Ланга и Реки держались за руки всю дорогу домой, торопливо поднимаясь по темным ступенькам квартиры парня, возясь с ключами у его двери. Ночной воздух был удушающе теплым, тело Ланги гудело от возбуждения, и было трудно вставить ключ в щель. Его сердце продолжало колотиться от «
он любит меня, он любит меня, он любит меня», и это было так ошеломляюще, что дыхание Ланги участилось, а руки неуклюже сжали кольцо с ключами.
— Эй, — позвал его Реки, потянувшись к Ланге, но вместо того, чтобы помочь ему открыть дверь, Реки положил руку на плечо парня и повернул его лицом к себе. Кожу Ланги покалывало от его прикосновения,
о боже, он любит меня, он любит меня, а потом Реки медленно и немного нерешительно наклонился, чтобы поцеловать его.
Ланга издал приглушенный, удивленный звук, когда их губы встретились, и глаза Реки закрылись, а затем снова открылись, и, боже, его губы были такими горячими и потрескавшимся в летнюю ночь. Затем Реки отстранился, выдохнув теплое дыхание в губы Ланги, и тот задохнулся: — Зачем… для чего это было?
— Извини, — сказал Реки, подпрыгивая на носках, его свободная рука поднялась, чтобы обхватить лицо Ланги, и тот слегка вздрогнул, прижимаясь к нему. Реки прочистил горло, и Ланга уловил тень сомнения в его глазах, когда он добавил: — Просто, ха…хотел убедиться, что это не сон. Наверное, мне не стоило…
— Нет, — поспешно возразил Ланга, — нет, ты должен был, э-э, подожди, — и он позволил ключам свисать с замка, когда повернулся и схватил Реки за плечо, наклонившись, чтобы снова поцеловать его в губы, а затем, ох, он хотел остановиться, но губы парня были такими сухими и сладкими, что Ланга поцеловал его снова, а затем еще раз. Его желудок сжался, когда Реки издал этот удовлетворенный гортанный звук, наклоняя голову и углубляя поцелуй, и о, о, разум Ланги снова стал теплым и туманным.
Это было так хорошо. И Реки прижался ближе, может быть, приподнялся на цыпочки, и, боже, ему так хотелось, так хотелось поцеловать Лангу, потому что он хотел, потому что ему это нравилось, потому что он любил его, и, ох,
он любит меня, он любит меня, он любит меня. Ланга вцепился в руку Реки, теплую и влажную от пота, и чуть не застонал, когда тот наклонил свое лицо, целуя его глубже, потому что, о, он все еще был на вкус как содовая и скейт-парк. Он схватил Реки за талию вместо руки, его пальцы впились в мягкую, нежную кожу там, голова плыла от звуков, которые издавал Реки, и, о боже, Реки.
Ланга никогда не сможет насытиться им.
— Ты мне нравишься, — пробормотал Реки, запуская пальцы в волосы Ланги, и ах, мысли того стали еще более туманными, немного расплывчатыми от того, как пальцы Реки прижались к основанию его головы, наклонив ее навстречу ему, и он почувствовал, как задыхается, когда парень пососал его нижнюю губу, и о, боже, боже. Как, как Реки так быстро вывел его из себя? Реки скользнул влажным языком по губам Ланги, и тот, задыхаясь, сжал его талию и сумел сказать:
— Реки.
Реки промурлыкал в ответ: — Да, — и вновь принялся сосать нижнюю губу парня, но, боже милостивый, они были перед квартирой Ланги, квартирой его матери, и поэтому с некоторым трудом Ланге удалось отвернуться, задыхаясь, чувствуя, как румянец заливает его лицо, когда он прижал руку к губам Реки.
— Мы… не здесь, — выдавил Ланга, и, боже, его лицо было таким горячим, что Реки подавился смущенным смехом, вынырнув из-под руки парня.
— Вот дерьмо, — выругался он, снова смеясь и потирая рот. — Точно. Верно. Извини. Я отвлекся. — Даже в сумерках Ланга мог видеть теплый румянец на щеках Реки и улыбку, в которой крылось что-то мягкое, пристыженное и нетерпеливое. Он снова сжал ладонь Ланги, и тот откашлялся, стараясь не смотреть на тени ямочек Реки.
— Ты теперь все время будешь отвлекаться? — Ланга справился спросить, и Реки рассмеялся, размахивая их руками и сжимая пальцы Ланги.
— Чувак, я очень на это надеюсь, — сказал он, его улыбка теперь была немного дерзкой, успокоенной одновременно, он снова наклонился, чтобы быстро чмокнуть Лангу в щеку, и тот почувствовал, что краснеет, и попытался скрыть свои красные щеки рукой. Боже. Боже милостивый. Реки будет его смертью. Ланга уже мог представить, как он запрыгивает на прилавок в DopeSketch и притягивает Лангу к себе между колен, послеполуденное солнце струится в окна, когда он, прекрасный Реки, потный и теплый под кончиками его пальцев, c надеждой шепчет: «
Поцелуй меня» в губы Ланги.
И, ох, теперь они могут целоваться в любое время, когда захотят, не так ли? Желудок Ланги скрутило, когда он представил себе долгие-долгие летние дни, проведенные в кровати Реки, целуясь с ним, пока вентилятор тихо жужжит по комнате; долгие ленивые смены, проведенные, держа теплую руку Реки за стойкой; долгие ночи, когда рука Реки расчесывает его волосы, и они шепчут «
Я люблю тебя» друг другу в уши, придумывая комплименты, чтобы заставить друг друга задыхаться. Ох, Ланге было так тепло думать об этом, его желудок снова скрутило, и он поспешно толкнул плечом дверь, открывая ее и втягивая Реки внутрь.
В квартире было тихо, и они поспешили в спальню Ланги, спотыкаясь друг о друга. Сердце Ланги все еще билось в его потной ладони,
он любит меня, он любит меня, он любит меня, и все это казалось таким большим, хрупким и подавляющим, как будто могло исчезнуть в любой момент, как будто это был сон. Ланга быстро запер за собой дверь спальни и обернулся, а потом… о-о-о.
Он остановился, его лицо снова вспыхнуло.
Реки смотрел на подсолнухи на тумбочке, осторожно перебирая один из лепестков.
— Они такие красивые, — сказал он мягко, одобрительно, взглянув на Лангу. Ланга попытался сглотнуть, потому что Реки, казалось, светился под желтым светом ламп в спальне парня, его загорелые и подвижные руки касались цветов, цветов, которые Ланга никогда не думал, что тот увидит. Он неуклюже откашлялся.
— Они, э-э… — Его мысли метались, пытаясь придумать объяснение, но он не мог лгать Реки, особенно сейчас. Его лицо потеплело, когда он признался: — Они вроде как…для тебя.
Он почувствовал, как пот катится по его спине, когда брови Реки взлетели вверх, и он нервно заерзал, потому что что, если ему они не понравятся? Что, если они были не того цвета, или не того запаха, или, боже, что, если у Реки аллергия на подсолнухи? Он вытер потные, дрожащие руки о штаны, когда Реки взглянул на цветы, затем снова на Лангу и спросил: — Для меня?
— Да, — выдавил тот. Реки посмотрел на цветы с чем-то похожим на удивление на лице, а затем на его лице появилась улыбка, почти недоверчивая, такая внезапная и такая взволнованная, что сердце Ланги замерло, потому что, ах.
Реки они нравились.
— Ты подарил мне цветы! — воскликнул Реки, снова поворачиваясь к нему, прыгая через комнату, чтобы схватить Лангу за руку, его тело практически вибрировало. — Чувак, чувак! Это так круто! Никто никогда раньше не дарил мне цветы, кроме моей мамы, но это не считается, о боже, о боже, где ты их взял? Ты купил их у Шэдоу? О, чувак, теперь мне тоже нужно сделать тебе романтический подарок, это потрясающе, о, чел, я могу купить тебе столько вещей, и это будет здорово, и ты будешь так потрясен, о, чувак—
— Я, — начал Ланга, и Реки замолчал, наблюдая за ним с возбужденным блеском в глазах, и, о боже, он был таким красивым, он был таким красивым, и ему нравился Ланга, и Ланге было позволено любить его в ответ. Его ладони сильно вспотели, когда он наконец продолжил: — Я купил тебе еще один… еще один подарок. Хочешь увидеть?
Глаза Реки расширились, и он немного поперхнулся, прежде чем схватить Лангу за другую руку и крепко сжать ее. — Чувак, я… О боже! О, чувак, ты не шутил, когда сказал, что продумал признание до мелочей.
— Конечно, я не шутил, — пробормотал Ланга, его лицо было теплым, руки потными, а затем Реки обхватил тело Ланги, сжимая его в объятиях, и он начал смеяться у груди парня, склонив их лбы вместе, сжимая его. И, ох, все тело Ланги вспыхнуло, их груди прижались друг к другу, и он не мог подавить улыбку, растягивающую его губы, потому что его пальцы покалывало, бабочки в груди трепетали, и он нравился Реки,
он нравился Реки, он нравился Реки. Сердце Ланги раздулось так сильно, что грозило выплеснуться прямо из него. Он обнял Реки в ответ, прижав рот к плечу, чтобы подавить застенчивый, нервный смех, клокотавший в горле, и зажмурился.
Он нравился Реки. Ему нравились цветы, и ему нравился Ланга, и тот обнял его за мягкую талию, крепко прижимая к себе, уткнувшись лицом в потную футболку Реки. Он вдыхал запах грязи и резины, и, ох, это было так приятно, Реки был таким милым, и Ланга хотел подарить ему так много вещей, он хотел подарить ему весь мир.
— Покажи мне! — выдохнул Реки, толкая Лангу в живот, и сердце того снова затрепетало. — Я хочу посмотреть, что ты мне купил.
Ланга поднял лицо, оно было теплым. — Сядешь на кровать?
Реки оглянулся через плечо и согласился. Он быстро отполз назад, прыгнув на середину кровати, его ноги раскинулись на мягком одеяле, и он выглядел так хорошо, что Ланга почти последовал за ним. Ему хотелось свернуться калачиком под одеялом рядом с Реки, обниматься, пока они оба не вздохнут от удовольствия, положив руки друг другу на талию под футболками, прижавшись друг к другу с головы до ног. Он просто знал, что это будет самая теплая вещь в мире — держаться за руки под одеялом, целовать друг друга в щеки и шептать «Ты мне нравишься», пока они не рассмеются и не обнимутся, и, может быть, может быть, они смогут сделать это сегодня вечером. Ланга пошевелил пальцами ног по ковру, его грудь была пушистой и счастливой, потому что, ох, теперь они могут делать это, когда захотят, и он мог рассказать Реки все, что ему нравилось в нем — растяжки на талии и кривые линии загара на ногах, и, и, и сердце Ланги снова забилось, закружилось так быстро, что он едва смог заставить себя поспешить к шкафу.
Он колебался в дверном проеме, глядя на все подарки, потому что хотел сложить их все сразу на колени Реки, но потом подумал о том, чтобы сохранить некоторые из них, выждать момент, когда Реки меньше всего будет этого ожидать. Его пальцы снова уперлись в ковер, и он почувствовал, что улыбается при этой мысли — лицо Реки краснело бы от удивления, когда он бормотал бы «спасибо» каждый раз, когда Ланга приносил новый подарок. Ланга переминался с ноги на ногу, пытаясь решить, какой из них подарить ему сегодня, а затем достал из шкафа большое мягкое одеяло с рукавами и вернулся к кровати.
— Вот, — сказал он, его лицо порозовело, он пересек комнату и сунул одеяло в ожидающие руки Реки. — Я подумал, тебе понравится, потому что, потому что ты любишь мягкие вещи, как свои огромные толстовки и все такое.
Какое-то мгновение Реки просто смотрел на одеяло широко раскрытыми глазами, а затем он резко дернулся, вскочил на ноги, поднял одеяло и прижал его к себе.
— У него есть рукава! — почти прокричал он, и лицо Ланги потеплело от того, каким милым он был — его лицо покраснело до ушей, он развернул одеяло и протопал по матрасу, чтобы показать Ланге, как он просовывает руки в огромные рукава, а ноги погружаются в одеяло. — У него есть рукава, Ланга, где ты это нашел? Это чертовски круто. О боже, мои сестры наверняка попытаются украсть это, но я сохраню его навсегда, я спрячу это от них, о боже, Ланга, о боже, о боже, о боже, о боже.
Грудь Ланги покалывало, и он подавил еще один смех, все его тело гудело от того, каким счастливым казался Реки, каким драгоценным. Ланга сделал его счастливым, и он покраснел от гордости.
— Тебе нравится? — спросил он, и Реки слегка рассмеялся, подскочив, чтобы схватить его за руку и затащить на кровать, а Ланга немного споткнулся, его носки скользнули по раме кровати. Реки издал быстрое «ой» и обхватил его за талию, прежде чем тот упал, а потом, а потом они вместе закачались на матрасе, руки Реки уперлись в его бедра, и о, у Ланги пересохло во рту, когда он засмеялся, его сердце бешено колотилось, бабочки яростно били крыльями в животе. Руки Реки были такими теплыми, завернутые в подарок Ланги, и он был так близко, так близко, держась за парня.
— Конечно, мне нравится! — Реки сжал его бедра, и Ланга подавился смехом, извиваясь под его руками, горячий румянец разлился по его груди. — Ты думал обо мне! О том, чего бы мне хотелось!
И, ох, Ланга чувствовал мозоли на его ладонях сквозь тонкую футболку, как Реки обнимал его за талию, и все его тело согревалось.
— Я… я много думаю о тебе, — признался он, его лицо покраснело, он схватил Реки за локти, когда одеяло пошатнулось под его ногами. Реки засмеялся, немного смущенный, снова сжимая бедра Ланги, чтобы успокоить его, и о, о, если бы лицо Ланги еще потеплело, он, вероятно, потерял бы сознание.
Он уронил голову на плечо Реки, его сердце бешено колотилось, потому что парень был таким милым, теплым и красивым, и Реки снова рассмеялся, все еще держа Лангу прямо.
— Я тоже много думаю о тебе, — сказал он, и Ланга издал приглушенный звук. Большие пальцы Реки зацепились за петли ремня брюк Ланги, слегка потянув, и все тело того вспыхнуло, когда Реки продолжил: — Я думаю о том, как ты будешь носить мои толстовки, и все будут знать, что ты мой, и, ах, я думаю о том, как ты будешь пить из моих бутылок с водой, и обнимать меня, пока мы смотрим фильмы на диване, и как я буду называть тебя ласковыми именами, и, и, и я часто думаю о том, как ты волнуешься, ты такой милый, когда волнуешься, ты знал об этом? Действительно чертовски милый.
Ланга издал еще один приглушенный звук, слишком смущенный, чтобы говорить, и Реки тихо рассмеялся, обняв его за талию и притянув его к себе. Он попытался ухватиться за плечи Реки, но было слишком поздно, он поскользнулся, и парень с криком отшатнулся назад, когда они вместе повалились на подушки.
Реки издал приглушенный звук «уф», когда тело Ланги ударилось о него сверху, и, о боже, ему было так тепло, его лицо горело, их конечности переплелись, погружаясь в матрас. Ланга приподнялся на локтях, его волосы упали на лицо, и Реки моргнул, глядя на него, его рот растянулся в улыбке. Рукава одеяла все еще обхватывали его раскинутые руки, и хотя тело Ланги раскраснелось и было смущено, он не мог удержаться от смеха, потому что Реки был слишком милым, когда его волосы разметались по подушкам. Затем Реки тоже засмеялся, неуклюже ударив Лангу по руке, и тот снова рухнул на него, задыхаясь от смеха, прижавшись щекой к потной футболке Реки.
Все казалось слишком чудесным, чтобы быть реальным. Но это было по-настоящему, и, ох, Ланга не мог остановить смех, бурлящий в его груди, радость, любовь, поэтому он прижался ртом к воротнику Реки и впитал все прекрасные вибрирующие звуки, исходящие из его груди.
Они лежали так некоторое время, плечи тряслись друг о друга, и Реки положил руки на спину Ланги, сдерживая смех, крепко обнимая его. Все тело Ланги потеплело, когда он снова поднял голову, и Реки ухмыльнулся ему, проводя языком по щели между зубами.
— Можно? — пробормотал Реки, его пальцы щекотали подол футболки Ланги, едва касаясь кожи под ней. Ланга вздрогнул и кивнул, его сердце снова начало биться в его щеках, и пальцы Реки нежно скользнули по двум дюймам обнаженного позвоночника парня. Ланга снова вздрогнул, зажав рот, чтобы не издать ни звука, и Реки засмеялся, задыхаясь, когда предательский румянец снова залил щеки Ланги.
— Чувак, — протянул Реки, откидывая голову на подушки, с улыбкой в голосе, — я мог бы делать это вечно.
— Делать чт-о-о, — и Ланге пришлось снова уткнуться лицом в грудь Реки, когда тот приподнял подол рубашки еще на дюйм, прижав ладони к коже спины парня, издавая еще один задыхающийся смех. Ланга старался не хныкать, но это было трудно, потому что ладони Реки были такими шершавыми, теплыми и сладкими, и он прижимал Лангу к своему телу, несмотря на то, что форменные штаны Ланги были помятыми и грязными из-за парка, его рубашка была в беспорядке, но Реки прикасался к нему, потому что хотел этого. Реки захотел, и Ланга заерзал, снова подняв голову и покраснев еще сильнее.
— Хорошо? — прошептал Реки, и Ланга сглотнул, кивнул и покачал головой.
— Я хочу переодеться, — сказал он, и Реки протянул: «О-о», как будто он только что вспомнил, что они все еще были одеты в свою грязную одежду со времен скейт-парка. Какое-то мгновение никто из них не двигался, и Ланга уже собирался пробормотать «забудь» и снова зарыться лицом в потную футболку Реки, но затем тот пошевелился под ним, пытаясь сесть.
Ланга неохотно скатился с него, все еще чувствуя боль от тепла их тел, прижатых друг к другу. Реки сел, его волосы растрепались вокруг лица, а затем прислонился плечом к спине Ланги, пробормотав: — Мне это понравилось, — и шея Ланги покраснела. «О», — подумал он, стараясь больше не ерзать.
— Мне тоже, — выдавил он, но потом ему стало слишком стыдно, чтобы сказать что-то еще, поэтому он соскочил с кровати и поспешил к своему комоду. Ему нужно было найти чистую одежду для Реки, поэтому он поискал самые мягкие спортивные штаны и футболку, которые у него были — пижаму с его инициалами, нацарапанными на бирках перманентным маркером, а затем повернулся и сунул одежду в ожидающие руки парня.
— А, спасибо. — Он начал бороться с плащом-одеялом, пытаясь переодеться, не снимая его, и Ланга подавил румянец и улыбку, когда он повернулся к комоду, его сердце затрепетало в груди.
В комнате стало теплее, чем когда-либо, когда они оба переодевались. Реки прыгал вокруг, пытаясь втиснуть одну ногу в спортивные штаны, а Ланга боролся, чтобы стянуть пижамную рубашку через голову. Реки уже много раз ночевал у него, завернувшись в одежду Ланги и спрятавшись под его одеялом, но сегодня все казалось расплывчатым и покалывающим от ожидания и обещания, что ему позволят поцеловать его между подушками, осторожно держать его руки и, возможно, даже поцеловать его забинтованные, неуклюжие костяшки пальцев. Им будет позволено обниматься всю ночь напролет, и, может быть, утром Ланга сможет поцеловать Реки, желая доброго утра, в его теплые со сна губы, и, и…
— Ланга? — позвал Реки, Ланга обернулся, и ох. Ох. Он сглотнул, прижимая руки к своим спортивным штанам, потому что Реки держал смятый конверт, который Ланга вчера оставил в мусорном ведре, конверт, с размазанными чернилами, которыми было написано
«Для Реки», края влажные и сморщенные от всех слез. — Это…для меня? — нерешительно спросил Реки.
Ланга снова сглотнул. — Я…да. Это было для тебя.
Реки взглянул на конверт, а затем снова на Лангу. Тот почувствовал, как у него снова вспотели ладони, и тогда Реки сказал, его голос немного дрогнул: — Это… письмо с признанием?
Ланга вжал пальцы ног в мягкий ковер, пытаясь подавить желание обнять себя. Он чувствовал себя немного потным и застенчивым от того, как Реки смотрел на него, как будто он никогда раньше не видел Лангу. Возможно, мысль о признании смутила его.
— Да, — ответил Ланга, и Реки моргнул, глядя на него. Ланга заерзал, немного заикаясь, когда спросил: — Это… это нормально?
Реки снова взглянул на конверт, и сердце Ланги один раз ударилось о ребра. Реки потер затылок, прочистил горло, а затем сказал: — Да, просто… никто никогда… Я имею в виду, я никогда, я никогда не получал письма с признаниями раньше.
Ланга моргнул, а затем слова медленно осели в его мозгу, так же как и потемнели щеки Реки в лунном свете. Реки переступил с ноги на ногу, а затем снова взглянул на конверт, провел большим пальцем по размазанным буквам своего имени и выпалил:
— Могу я оставить его себе? Я имею в виду, я знаю, я знаю, что это было в мусорке, но я, я всегда хотел—
А потом Ланга торопливо сказал: — Реки, — и тот запнулся, и, ох, шея Ланги была такой теплой, его сердце прижималось к груди. — Конечно, ты можешь взять его, — продолжил Ланга, немного спотыкаясь, добираясь по ковру до Реки, и схватил его за плечи, парень слегка вздрогнул, прижав носки носков к ногам Ланги. Мгновение они просто смотрели друг на друга, прерывисто дыша в лунном свете. — Я хочу… Я хочу, чтобы он был у тебя, — закончил Ланга более мягко, хотя его желудок немного скрутило при мысли о том, что Реки прочитает его самые сокровенные мысли, все нефильтрованное обожание, которое Ланга вылил на эти страницы. Реки никогда раньше не получал письма с признанием. Он никогда не читал комплиментов по поводу его заразительного смеха, его восторженной энергии и его солнечной улыбки, и, ох, он заслуживал знать эти вещи, он заслуживал знать, каким замечательным, по мнению Ланги, он был.
Реки заслуживал многого.
— Можно мне его прочесть? — осторожно спросил Реки, как-то неловко потирая локоть, как будто он не совсем знал, что сказать. Ланга кивнул, а затем продолжал кивать, его сердце бешено колотилось, сжимая руки Реки.
— Конечно, конечно, — а потом: — Мы можем… можем сначала вернуться в постель? Я хочу…
Ему хотелось обнять его, но он был слишком смущен, чтобы сказать об этом. К счастью, Реки быстро кивнул, снова подошел к кровати, и они вместе забрались под одеяло. Реки неуклюже завернулся в одеяло с рукавами, а Ланга устроился рядом с ним, так близко, как только осмелился, их колени соприкоснулись. Он прижал пальцы ног к простыням, натягивая на них одеяло, его сердце заколотилось в горле, потому что они были так близко, и ему так сильно хотелось прижаться, он хотел обнять Реки за талию, он хотел, чтобы Реки обернул это одеяло вокруг них обоих и притянул Лангу еще ближе. Он чувствовал тепло румянца Реки, исходящее от его лица, он чувствовал мягкое дыхание Реки на своем лице, и ему пришлось сжать руки в кулаки под одеялом, медленно выдыхая, чтобы попытаться охладить горячий румянец на щеках.
— Можно я… — выдавил Ланга, Реки взглянул на него, и у него пересохло в горле, потому что, ох, глаза Реки были большими и карими в темноте, и он выглядел таким мягким. Ланге он так нравился, так сильно, что он едва мог дышать.
— Что? — спросил Реки, едва переводя дыхание, и Ланга, смущенно сглотнув, прижал их колени друг к другу.
— Я хочу… — и он не мог объяснить все, что хотел. Он так долго хотел этого — прижаться к нему под одеялом, поцеловать Реки в лоб и держать его за руки, и теперь, когда они, наконец, были здесь, он чувствовал себя косноязычным и взволнованным. — Ты можешь… — Почему было так трудно подобрать слова? Реки уже сказал, что ему нравится Ланга, он засмеялся «Я люблю тебя» в губы Ланги, его лицо было таким честным, открытым и широко раскрытым в темноте, но Ланга все еще боролся со словами, и, наконец, он закончил фразу: — Ты можешь накрыть и меня одеялом тоже?
Реки взглянул на одеяло, накинутое на их плечи, его лоб сморщился в замешательстве, но затем его глаза остановились на одеяле с рукавами, и его рот сложился в понимающее «о».
— Конечно, Ланга, — придвинулся ближе парень, и Ланга вздрогнул от того, как Реки произнес его имя, так тихо, мягко и осторожно, аккуратно произнося слоги, как будто они были любимыми и драгоценными. Осторожно Реки поднял руку и обернул одеяло вокруг них обоих, его рука легла на спину Ланги, притянув его ближе, и тот на мгновение закрыл глаза, вдыхая, его сердце снова набухло, потому что, ох, это было так тепло. Было так тепло, что он мог заплакать. Их бедра прижались друг к другу, и прежде чем он смог ясно подумать, Ланга сжал свою руку в кулаке на футболке Реки, повиснув на нем, и тогда тот издал тихий горловой звук.
— Ланга, — снова прошептал он, поднимая руку, чтобы убрать волосы Ланги с лица, подальше от покрасневших ушей. — Тебе это нравится?
Ланга едва не задохнулся, когда кивнул. Его сердце горело, в груди было тепло, и его ладони были такими потными, когда он потянул за рубашку Реки, потому что, ох, он так долго преследовал это чувство — ощущение теплой руки Реки, прижавшейся к нему, их ноги в носках сплелись друг к другу под всеми одеялами, их груди разделяло всего одно дыхание, так что он мог чувствовать, как поднимается и опускается грудь Реки. Он мечтал об этом чувстве, но оно было намного лучше, чем он когда-либо себе представлял, и ему было так хорошо, так безопасно.
— Тебе нравится обниматься, — пробормотал Реки, снова приглаживая волосы, все еще сжимая между ними письмо с признанием. — Мм. Я запомню это.
Ланга не мог подавить тихий звук, который он издал, его лицо и грудь горели, потому что он слышал любовь в голосе Реки, когда он сказал это, когда он наклонился и поцеловал кончик холодного носа Ланги. Реки слегка откашлялся, откидываясь на подушки, и прошептал:
— Теперь я могу прочитать?
Ланга сглотнул, кивнул и открыл глаза, ослабив хватку на футболке Реки, чтобы он мог погладить рукой грудь парня — неуклюжая попытка заботиться о Реки так, как заботился он о Ланге, и, возможно, это сработало, потому что он почувствовал, как у парня перехватило дыхание, и как глаза отяжелели. Затем Реки снова откашлялся, пытаясь открыть письмо одной рукой, потому что другая рука все еще путалась в волосах Ланги, и через мгновение он зубами разорвал конверт, и Ланга сумел рассмеяться. Его голос был немного хриплым, когда он спросил: — Вот
так ты относишься к моему признанию?
— Прекрати, — пнул его под одеялом Реки, затем обхватил ногой икру Ланги и притянул его ближе, и тот снова подавился смехом, сглотнув. Реки вытащил письмо из конверта, его глаза скользнули по верхней части страницы, и щеки Ланги зачесались, потому что, боже, он едва мог вспомнить, что написал в этом письме. Что, если там все было ужасно неловко описано? Боже, неужели он написал о том, как пялился на губы Реки в классе? Ему пришлось подавить желание выхватить письмо из рук парня, но тут Реки заглянул поверх страниц, борясь с улыбкой.
— Ладно, — начал он, — не пойми меня неправильно, но—
— О боже, — выпалил Ланга, уже подавленный, но Реки поспешно взмахнул бумагами, чуть не ударив его по лицу.
— Нет, нет, нет, — возразил он, — Это неплохо! Это не так уж плохо. — Он крепче сжал талию Ланги, притягивая его еще ближе, и тот сморщил лицо, пытаясь успокоить тревожное биение своего сердца, когда Реки сказал: — Это просто твой почерк, он… — Он замолчал, его рот исказился от сдавленного смеха, и о, боже. — Ладно, он немного ужасный. Как ты думаешь… ты мог бы прочитать это для меня?
Щеки Ланги снова зачесались, смутившись по совершенно новой причине. — Ты имеешь в виду — вслух?
Реки откашлялся, все еще улыбаясь, его лицо было таким теплым в темноте. — А ты бы смог? — Он придвинулся к Ланге, подтягивая ноги лодыжкой ближе, и Ланга снова прижал руку к груди Реки, пытаясь дышать, потому что парень был таким красивым и находился так близко, и как мог Ланга когда-либо отказать ему в чем-либо? Реки просто хотел, чтобы его любили, а Ланга так долго жаждал, чтобы ему позволили любить его. — Я правда… Я действительно хочу знать, что там написано.
Ланга вытер потные руки о подол футболки Реки и кивнул, хотя едва мог представить, как неловко было бы запнуться на словах собственного признания. По крайней мере, если он будет читать вслух, он мог бы пропустить что-нибудь слишком унизительное, поэтому он потянул бумаги, развернув их так, чтобы увидеть свой дрожащий почерк в верхней части первой страницы.
Он откашлялся.
— Тут написано, дорогой Реки, — начал было он, но ему пришлось зарыться лицом в подушки, его щеки горели, и Реки немного смущенно засмеялся, снова обняв Лангу, чтобы притянуть его еще ближе. Их груди прижались друг к другу, и у Ланги пересохло в горле, а сердце распухло под ребрами, и он просто хотел лежать так всю ночь и пытаться телепатически передать свои чувства прямо через их кожу, чтобы ему не пришлось выражать их словами.
Но Реки сдвинул их ноги вместе, и Ланга потерся о его щеку и снова попытался поднять голову. Он знал, что Реки хочет услышать эти слова. Эти слова были важны для него, поэтому Ланга снова откашлялся и начал читать.
— Дорогой Реки, — сказал он, а затем, прерывисто вздохнув, добавил: — Я хотел бы, чтобы ты научил меня писать любовные письма. — Он уже чувствовал, как уши Реки навострились, все его внимание сосредоточилось на Ланге, и тот старался не отрывать глаз от бумаги, его голос был ровным, когда он продолжил: — Ты так многому меня научил. Ты научил меня, как лучше кататься на скейте каждый день, и как уворачиваться от учителей во дворе, чтобы нас не задержали, и какие продукты я никогда не должен покупать в круглосуточном магазине, независимо от того, насколько я голоден, и ты научил меня, как… как чувствовать себя комфортно в своей коже, даже со всеми синяками и ссадинами, и ты научил меня тому, что можно просить о помощи, если она мне нужна. Никто никогда не учил меня этим вещам раньше. Никто никогда не учил меня писать любовные письма, и на этот раз я не могу попросить тебя о помощи, так что, думаю, я просто сделаю все, что в моих силах.
Реки выдохнул, сжимая руку вокруг тела Ланги, скользя ею вниз к пояснице парня, но если Ланга посмотрел бы на него сейчас, он знал, что потерял бы самообладание. Поэтому он просто сглотнул через пересохшее горло и принялся за работу.,
— Ты мне так нравишься, Реки. Мне нравится, как ты обзваниваешь клиентов у прилавка DopeSketch, и мне нравится, как ты рисуешь на руке посреди урока, и мне нравится, как ты стоишь по колено в океане в закатанных шортах, и мне нравится, как ты держишь меня за руку, и мне нравится, как твой голос становится быстрым и возбужденным, когда ты говоришь о скейтбординге, и мне нравится, когда ты нетерпелив со мной и начинаешь дуться, и мне нравится, когда ты обклеиваешь свое тело разноцветными пластырями. Ты мне так нравишься. У меня нет для этого красивых слов, но, но я думаю, что ты достаточно хорош сам по себе, и ты должен это знать, ты должен знать, что мне нравятся твои руки, и ямочки на щеках, и веснушки на плечах, и складка на лбу, когда ты хмуришься, и мягкие волосы на ногах, и мне нравится твой живот, когда я его вижу, и спасибо, что позволил мне его увидеть, потому что он такой красивый. И мне нравится твой смех. Мне нравится, когда ты произносишь мое имя. Мне нравится разговаривать с тобой, и я думаю, что хочу делать это каждый день до конца своей жизни, и разве это не слишком много, чтобы написать в любовном письме? Я не знаю, я ничего не знаю, я просто знаю, что мне нравится в тебе все, и я, я хочу, чтобы ты это знал.
Реки издал приглушенный звук, и Ланга сглотнул, его щеки были такими теплыми, что он перевернул страницу. Он взглянул поверх нее, и его сердце сжалось, потому что, ох, Реки натянул угол одеяла на рот и нос, но Ланга все еще мог видеть, как горячий румянец поднимается к его ушам, и как его сердце бешено колотится. Ланга неуклюже откашлялся.
—Есть… здесь есть еще кое-что, ты хочешь, чтобы я—
— Ланга, — выдавил Реки, а затем поднял лицо, его щеки ярко горели, и он обхватил лицо Лангу ладонями. — Ланга, ты такой… такой чертовски милый, ты хоть понимаешь—
И, ох, теперь лицо Ланги тоже горело. — Я не—
— Так и есть.
— Это ты милый, я—
— Ланга, — повторил Реки, его голос был напряженным и хриплым, а затем он использовал лодыжку, чтобы притянуть Лангу еще ближе, их тела прижались друг к другу, обоим стало очень тепло под одеялами, и Ланга почувствовал, как горячий румянец распространяется по его груди. — Ланга, Ланга, я люблю тебя, я так сильно люблю тебя. — Он поцеловал Лангу в щеку, раз, а затем два, яростно и страстно, пока Ланга не задрожал у него на груди. Затем Реки выдохнул: — Ты можешь, можешь прочитать остальное?
И, ах. Ланга не был уверен, что сможет когда-нибудь снова что-нибудь сказать, но ему удалось выдавить слова изо рта, его глаза скользили по кривым иероглифам, которые он так старался написать четко. Письмо было менее связным, чем помнил Ланга — оказывается, он постоянно повторялся, иногда перескакивая на другую тему в середине незаконченного предложения. Это было не идеально, но дыхание Реки прерывалось каждый раз, когда Ланга спотыкался о какую-то деталь, которая заставляла его ерзать, например, когда он говорил о разговорах с Реки, или о том, как он катался лучше, чем кто-либо другой, когда штормило, и о том, как он всегда спрашивал, хороши ли поцелуи, когда они заканчивались.
— Они всегда хороши, — сказал Ланга, его лицо было теплым, и Реки издал еще один приглушенный звук, уткнувшись в одеяло. — Они всегда идеальны, но я просто думаю, что это мило, что ты спрашиваешь.
Лицо Реки всплыло, а затем он убрал страницы со своего пути, его лицо было таким ярким и красным, а грудь вздымалась. — Ланга, — его голос слегка дрогнул, и он поморщился. — Ланга. Ты все это написал обо мне?
Ланга сглотнул. — Да, — выдавил он, и руки Реки прижались к его спине, когда он издал еще один сдавленный звук, почти отчаянный в том, как он прижал Лангу к себе. — Я же сказал, что… я много думаю о тебе. И я хотел записать эти мысли, чтобы, может быть, ты понял, какой ты замечательный.
Реки извивался, крепче сжимая Лангу. — Могу и я написать для тебя?
Ланга снова покраснел, став еще теплее, от удивления. — Что?
— Можно я тоже напишу тебе любовное письмо? Я тоже хочу сказать тебе, какой ты классный, когда катаешься на скейте, и как мне нравится, когда ты смеешься над моими шутками, даже когда они не смешные, и какой милый у тебя ужасный почерк, ха, и, и про твой горячий акцент, и мне нравилось видеть, как ты носишь этот кроп-топ, и, и мне нравится целовать тебя, и все такое, и, и, и, — и его глаза метнулись вниз к губам Ланги, и тот почувствовал, как у него пересохло в горле, его грудь глухо стучала, когда ноги Реки натыкались на его ноги, его волосы растрепались по подушкам.
— Можешь написать, если хочешь, — выдавил Ланга. Его сердце было таким горячим, когда он думал о том, чтобы прочитать любовное письмо, написанное для него Реки, письмо, которое он мог бы спрятать в безопасном месте и читать снова, снова и снова, когда чувствовал бы себя неуверенно. Он сглотнул, потому что каким-то образом Реки всегда знал, что нужно Ланге, и от того, как он прижимался к нему, у него закружилась голова, а потом Реки снова посмотрел на его губы, и Ланга подумал о том, чтобы поцеловать его, о том, как они будут лежать в этой постели и целоваться, пока их рты не заболят и они не задохнутся, пока они будут бормотать «я люблю тебя» в губы друг другу, и о, о, о, о…
Он едва мог дышать от того, как сильно хотел этого.
— Могу я, — начал Реки, и Ланга мог думать только «да, да, да», а затем Реки спросил, его горло хрипело, — Могу я попробовать кое-что?
Ланга кивнул так быстро, как только мог.
— Да, — сказал он, его сердце прижалось к груди, потому что, боже, он надеялся, что это кое-что включало в себя поцелуи. Реки вскарабкался и перекинул одну из своих ног через тело Ланги. Сердце того заколотилось при виде растрепанных волос и широких плеч Реки с футболкой Ланги, натянутой на его руки, а затем парень устроился на нем, переместив свое тело так, что он лежал на груди парня, и все дыхание со свистом покинуло легкие Хасегавы.
В голове у него помутилось, шея вспыхнула, потому что, о боже. Реки лежал на нем, и вес его тела был таким приятным, что Ланга мог заплакать. Он боролся за еще один вдох, сжимая руки в кулаках по бокам футболки Реки, его горло распухло от нахлынувших чувств, все его нервные окончания горели.
Реки слегка пошевелился, приподнялся на локтях и посмотрел на Лангу. — Я тяжелый? — спросил он, и Ланга слегка застонал.
— Да, — выдавил он, и о, боже. — А, это… мне это нравится.
Реки засмеялся, затаив дыхание. Он осторожно поднялся и обеими руками убрал волосы Ланги с лица, его пальцы были такими нежными, что сердце Ланги сжалось, так сильно, потому что, о боже, одеяло почти душило его, теплое, уютное и мягкое, как будто ничто не могло причинить ему боль, ничто не могло коснуться его, кроме сладкого, сладкого прикосновения кончиков пальцев Реки. Он чувствовал дыхание парня и нетерпеливое подергивание ее ног, и ему удалось сказать:
— Это заставляет меня чувствовать себя… в безопасности.
Реки снова рассмеялся, наклонив голову, чтобы поцеловать шрамы от прыщей на подбородке Ланги. Ланга вздрогнул под ним, и Реки промычал: — О, Ланга, — и снова убрал волосы парня со лба. Ланга услышал мягкую улыбку в голосе Реки, когда он продолжил: — Ты же знаешь, что рядом со мной ты всегда в безопасности, верно?
Ланга сглотнул, а затем кивнул, потому что знал, что Реки всегда заставлял его чувствовать себя любимым, защищенным и свободным. Даже когда случались плохие вещи, у них всегда было безопасное место здесь, когда они прижимались друг к другу, нежно касаясь друг друга кончиками пальцев.
— Ты тоже, — выдавил Ланга, открывая глаза и наблюдая за тем, как в уголках глаз Реки появились складки от улыбки.
— Я знаю, — пробормотал Реки. Он поцеловал Лангу в уголок рта, и дыхание того участилось, сердце бешено заколотилось. — Мне это нравится. Я подумал, тебе тоже понравится, потому что тебе понравилось, когда я сидел у тебя на коленях.
Ланга снова зажмурился, пытаясь дышать, стараясь не слишком сильно покраснеть, но, вероятно, было уже слишком поздно, потому что Реки снова хихикал, прижимаясь к нему, осыпая его лицо поцелуями.
— Ланга, — прошептал Реки с мягкой улыбкой в голосе, когда он поцеловал левую бровь парня, ту, которая никогда не росла правильно, — Все в порядке. Мне тоже понравилось, ясно? Мне все нравилось.
Ланга еще раз глубоко вздохнул, снова открыл глаза и посмотрел на Реки с его милыми раскрасневшимися щеками, ямочками и крошечной вмятиной на нижней губе.
— Мне нравятся твои губы, — выпалил Ланга, сам того не желая, и Реки снова захлебнулся смехом.
— Ха, — усмехнулся он, потирая лицо тыльной стороной ладони. — В самом деле? Хочешь поцеловать их? Тебе разрешено, ты же знаешь.
И, ох, сердце Ланги бешено колотилось в груди.
— Да, пожалуйста, — выдавил он, потягиваясь, и Реки обхватил его лицо обеими своими теплыми-теплыми руками и наклонился, чтобы столкнуть их носами. Он слегка прикоснулся губами к губам Ланги, и тот подавил всхлип, потому что даже малейшее прикосновение было так приятно — сухие, потрескавшиеся губы Реки касались его собственных. Медленно Реки придвинулся ближе, нежно прижимаясь губами и потирая большими пальцами щеки парня, и Ланге захотелось зарыдать от того, как он был любим.
— Хорошо? — прошептал Реки, Ланга почувствовал, как его губы произносят это слово, и он отчаянно кивнул. Реки снова наклонился, расположив голову так, что их рты соединились. Он провел пальцами по скулам Ланги, целуя его долго и медленно, его ноги опустились по обе стороны от тела парня, так что их сердца прижались друг к другу, сливаясь в одно твердое, тяжелое сердцебиение между ними.
— Я люблю тебя, — вставил Ланга между поцелуями, и Реки слегка рассмеялся, а сердце Ланги наполнилось радостью, потому что это была самая сладкая вещь в мире, смех Реки, задыхающийся смех, который он издавал, когда был ошеломлен или смущен. Может быть, он бы мог всегда смеяться, когда Ланга бы шептал «Я люблю тебя», и, ох, Ланга шептал бы это каждый божий день так долго, как только мог.
— Я тоже тебя люблю, — пробормотал Реки. Он снова поцеловал Лангу в губы, его большие пальцы поднялись, чтобы потереть виски парня, его брови. — Я люблю целовать тебя, ах, могу я, могу я поделать это еще немного?
— Угу, — согласился Ланга, и Реки тихо промурлыкал, снова наклоняясь к нему. На этот раз его рот легче скользнул по губам Ланги, его язык на мгновение коснулся нижней губы парня, прежде чем он вошел в успокаивающий ритм поцелуев, отстранился и опустился, чтобы поцеловать снова, и о, о, Ланга чувствовал сердцебиение Реки, такое же медленное, как и у него самого, когда руки парня играли с его волосами.
— Я так долго хотел это сделать, — пробормотал Реки, прижимаясь к нему. — Просто… я просто хотел не спеша целовать тебя, понимаешь? Мог бы целовать тебя, ах, часами.
Ланга тяжело вздохнул, его глаза горели, потому что он так долго хотел того же — иметь возможность лелеять каждый маленький поцелуй и прикосновение, замедляться и ценить все, что связано с Реки.
— Теперь ты можешь, — прошептал он, и Реки поцеловал вмятину в уголке его рта, потом в щеку, затем снова в губы. Его губы были невероятно сладкими везде, где он касался, и Ланга с трудом мог поверить, что ему позволено чувствовать что-то настолько хрупкое и прекрасное, как Реки, лежащего на нем, с запутанными пальцами в его волосах, целуя его, как будто он был драгоценностью.
Может быть, и Ланга был драгоценен. От этой мысли у него перехватило горло.
— Я люблю тебя, — снова прошептал он, — Я люблю тебя, я люблю тебя, — и Реки прошептал это в ответ, его язык на мгновение прижался к нижней губе Ланги, горячий и нежный, и тот приоткрыл губы, его дыхание участилось, потому что он хотел, чтобы Реки углубил поцелуй, он хотел дышать в губы парня, он хотел почувствовать все теплые покалывающие чувства, которые всегда вызывал у него Реки. Реки снова осторожно провел языком по нижней губе Ланги.
— Ты научил меня этому, — и Ланга снова чуть не захныкал, потому что, ох, то, как Реки говорил, когда они целовались, шепча свои мысли в губы Ланги, его голос был хриплым и совершенным, это заставляло голову Хасегавы затуманиться. — Ты научил меня всему этому, — выдохнул Реки, а затем его язык коснулся неба Ланги, и тот застонал, его руки вцепились в одеяло, и Реки сделал это снова, долго и медленно, пальцы Ланги свернулись в носках, его голова глубже погрузилась в подушки, когда он захныкал, и, боже. Ему следовало бы смутиться, издавая все эти звуки, даже в пустой квартире, но он ничего не мог с собой поделать. От того, как Реки облизал уголок рта, у Ланги затекли ноги, как будто он слишком быстро встал, но, ох, это было так приятно.
— Тебе это нравится, — вновь прошептал Реки, и Ланга подавился очередным стоном, пытаясь найти руки парня под одеялом, чтобы удержать его. Он вцепился в локти Реки, когда нашел их, пластыри царапали его ладони, и Реки снова поцеловал его в щеки и подбородок, чтобы Ланга мог перевести дыхание.
— Мне это нравится, — выдохнул Ланга, и он почувствовал, как Реки улыбнулся ему в подбородок, быстро поцеловав нижнюю часть его челюсти, прежде чем вернуться к губам Ланги. Его губы были такими теплыми и сладкими, когда они целовались, и Ланга издал еще один приглушенный звук, пытаясь ответить на поцелуй как можно лучше, его пальцы вжались в мягкую кожу рук Реки. Он неуклюже попытался лизнуть губы Реки, потому что, ох, он хотел почувствовать сладкое прикосновение языка парня к своему, он хотел почувствовать, как Реки тяжело дышит ему в рот, и он почувствовал, как дыхание Реки сбилось, едва слышный стон вырвался из него. Затем Реки отстранился с несколькими целомудренными поцелуями, и Ланга едва удержался, чтобы не заскулить.
— Ланга, — пробормотал Реки, его пальцы запутались в волосах парня. Ланга был таким раскрасневшимся и отчаявшимся, и Реки был так близко, что тот хотел поцеловать еще, он хотел целовать его, пока Реки не почувствовал бы себя таким же расплывчатым и легкомысленным, как и он, и в своем неуклюжем мозгу Ланга попытался собрать воедино слова, чтобы спросить. Реки так хорошо умел просить, и Ланга хотел убедиться, что он сделает то же самое, ему нужно было убедиться, что Реки хочет этого так же сильно, как и он сам.
— Еще? — наконец ему удалось выдохнуть, и он услышал хриплый смех на своих губах, когда Реки облизал его губы, едва поцеловав, и, ох, Ланга уже снова задыхался.
— Еще, пожалуйста? — Реки пробормотал, и Ланга снова попытался не хныкать, потому что знал, что Реки дразнит, всегда дразнит, нежно дергая того за волосы, и он раздраженно выдохнул в губы парня.
— Пожалуйста, — сказал он, но тут ему пришла в голову мысль, и он сжал руки Реки и выдавил: — Детка, — и, ох, у Реки снова перехватило дыхание, он наклонил голову, прижавшись губами к плечу Ланги. Он пробормотал что-то, чего Ланга не расслышал, и в отчаянии он сжал его руки, а Реки приподнял голову всего на дюйм, чтобы пробормотать:
— Ты можешь повторить это еще раз?
Ланга начал шептать, прежде чем он даже смог осмыслить слова: — Реки, детка, мой Реки, малыш, — Реки издал горловой звук, почти стон, и Ланга ахнул: — Мой малыш, — а затем Реки снова поцеловал его, яростно, его руки вновь запутались в волосах Ланги, и тот задохнулся, его щеки были такими горячими, такими горячими, когда кончики пальцев Реки провели по шее, наклоняя его голову вверх.
Язык Реки был восхитителен, он скользил по нижней губе Ланги, пробегал по небу парня, и Ланга тоже неуклюже пытался использовать свой язык, пока дыхание Реки не стало прерывистым и неровным, а его руки не вцепились в волосы Ланги, их губы нащупывали друг друга. Ланга подумал, что он может развалиться на части под звяканье их зубов, но он этого не сделал, потому что тело парня было твердым и реальным на нем, удерживая его на месте, и когда Ланга снова задохнулся, Реки отстранился, тяжело дыша.
— Ты так прекрасен, Ланга, Ланга.
Ланга всхлипнул, крепче сжимая руки Реки, и тот снова поцеловал его в губы, прошептав: — Я люблю тебя, — прежде чем растаять в его объятиях.
Они целовались так долго, что все связные мысли Ланги затуманились, его голова была полна только Реки — руки Реки в его волосах, грохочущий пульс Реки, горячий, сладкий рот Реки, отстраняющийся и вновь встречающийся с его собственным, снова и снова. Его конечности потерялись среди одеял, все его чувства сосредоточились на прижатии их грудей друг к другу, на ощупывании их губ, на кончиках пальцев Реки, на грубых пластырях на его ладонях. Все было теплым, теплым гудением
он любит меня, я люблю его, он любит меня, я люблю его, я люблю его, о боже, я люблю его.
Реки снова втянул нижнюю губу в рот, дергая зубами так, что у Ланги закружилась голова, а затем они услышали, как в замке повернулся ключ, и Реки вскарабкался вверх, шепча «
дерьмо» в темноту. Его вес тяжело опустился на колени Ланги, и тот попытался не задохнуться, о боже, о боже.
Его мама вернулась домой.
— Ланга? — позвал ее голос, когда входная дверь закрылась за ней, и Реки пошевелился, оглянувшись через плечо и положив теплые руки на живот парня. Дыхание Ланги снова сбилось, сердце бешено колотилось, он старался не обращать внимания на то, как ладони Реки прижимаются к его футболке, и тот снова взглянул на него и одними губами произнес: —
Ты в порядке?
И, ах, он понятия не имел. Ланга попытался сглотнуть, но его лицо так покраснело, а когда он прочистил горло, то просто услышал, как это было грубо и хреново.
— Я здесь, — прокричал он, но его голос дрогнул на полпути, и он снова покраснел, а Реки над ним прижал руку ко рту, пытаясь подавить смех. Ланга пристально посмотрел на него, его грудь тяжело вздымалась, и ему удалось снова сказать: — Я здесь.
— Хорошо, дорогой. — Он слышал стук ее туфель в прихожей. — Не забудь упаковать свой обед на завтра, прежде чем ложиться спать!
Реки сильно прикусил костяшки пальцев, чтобы не шуметь, его глаза сверкали, когда Ланга выдавил: — Хорошо.
Боже, он звучал абсолютно уничтоженным.
Реки снова захихикал, как только они услышали, как закрылась мамина дверь, и Ланга слабо ударил его в грудь.
— Прекрати, — пригрозил он, и плечи Реки затряслись сильнее, вероятно, от того, как скрипучий голос Ланги надломился на середине слова. Он снова ударил Реки, покраснев и стараясь не слишком сосредотачиваться на диких, растрепанных кудрях вокруг лица парня или на помятом воротнике его футболки. Ланга снова откашлялся и выдавил: — Это все из-за тебя.
Реки убрал руку ото рта, его лицо сияло, когда он улыбался Ланге. — Ха, — сказал он тихо, чуть громче шепота, улыбка была так очевидна в его голосе. — Мне нравится, как это звучит.
Ланга закрыл лицо руками, и Реки снова засмеялся, еще тише, и наклонился, чтобы поцеловать его костяшки пальцев. Он прошептал извинения в пальцы Ланги, и, наконец, лицо того остыло ровно настолько, чтобы он убрал руки со своих пылающих щек и встретился с губами Реки один, два, три раза.
Затем, наконец, Реки скатился с Ланги и повалился на спину на кровать.
— Чувак, — выдохнул он, его пальцы нащупали Лангу, одеяло с рукавами все еще было обернуто вокруг него. — Мы целовались… сколько времени? Очень долго.
Ланга потер щеки свободной рукой, взглянув на часы. Он постарался не покраснеть снова из-за того, как поздно было — они целовались по крайней мере час, может быть, больше. Боже, Реки был одержим. Ланга уже чувствовал, сколько часов лета он собирается потратить на медленные поцелуи с Реки, но он также знал, что это будут самые счастливые часы в его жизни, поэтому он просто снова откашлялся. — Да, — протянул он. — Некоторое время мы на это потратили.
Реки снова выдохнул, полусмеявшись, и сжал пальцы Ланги. — Ты хочешь спать?
Ланга кивнул, все еще пытаясь справиться с дыханием и сердцебиением, но заставил себя сесть. — Мне нужно в туалет.
Реки снова рассмеялся. Ланга встал на дрожащие ноги, направляясь в ванную. В конце концов он еще принял душ, потому что его тело было покрыто грязью и небольшим количеством крови из скейт-парка, а теплая вода успокаивала, расслабляя его напряженные конечности. Он осторожно вытер волосы полотенцем, почистил зубы и направился обратно в спальню.
Он поймал Реки на том, как тот засовывает письмо с признанием в рюкзак, прежде чем он тоже выпрямился. Он подошел к Ланге, положил ладони на чистую кожу его предплечий и поднялся на цыпочки, чтобы чмокнуть его в губы.
— Можно я тоже воспользуюсь твоим душем? — спросил Реки, и Ланга кивнул, его лицо потеплело от того, как небрежно парень поцеловал его, а затем тот поцеловал его снова, и они стояли там несколько долгих минут, снова потерявшись друг в друге.
Наконец, Реки отстранился с раскрасневшимися щеками и улыбкой, сжал руки Ланги, прежде чем убежать в ванную, и тот рухнул на кровать и вдохнул приятный, теплый запах Реки на простынях.
Ему потребовалось много времени, чтобы пошевелиться. Он слышал, как включился и снова выключился душ, и знал, что его мать поймет, что Реки остался на ночь, но надеялся, что у нее хватит такта спросить его об этом наедине. Конечности Ланги были вялыми и измученными, но он, наконец, сумел заползти под одеяло, уткнувшись лицом в прохладную подушку, слишком усталый, чтобы даже поднять голову, когда услышал, как Реки тихо вышел из ванной.
— Ланга? — прошептал Реки, Ланга издал какой-то звук, и парень осторожно забрался на кровать, откинув одеяло и скользнув под него. Ланга уже собирался перевернуться, но тут почувствовал, как рука Реки нерешительно опустилась ему на бедро, поверх спортивных штанов. Дыхание Ланги застряло у него в горле, и тогда Реки спросил: — Могу я, могу я обнять тебя?
Ланга попытался сглотнуть, уткнувшись лицом в подушку, чтобы подавить румянец.
— Угу, — протянул он в ответ, и Реки издал горловой звук, поспешно придвигаясь ближе, пока его грудь не прижалась к Ланге со спины, а его рука обхватила живот, становясь теплой и приятной тяжестью на теле парня.
Ланга позволил своим глазам закрыться, когда у него вырвался долгий выдох, и, возможно, он тоже издал какой-то звук, потому что Реки извивался рядом с ним, сжимая его еще крепче. Мозг Ланги снова затуманился, самым сладким образом, его голова откинулась на подушки, а ноги Реки оказались между его лодыжек. Он почувствовал, как его рот растянулся в улыбке, когда губы Реки прижались, теплые и влажные, к его затылку, к тому же месту, которое он поцеловал в первый раз, когда они так обнимались. Голос Реки был хриплым и безупречным, когда он прошептал: — Спокойной ночи, малыш.
Спокойной ночи, ответил Ланга, хотя только мысленно, потому что он уже спал.
Спокойной ночи, Реки, мой Реки, моя любовь.
***
— Как я выгляжу? — спросил Реки, оборачиваясь перед школьными воротами и подбрасывая скейтборд в руке.
Ланга пристально посмотрел на него. Дикие, яркие волосы Реки были убраны со лба голубой повязкой, его красные щеки ярко горели под утренним солнцем, а форменная рубашка была слегка помята от падения, которое произошло во время поездки. В его глазах светилась яростная уверенность, а подводка для глаз, которую он нанес, была немного неровной, слегка размазанной с левой стороны, но все в нем было таким ярким, что грудь Ланги казалась напряженной и полной.
Он сжал пальцы Реки, пытаясь подобрать правильные слова. Несмотря на то, что ранее Реки трижды поцеловал его на доброе утро, смеясь ему в губы, все еще было трудно поверить, что кто-то такой красивый хотел быть его парнем, и Ланга не был уверен, что у него когда-нибудь найдутся слова, чтобы выразить это.
Поэтому он просто сказал: — Ты выглядишь потрясающе, — и он имел это в виду. Он снова сжал руку Реки. — Ты потрясающий, Реки.
В то утро, после того как Ланга прошептал: «Я тебе все еще нравлюсь?» — и Реки поцелуем прогнал все сомнения, они, спотыкаясь, вошли на кухню и обнаружили, что мама Ланги варит кофе. Она посмотрела на Лангу, подняв брови, что заставило его покраснеть до самой груди, и он пробормотал какое-то оправдание о том, что ему нужно собираться в школу, и только тогда он нашел тюбик подводки для глаз в своих мятых форменных брюках, поспешно брошенных на пол спальни.
Глаза Реки стали такими большими, когда он держал подводку в руках. Он ничего не сказал, потеряв дар речи, возможно, впервые за все время, но крепко обнял Лангу, словно пытаясь выразить, как много значит для него этот подарок. Потом он сел за кухонный стол, сложив руки на коленях, и позволил матери Ланги аккуратно нарисовать черные линии на его веках.
Реки снова сжал его руку, и Ланга спрыгнул со своего скейтборда, сунув его под мышку. Вокруг них их одноклассники проходили через ворота, болтая об экзаменах, лете и свежих слухах, и когда мимо проходила девушка, Ланга уловил звук своего собственного имени, но это не имело значения. Все это не имело значения. Ланга крепче сжал пальцы Реки, указывая на их сцепленные руки, и тихо спросил: — Это нормально?
Они еще не говорили о том, чтобы открыто заявлять о своих отношениях в школе. Но Реки кивнул, свирепый взгляд сверкнул в его глазах, и успокаивающе ответил: — Это более чем нормально.
Ланга глубоко вздохнул и тоже кивнул. С рукой Реки в своей, подумал он, ему не нужно ничего бояться. Пусть люди смеются над их облупившимся лаком для ногтей или насмешливо кричат на них через двор; Ланга не боялся их, и он не боялся остаться один, по крайней мере, не сейчас, не под жарким солнцем, не под смех вокруг них и не с теплой, потной ладонью Реки, прижатой к его ладони.
Ланга знал, что страх вернется снова. Но, может быть, Реки будет рядом с ним, когда это произойдет.
Они пожали плечами и направились к школьным воротам. По спине Ланги скатилась капля пота, но он расправил плечи, глядя прямо перед собой, и большой палец Реки потер его костяшки, напряженный и решительный. Двор широко раскинулся и теснился вокруг них, булыжники под их ботинками были горячими, и когда они подошли к ступенькам, Ланга краем глаза заметил вспышку красной помады.
Он чувствовал на себе взгляды группы девушек, на своем лице, на своей руке, сжатой в руке Реки, но он не смотрел на них. Он знал, что девушки шепчутся о нем, о его парне, и надеялся, что тот не станет их слушать, надеялся, что Реки никогда больше не услышит ни слова из того, что они сказали.
Вместе они поднялись по ступенькам, и Реки тихо предупредил: — Если кто-нибудь попытается тебя задеть… — и тогда Ланга поспешно обрезал его фразу:
— Если кто-нибудь попытается задеть
тебя—
Реки рассмеялся, снова сжал его руку и плечом распахнул дверь, повернув голову, чтобы улыбнуться Ланге. Сердце Ланги заколотилось, потому что подводка каким-то образом сделала складки у глаз Реки более озорными.
— Что? Что ты тогда сделаешь? — поддразнивающе спросил Реки, тыкая языком в свою щеку. — Скажешь им, что я идеален?
Сердце Ланги снова забилось, лицо порозовело. Ему все еще было неловко вспоминать, как он кричал это Нанами, но это было правдой, поэтому он просто сказал «Да» и снова сжал пальцы Реки. Тот рассмеялся, качая головой, его волосы рассыпались по лицу.
— Люблю тебя, — проговорил он тихо и нежно, и они свернули за угол в другой коридор, где солнечный свет ярко играл на кафельном полу. Среди толпы студентов Ланга вдруг заметил длинный, волочащийся за спиной хвост, и ох, Юа. Он вспомнил Юа и ее помятую коробку с сердцем, брошенную на земле, и быстро сглотнул.
— Реки, — позвал его он, пытаясь незаметно жестом указать туда, где Юа стояла у своего шкафчика, снимая фотографии с внутренней стороны дверки. Реки проследил за его взглядом, его брови поднялись в знак понимания, и они в последний раз сжали руки, прежде чем отпустить их. Ланга вытер потную ладонь о форменные штаны. Было бы нечестно держаться за руки перед Юа так скоро после ее признания; она этого не заслуживала. Возможно, Реки мог бы рассказать Юа о Ланге в другой раз, если она захочет остаться друзьями, но не сегодня.
Они пробирались по переполненному коридору, и Юа слегка повернулась, заметив их. Она улыбнулась, нерешительно помахав рукой, и Реки помахал в ответ, как всегда, полный энтузиазма.
— Привет, Юа.
— Привет, Реки, — поприветствовала его она, откидывая волосы назад. Она взглянула на Лангу с какой-то застенчивостью в глазах, как будто все еще не была уверена, что именно о нем думать. — Привет, Ланга-кун.
— Называй меня просто Лангой, — улыбнулся он, немного путаясь в словах, и Реки сдвинул их ноги вместе, хихикая про себя. Лицо Ланги потеплело, и Юа посмотрела между ними, снова нерешительно улыбаясь.
— Ланга, — повторила она, и тот неуклюже улыбнулся ей в ответ, когда Реки прислонился к шкафчикам. Трудно было поверить, что она была тем же человеком, который стоял перед ним в том дворе, когда позади нее бушевала буря. В тот день она казалась больше, чем в жизни; сегодня она была просто девушкой, девушкой с кривым бантом униформы, неровной челкой и единственным проколом в одном ухе, другой был закрыт пластырем.
— Что ты делаешь? — спросил Реки, указывая на стопку фотографий в своих руках, скотч все еще оставался на внутренней стороне ее шкафчика. Юа взглянула на фотографии, подняв их.
— Ну, уже конец года, — начала она. — Поэтому я хотела очистить свой шкафчик. Хотя я могла бы выбросить некоторые из них. — Она почесала ногой лодыжку, издав неловкий смешок. — Я сейчас немного разочарована в некоторых моих друзьях. Ну, ты знаешь.
Она взглянула на них, и у Ланги немного заныло в груди от нерешительности в ее глазах. Это был такой знакомый взгляд, который он столько раз видел в зеркале ранним утром в Канаде, когда чистил зубы перед школой. У него снова возникла странная мысль, что они разделяют одни и те же чувства, за исключением того, что на этот раз эти чувства не были связаны с Реки. Они были о страхе и беспокойстве быть нежеланными, быть в одиночестве, о перешептываниях одноклассников, о страхе непонимания того, как сильно ты нравишься мальчикам, о тревожности из-за того, что ты думаешь, что все испортишь.
Возможно, они были более похожи, чем он думал.
— Оу, мне очень жаль, — опустил голову Реки, делая сочувственное лицо. Болтовня вокруг них усилилась, а затем снова стихла, с приливами и отливами их одноклассников, идущих по коридору, и Ланге внезапно пришла в голову мысль. Прежде чем он смог остановить себя, он сказал:
— Ты можешь пообедать со мной и Реки, если хочешь, — потому что Реки говорил, что хочет остаться друзьями, и, возможно, Ланга тоже мог бы подружиться с ней, если бы Юа этого захотела. Вероятно, ему было бы полезно обзавестись новыми друзьями.
Юа застенчиво улыбнулась. Она кивнула, ее мягкие глаза сморщились по краям, а руки опустились на фотографии. — Я бы с удовольствием, — еще раз улыбнулась она, и Ланга почувствовал, как узел в животе расслабился, хотя до сих пор он и не подозревал о его существовании.
***
За обедом Ланга узнал много нового о Юа. Он узнал, что она любит сидеть, скрестив ноги, как и Реки, и что ее родители слишком много работают, чтобы готовить, поэтому она всегда ест в школе покупную еду. Он узнал, что ей нравится водить племянницу на детские площадки, она любит рисовать акварелью, и что она любит растения, хотя ей никогда не удавалось сохранить их живыми.
Он понял, что не так уж плохо разделять свой обед с Реки с кем-то еще, по крайней мере, время от времени.
— Значит, ты бросаешь… как ее там зовут, — говорил Реки, воруя палочками еду из бенто Ланги, который явно находился под впечатлением от того, как тот нагло себя ведет. — Нанами? Вы же, девчонки, дружили с начальной школы.
Юа слегка вздохнула, потирая колено и глядя на бетонную крышу между ними. Ланга на мгновение задумался, каково это — дружить с кем-то так долго, жить в одном и том же месте всю свою жизнь, а затем Юа сказала: — Да, да, я на самом деле… Реки, я хотела извиниться за нее, я…
Реки взмахнул палочками для еды, случайно бросив рис на воротник Ланги, и остановил ее: — Оу, нет, ты не обязана, — но Юа перебила его, сказав:
— Я хочу! Потому что, потому что я знаю, почему она так взбесилась. — Она разгладила края юбки и поморщилась, теплый ветер играл с кончиками ее волос. — На самом деле, мы встречались с ней в течение нескольких месяцев, летом. Я думала, что мы сможем остаться друзьями и после того, как все закончится, потому что мы были друзьями и раньше. Но я думаю, она все еще считает, что это ее работа — защищать меня, хотя я и сказала ей прекратить это делать. — Она перевела дыхание. — Я просто хочу начать все сначала, понимаешь? Но я беспокоюсь, что… что никакие другие группы друзей не захотят принимать меня.
Ее волосы снова развевались вокруг лица, красивое голубое небо было ярким и бесконечным позади нее, и грудь Ланги болела, когда он неуклюже пытался вытащить волосы изо рта. Ланга искоса взглянул на Реки, а тот искоса взглянул на него, а затем Реки поставил ноги на свою доску, скользя ею по крыше, пока она не ударилась о ноги Ланги, задавая безмолвный вопрос. Ланга вспомнил, как он был одинок, и как он был заточен в своей голове, а потом нашел Реки, нашел скейтбординг, поездки на поезде в конце дня, газировку в автомате и прилив адреналина, когда они вместе мчались по хафпайпу, доски крутились в воздухе, пойманные среди солнечного света, ветра и неба.
Каждый заслуживал шанса почувствовать себя таким живым.
— Юа, — начал Реки, придвигая доску к себе. — Ты когда-нибудь хотела научиться кататься на скейте?
***
Вероятно, Ланга провалил все свои выпускные экзамены, потому что они с Реки провели так много времени, лежа горизонтально на солнышке на кровати парня, целуясь, обнимая друг друга за бока, и очень мало времени на изучение учебников, разбросанных вокруг них. Но финальные экзамены уже прошли, и теперь Ланга стоял с матерью на пороге дома семьи Реки, теребя неудобный воротник своей застегнутой на все пуговицы рубашки.
Мама Ланги позвонила в дверь, через несколько секунд дверь с визгом распахнулась, и оттуда высунулась голова Реки.
— Здравствуйте, мама Ланги, — поздоровался он, ухмыляясь, и Ланга нахмурился, хотя его мама слегка рассмеялась.
— Я же просил тебя не называть ее так, — сказал он, и Реки дерзко улыбнулся ему, высунув язык сквозь зубы. Щеки Ланги предательски вспыхнули, и он нахмурился еще сильнее.
— Хорошая рубашка, — хихикнул Реки, открывая дверь пошире и отступая в сторону, чтобы пропустить маму Ланги внутрь. Ланга потянул его за воротник майки, пытаясь пнуть Реки, когда тот перелезал через порог, но тот слишком быстро отскочил в сторону.
— Мама заставила меня надеть ее, — пробормотал Ланга, его лицо все еще было теплым. — Не смейся надо мной.
Реки снова хихикнул, захлопнул дверь и прижался голым плечом, теплым и хорошеньким в своей желтой майке без рукавов, к Ланге. — Это довольно мило, — сказал Реки, шея Ланги вспыхнула, и он поспешно попытался толкнуть парня локтем.
— Прекрати, — снова зашипел он, и Реки рассмеялся, обойдя его и поднявшись на носочках, чтобы поцеловать Лангу в щеку. Лицо того горело там, где его коснулись губы парня, даже несмотря на то, что обе их мамы стояли спиной к ним, болтая о банановом хлебе, который принесла мама Ланги. Чтобы все было честно, Ланга схватил Реки за руку и поцеловал его в лоб под повязкой.
Реки снова рассмеялся, его щеки вспыхнули, и он снова прижал их плечи друг к другу. — О, — протянул он. — Я из-за тебя покраснею.
— Ты уже покраснел, — сказал Ланга, подталкивая его в ответ, и смех Реки на этот раз был немного более задыхающимся, его уши загорелись красным. Он был так хорош в залитой солнцем прихожей, что у Ланги руки чесались обхватить его лицо и глупо поцеловать, но, конечно, он не мог этого сделать, потому что они пришли позавтракать с семьей Реки, и их матери были прямо там.
Мама Ланги, казалось, не удивилась, когда Ланга наконец набрался смелости сказать ей, что они с Реки начали встречаться. Она обняла его, пригладила волосы и задала множество вопросов, в основном о той ночи, когда она застала его рыдающим над дурацкими подсолнухами, но Ланге удалось ответить на все вопросы, не вспотев от волнения. Несколько дней спустя и Реки рассказал об этом своей матери, повторив испытание Ланги в своей спальне, с множеством преувеличенных стонов и диких движений руками. По-видимому, было много объятий, осыпаний его поцелуями и неловких слов, таких как: «Мой ребенок уже вырос».
А теперь они на позднем завтраке, что было в равной степени неловко, особенно с тех пор, как их мамы смеялись вместе над детскими фотографиями Реки, как будто они были лучшими подругами.
— Давай возьмем еду с кухни, — предложил Реки, хватая Лангу за руку и таща его через дом. — Я утащу тебе лишнюю выпечку.
Ланга сжал пальцы, все еще невероятно теплые от прикосновения ладони Реки к его собственной. Они встречались всего полторы недели, но, держа руку Реки, Ланга все еще чувствовал, как в животе у него порхают бабочки, а сердце наполняется чем-то нервным и головокружительным. Когда они добрались до кухни, ему удалось украсть еще один быстрый поцелуй, прежде чем младшие сестры Реки вбежали в комнату.
И, возможно, это было ошибкой, потому что теперь Ланга чувствовал себя розовым и теплым на протяжении всего завтрака, его рот покалывало от ощущения губ Реки, вкуса гигиенической помады, которую Ланга подарил ему из своего тайного запаса подарков. Кухонный стол Кяна был маленьким и переполненным, и бедро Реки прижималось к бедру Ланги на протяжении всей трапезы, когда он пытался говорить громче, чем его сестры, настаивая на том, что «
Скетчи не собака, а лиса фенек», и «
заткнись, прекрати, теперь моя очередь говорить!». Ланга прижался к нему так незаметно, как только мог, потому что взволнованное размахивание руками Реки заставляло его грудь ощущаться пушистой и нежной, и, боже, Реки был таким милым, не так ли? Он был самым милым мальчиком в мире, и он был парнем Ланги, и Хасегава чувствовал себя неописуемо счастливым, сидя рядом с ним в окружении людей, которых они любили.
Он прислонился к Реки так осторожно, как только мог, и тот повернулся к нему, держа вилку с вафлей.
— Попробуй это, — и Ланга открыл рот, откусывая вафлю. Реки издал довольный звук, когда Ланга прожевал и проглотил.
— Вкусно, — сказал он и под столом ткнул ребром ладони ладонь Реки.
Никто не смотрел на них, все смеялись над беспорядком, который одна из близняшек устроила со своими блинами, поэтому Реки перевернул ладонь и обхватил пальцами Лангу. Сердце парня, довольное и теплое, прижалось к его ребрам, и он знал, что улыбка, которую он подарил Реки, была мягкой и сочной, но тот просто улыбнулся в ответ, без поддразнивания в голосе, когда он сказал, слишком тихо, чтобы кто-то еще мог услышать:
— Люблю тебя, Ланга.
Ланга светился гордостью, счастьем, любовью.
— Я тоже тебя люблю, — прошептал он.
Он хотел сказать что-то еще, но потом услышал, как его мама спросила через стол: — О чем вы, мальчики, там шепчетесь? — Она бросила скомканную салфетку в лицо Ланге, и тот сморщил нос, когда она отскочила от его щеки, и все девочки рассмеялись. Тогда Реки тоже засмеялся, а Ланга покраснел и пнул его под столом.
— Предатель, — пробормотал он.
Мама Реки покачала головой, улыбаясь. — Реки, наверное, рассказывает ему об одной из своих маленьких коллекций комиксов, — со знанием дела сказала она маме Ланги, и у Реки покраснели уши.
— Это не комиксы! — возразил он. — Это журналы о скейтбординге… перестаньте смеяться! — крикнул он своим сестрам, и все засмеялись, включая Лангу, который сжал пальцы Реки под столом, а тот притворился, что ворчит, снова воткнув вилку в вафлю и неуклюже поднеся еще один кусок к губам Ланги.
В итоге, сироп для вафель был повсюду.
***
Солнце стояло высоко над головой, когда Ланге и Реки наконец удалось сбежать в его спальню, закрыв за собой дверь. Счастливые крики детей, играющих снаружи, доносились через открытое окно. Реки рухнул на кровать, пока Ланга пробирался через журнальные завалы, которые тот как раз разбирал, а затем Реки снова привстал с взъерошенными волосами, ухмыляясь.
— Ланга, — позвал он, и Ланга сглотнул, услышав, как нараспев Реки произнес эти слоги. Парень никогда не произносил имя Ланги неправильно, даже когда они впервые встретились.
— Да?
Реки потянулся и схватил его за руку, притягивая ближе, пока Ланга не встал между его коленями, голова Реки откинулась назад. Парень ухмыльнулся ему, его язык прижался к щели между передними зубами. Ланга почувствовал, как его щеки вспыхнули, зудя в жарком летнем воздухе, а затем Реки продолжил: — Ты сказал, тебе неудобно, верно? — и осторожно потянул за край воротника рубашки Ланги.
Ланге захотелось спрятать лицо в ладонях. Реки мог так беззастенчиво относиться к вещам, которые он хотел, даже если эти вещи были немного неловкими, например, когда он настоял, чтобы они обменялись чеками и купили друг другу ужин в ресторане Джо, или когда он заставил Лангу надеть с ним одинаковые носки, которые, по его словам, были «романтическим подарком» на их «недельную годовщину».
— Ты просто хочешь, чтобы я ее снял, не так ли?
— О нет, — невинно ответил Реки, — я просто хочу, чтобы тебе было удобно! Каждый думает в меру своей испорченности, чувак.
Он отпустил рубашку Ланги, откинувшись назад на запястьях. Ланга мог видеть обнадеживающую кривую его улыбки, поэтому он неуклюже расстегнул жесткую клетчатую рубашку и стянул ее, стоя на солнце в одной черной майке.
— Ты лжец, — сказал Ланга, и Реки снова ухмыльнулся, ткнув языком в щеку.
— Да, но я твой лжец, — улыбнулся он, протягивая к нему руки. Ланга забрался на кровать на коленях и рухнул на спину, а Реки плюхнулся рядом с ним, и с минуту они просто смотрели друг на друга. Лицо Реки было красным, веснушчатым и шелушилось на солнце, а его глаза были мягкими и яркими, и Ланга знал, что его собственное лицо выглядело так же, но ему было все равно, ему было все равно, потому что здесь не было никого, кроме Реки.
— Мой Реки, — проговорил Ланга после долгой паузы, и Реки засмеялся, покраснел и перевернулся на бок лицом к нему.
— Прекрати, — он улыбался так усердно, что Ланга смог увидеть ямочки на его щеках, и он улыбнулся в ответ, такой счастливый, что думал, что растает от чувств, превратившись в мягкую лужицу любви и привязанности на одеяле Реки, где все это началось.
— Детка, — сказал Ланга, просто потому, что мог, и потому, что ему нравилось, как Реки смеется, тихо и взволнованно, и потер рот тыльной стороной ладони.
— Это жульничество, — Реки лениво пнул ноги Ланги, а затем прижал пальцы ног к голеням парня.
— Ох, извините, — проскулил Ланга, и сердце его приятно забилось в груди, — Я не знал, что это игра. Или, подожди, мы все еще практикуемся?
Реки снова рассмеялся, прижимая руку к лицу Ланги, и его потная ладонь коснулась его рта. — Прекрати это! Ты согласился на практику, вообще-то.
— Это была твоя идея, — пробормотал Ланга, его губы, все еще липкие от сиропа, прижались к ладони Реки.
Реки убрал его руку и сказал: — Да, но она тебе понравилась.
Его лицо было таким милым и теплым, щеки мягкими и круглыми от улыбки, и Ланга почувствовал, что улыбается в ответ.
— Да, понравилась, — согласился он, и Реки рассмеялся, все еще краснея.
Он придвинулся ближе на матрасе, скользнул рукой по шее Ланги, его кожа была горячей от удушливой летней жары.
— Подожди, на тебе все еще остался сироп. — Он ударился коленями о колени Ланги, их тела прижались друг к другу, и когда он снова улыбнулся, его глаза сверкали и залились золотом, и сердце Ланги снова забилось, головокружительно. — Тебе нужна помощь с этим?
Щеки Ланги вспыхнули, потому что он знал, о чем просит Реки, а также знал, что мог бы подразнить его еще больше, но не хотел. — Да, пожалуйста, — сказал он, и Реки, задыхаясь от смеха, наклонился ближе, облизывая нижнюю губу Ланги, и тот быстро выдохнул, а затем парень поцеловал его, мягко и медленно.
Ланга закрыл глаза, солнце лилось в окна, обжигая кожу. Пальцы Реки скользнули в волосы Ланги, убирая их с его потной шеи, и тот, слегка вздохнув, прижался к нему. Губы Реки были со вкусом вафель и персиков, и его гигиеническая помада потерлась о липкие губы Ланги, когда тот поцеловал его. Все пахло сладкой травой и солнечным светом, и Ланга положил руку на локоть парня, а затем скользнул к его бицепсу, сжимая мягкую мышцу там, пока Реки не издал удовлетворенный звук.
— Ланга, — пробормотал Реки, снова задевая ногами ноги парня и посасывая нижнюю губу, — сделай это еще раз.
— Мм, — протянул Ланга, целуя в ответ, снова сжимая бицепс Реки, и тот заерзал на матрасе, его дыхание участилось. Ланга попытался подавить улыбку, но не смог, потому что его внутренности превратились в слизь, теплую и мягкую. Ему это нравилось. Ему нравилось находить новые способы сделать так, чтобы Реки было хорошо, новые комплименты, от которых грудь Реки раздувалась от гордости, щекотливые места, которые заставляли его смеяться и смеяться, чувствительные точки на шее, от которых ему становилось тепло и покалывало, мягкие слова, которые заставляли его краснеть поздно ночью, когда цикады жужжали в окне достаточно тихо, чтобы вечер не переставал быть романтичным.
Реки напряг мускулы под кончиками пальцев Ланги, и тот тихо застонал ему в рот, а Реки сделал быстрый, судорожный вдох, отстраняясь. — Ланга, — прошептал он, чувствуя, как першит в горле, а затем, когда Ланга сделал это снова, потирая большим пальцем кожу там, парень тихо застонал. — Боже. Блять. Ланга.
— Детка, — произнес Ланга хриплым голосом, и Реки снова наклонил голову вперед с еще более тихим стоном, вцепившись в губы парня. Они целовались еще немного, пальцы Реки еще глубже запутались в волосах Ланги, и мозг того был приятным затишьем со словами «детка, малыш, Реки, мой Реки, мы можем целоваться, сколько захотим». Звуки смеха вплывали в окна, и, наконец, они снова отстранились друг от друга, их губы были липкими от сиропа, гигиеническая помада размазалась по уголкам губ Ланги.
— Это так хорошо, — задыхаясь, сказал Реки, и Ланга засмеялся, прижавшись щекой к матрасу, и кивнул. Это было хорошо. Все было хорошо. Летний день тянулся, как бесконечный, драгоценный подарок только для них, и снаружи мама Реки кричала девочкам, чтобы они были осторожны. Это был тот момент, который Ланга хотел запомнить навсегда, чтобы лелеять в будущем. Он улыбнулся Реки, и ему стало тепло, когда тот улыбнулась в ответ.
Он нашел другую руку Реки поверх одеяла, и тело того обмякло с тихим вздохом облегчения, когда их пальцы переплелись. Сердце Ланги приятно сжалось при виде красивого румянца на припухших от поцелуев губах парня, и тайной, любовной улыбки, которую только Ланге доводилось видеть.
— Ты мне нравишься, — прошептал Ланга, просто чтобы увидеть, как глаза Реки прищурились в улыбке. — Ты знал об этом?
Реки рассмеялся, его щеки вспыхнули. — Да, наверное, у меня были подозрения.
Ланга сжал его руку, и Реки сжал ее в ответ, а затем они оба немного рассмеялись. Какое-то время они лежали на солнце, довольные, просто глядя друг на друга с глупыми улыбками на лицах, и Ланга попытался сосчитать веснушки Реки, но на тридцать седьмой он сдался. В любом случае, Ланга никогда не был особенно хорош в цифрах, он плохо знал математику, и веснушки все равно появлялись и исчезали с временами года; Ланга знал только одно — он любит каждую из них.
Порыв горячего ветра развевал плакаты со скейтерами, приклеенные к стенам Реки, и Ланга прижался пальцами ног к голени парня, чувствуя мягкое щекотание волос на ногах.
— Можно тебя кое о чем спросить? — Реки кивнул, прижимая их ноги друг к другу, и Ланга спросил: — Когда я тебе начал нравиться?
Реки задумчиво замурлыкал, снова тыча языком в щеку. — Я думаю, ты мне всегда нравился, — ответил он, и Ланга уже собирался сказать, что это не ответ, потому что он был эгоистом и хотел получить развернутый ответ, но потом Реки продолжил: — Мне понравилось, что ты любил кататься на скейте так же сильно, как и я. И я всегда думал, что это потрясающе — смотреть, как ты участвуешь в гонках, и даже когда мы просто делали трюки в скейт-парке. Я не знаю. Мне казалось, что я понимаю тебя, а ты понимаешь меня, а я никогда ни с кем раньше не чувствовал себя так.
Пальцы ног Ланги согрелись и он прижал их к одеялу. — В самом деле?
Реки кивнул. — Угу. И я продолжал думать, что мы имели смысл вместе. Как будто мы подходим друг другу. Ты всегда слушал, как я говорю, а потом тоже начал говорить больше, и мне нравилось слушать все твои мысли и прочее, даже когда ты задавал мне неловкие вопросы о чувствах и всяком таком. И мы выяснили, как помочь друг другу, когда нас что-то пугает или нам плохо, и я думаю, что это довольно круто, понимаешь? — Он улыбнулся, немного с надеждой, и Ланга улыбнулся в ответ, кивнув, его щеки вспыхнули. — И когда мы начали целоваться, я, наконец, понял, что все имели в виду под бабочками в животе. Хех. Это звучит очень банально, не так ли?
— Да, это так, — согласился Ланга, сжимая его руку, а затем признался: — Но у меня тоже были эти бабочки.
Улыбка, которой наградил его Реки, должно быть, была ярче самого солнца.
— Мне это нравится, — признался Реки. Он потер большим пальцем костяшки пальцев Ланги, слегка пошевелившись. — Сначала я пытался отрицать это. Потому что, типа… я думал, ты не в моей лиге, и просто целуешь меня из жалости, и все такое. Я боялся полюбить тебя, потому что никто никогда не отвечал мне взаимностью, понимаешь? Ты был моим первым поцелуем. Я всегда думал, что никто не хочет меня целовать, потому что я какой-то неприятный.
— Это не так, — возразил Ланга, неуклюже поднимая их сцепленные руки, и в уголках глаз Реки снова появились складки, когда он увидел, как Ланга целует его исцарапанные костяшки пальцев. У них тоже был вкус сиропа. — Ты очень даже симпатичный.
Реки слегка рассмеялся, потирая покрасневшую щеку. — Что ж, я ценю, что ты так думаешь.
— Да, — сказал Ланга, сжимая его ладонь. — Я определенно точно так думаю.
Реки улыбнулся, а затем наклонился и снова поцеловал его, и Ланга легко растворился в нем, их губы мягко двигались друг против друга, как будто шептали чувства, для которых у них не было слов. И, ах, смутно подумал Ланга, это было то самое место, где он впервые поцеловал Реки, не так ли? Это был первый поцелуй Реки. От этой мысли у него почему-то потеплело внутри, хотя Реки так долго стеснялся этого.
Это было почти забавно, если Ланга слишком много думал об этом. Все это время Реки нервничал из-за отсутствия опыта в поцелуях, а Ланга нервничал из-за его единственного неудачного опыта, и теперь они целовались друг с другом, как будто это было самой естественной вещью в мире. По какой-то причине это имело смысл, как и сказал Реки. В них был смысл.
— Я люблю тебя, — прошептал Ланга, прижимаясь губами к губам Реки. Тот рассмеялся, снова поцеловав его, потом еще раз, и еще, прежде чем прошептать в ответ: — И я люблю тебя, — и Ланга потеплел до кончиков пальцев. «
Лето только начинается», — радостно подумал он, закрыв глаза, когда их губы снова слились воедино, и
они с Реки тоже только начинались. Его сердце тихо трепетало в груди. Он был первым поцелуем Реки, и, может быть, когда-нибудь он станет и последним поцелуем Реки, и, может быть, только может быть, он сможет стать каждым прекрасным поцелуем между первым и последним.
