Еноты

За Уильямом следили. Это был досадный факт, который каждый раз, когда мужчина выходил из дома, тыкал ему в голову. Начиная с ночи (которую он отчаянно хотел забыть, но мягкая, предательская часть его разума продолжала вспоминать) неделю назад, каждый раз, когда он ходил в магазин, ел на улице или что-то в этом роде, он чувствовал на затылке чей-то взгляд. Конечно, нельзя быть копом и не замечать каждый раз, когда тебе угрожает опасность. Преследователь пока ничего напрямую не делал, только смотрел, но Уильяма это начинало конкретно раздражать, в дополнение к тому факту, что его отпуск по болезни был немного продлен из-за маленьких «енотов», которые пришли воровать мусор. Оказывается, швы все-таки порвались. Не все, но ему было жуть как больно, так что пришлось покупать новые, и при этом все время прикрываться тем, что он якобы споткнулся и упал. Черт, Уильям практически видел довольную ухмылку Райта, празднующего победу. Поэтому он однажды намеренно спустился в переулок, надеясь заманить своего преследователя. Затем бессознательно сжал кулаки и приготовился к драке. Если этот человек хочет застать его врасплох, то пусть держит карман шире. Уж Уильям арестует этого жалкого дурня. Позади него послышался звон консервной банки. «Попался.» Уильям подпрыгнул в повороте и вскинул кулаки, готовясь навалять незнакомцу… И застыл из-за тихого резкого вдоха. Уильям практически услышал крушение поезда где-то в своей голове. Это был мальчик. Тот самый маленький мальчик, с той ночи. Ребенок попятился, широко раскрыв глаза. Уильям заставил себя расслабиться и впервые детализировал лицо ребенка, теперь, когда он не был скрыт тьмой. Мальчику было не больше 10, но он носил одежду не по размеру и был настолько худ, что трудно было сказать. Он остро нуждался в стрижке, но под черной челкой он видел два больших карих глаза и маленький нос. Его кожа была почти призрачно-белой, испещренной царапинами и грязью. От его настороженного и слишком усталого для ребенка выражения лица у Уильяма ёкнуло сердце. — О... привет, малыш, — он медленно опустился на колено. — Извини, что напугал тебя. Мальчик вытаращился на него. Это немного нервировало. — Э-э, как дела? Уже нашел родителей? Мальчик склонил голову. У Уильяма появилось плохое предчувствие. — У тебя... вообще есть родители? Мальчик покачал головой. — А родственники? И снова мальчик покачал головой. Господи. Уильям сглотнул. Неудивительно, что эти дети разгуливали без присмотра. Однако мальчик не выглядел особо расстроенным своим статусом сироты, поэтому Уильям не знал, что сказать. Наверно, лучше не стоит упоминать недостаток родителей. Мальчик казался вменяемым, более вменяемым, чем той ночью, и не убегал, поэтому Уильям воспользовался случаем, чтобы задать свои вопросы. — Как долго ты был бездомным? Мальчик нахмурился. Уильяму очень хотелось с ним поговорить, но он не собирался на него давить. Один только Господь знает, через что прошли эти дети. Он не получил точного ответа — или ответа вообще — но, судя по их внешнему виду, бомжуют они как минимум несколько месяцев. — Ладно, ты к кому-нибудь с этим обращался? — Уильям изменил позу, чтобы было удобнее. Он не станет подходить ближе, если не придется. — К полиции, например? Выражение лица мальчика наполнилось замешательством. Уильям глубоко похоронил свое беспокойство, потому что происходящее просто не могло происходить. К сожалению — или к счастью, в зависимости от ситуации — теории Уильяма почти всегда оказывались верны, и эта ситуация, похоже, не исключение. — Ты знаешь, где находится полицейский участок? Наклон головы. Так, следующая теория была натянутой, но Уильяму нужно было пройтись по всем вопросам. — Ты... знаешь, что такое полиция? Мотание головы. Так, Уильям, вдохни и выдохни. Ситуация только что конкретно ухудшилась. Какой ребенок не знает, что такое полиция?! Любой шестилетка умел звонить 911. — Ладно, ладно, — пробормотал он. — Полиция — это хорошие парни, хорошо? Они помогают людям, они помогают всем, кто в беде, и борются с плохими парнями. Мальчик посмотрел на него как на инопланетянина. «Да откуда он?» — внутренне закричал Уильям. — А я сотрудник полиции. Я полицейский, а это значит, что я хороший парень. А значит, я не причиню тебе вреда. Мальчик одарил его скептическим взглядом, что, впрочем, справедливо. Уильям не сможет завоевать его доверие за две минуты. Он мог показать ему свой значок в качестве доказательства, который всегда носил с собой, но у него было чувство, что он мало что для него будет значить. Он без энтузиазма огляделся. — А... а где твой маленький друг? Мальчик мгновение выглядел виноватым, а затем снова покачал головой. — Его тут нет? Так что же ты здесь делаешь? — ...Еда. Уильям моргнул. Он только что...? — Что-что? — спросил он, просто чтобы снова услышать голос мальчика. — Ты сказал, что дашь нам поесть, — сказал мальчик хрипловатым голосом, как будто не привык разговаривать. Говорил он каким-то хрипловатым шепотом, заставляя Уильяма напрягать слух. — Да... да, конечно, — быстро ответил он. — Конечно, я дам тебе поесть. Уильям медленно встал, застонав из-за ноющих суставов. «Спокойно, дедушка, тебе еще и 37 нет.» Мальчик все равно отступил на шаг. От него исходил такой запах, что у Уильяма чуть не заложило нос. Он сделал свое выражение лица нейтральным, чтобы не было видно тошноты. От него самого после некоторых дел пахло намного хуже. — Пойдем, я куплю тебе что-нибудь, — он кивнул в сторону одного из магазинов. В сторону пекарни, если точнее. Ребенок на полный желудок станет охотнее отвечать на его вопросы. Но мальчик остался на месте и покачал головой. Уильям подавил вздох. Что ж, придется взять еду с собой. Однако он был рад, что мальчик знал по крайней мере это. «Никуда не ходи с незнакомцами» и все такое. — Ну, ладно. Тогда я схожу куплю что-нибудь и вернусь. Хорошо? Мальчик снова вытаращился на него. Это... означало «да» или...? Решив, что лучше уже пойти, Уильям неловко кивнул и, убедившись, что его движения видны, пошел к пекарне. Он мог купить много вкусностей, но решил, что лучше взять что-нибудь легкое. Эти дети буквально ели мусор, поэтому их нежные желудки можно было легко повредить. В конце концов, он остановился на простом хлебе и пан-де-боно без начинки. Он купил несколько, чтобы ребенок мог отнести их своему другу, если захочет, и чтобы Уильям тоже мог есть, а не просто жутко пялиться на мальчика, пока тот ел. Если он все еще там, конечно. Он бы не удивился, если бы ребенок слинял, но обещание еды теоретически должно было заставить его остаться. Действительно, вон он. Лениво водя босой ногой по земле, мальчик взглянул на приближающегося Уильяма. Он выглядел удивленным, от чего у мужчины опять ёкнуло сердце. Он ожидал, что он уйдет и не принесет ему обещанной еды? Это было возможно. Но Уильям не был таким человеком. Да, его несколько раз называли ублюдком, но он не такой подонок, чтобы оставить ребенка одного и голодным. Он задался вопросом, кто это делал раньше, и захотел узнать его адрес, спасибо. Конечно, переулок не был подходящим местом для трапезы, поэтому Уильям жестом пригласил ребенка следовать за ним и отвел его в небольшой парк всего в двух кварталах от дома. Он чувствовал, как люди смотрят на него в недоумении, и понимал почему, мальчик ведь выглядел совсем не презентабельно, а Уильям выглядел. Из них вышла необычная парочка. Мужчина нашел пустую скамейку, и они сели. Уильям не упустил, как мальчик сел на самый край скамейки. Ему явно было не комфортно, а еще он бесконечно корчился, возможно, пытаясь найти удобную позу. Уильям занялся открытием пакета с едой на вынос, все время поглядывая на ребенка. Мальчик сначала сел на краю, поглядел на свои болтающиеся ноги (Уильям не заметил раньше, но мальчик был крошечным, оба ребенка были), но затем испугался и попытался найти другую позу, и на этот раз сел, скрестив ноги. Эта поза ему тоже не понравилась, потому что ребенок дернулся, и это что, намек на боль на его лице? Когда он соскользнул со скамейки, очевидно, покончив с попыткой усесться, Уильям поглядел на ноги ребенка, надеясь найти причину дискомфорта. Поиск не увенчался успехом, поскольку ноги мальчика были настолько покрыты сажей и грязью, что стали почти черными, но Уильям мог представить себе, что бродить по улицам босиком не очень-то приятно. Когда мальчик наконец устроился, Уильям перестал притворяться, что роется в пакете, выудил хлеб и предложил его ребенку. Когда жест не получил взаимности, мужчина попробовал другой подход: оставил хлеб на салфетке на скамейке и пододвинул к мальчику. На этот раз он его взял. Кто бы сомневался. Уильям начал спокойненько есть, надеясь показать ребенку, что ему нечего бояться, и его усилия оказались плодотворными, когда мальчик взглянул на него, поднес хлеб ближе к лицу и понюхал его. Уильям подавил смех, когда увидел, как у ребенка чуть ли не слюна потекла, но тут тень мрачности поглотила его веселье. Хлеб, конечно, был вкусным, но это был всего лишь хлеб, даже не свежеиспеченный, и ни один ребенок не должен смотреть на обыкновенное тесто так, как смотрел этот мальчик. Как будто он ничего лучше не видывал. Это зрелище напомнило Уильяму о его миссии, но он позволил мальчику откусить, прежде чем начать свои расспросы. Ребенок откусил крохотный кусок хлеба, но его глаза сразу расширились, а слюноотделение усилилось в десять раз. Он быстро прожевал и запихнул остатки хлеба в рот, да так резко, что Уильям забеспокоился, что малыш подавится. Хлеб исчез в считанные секунды. Мальчик облизал грязные пальцы — Уильям поморщился — и попытался проявить равнодушие, но полицейский заметил, как он украдкой поглядывает на пакет. Мужчина грустно улыбнулся. — Хочешь еще? Мальчик явно удивился, что его поймали, но покачал головой. Бедный ребенок. — Нет нужды врать, — ласково сказал Уильям. — Тут хватит на вас обоих. Вот, держи, — он протянул пакет ребенку, забыв о своей доле вкусностей. Глаза мальчика округлились от потрясения, и он принял пакет почти с благоговением. Уильям почувствовал, как дыра в его эмоциях увеличилась, когда с тем же самым благоговением посмотрели на него. На него так уже смотрели раньше, на работе. Это был взгляд человека, который смотрел на того, кого он считал героем. Спасителем. — Забирай, — настоял Уильям. — Он твой. Мальчик сжал пакет в руках, затем кивнул и положил его в карман своего огромного пальто. Сейчас. — Итак... я могу тебя кое о чем спросить? Эти карие глаза снова посмотрели на него с любопытством, и Уильям был рад — и не рад — видеть, что в них больше не было подозрений, как раньше, по крайней мере, на данный момент. Это немного тревожило. Если ему удалось завоевать доверие этого ребенка одним пакетом хлеба, то Уильям был рад, что именно он нашел этих детей раньше других. Это ведь можно легко использовать. — Как тебя зовут? — Познакомься, сломай лед, заставь его говорить. — Я — Уильям. Уильям Аллен. Прошло несколько секунд. Ребенок явно размышлял, не навредит ли ему раскрытие его имени. Уильям знал, что не навредит. Имена не были конфиденциальной информацией, но ему они очень помогут. Так он сможет поискать детей в системе, посмотреть, есть ли совпадения. — Моно. Что? Уильям уставился на «Моно», гадая, не шутка ли это. Какое... какое же это имя, он никогда раньше такого не слышал. Разве это слово не означает «обезьяна» в испанском? В английском это означало «один» или что-то одно, что было ненамного лучше. — Я-ясно. А... твоего маленького друга? Взгляд стал настороженным. Значит, друг считался деликатной темой. Принято к сведению. — ...Шестая. И никаких фамилий. Почему у них вместо имен числа? Уильям попытался, но не смог придумать ответ, который был бы понятнее тех, что он представил. Они же не часть какого-то эксперимента, верно? ...Нет, тогда их может быть больше. Больше детей. Тоже с числами вместо имен. Уильям хмыкнул, пытаясь сохранять спокойствие. Однако это оказалось трудно, тем более, что все это было похоже на случай торговли людьми. Эти сволочи часто обозначали свои «товары» числами. — Понятно. А сколько вам лет? Мальчик, кажется, подумал, потом пожал плечами. Он не знал. Уильям сглотнул. — Ясно. Вас много? Глаза Моно потемнели. — Нет, больше нет. Уильям почувствовал, как его грудь похолодела. До сих пор кусочки этой головоломки в его голове складывались в ужасную картину, которую его острый ум создавал из подсказок. Эти дети сбежали от торговцев людьми (если они были)? Если так, то остальным детям не так повезло. Уильям сжал кулаки, сталкиваясь с темным чувством разочарования, возникающим всякий раз, когда дело заканчивалось жертвами. А это еще даже не дело. «Но делом я это сделаю», — пообещал он себе. — Мне очень жаль. Эм... откуда вы? Я вот из этого штата, — продолжил Уильям, желая поднять настроение и перестать думать о мертвых детях. Наклон головы. Знак, как быстро начал понимать Уильям, который означал, что Моно не понимал, о чем он говорит. Чем дальше, тем веселее. Если следовать теории торговли, их вполне могли держать где-нибудь взаперти, но это означало, что их каким-то образом похитили, а значит, мальчик должен знать, откуда он. Но он сказал, что у них нет родителей. Может, он ему солгал? Или же он был слишком мал, чтобы помнить? Как долго их держали взаперти? Они вообще знали, где они? — Мы в США, — попробовал Уильям. Наклоненная голова не выпрямлялась. Он сглотнул. — ...Соединенные Штаты? Америки? Ничего. Господи. Значит, они действительно слишком малы, чтобы помнить, и им никогда ничего не рассказывали? Вот как это выглядело. И они не могли быть из другой страны, поскольку Моно говорил по-английски с идеальным акцентом, если их только не научили, но тогда черты его лица были бы другими из-за места происхождения. «Спокойствие, Аллен, только спокойствие, ты не знаешь, что происходит на самом деле. Пока.» Моно, кажется, немного подумал, потом присел на землю и принялся рисовать в земле. Уильям наклонился, чтобы посмотреть. Мальчик рисовал кубики. Прямоугольники. Похоже на... город. Затем мальчик несколько раз на него показал. Уильям фыркнул. Это ничегошеньки не говорило ему об их происхождении, но дареному коню в зубы не смотрят. — Так. Значит, вы жили в городе. Это был этот город? Мальчик помотал головой. Ладно, значит, они не отсюда. — Ты помнишь, как он назывался? Пауза. Мотание головы. Хм. — Значит... вы перешли из того города в этот? Кивок. Так, хорошо, уже что-то. Уильям был готов сыграть с ребенком в «21 вопрос», но ему очень хотелось, чтоб мальчик был разговорчивее. Конечно, в жизни никогда ничего не просто. Ну и ладно. Уильям мужик терпеливый, он мог подождать. — И твой друг пошел с тобой. Кивок. — Как вы сюда добрались? Челюсть Моно сжалась. Он не ответил. Хм. — Ладно, можешь не говорить, — Уильям глубоко вздохнул и медленно соскользнул со скамейки на уровень ребенка. Его бок обожгло в знак протеста, но не так сильно, как раньше. Скоро он сможет вернуться к работе. ...Но что-то это его совсем не радовало. Уильям посмотрел на маленького мальчика со всей серьезностью, на которую только был способен. — Малыш... Моно. Послушай, то, что я собираюсь спросить, очень важно, и мне нужно, чтобы ты ответил честно, хорошо? Выражение лица Моно снова напряглось. Осторожность. Маленький проход, предоставленный Уильяму, закрывался, поэтому ему нужно было максимально использовать его как можно скорее. — Вы… вы убегали от чего-то? Вам там кто-то причинял боль? Моно вздрогнул и схватился за пальто с такой силой, что у него побелели суставы. Уильяму показалось, что он увидел в его карих глазах намек на панику. Что-то темное, болезненное и слишком старое для такого лица. Мальчик начал медленно отступать, не сводя глаз с земли. Его время истекло. Уильям попытался найти, что сказать, что угодно, но слова не выражали то, что он хотел выразить. Так что он просто сказал: — Н-ну, если опять проголодаешься, не стесняйся, — он попытался улыбнуться. — Моя дверь всегда открыта. «Как же ты жалок, Аллен. Ты офицер полиции, но единственное, что ты можешь предложить, — это еда.» Моно взглянул наверх и, кивнув, как робот, развернулся и снова направился к улицам. Уильям не знал, куда он направляется, и ему не терпелось узнать, но он не хотел разрушить это хрупкое-прехрупкое чувство, которое ему удалось построить между собой и Моно. Он не был настолько глуп, чтобы называть это доверием. Но это было что-то. Это было начало. Уильям вздохнул, поглядев на салфетку на полу и на разбросанные крошки хлеба. Моно не ответил на его последний вопрос. Но в этом не было необходимости. Уильям и так уже знал ответ. «Господи, малыш, что с тобой только случилось?»