, и все было так хорошо и живо, и, боже, он не хотел ни за что портить этот момент. Реки стоял, прижавшись коленями к Ланге, его тело натыкалось на него во многих местах, и он смеялся, пока его тело не начало дрожать под руками парня. Прежде чем тот успел что-то сказать, Реки вытер глаза и, задыхаясь от смеха, выдохнул: — Тебе холодно, нам пора выходить. — Это тебе холодно, — возразил Ланга, но Реки шлепнул его по руке, вода брызнула на шею парня, и когда Ланга скорчил гримасу, Реки сжал его и сказал: — Прости, прости, прости! — и вскочил на ноги, потянув Лангу за собой. Ланга слегка покачнулся на песке, и парень на мгновение обхватил его за талию, и Ланге пришлось подавить внезапное желание схватить его и поцеловать прямо здесь, по колено в океане, с рукой Реки на изгибе его талии. Боже, Ланга так хотел поцеловать его. Но затем он сильно задрожал от внезапного порыва холодного ветра, который принес еще одну волну, плещущуюся о их голые ноги, и Реки схватил его за руку и потащил к берегу. — Если мы заболеем, — сказал Ланга, спотыкаясь вслед за ним, пытаясь унять стук зубов, — я скажу маме, что это ты виноват. — Это была твоя вина! — развернулся Реки, смеясь, его лицо на мгновение повернулось к ночному небу, и сердце Ланги заколотилось о ребра, как будто он поцеловал его. Смех Реки был таким громким и прекрасным на открытом воздухе, а его силуэт был таким четким и ярким в лунном свете, и, боже, боже.Ланга никогда не чувствовал себя таким живым.
***
Дождь хлестал вслед за ними и барабанил по окнам их гостиничного номера, но никакая буря не могла заглушить самый прекрасный звук в мире: Реки пел в душе. А Ланга страдал. Он лежал на спине на кровати, его лицо пылало от желания подойти к двери в ванную, где он мог слышать, как Реки принимает душ. Они дрожали, когда регистрировались в отеле, их промокшая одежда капала на пол, и они бежали босиком всю дорогу до своего номера в морозном кондиционированном воздухе. Реки настоял, чтобы Ланга первым принял душ, и он так и сделал, впитывая горячую воду в кожу, пока не смог больше этого выносить, но теперь ему просто нужно было лежать здесь, неловко обернув полотенце вокруг волос, и слушать, как поет Реки. Это была даже не… Ланга даже не был уверен, что это была реально существующая песня. Это не имело значения. Голос Реки был скрипучим и слегка фальшивым, он все время пытался спеть слишком низкие для своего вокального диапазона ноты, и всякий раз, когда он это делал, его голос так идеально вибрировал со звуком падающей воды. Его голос заставлял мозг Ланги визжать. Он скомкал руки на одеяле, слушая, как голос Реки срывается на слове, которое звучит как «baby», и старался не думать о том, как Реки забирается на него сверху, кладет голову на грудь парня и поет эти колючие слова прямо в колотящееся сердце Ланги. Боже. Он потер лицо. Это было похоже на то, как будто каждый день Ланга открывал что-то новое о Реки, и это было несправедливо, потому что эти вещи всегда были разрушительными, так или иначе, из-за того, как сильно они заставляли грудь Ланги болеть. Почему он никогда раньше не просил Реки спеть для него? Может ли Ланга попросить его сделать это снова? Каждый день? Когда-нибудь на их свадьбе? Вода отключилась, и Ланга чуть не застонал, когда бормочущий голос Реки затих, потому что, боже, он хотел слушать, как Реки поет вечно. Но затем он услышал звон бутыльков, упавших на пол в душе, и сел, вспомнив, что теперь, возможно, он снова сможет прикоснуться к Реки. Они часами держали друг друга за руки. Но ладони Ланги уже болели от потери. Он соскочил с кровати и поплелся по ковру в ванную, и как раз в тот момент, когда он собирался постучать, Реки открыл дверь, вокруг него кружил пар. Ланга моргнул, отчасти из-за пара, но в основном из-за того, что лицо Реки было таким розовым, теплым и ярким, полотенце лежало вокруг его плеч, а капельки воды с волос стекали по шее. Ланга сглотнул. Реки был одет только в огромную футболку и боксеры, и он выглядел таким чистым, мягким и «обнимательным», и, боже, это было несправедливо, Ланге так сильно хотелось обнять его. — Я слышал, — начал Ланга, но тут же осекся, потому что, о, что, если Реки стесняется своего пения, но было слишком поздно брать свои слова обратно, поэтому он смущенно признался: — Я слышал, как ты поешь. — А, — сказал Реки, слегка рассмеявшись, вытирая полотенцем мокрые волосы, его вьющиеся маленькие кудри свернулись. — Извини за это. Я вроде как выпал из реальности. — Все в порядке, — выдохнул Ланга, переминаясь с ноги на ногу. Почему-то он чувствовал себя немного смущенным, хотя для этого не было причин, просто Реки выглядел таким мягким и красивым после душа, и Ланга не знал, что делать со всеми своими чувствами. Он хотел протянуть руку и прикоснуться, он хотел обхватить пальцами футболку Реки, но ему было слишком стыдно, поэтому он просто сказал: — У тебя…хороший голос, я думаю. — Ты так думаешь? — дразня, сказал Реки, протягивая ногу, чтобы слегка пнуть Лангу в лодыжку, и тот слегка подпрыгнул, покраснев. Боже, не было причин стесняться! Но, но в гостиничном номере было так тихо и мягко освещено, и Ланга чувствовал себя немного неловко на босых ногах, в холодном кондиционированном воздухе, стоя здесь перед Реки с волосами, завернутыми в полотенце. — Да, — ответил наконец Ланга и откашлялся, засунув руки в подол своей футболки, которая была поношенной и старой от того, как часто он в ней спал. — Я не знал, что ты умеешь петь. — Ах, я действительно не умею, — сказал Реки, а затем, прежде чем Ланга успел возразить, он поднялся на носочки и указал на полотенце Ланги на его голове. — Хочешь высушить волосы? У них здесь есть фен, я могу тебе помочь. — А, — промычал Ланга, немного бессвязно, потому что воротник майки Реки соскользнул с одного из его плеч, и Ланга мог видеть свежую линию загара, выжженную там, где раньше была одежда. Он попытался встряхнуться, отпустив подол своей футболки. — Да. Я…спасибо тебе. — Без проблем, чувак, — сказал Реки, а затем взял Лангу за руку, и тот сглотнул, потому что его ладонь была теплой, а кожа гладкой без перевязки, которую он носил весь день. Ланга неуклюже последовал за ним в крошечную ванную, их тела соприкоснулись, когда он смотрел, как Реки подключает фен. У них было так много ночевок, но почему-то они никогда не делили ванную комнату так, как эту. Ланга чувствовал себя теплым, застенчивым и немного хрупким от этой близости. Реки сжал его плечо сквозь тонкую ночную майку, и Ланга едва подавил дрожь от прикосновения. — Ты нанес кондиционер? — спросил Реки. — Это очень важно. Ланга сглотнул, и, о, Реки помнил про кондиционер. Ланга учил его этому, и Реки помнил, хотя девочки смеялись над ним за это на той ужасной вечеринке. — Да, — кивнул он, а затем заколебался. — А ты? Реки сморщил нос. — Да, — сказал он. — Теперь я всегда им пользуюсь. Не смейся надо мной! — он быстро запрыгнул на раковину, немного откидываясь назад, и Ланга старался не думать о том, как Реки наносит кондиционер для волос после каждого душа, напевая себе под нос, возможно, даже думая о Ланге. Реки коснулся его плеч, Ланга подпрыгнул, снова покраснев, и Реки издал какой-то забавный звук, осторожно поворачивая парня. Ланга позволил себя маневрировать, во рту у него пересохло еще больше, чем раньше, когда Реки раздвинул ноги, а его колени ударились о бока Ланги. Реки был так близко, что Ланга мог чувствовать волосы на его голенях, мягкие и пушистые от гостиничных полотенец, и то, как Реки возился с полотенцем, обернутым вокруг его головы. Ланга зажмурился, когда оно упало, и руки Реки вернулись, чтобы прикоснуться к нему, осторожно убирая волосы с его лица, подушечки пальцев были нежными и влажными. — Ты слышал, как бушевала буря? — спросил Реки. — Я очень рад, что мы не попытались вернуться домой сегодня вечером, понимаешь? Поезда, вероятно, сейчас не работают. Ланга кивнул. Он тоже был рад, но не из-за поездов, а потому, что так долго мечтал об этой ночи, о шансе обнять Реки, пока они будут спать на гладких, свежих простынях, о шансе проснуться, пахнущими одинаково, и чистить зубы в одной ванной, о шансе испытать что-то новое и захватывающее вместе. — Мне нравится дождь, — сказал Ланга, и Реки издал жужжащий звук согласия, одна из его лодыжек ударилась о бедро парня, и тот сглотнул. — Это так…он приятный. — Это очень похоже на тебя, — сказал Реки, и Ланга услышал улыбку в его голосе. Он слегка покраснел, хотя и не знал точно, что имел в виду Реки. Затем тот включил фен, и Ланга закрыл глаза, чтобы попытаться запомнить ощущение пальцев Реки, перебирающих его волосы, мягко наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, когда он двигал фен. Его колени прижались к бокам Ланги, и тот почувствовал тепло с обеих сторон и безопасность, как будто Реки держал его. Что-то застряло у него в горле, и ему пришлось бороться, чтобы подавить это, потому что, боже, никто и никогда не заставлял его чувствовать себя таким желанным, как Реки. Он так осторожно дотрагивался до Ланги, гладил его по голове, убирал влажные волосы с шеи. Никто никогда не относился к Ланге так, как будто он был драгоценностью, и он никогда раньше не знал, как сильно он нуждался в ком-то таком. — У тебя такие мягкие волосы, — восхищенно пробормотал Реки, склонив голову Ланги набок, и тот снова сглотнул, прищурив глаза. Он мог видеть солнечные ожоги на вершинах раскачивающихся ног Реки, кривые линии загара, и теплое чувство снова поднялось в его горле. Реки был таким очаровательным. Реки был таким добрым, таким милым, таким драгоценным, боже, он был таким прекрасным, и Ланга тоже хотел, чтобы он чувствовал себя любимым. Наконец, Реки выключил фен, взъерошил волосы Ланги обеими руками, и тот прижал руки к бедрам, потому что это было так приятно — руки Реки в его волосах, большие пальцы парня, гладящие его затылок, ноги Реки по бокам. — Спасибо, — выдавил Ланга, и Реки, боже, Реки сжал его коленями, и Ланга чуть не захныкал. — Обращайся в любое время, чувак, — сказал Реки, его руки все еще были в волосах Ланги, и тот сглотнул, его лицо было таким теплым, потому что, боже, это звучало так, как будто Реки имел это в виду, как будто он правда придет и поможет Ланге высушить волосы в любое время, когда Ланга захочет. Наконец Реки убрал руки и прочистил горло. — Ты можешь мне тоже помочь? Я имею в виду, тебе не обязательно сидеть здесь, ты достаточно высокий, но я имею в виду, я имею в виду, только если ты хочешь, типа, тебе не нужно, я не имею в виду— — Я хочу, — быстро сказал Ланга, оборачиваясь, и Реки встретился с ним взглядом, его голос затих, и сердце парня замерло в груди. Боже. Щеки Реки были такими розовыми после душа, волосы растрепаны, пижамная майка помята, а осанка сутулая и очаровательная, и, боже, он был таким прекрасным, таким милым. Ланге так сильно хотелось обнять его. Он смотрел на Реки, немного беспомощно, потому что по какой-то причине не знал, как сказать, как сильно он хотел прижаться к телу Реки и позволить тому обхватить его руками и ногами, как сильно он хотел сладко целовать Реки, как сильно он хотел скулить в его прекрасные губы, как сильно он хотел, чтобы Реки обнял его. Реки сглотнул, его кадык подпрыгнул. Он не сводил глаз с Ланги, и тому тоже пришлось сглотнуть, потому что теперь Реки стоял так близко, что Ланга мог видеть волосы на его бровях, которые смешно встали дыбом, те, которые Ланга всегда хотел поцеловать. Боже. Его сердце бешено колотилось в груди. Он должен был поцеловать Реки в океане, когда у него был шанс, потому что теперь он не был уверен, что у него когда-нибудь хватит смелости. Как ему раньше удавалось набираться храбрости, чтобы поцеловать кого-то столь прекрасного? Ланга не знал. У него не было слов, чтобы объяснить, поэтому вместо этого он осторожно поднял фен. — Скажи мне, если будет слишком горячо, — сказал он, и Реки откашлялся и кивнул, поворачиваясь. Он включил фен, направив его на затылок Реки, и тогда Ланге тоже было позволено прикоснуться к его волосам, так же, как Реки прикасался к нему, приглаживая непослушные кудри, вьющиеся кончики. Вместо того, чтобы опуститься на затылок, волосы Реки завивались в точку под одним из его ушей, и Ланге захотелось поцеловать их, так сильно захотелось поцеловать, но он заставил себя сосредоточиться. Волосы Реки стали ломкими и сухими в его пальцах, и когда воротник его ночной майки соскользнул вниз по спине, Ланга увидел веснушки, расцветающие на его плечах, и ему пришлось сглотнуть снова и снова, чтобы удержаться от прикосновения. Он знал, что кожа Реки будет приятной и теплой под его пальцами. — Спасибо, — поблагодарил Реки, когда Ланга, наконец, выключил фен и в последний раз провел руками по вьющимся волосам парня, взбивая их, как облако, без повязки, которая удерживала их на месте. Лицо Ланги было теплым, и когда Реки обернулся, он мягко улыбнулся парню, и нервы в животе Ланги растаяли. Боже. Ему хотелось поцеловать улыбку Реки. — Чувак, ты такой загорелый. Он протянул руку и дотронулся большим пальцем до щеки Ланги, и тот почувствовал, что снова покраснел, как бы сильно он ни пытался это скрыть. — Ты тоже, — выдавил он. — У тебя все еще хуже. Реки скорчил гримасу, а затем слегка рассмеялся. — Да, но я привык к этому, — сказал он. — Это случается со мной каждое лето, но у тебя, типа, нежная кожа. Ты же принц, помнишь? — Он снова погладил Лангу по щеке, наклонив голову. — Ах, я чувствую, что погубил тебя. Его рука упала, и Ланга снова сглотнул. Его грудь не должна была так гореть, потому что он знал, что Реки, вероятно, тоже беспокоился о том, что плохо повлияет на него, так же, как он беспокоился о людях, смеющихся над лаком на ногтях Ланги. Но Ланге все равно понравилось. Ему нравилась мысль о том, что Реки каким-то образом оставил на нем след, как гравий врезался в его ладони, когда он подскальзывался на бетоне после неудачного падения со скейта. Реки заставлял его чувствовать себя живым, более реальным, даже в самых грязных, неприятных аспектах. — Ты не прав, — возразил Ланга, а затем, поскольку его голос, вероятно, звучал слишком уязвимо, добавил: — Это я постоянно забывал солнцезащитный крем. Реки снова рассмеялся, откидывая волосы назад и подпрыгивая на носках. — Да, хорошо. Это твоя вина. Ланга покраснел. — Беру свои слова обратно. — Слишком поздно! — Реки ударил Лангу по плечу, легко, так легко, что его кулак задержался там, и Ланга скорчил лицо, чтобы скрыть, как колотится его сердце. — Я серьезно, парень, ты же не хочешь, чтобы ожег слез. Будет чертовски больно. Иди сюда, моя мама дала мне кое-что перед тем, как мы уехали. Он вытащил Лангу из ванной, под холодный воздух кондиционера, и принялся рыться в их переполненных сумках. Он вытащил маленькую зеленую бутылочку и показал ее Ланге, тот попытался прочитать надпись вслух, но слова были незнакомы, и Реки слегка рассмеялся, мягко толкнув его в грудь, пока Ланга не упал на кровать. — Это алоэ вера, — сказал Реки. — Это поможет с ожогом. Иди сюда. — Он вскарабкался на кровать рядом с Лангой, матрас провалился, а затем откупорил бутылку, сжимая ее в ладони. — Могу я нанести его тебе на лицо? У Ланги пересохло во рту. Реки хотел прикоснуться к его лицу? — Э-э… — Он откашлялся. — Да. Конечно. — Круто, — сказал Реки, ткнув языком в щеку и немного нахмурившись, когда он протянул руку, поглаживая пальцами щеку парня. Ланга слегка поежился, подтягивая ноги на кровать, потому что лосьон был холодным, но пальцы Реки были нежными, боже, он так нежно прикасался к Ланге. Реки осторожно намазал алоэ вера на нос, щеки и даже лоб Ланги, где тот даже не заметил, что загорел, а затем опустил глаза на воротник Ланги и сглотнул. — Что? — спросил Ланга, чувствуя, как его тело становится еще теплее, потому что, боже, всякий раз, когда Реки так смотрел на него — его глаза прикованы к коже Ланги, румянец проступает на щеках, напряженное выражение на лице — боже, Ланге хотелось умереть, и это также заставляло его хотеть схватить Реки и умолять его посмотреть на него так еще немного. — Ты и здесь загорел, — сказал Реки, проводя пальцем по линии загара на горле Ланги, и тот чуть не задохнулся от того, как ноготь парня царапнул его кожу. — И, вероятно… — Реки колебался. — Наверное, и на животе тоже немного? Я заметил это, когда мы были на колесе обозрения. — О… — у Ланги сильно пересохло в горле. Реки собирался прикоснуться к нему — там? — Ладно. — Ты хочешь сделать это сам? — спросил Реки, протягивая бутылку, но Ланга поспешно покачал головой, прежде чем полностью осмыслил это действие. — Нет, — сказал он, и, ах, это было неловко, не так ли? Он почувствовал, как его лицо снова вспыхнуло. — Я имею в виду, ты…ты не против? — Я не возражаю, — ответил Реки, и, боже, его лицо тоже покраснело, и Ланга не знал, был ли это солнечный ожог или звук его собственного сердцебиения, пульсирующего в комнате, потому что, несомненно, Реки тоже это чувствовал. — Ладно. Эм… Подожди. — Реки подтянул ноги, скрестив их под собой, и потянулся, чтобы стянуть воротник Ланги с его шеи. — Скажи мне, если будет больно, хорошо? Ланга кивнул, потому что теперь он не был уверен, что сможет говорить, и Реки снова выдавил алоэ вера на его пальцы и осторожно коснулся шеи Ланги. Тот сглотнул, его кадык подпрыгнул под пальцами Реки, и он издал хриплый звук в горле. Ланга почувствовал, что его лицо вот-вот сгорит. Но он ничего не сказал, и Реки просто прочистил горло, покраснев до краев, работая быстро и осторожно. Когда он убрал руки, Ланге пришлось подавить стон, потому что он хотел, чтобы Реки снова прикоснулся к нему, он хотел, чтобы руки Реки обняли его и чтобы подбородок Реки уткнулся в его плечо, он хотел, он хотел, он хотел. Но потом Реки задрал рукава футболки Ланги, размазывая алоэ вера по его горящим плечам, и тому снова пришлось прикусить внутреннюю часть рта, потому что, боже, руки Реки были такими приятными. Никто никогда не прикасался к нему так нежно, такими простыми способами, которые не должны были заставлять его чувствовать себя хорошо, но почему-то заставляли, потому что это был Реки. Как будто в теле Ланги горели нервные окончания, о существовании которых он даже не подозревал, и он поерзал на кровати, желая прижаться ближе к рукам Реки, но не зная, как это сделать. — Хорошо, — сказал Реки, а затем снова откашлялся, возясь с бутылкой, сжимая ее в руках. — Ты можешь… задрать майку? Я не буду смотреть, я обещаю, я имею в виду, я не буду смотреть больше, чем мне нужно, я имею в виду, я просто имею в виду, ха— Ланга подумал, что сейчас умрет, но ему удалось проглотить самый сильный румянец и кивнуть. — Все в порядке, — сказал он, а затем, поскольку ничего не мог с собой поделать, добавил: — Ты можешь…смотреть. Я имею в виду. Это нормально — смотреть. Реки снова откашлялся, и, боже, его уши выглядели такими красными. Ланга сглотнул, покраснев, потому что, что, если Реки покраснел так из-за него? Нет, на это было слишком глупо надеяться, это заставляло его тело слишком сильно гореть, он никогда не выживет, если будет думать о том, как Реки волнуется, глядя на живот Ланги. Ланга нерешительно приподнял подол своей футболки, слишком боясь посмотреть вниз и увидеть, действительно ли он обгорел. — Там все… плохо? — спросил он, и Реки взглянул на него, а затем на свои руки, снова откашлявшись. — Нет, — сказал Реки скрипучим голосом. — Это не… все не так плохо, как я думал. Типа, живот, вероятно, не будет шелушиться. — Он потер лицо тыльной стороной ладони, ерзая на кровати, одно его колено начало дергаться, как это бывало, когда он нервничал, и Ланга снова сглотнул. — Хорошо, — пробубнил он, а затем, поскольку Реки, казалось, нуждался в подтверждении или в чем-то таком, добавил: — Я готов. Реки слегка встряхнулся. — Хорошо! — Его голос дрогнул на этом слове, и шея Ланги покраснела, а потом…а потом Реки положил руки на живот Ланги, обе сразу, и живот того дернулся, и парень отдернул руки. Какое-то мгновение они оба просто тяжело дышали в тишине, а затем Ланге удалось выговорить: — Извини, я просто… я просто удивился. Реки тут же воскликнул: — Прости! Хорошо, — и снова потянулся к торсу Ланги. На этот раз его руки были более нерешительными, но Ланге все равно пришлось подавить дрожь, потому что, боже, от того, как пальцы Реки растопырились, скользя по нижней части его ребер, ему захотелось задрожать всем телом. — Солнечный ожог не так уж плох, — повторил Реки немного напряженным голосом, проводя пальцами по костям бедер Ланги, и тот снова попытался сглотнуть, стараясь не издавать никаких неловких звуков. Реки снова заколебался, а затем провел пальцем по краям шрама Ланги, и тот попытался отдышаться, потому что теперь он был уверен, что его грудь вздымается, но Реки просто взглянул ему в лицо и спросил: — Когда тебя прооперировали? — А… — Ланга знал, что его лицо покраснело. — Я, ах. Это было пару лет назад. Когда я был в девятом классе. Реки кивнул, прочищая горло, кончики его ушей все еще горели. — Это было страшно? — Я… я думаю, что да. — Это было больше неудобно, чем страшно, ему пришлось временно отказаться от занятий сноубордингом и от школы. —А-а… когда ты получил свой шрам? Реки взглянул на себя и, наконец, убрал руки с живота Ланги, и тому пришлось тяжело сглотнуть, потому что ему хотелось схватить Реки за запястья и снова положить руки на его кожу, и, и, и. — Это было, когда я был маленьким, — начал рассказ Реки. — Я почти не помню, как и чем я болел или что-то такое, но мама сказала, что я был такооой занозой в заднице. — Он слегка ухмыльнулся, словно вспоминая былые времена, и приподнял подол майки, так что Ланга мельком увидел выцветший, сморщенный шрам, и сглотнул. — Но это было довольно захватывающе для меня. Я не знаю. В больнице у меня были все эти воздушные шарики и леденцы на палочке, и я просто радовался тому, что хоть раз оказался в центре внимания. Ланга так покраснел и смутился, но все еще чувствовал, что улыбается, думая о малыше Реки, надутым и гордым собой за то, что пережил операцию, сжимая в кулаках слишком много воздушных шаров с надписью «Поправляйся скорее». — Это довольно забавно, — сказал он. — Да, — хихикнул Реки. — Я всегда был хлюпиком! Ланга рассмеялся, и тогда Реки тоже рассмеялся, подталкивая лодыжкой парня на кровати. Лицо Реки все еще было блестящим и раскрасневшимся, и он схватил алоэ вера с одеяла, снова протягивая его Ланге, говоря: — Ты можешь намазать его на меня? И Ланга подавился смехом, его лицо снова вспыхнуло, но он кивнул и взял бутылку. Реки закрыл глаза, тень улыбки все еще оставалась на его губах, и Ланге пришлось несколько раз сглотнуть, пока он пытался открыть бутылку. Реки сидел так терпеливо, но его колено все еще дергалось, ожидая, когда Ланга прикоснется к нему, как будто он доверял тому заботиться о нем, и Ланга — Ланга хотел сделать это хорошо. Он осторожно коснулся лица Реки гелем, и тот тут же поморщил щеки. — Холодно, — пожаловался он, и Ланга вздохнул. — Не будь ребенком, — сказал он, но в этом не было никакого подкола, потому что на самом деле он думал, что было бы хорошо, если бы Реки иногда был ребенком, если бы иногда Реки позволял Ланге заботиться о нем так, как он заботился о Ланге. Ланга старался держать руки ровно, когда наносил алоэ вера на грубую, текстурированную кожу Реки, особенно нежно касаясь носа, где шелушащиеся края кожи выглядели сухими и красными. — Тебе больно? — Не-а, — промычал Реки, не открывая глаз, и Ланга сглотнул, убирая руки. Он не мог удержаться, чтобы не посмотреть на губы Реки, хотя и чувствовал себя немного виноватым, потому что на этот раз он знал, что Реки не поймает его пристального взгляда, и потому, потому, потому. Потому что в уголках рта у Реки были глубокие ямочки, а губы были красными и полными, крошечная вмятина посередине нижней губы казалось ему очень милой, и, боже, Ланге захотелось прикоснуться языком к этой вмятине. Он поерзал на матрасе, разгоряченный и смущенный, и быстро нащупал бутылку, чтобы снова сжать ее в руках, дабы он мог поработать над руками Реки. Когда он закончил, Реки, наконец, снова открыл глаза, и в груди Ланги стало душно и жарко от того, как красиво выглядели глаза Реки — боже, неужели каждая часть Реки должна быть красивой? Ланге даже понравился кривой загар на ногах Реки, он был абсолютно без ума от него, и он не мог придумать, что сказать, но, к счастью, Реки его опередил: — Спасибо, чувак, — и схватил бутылку, вскочив с кровати, чтобы засунуть ее обратно в сумку. Ланга старался не смотреть на него, на линии мышц его бедер под подолом боксеров. Момент был каким-то тяжелым, возможно, из-за предвкушения, потому что — что они должны были делать сейчас? Захочет ли Реки просто лечь спать? И, о, Ланга сжал свои руки между ног, потому что он так сильно хотел целоваться, хотя бы немного, он просто хотел почувствовать теплое лицо Реки в своих ладонях, он просто хотел мягкого прикосновения губ Реки к своим собственным. Он пожалел, что не выиграл их соревнование. Он представил, как прочистил бы горло и попросил бы Реки поцеловать его, и его грудь так сильно заныла от желания, что он подумал, что может заплакать. Как он мог лежать рядом с Реки в гостиничной кровати и не целовать его? Его руки уже болели от усилий сдерживаться. Может быть, Реки думал, что поцелуев в фотобудке хватит на этот день, но, может быть, он согласится еще на один, только быстрый. Грудь Ланги начала гореть от того, как сильно он этого хотел, пожалуйста, только один поцелуй, пожалуйста. Реки развернулся, пнув пакеты о подставку для телевизора. — Что ты теперь собираешься делать? Ланга сглотнул, надеясь, что его лицо не выдаст, как сильно он хотел сказать: «Иди сюда, пожалуйста, иди сюда, обними меня и позволь мне поцеловать тебя в губы, пожалуйста, только один раз». — Ты действительно хотел заказать обслуживание в номер? — спросил Ланга, и Реки скорчил лицо, почесывая локоть. — Не знаю, — сказал он. — Я сказал это, потому что я… тьфу. Фу, я не знаю! Я подумал, может быть, это будет романтично, понимаешь? Типа, разве это не то, что ты должен делать, когда находишься на свидании в отеле с кем-то? Например, заказывать красивую еду и шампанское и есть это все в постели? — Мы слишком маленькие, чтобы заказывать шампанское, — проконстатировал факт Ланга, который понятия не имел, сколько это будет стоить, вероятно, слишком много для них, и Реки снова поморщился. — Я знаю это! Фу. Видишь? Мой романтический план разваливается, и, вероятно, он был дерьмовым с самого начала, — он снова рухнул на кровать, запрокинул голову и уставился в потолок. — Он не был дерьмовым, — попытался Ланга, Реки взглянул на него, снова засунув язык между зубами, и желудок Ланги скрутило, когда он попытался не смотреть. — Ну, — промычал Реки, а затем вздохнул, потирая затылок и расправляя плечи. — А ты как думаешь?.. Я имею в виду, как ты думаешь, что было бы романтично сейчас сделать? Желудок Ланги снова скрутило, и он еще крепче сжал руки между ног. Боже. Почему Реки спрашивает об этом? Что бы он сказал, если бы Ланга сказал «целоваться»? Технически это было бы самой романтичной вещью, верно, прикоснуться к раскрасневшимся лицам друг друга и целоваться до тех пор, пока они не смогут дышать, пока они вместе не упадут на одеяло, и боже, что, если бы Реки хотел, чтобы Ланга сказал это? Это было слишком тяжело и нереально, чтобы думать о том, что Реки может понравиться поцелуй, что он тоже может захотеть этого. Ланга сглотнул. — Ты имеешь в виду…если бы ты был с девушкой? Щеки Реки сморщились. — Я-я полагаю, да? Сердце Ланги колотилось в груди, на щеках играл румянец. Что, если он…что, если он попросит то, чего действительно хочет? Худшее, что мог сделать Реки, — это неловко рассмеяться и толкнуть его в плечо, и тогда Ланга всегда мог разыграть это так, как будто он просто имел это в виду гипотетически, хотя он знал, как сильно его желудок будет гореть от унижения быть отвергнутым. Его язык был таким неуклюжим, что он думал, что никогда не сможет произнести это, но потом его рот открылся, и он услышал, как сказал: — Может быть, она захочет…посидеть у тебя на коленях? Реки моргнул, его глаза расширились, и на мгновение он просто смотрел на Лангу, сделав несколько глубоких вдохов. Когда Ланга сжал ладони вместе, его шея горела, думая, боже, пожалуйста, не смейся, пожалуйста, пожалуйста, просто позволь мне сесть к тебе на колени, пожалуйста, я просто хочу, чтобы ты обнял меня. Реки сглотнул. — Ты хочешь… — Казалось, ему было трудно произнести эти слова. — Я имею в виду, ты бы это попробовал? Ланга кивнул, румянец выступил на его лице, и он постарался, чтобы его голос звучал ровно, когда он сказал: — Я имею в виду… — и, боже, его голос надломился, и он вздрогнул, покраснев еще сильнее. — Я имею в виду, могу ли… могу ли я? Глаза Реки все еще были огромными. Может быть, никто никогда раньше не сидел у него на коленях, и Ланга тяжело сглотнул, потому что, конечно, никто никогда этого не делал. Ланге очень этого хотелось. — Хорошо, — сказал Реки, и его голос тоже надломился. Ланге пришлось вытереть руки о шорты, потому что они были такими потными, и лицо Реки так покраснело, было так трудно не думать, что, может быть, он тоже этого хотел, может быть, он хотел обнять Лангу за талию и зарыться лицом в шею Ланги, вдыхая его запах, и боже, боже, боже. Ланга откашлялся. — Может, тебе лучше… сесть у подушек? Реки взглянул на верхнюю часть кровати, где около дюжины пушистых подушек были сложены у изголовья, а затем кивнул, быстро пробираясь по матрасу. Его футболка снова сползла на ключицы, и когда он откинулся на подушки, его волосы пушились вокруг лица, он выглядел так хорошо, что Ланге снова пришлось сглотнуть. Боже. Это должно быть незаконно для кого-то, выглядеть так, как выглядит Реки, с ободранной и яркой кожей, с взъерошенными бровями, с руками, дергающимися на одеяле, и не осознавать этого. Реки посмотрел на него, покраснев, выжидающе и немного нервничая, как будто он понятия не имел, как сильно Ланге хотелось уткнуться лицом в грудь Реки и прижаться к нему навсегда. Ланга быстро прошаркал по матрасу, чтобы встать перед ним на колени. Боже. Он взглянул на бедра Реки, бледные и ободранные выше линии загара вокруг колен, а затем поспешно посмотрел на его лицо. Неужели Реки действительно позволит Ланге быть так близко к нему? Они будут гораздо ближе, чем когда-либо прежде. Но Реки протянул руки, и сердце Ланги заколотилось, он осторожно перекинул одну ногу через колени Реки и тяжело опустился на его бедра. Ланга чуть не захныкал, когда руки Реки обхватили его за талию, притягивая чуть ближе. Боже — боже, это было намного лучше, чем он когда-либо себе представлял, твердость ног Реки под ним, тепло груди Реки всего в одном дыхании от его собственной, то, как колени Ланги были зажаты между подушками и бедрами парня. Они были прижаты друг к другу во многих местах, и Ланге захотелось прижаться еще ближе, но он сглотнул, прижав руки к груди Реки, чтобы почувствовать биение его сердца. Футболка Реки была мягкой, и его живот слегка дернулся, прижавшись к телу Ланги, и тот попытался дышать, но не смог, потому что его сердце стучало слишком громко, и его лицо было таким раскрасневшимся и теплым, и, боже, боже, его собственная майка слишком туго обтягивала грудь. — Что… — Реки прочистил горло, как бы задыхаясь. Его руки крепче обхватили Лангу за талию, и тому, каким-то образом, удалось не захныкать. — Что теперь? — Может быть… — попытался Ланга, не имея ни малейшего представления, куда он клонит с этой мыслью, кроме того, что, боже, он хотел поцеловать лицо Реки, его очаровательные красные щеки и, может быть, его сладкий шелушащийся нос или, боже, его губы, он хотел поцеловать в губы Реки, просто чтобы услышать мягкий, приглушенный звук, который может издать тот, он хотел, чтобы Реки прижался лицом к плечу Ланги, теплый и покрасневший. А потом он подумал о том, как покраснел Реки, и у него появилась другая идея, еще лучшая идея, и прежде чем он смог остановить себя, слова вырвались наружу. — Может быть, я мог бы сказать… хорошие слова о тебе. Реки уставился на него, чуть приоткрыв рот, и Ланга почувствовал, как тяжело поднимается и опускается его грудь. — Хорошие слова, типа… например, что? Боже, их было так много, Ланга глубоко вздохнул, упершись руками в грудь Реки, чувствуя, как ткань дрожит под его ладонями. Глаза Реки были такими большими, и Ланга хотел сказать, что то, как глаза Реки сияли золотом на солнце и таяли в коричневом по ночам, было самой прекрасной вещью, которую он когда-либо видел, но затем его взгляд упал на рот Реки, на то, как его язык прижался к нижним губам, и у Ланги стало жарко в животе, потому что, о боже, ему наконец-то позволят это сказать? Он думал о губах Реки в течение нескольких месяцев, еще до того, как у него появилась возможность поцеловать их, и теперь он таял каждый раз, когда мечтал о том, чтобы поцеловать его снова, и его голос ломался, чтобы сказать: — Например, у тебя красивые губы. Дыхание Реки было затруднено, шея покраснела. — В самом деле? — он спросил, и его голос надломился, а Ланга кивнул. Он кивнул, потому что, боже, он так сильно хотел, чтобы Реки поверил в это, что он прекрасен, что у него самый сладкие губы в мире, что он издает самые прекрасные звуки, так чудесно поет и говорит самым совершенным скрипучим голосом, и, боже, Ланга мог бы смотреть на него вечно и умереть счастливо. Реки почти бессознательно потянулся к своему лицу, и его пальцы коснулись сухой кожи губ, как будто он никогда не думал об этом раньше, и Ланга попытался не ерзать у него на коленях, потому что внезапно ему тоже захотелось прикоснуться к губам Реки больше всего на свете. — Очень красивые, — выдавил Ланга, и Реки сглотнул. — И твои… тоже, — сказал он хриплым и сдавленным голосом, а затем он протянул руку и тоже коснулся рта Ланги, и тот инстинктивно приоткрыл губы, пытаясь не захныкать. Подушечки пальцев Реки были такими приятными, оказывали просто идеальное давление, и Ланге захотелось неуклюже поцеловать их, он хотел поцеловать Реки. Он так тяжело дышал, и он чувствовал, что Реки тоже, и боже, боже, Ланге нужно было поцеловать его, иначе он был почти уверен, что умрет. А потом Реки пробормотал: — И… и должны ли мы поцеловаться? Сердце Ланги сильно забилась о его ребра. Он кивнул так быстро, что даже не успел осознать этого. — Да, — сказал он, его сердце бешено колотилось, да, да, пожалуйста, да, я люблю тебя, — Да, если ты… если ты хочешь. Руки Реки крепче обхватили его за талию, и дыхание Ланги застряло у него в горле, грудь горела от того, как глаза Реки были прикованы к его губам. — Я хочу, — проговорил Реки, его голос сорвался на этих словах, и он позволил своей руке упасть со рта Ланги, и тот чуть не заскулил от потери прикосновения, прежде чем Реки поднялся, и их носы столкнулись, неуклюже. Рот Реки пропустил его и вместо этого поцеловал уголок его губ. Ланга зажмурился. От этого в животе у него все сжалось и стало жарко, Реки не хватало его губ, как будто он был так нетерпелив, и, и, и, боже, Ланга так сильно хотел поцеловать его, поэтому они прижались друг к другу, и, наконец, их губы нашли друг друга, Реки приглушенно застонал, прижавшись к нему и притянув еще ближе. Руки Ланги вцепились в плечи Реки, пытаясь удержаться, пытаясь взять себя в руки достаточно, чтобы ответить на поцелуй, потому что, потому что, боже, рот Реки был таким теплым, и ему было так хорошо. Голова Ланги затуманилась от того, как Реки наклонил голову и прижался, как будто не мог насытиться, но прежде чем его разум полностью растворился, Ланга вспомнил вмятину на нижней губе Реки, которую он так сильно хотел поцеловать. Он чуть отстранился, тяжело дыша, и Реки издал приглушенный стон, пытаясь поймать его губы снова. Грудь Ланги затрепетала, потому что, боже, глаза Реки были закрыты тяжелыми веками, и он выглядел таким раскрасневшимся до самого свободного воротника, боже, он выглядел таким красивым, таким мягким, теплым и хорошим. — Ланга, — сказал Реки, наполовину застонал, наполовину заскулил, и сердце Ланги снова заколотилось, но уже из-за того, как Реки продолжал пытаться поймать его губы, из-за того, как его руки прижимались к спине Ланги, пытаясь придвинуть его еще ближе. С некоторым трудом Ланге удалось прикоснуться к подбородку Реки, дотронувшись большим пальцем до центра нижней губы, и Реки немедленно перестал извиваться, его глаза расширились, рот легко приоткрылся, и Ланга с трудом сглотнул. Губы Реки стали мягче от поцелуев, и Ланга почувствовал крошечную вмятину под большим пальцем. Ему показалось, что он сейчас заплачет: боже, Реки убьет его. — Прости, — пробормотал Ланга, хотя на самом деле ему не было жаль, но отстранение стоило того, чтобы увидеть дикие глаза Реки, волосы парня, такие растрепанные вокруг его лица, щеки Реки, окрашенные в такой красный цвет, что казалось, что этот цвет никогда не исчезнет. Ланга снова наклонился, тут же Реки снова вскочил, прижимая их рты друг к другу, и Ланга захныкал от того, как Реки прикоснулся языком к губам Ланги, хотя тот собирался лизнуть эту вмятину, как он хотел раньше, и, и, и, боже. Он заскулил в рот Реки, когда тот наклонил их головы, скользя языком по нижней губе Ланги, и сердце того так сильно колотилось в груди, что было больно, но он не хотел останавливаться, боже, он ни за что не хотел останавливаться. Он чувствовал, как Реки тяжело дышит рядом с ним, как его руки обнимают Лангу за талию, и Ланга чувствовал себя так хорошо, так безопасно, как будто ничто не могло причинить ему боль, пока он сидел на коленях у Реки, целуясь с ним, пока их рты не заболели. Он крепко вцепился в плечи Реки, и когда тот прижался к нему, его футболка соскользнула с руки, и Ланга чуть не задохнулся, когда его рука прижалась к теплой коже там, где должен был быть рукав майки, где Ланга никогда не прикасался к нему раньше. Он не хотел этого, но он прикусил нижнюю губу парня, и Реки издал этот хриплый звук, его руки нащупали талию Ланги. Хасегава сумел отстраниться, задыхаясь у рта Реки, чтобы он мог сказать: — Тебе… тебе нравится… Реки застонал, смутившись, и Ланга сглотнул, снова целуя его в губы. Но он вроде как хотел узнать о зубах, чтобы, возможно, попробовать еще, поэтому он заставил себя снова отстраниться, игнорируя нытье Реки. — Могу я сделать это снова? — спросил он, и Реки прищурился, кивая, его лицо было таким красным, и, боже, Ланга собирался сойти с ума. Он зажмурил глаза и снова наклонился, нежно прижав зубы к нижней губе Реки, и тот снова издал этот хриплый звук. Ланга вцепился пальцами в плечи Реки, держась изо всех сил, потому что боже, господи, блять, а затем оттянул его губу зубами, так осторожно, как только мог, и звук, который издал Реки заставил Лангу почувствовать себя так, будто он горит. Он отпустил ее, целуя это место, успокаивая его языком, и грудь Реки вздымалась, и боже, ему, должно быть, это нравиться, верно? Поцелуи. Должно быть, ему это нравится, может быть, даже больше, чем Ланге, от этой мысли у того закружилась голова, и он наклонил голову и крепко поцеловал Реки. В его груди снова что-то вздулось. Реки доверял ему, Реки позволил ему попробовать что-то новое, даже несмотря на то, что это смущало его, Реки позволил Ланге быть первым человеком, который попробовал все эти вещи с ним, и он так крепко держал Лангу, прижимая его к себе, и тот на мгновение прижал их груди друг к другу, как будто, возможно, все чувства в его сердце могли перелиться прямо в сердце Реки, без слов. Наконец Реки откинулся на подушки, тяжело дыша, его волосы рассыпались вокруг. Он крепко сжимал талию Ланги через тонкую футболку. — Боже, — прохрипел Реки, все еще прищурив глаза. — Конечно, ты хорош в… Ланга вспыхнул, хотя Реки пробормотал конец фразы слишком бессвязно, чтобы понять, и он протянул руку, чтобы убрать волосы с лица Реки. Боже, кожа парня была горячей на ощупь, почти лихорадочной, и Ланге, вероятно, следовало бы слезть с него, но он не хотел, он хотел заснуть на Реки, пока их тела прижимались друг к другу, и он с трудом сглотнул. Реки поднял голову, выглядя немного запыхавшимся, покраснев до кончиков ушей, и наклонился, чтобы снова осторожно поцеловать Лангу в губы. Ланга закрыл глаза, выдохнул, наслаждаясь мягкостью губ Реки, тем, как он сжимал его бока. Боже. Он был таким нежным, даже после всего этого. От него так хорошо пахло, чем-то чистым и теплым, как душ в отеле, и совсем немного потом. Ланге хотелось дышать им вечно. — Думаешь, это было достаточно романтично? — Реки что-то пробормотал ему в рот, его губы были такими мягкими, что Ланга мог заплакать, и тот кивнул, теплое чувство снова поднялось в его груди, в горле. — Это было прекрасно, — сказал он, и Реки издал довольный звук, прижимая пальцы к бокам Ланги, и тот почувствовал, как будто его ладони могли прожечь ткань, обжигая обнаженную кожу парня. — Я рад, — прошептал он и снова поцеловал Лангу. Тому показалось, что он светится от того, как все было прекрасно, боже, как прекрасен был Реки. Голова Реки снова откинулась на подушки, и какое-то мгновение он просто смотрел на Лангу, на его лице было что-то похожее на удивление, его руки нежно обхватили талию Ланги, и тот сглотнул, застенчивость снова закралась в него, потому что что, если он выглядит глупо, сидя на коленях у Реки? Они оба были такими большими, и Ланга был по крайней мере на пару дюймов выше его, но Реки просто улыбнулся, как-то мягко, и сердце Ланги сжалось в груди. — А-а, — протянул Реки и слегка рассмеялся. — Чувак, я чувствую, что перегреваюсь. — Оу, — сказал Ланга, покраснев, и поспешно сполз с колен Реки, чтобы тот мог сесть. Его грудь немного болела, но он также чувствовал некоторую надежду, как будто, возможно, они могли бы сделать это снова когда-нибудь. Реки не возражал, не так ли? Ему, казалось, это нравилось, вроде того. Ланга сидел у него на коленях, Ланга целовал его, даже если это было просто притворство, но, может быть, это не все было притворством, может быть, какая-то часть Реки любила его и — — Мы принесли воды? — спросил Реки, и Ланга попытался стряхнуть с себя фантазии и вернуться к желтому свету гостиничного номера. — Э-э… — Он взглянул на их пляжные сумки. — По-моему, мы все выпили. Но в здании, наверное, есть автомат со льдом? И мы могли бы просто взять воду из-под крана. Реки кивнул, потирая раскрасневшееся лицо, и, боже, сердце Ланги забилось от того, как мило он выглядел, такой теплый и взволнованный только от поцелуя Ланги. Вместе они соскользнули с кровати и огляделись в поисках обуви, прежде чем Реки сказал: — Давай просто пойдем босиком, кто нас поймает? Ланга кивнул, его грудь все еще распухала от того, как сильно он любил его, боже, он любил его. Он подумал, что его мама так сильно ругала бы их, если бы застала Лангу бродящим по отелю без обуви. Они нашли ведерко для льда под тумбочкой и осторожно выскользнули из своей комнаты. Ланге стало жарко, когда он увидел табличку «Не беспокоить», висящую на дверной ручке. Неужели Реки повесил ее туда, пока он был в душе? Ланга определенно этого не делал. — Пошли, — бросил Реки, сплетая их пальцы вместе, и что-то напряженное в груди Ланги расслабилось, когда их ладони прижались друг к другу. «Я в безопасности», — подумал он и пошел по коридору рядом с Реки, каждый из них искал знак, указывающий на лед. Теперь в коридорах было больше людей, которые регистрировались в разные номера, и группа маленьких детей пробежала мимо в купальниках, но Ланга держался рядом с Реки, и никто не пытался их разнять. Они нашли автомат со льдом в конце ярко освещенного коридора. Ланга стоял позади Реки, пока тот пытался заставить автомат работать, тихо бормоча себе милую ругань под нос. Сердце Ланги было так переполнено, и он уже подумывал о том, чтобы выключить свет и зарыться в одеяла, когда они вернутся в номер, может быть, еще немного поцеловаться в темноте. Ланга прислонился к спине Реки, прижавшись щекой к его волосам, его руки свободно обвились вокруг талии парня, и Реки издал самый тихий звук, нежно потираясь волосами о лицо Ланги. Хасегава закрыл глаза, довольный, счастливый и и и затем, перекрывая болтовню отдыхающих в коридоре позади них, он услышал голос, выкрикивающий одно — единственное слово, от которого все его тело напряглось. — Ланга?