Еноты

Моно шел по улицам города, не поднимая головы. Это было... странно. Мальчик не думал, что этот человек его заметит. Он оказался не так прост, как на первый взгляд. Сюрприз номер один. Затем, когда он обнаружил присутствие Моно, мальчик был уверен, что тот убьет его. Он видел его позу. Кулаки наготове, ноги расставлены. Он знал эту позу, потому что сам много раз в ней стоял, как и Шестая. Так что он был уверен, что начнется драка. И Моно не сможет победить. Уильям был маленьким, но все же сильнее Моно. У него не было шансов. Вот почему он пошел один. Тот странный парень сказал им, что накормит их, если они просто попросят - вот только зачем кому-то просить и умолять о еде, если ее можно просто взять? Теперь, когда Моно задумался, он мог убить их и тогда. Моно ведь был в его руках, но он все равно его отпустил. Он отпустил их обоих. Моно был напуган, но клятое любопытство взяло верх, и он решил провести расследование. Выследить его, узнать, чем он занимается изо дня в день, посмотреть, подозрительный ли он. Тогда он все увидит. Он не взял с собой Шестую, потому что знал, что она не одобрит. Поэтому он прикрылся тем, что ушел искать еду, и пошел один. В этом не было ничего странного, они все равно часто разделялись, чтобы охватить больше территории. Он не взял ее с собой не для того, чтобы быть спокойнее. Он не взял с собой Шестую для того, чтобы она была в безопасности. Так что, если что-то пойдет не так, и мужчина решит убить Моно, она хотя бы останется в живых. Она смогла бы убежать. Он был готов лишиться жизни, лишь бы с Шестой все было в порядке. Потому что она бы сделала для него то же самое. Она вернулась и спасла его. ...Он по-прежнему не знал, почему она это сделала. Как бы то ни было, он столкнулся с опасностью, но тут настал сюрприз номер два: Уильям не напал на него. Он поговорил с ним. Он купил ему еду. Не гнилую, вкусную еду, которую он никогда раньше не пробовал. Конечно, он задавал вопросы, от которых Моно было не комфортно, но, услышав ответ Моно, лезть дальше не стал. Потому что он был хорошим парнем. По крайней мере, он так сказал. Потому что в этом мире были люди, которые спасали других людей. Это звучало как ложь, очень очевидная ложь, но Моно пока не был полностью уверен. От его взгляда что-то у Моно сжималось в груди. Словно птица, его сердце билось о грудную клетку, смешивая в равной степени страх и надежду. Он хотел надеяться. Он так сильно хотел, потому что люди здесь не были монстрами или, по крайней мере, не были похожи на них. Здесь вещи были блестящими, новыми, и громкими, но в хорошем смысле, как будто можно смеяться, плакать и делать что угодно, причем так громко, как только захочешь, потому что здесь нет монстров, которые могут тебя схватить. Запахи были приятные, было так много цветов, и все люди выглядели такими счастливыми. Когда Шестая и он впервые вышли через экран телевизора, они легли на пол и просто дышали, успокаиваясь, глядя в небо, не смея поверить, что их невыполнимый план действительно сработал. Но они с первого взгляда поняли, что это не то место, в котором они были. Была ночь. Но вместо постоянного облака тумана и мрачных туч, которых они ожидали, они увидели небо, покрытое звездами. Местами темно-синее и черное, и сквозь него просвечивали маленькие мерцающие огоньки. Они никогда раньше не видели звезд, разве что только в порванных, окровавленных книжках с картинками, которые они иногда находили. Моно тогда почувствовал... что-то. Что-то легкое и приятное в груди, отчего ему захотелось улыбнуться. Ощущение создалось странное, и он не знал, что это было, но от него не было больно, поэтому он успокоился. Он решил, что они смогут начать заново. Он решил, что, возможно, они смогут стать здесь нормальными. Но... Но. Моно однажды попытался ослабить бдительность. И это имело ужасные последствия. И даже не по их вине! Шестая и он шли по заполненному людьми тротуару, пока не нашли еще один хороший переулок для пряток, но, несмотря на их осторожность, Шестая все-таки натолкнулась на одну женщину, чуть не сбив ту с ног. Этого следовало ожидать. Все еще ошеломленная Шестая вытаращилась на нее, а Моно попытался улыбнуться, извиниться, мол, мы не хотели, но слова наружу так и не вышли, и его улыбка, должно быть, была странной, потому что дама задрала нос и посмотрела на него — на Шестую — как на грязь на подошве туфель. На Моно раньше так смотрели. С ненавистью, отвращением. Еще до того, как он нашел свой бумажный пакет, любой, кто смотрел на его лицо, сразу же начинал его ненавидеть и пытался убить. Моно не понимал почему, даже после того, как сдался и закрыл лицо пакетом. Он просто предположил, что это потому, что он был ребенком, как и все остальные. Они пытались убивать и других детей, верно? После того, как Шестая отпустила его, он внезапно понял причину. — Смотрите, куда идете, оборванцы, — прошипела женщина. Моно вздрогнул, и Шестая тоже, но поскольку ей не нравились вещи, которые заставляли ее вздрагивать и не нравилось выглядеть слабой, Шестая ударила даму ногой по голени, но не так, как иногда с Моно, а с силой, с рычанием, а когда женщина закричала, и все на них оглянулись, Моно схватил подругу и бросился наутек, и ему казалось, что его сердце вот-вот взорвется… ...Не лучший тогда выдался день. Именно в тот день Моно осознал, что этот рай не так хорош, как кажется. Здесь тоже были монстры. Просто выглядели они иначе. Он не знал, почему ему захотелось расплакаться. Он ведь знал, не так ли? В глубине души. И Шестая ему тоже сказала, чтоб особо не надеялся. Этот мир был лучше прежнего, но Моно просто хотел... Он не знал, чего хотел. Все равно оно не сбудется. В тот день Шестая без конца пинала мусорные баки их самопровозглашенной базы, издавая гневные звуки, а Моно к ней не приставал, потому что она просто иногда так делала. Тем временем он постоянно касался своего лица, ненавидя это ощущение и задаваясь вопросом, как выглядит настоящая улыбка. Интересно, похожа ли она на улыбку Уильяма? ... Он никогда в жизни никому не доверял. Он жаждал, он хотел, но доверию не было места в их мире. Пока не появилась Шестая. А здесь ему это еще предстоит увидеть. Моно всегда умел приспосабливаться, выживать. В этом мире были другие правила, поэтому он пытался подстроиться под них. И это включало в себя попытку впервые довериться кому-то, кроме себя. Уильям казался искренним. Могут ли его обещания безопасности и еды быть реальностью? Он хотя бы не смотрел на Моно, как на отбросы. И как будто он был хорошим, тоже не смотрел. Как... как будто глядя на него, ему становилось грустно, но он все равно улыбался и дал ему поесть. Почему? Неужели? Неужели Уильям не один из монстров? Здесь все выглядели одинаково, поэтому трудно было разобраться, кто плохой, а кто нет. Но этот человек не солгал, и его тон был мягким, когда он задавал ему вопросы, а когда Моно испугался, он без жалоб отпустил его. Может быть, Уильям...? ...Он хотел сказать нет. Он хотел сказать, что Уильям ему солгал, потому что закрыться было легче. Так было безопаснее. А вдруг... Что, если он сказал правду? Что, если он им даст еще еды, если они просто попросят, как он предложил? Или же он их так заманивает, как охотник в ловушку? Моно прижал к груди пакет с хлебом, наслаждаясь приятным запахом. Хлеб был вкусным. И не отравлен. .... Он мог хоть немножко поверить, верно? Он мог поверить, что этот человек говорит правду. Только сейчас. Насчет еды. Он спокойно ел то, что они находили в мусоре, оно тоже было вкусное, но предполагалось, что они будут в безопасности. Этот мир должен был стать новым началом, лучшей жизнью. А они не смогут отпустить город, если станут вести себя так же, как и там, верно? Он мог поверить. Самую малость. Самую капельку. Если он окажется лжецом, Моно не знал, сможет ли он довериться кому-либо снова. . . . — Это что? Шестая с любопытством посмотрела на пакет с едой. Они снова встретились на своей «базе». На самом деле это был самый обыкновенный переулок с довольно большим контейнером для мусора. Шестая держала половину... чего-то недоеденного в руках, а также консервную банку с чем-то жирным. Моно сглотнул. Он не хотел ничего скрывать от Шестой, но ей это точно не понравится. — Хлеб, — ответил он, стараясь казаться беспечным. Шестая подозрительно понюхала его. — Он чистый. Его кто-то уронил? О божечки. О божечки. — Не совсем. Шестая прищурилась, глядя на него. — Где ты его нашел? Она была слишком умна. Они оба были умными. Им приходилось такими быть. — Мне...его кое-кто дал, — сдался он. — Что? Кто? — Шестая выхватила пакет и высыпала содержимое на землю. Моно не возражал. Он ел пищу и в худшем состоянии. — Моно, ты… ты с кем-то разговаривал? — Ага... — он почесал руку, вздрогнув, когда корка сошла. — Но… но все нормально! Он ничего не сделал… — Ты не еду искать ходил, да? — Шестая резко схватила его за руку. — Где ты был? — Э-э-э... — замялся Моно. — Помнишь… помнишь мужчину несколько недель назад? У которого огород? Глаза Шестой просияли осознанием. — Ты пошел к этому человеку?! — недоверчиво прошептала она. — Моно, он чуть не убил тебя! — Ну не убил же! — он выдернул руку. — И я не думаю, что он собирался! — Ты вообще себя слышишь? — Шестая начинала злиться. Он это чувствовал. — Он схватил тебя, Моно! Он собирался. Тебя убить. Моно скрестил руки на груди и фыркнул. — Не думаю, что Уильям такой, — пробормотал он. Шестая все равно услышала. — Уильям? Значит, вы с ним теперь друзья не разлей вода? Сколько ты ему рассказал?! Всю нашу историю жизни?! — она впилась в него взглядом. Моно раздраженно вдохнул через ноздри. — Я знаю, что ты так не думаешь, Шестая, но я не тупица, — отрезал он. — Я почти ничего не сказал. Но он все равно дал мне хлеб, — подчеркнуто напомнил он. — Он мог его отравить! — возразила она. — Да не отравлен он! Я пробовал! Зря он это сказал. Шестая ахнула, обхватила его шею и принялась душить. — Выплюнь! Выплюнь сейчас же! — Ай! Шестая, говорю же, он не отравлен! — крикнул он, вырвавшись из ее объятий и оттолкнув ее. Шестая упала с тихим стоном. Моно всегда был сильнее. — Что с тобой не так?! Я могу о себе позаботиться! — он топнул ногой. — Еда не отравлена, Уильям не причинил мне вреда, и я был бы признателен, если бы ты мне хоть немного доверяла! Шестая замолчала, глядя в землю. Моно несколько секунд тяжело дышал, тут же почувствовав, как вина поглощает его гнев. Он никогда не был темпераментным человеком. Он вздохнул и встал на колени перед Шестой. — Шестая, прости... но я серьезно. Я не думаю, что он хочет нас обидеть, — попытался он достучаться до неё. Глаза его подруги метнулись вверх. — Откуда ты знаешь? — горько прошептала она. — Ниоткуда. Но... я устал так жить, — признался он. — Мы же и пришли сюда для того, чтобы перестать так жить. А иногда нужно сделать прыжок веры. Он улыбнулся. — Это как будто перепрыгнуть через пропасть и надеяться, что тебя поймают, — он легонько толкнул Шестую локтем. Шестая тяжело вздохнула. — Но что, если тебе дадут упасть? — ее голос был тихим, пронизанным чувством вины. — О, Шестая, — Моно сдался и осторожно обнял ее рукой за плечи — так они обнимались. — Я же тебе сказал, забыла? Я тебя прощаю. — Но в том-то и дело, тупица. Я потеряла тебя однажды, — Шестая свернулась в клубочек и стала намного меньше, — и не потеряю тебя снова. Не хочу больше заходить в жуткие Башни. Моно почувствовал тепло во всем теле. Он ей так дорог... как же ему повезло. — Тебе не придется. Доверься мне, Шестая. По крайней мере, насчет еды, — пошутил он. Взгляд маленькой девочки упал на разбросанные на земле лакомства. Моно ждал. — ...Если они вкусные, я дам поблажку, — решила она. Моно улыбнулся. И его не волновало, правильно ли он улыбался. — Еще какие. Лучшее, что я когда-либо пробовал. А потом, когда Шестая нерешительно положила кусок хлеба себе в рот, а затем буквально сожрала все до последнего, Моно прожевал свой кусок и позволил ей доесть остальное. Почему-то еда была вкуснее, когда они её разделяли.