Еноты

Теперь безопасно? Можно выходить? Я не слышу шагов. Рискнуть или подождать? ...Нет, я уже достаточно ждала, мне нужно идти. Мне нужно добраться до города как можно скорее. Кто знает, жив ли он. И в себе ли. Тихо, только тихо. Рев. Что? Как… я же была осторожна! Беги, беги, быстро, не спотыкайся. Пол жирный, не поскользнись, не поскользнись, не то погибнешь... Где мне спрятаться? Куда мне идти?! Нет! Нет, он поймал меня, нет, я не могу умереть вот так! Я не могу, больно, его хватка слишком сильная... Куда он меня несет, я напортачила, я напортачила, дура, я погибну, я... Разделочная доска, нож, нет, нет, нет, нет! Я не успела извиниться... ААА! БОЛЬНО, ПРЕКРАТИТЕ, КТО-НИБУДЬ, ПОЖАЛУЙСТА... Шестая проснулась с тихим вдохом. Полусонная, она огляделась по комнате, её сердце бешено колотилось от паники в течение нескольких секунд, ее глаза не распознавали среду, в которой она находилась. Маленькая девочка собралась встать, найти Моно и вывести их отсюда, когда воспоминания начали медленно возвращаться, и последние нити кошмара наконец оборвались. Точно, они не были в опасности — пока — они были живы. Они были в порядке. Нигде нет ни мясницких ножей, ни кастрюлей с водой. И... Шестая слегка повернула голову. Конечно же, он был рядом. Моно свернулся калачиком рядом с ней в позе эмбриона, подперев голову рукой. Его грудь слегка поднималась и опускалась с каждым вдохом. Он спал. Шестая на долю секунды почувствовала замешательство, увидев его без бумажного пакета, прежде чем память об этом тоже вернулась. Точно. Нет бумажного пакета. Нет пальто. Нет плаща. На них белые рубашки. Слишком большие. Рубашки взрослого человека. Потому что они были в его доме, потому что шел дождь, а они пришли, и он впустил их. Девочка устроилась поудобнее, теперь, когда она определила все важные вещи, по мере того, как ей открывалась большая часть истории, прорезавшая туман сна. Они поужинали, да. Бутербродами. Затем этот человек отвел их к себе в комнату и велел спать на его кровати. Так. А потом... что потом? Они устроились поудобнее, но только когда убедились, что человек ушел... что они сделали? Ах, да. Они взяли несколько одеял и устроили что-то вроде гнезда под кроватью. Потом они заснули. Хорошо. Хорошо. Шестая вылезла из кокона, который они сделали, и высунула голову, прищурившись от внезапного света. Уже день? Если так, то этот человек скоро придет и будет заниматься тем, чем взрослые занимаются утром. Если он не ушел, чтобы заняться чем-нибудь еще, или вообще не бросил их, то есть. Им лучше проснуться. Разбудить Моно было несложно. Они оба спали чутко, и это умение оттачивалось необходимостью постоянно быть начеку в ожидании предстоящей атаки, но также и спать и восстанавливать немного энергии. К тому же, в отличие от самой Шестой, ее друг не злился, когда просыпался раньше, чем она сама. Потребовалось всего несколько толчков рукой, и мальчик вскочил, приглушенно вдохнув. Она смотрела, как он делает те же движения, что и она, и когда он вопросительно посмотрел на нее, она кивнула в сторону ярких окон. Она наблюдала, как Моно моргнул и пришел к тому же выводу, что и Шестая за считанные секунды. До сих пор они не обмолвились и словом. Оба ребенка выползли из своего места и огляделись, вглядываясь во все детали комнаты человека, который их принял, теперь, когда все вокруг было залито светом. Комната была довольно большой, с одной хорошо использованной кроватью и простыми стенами. Маленькая прикроватная тумбочка с лампой, несколько бумажек с надписями и различные контейнеры с белыми круглыми камешками. Полки были забиты беспорядочно сложенной одеждой и разной обувью. Маленькой обувью. Больше в комнате ничего интересного не было. Шестая бросила вопросительный взгляд на Моно. Мальчик кивнул в сторону двери в безмолвном приглашении. Шестая кивнула. Она открыла дверь — и смогла сделать это, не подпрыгнув, как странно — и осторожно огляделась вокруг, обнаружив, что снаружи пусто. Только коридор и другие комнаты, которые они еще не исследовали. Шум доносился оттуда, где была кухня. Значит, этот человек еще здесь? Шестая взяла Моно за руку, и они вместе бесшумными шагами спустились вниз, так и не сумев полностью избавиться от привычки ходить так тихо, как только возможно. Он действительно был там, полностью одетый, и напевал что-то над сковородой. Пахло приятно, и Шестая почувствовала, как дыра в ее животе расширилась от обещания еды. Казалось, что она говорила: «еще, еще, еще». Обычно она контролировала чувство пустоты до тех пор, пока не чувствовала запах еды и цикл не начинался, но уж лучше бездонная яма вместо желудка, чем дикие импульсы, которые были такой большой частью ее существования в Утробе. По крайней мере, так она могла выбрать, что ей есть. По крайней мере, так она могла контролировать себя. И, ну. Еда была вкусной, так что она не жаловалась. Они посмотрели на мужчину еще несколько секунд, прежде чем Моно тихонько топнул ногой, чтобы привлечь его внимание. Тот повернул голову и улыбнулся им. Шестая всегда задавалась вопросом, как он мог просто улыбаться, как будто все в порядке. Зачем ему улыбаться, если радоваться нечему? Очередная странность этого места. Все слишком много улыбались, даже незнакомцам. Моно сказал, что это делало их более доступными, даже если он этого не понимал, но для нее это было просто зловеще. Как будто на них были маски, похожие на людей их мира. Но, насколько она могла судить, лица у каждого были свои. Никто им очки не втирал. Однако это всего лишь вопрос времени. Лгут все, абсолютно все. И все в конце концов допускают промахи. Она не знала, хочет она это увидеть или нет. — Доброе утро. Хорошо спалось? Что за глупый вопрос, конечно, нет. Моно пожал плечами. Улыбка мужчины потускнела, но не исчезла. Он указал на стол, вытирая руки влажной тряпкой рядом с раковиной. — Ну, тогда садитесь. Блины почти готовы, — сказал он, снова поворачиваясь к плите. Так вот что это был за райский запах? Бли-ны? Интересно, что это такое. Шестая заняла место справа. Она наблюдала, как Моно неуверенно маячил рядом, подходил к одному стулу, смотрел на него и собирался сделать то же самое с остальными. Это отвлекало. Она наклонилась, когда он прошел рядом с ней в пятый раз подряд. — Что ты делаешь? — раздраженно прошептала она. — Я не хочу сидеть на стульях, — сразу признался тот. Шестая приподняла бровь. — Почему? Ты вчера спокойно на них сидел. Моно бросил на нее неодобрительный взгляд. — Это было вчера. — Значит, сегодня ты не будешь сидеть? Совсем? — Буду, только не на стульях. — Почему? Мальчик заерзал. Шестая не понимала, в чем дело. Это были простые деревянные стулья, светло-кремового цвета, стройной формы с прямой спинкой. Не то чтобы они были неудобными или очень удобными. Это были просто стулья. Они даже напоминали ей... о... Ой. — Это… — начала она, поглядев на взрослого, чтобы убедиться, что он все еще готовит. — Это из-за Башни? Твоего стула? Моно поморщился. Но ей хватило и этого. Шестая вздохнула, но посочувствовала ему. Бывали и другие глупые мелочи, которые напоминали ей об их мире, и если Моно боялся сидеть на стульях — как бы смешно это ни звучало — то тут уж ничего не поделаешь. В конце концов, она не знала, как долго он просидел там один. К тому же, подумала она, он же не всегда такой. Как она и сказала, вчера он смог на них сидеть. Может быть, сегодня просто такой день. Из солидарности Шестая соскользнула со стула и села на холодный пол, скрестив ноги. Она похлопала рядом с собой. Когда он увидел, Моно загорелся, как дурацкая лампа, и весело сел рядом с ней. — Спасибо, Шестая, — прошептал он. Та что-то пробормотала в ответ. — Всё, они готовы, — сказал мужчина и повернулся с двумя тарелками. Он слегка замялся при виде двух сидящих детей на полу, а Шестая впилась в него взглядом. Пусть только попробует что-нибудь вякнуть. Он велел им «сесть», верно? Но не не уточнил где. Ха. Лазейка очень кстати. Но тот снова проявил сбивающее с толку терпение и сел рядом с ними, придвинув к каждому по тарелке. В них были две круглые вещи, которые выглядели поджаренными и пушистыми. На них была золотая жидкость. Так вот они какие, эти «блины»? Они очень хорошо пахли. Рот Шестой почти мгновенно наполнился слюной. На тарелке Моно было два блина, а у нее четыре, в виде маленькой башенки. Хорошо. Она была голодная. Как всегда. Шестая тут же вонзилась в блин пальцами и засунула кусок в рот. Она издалека услышала вздох мужчины, но её сейчас волновал вкус блинов. Они были мягкими и насыщенными, а золотая жидкость была очень сладкой. Она была липкой, как кровь, но не совсем. Консистенция была другой. Когда мужчина подал ей стакан с молоком — нет, не с молоком, как эта шкука называется? Ах да, йогурт — она и его проглотила, обнаружив, что вкусы отличаются, но неплохо. Она в мгновение ока проглотила первые два блина, а Моно только откусил. На его лице пролетело множество эмоций, прежде чем появилось легкое одобрение. Глупости, эти штуки были потрясающими. Она взяла один из блинов с тарелки Моно и положила на свою, приподняв бровь. Моно усмехнулся, но позволил. — Итак, дети, — начал мужчина, заставив их обоих взглянуть вверх. — Я тут подумал... вы не хотите получить новую одежду? — Новую одежду? — спросил Моно, наклонив голову. — Да. Поскольку ваша... ну, эм, грязная. — И фто ф тово? — спросила Шестая между глотками. Мужчина бросил на нее раздраженный взгляд. — Не говори с набитым ртом. А то, что одежда должна быть удобной и качественной. Шестая прищурилась и очень громко зажевала — назло ему. — Но наша одежда удобная, — вставил Моно. — И прочная. — Да, но она не… — кажется, взрослый пытался подобрать слова. — Она ну очень грязная и явно устарела. Разве вы не хотите иметь красивую одежду? — Как твои рубашки? — спросил Моно. — О, ха-ха, не совсем... Я уверен, мы сможем найти что-нибудь из того же материала, если захотите, но ваша одежда должна быть для вас. Чтобы она вам подходила, — усмехнулся взрослый, глядя на подол их рубашек, которые уже запылились от таскания по полу. Шестая обнаружила, что согласна с ним. Рубашки мужика действительно были более удобными, чем всё то, что у нее когда-либо было, но они им ни капли не подходили, и если им когда-нибудь придется в них убегать, они могут споткнуться, упасть и погибнуть. Она проглотила блин. — Но мы все равно будем носить нашу старую одежду, верно? Мужчина удивленно посмотрел на нее, очевидно, не ожидая так скоро услышать ее голос снова. Он нахмурился, явно борясь с какой-то мыслью. У Шестой появилось плохое предчувствие. Она скрестила руки. — Верно? — Я... Как бы это сказать... ваша одежда... больше не пригодна для ношения. Оба ребенка напряглись. — Ты её не выбросишь, — сказала Шестая. — Где она? — нервно спросил Моно, собираясь встать. — Эй, эй, все в порядке! Она в постирочной, я не собираюсь... я не стану её выбрасывать, я просто говорю, что она не совсем подходит для ношения — по крайней мере, снаружи, — попытался успокоить их мужчина. Да какая разница? Это их одежда, и она им служила чудесную службу, и даже если он купит им новую, она не перестанет носить свою. Моно переводил взгляд между ними и остальной частью дома, разрываясь между поиском постирочной или тем, чтобы остаться и услышать, что скажет мужчина. Лично Шестая сделала бы первое, если бы не тот факт, что они еще не исследовали весь дом, как следовало бы, и поэтому любое время, потраченное на беготню отсюда туда в поисках, было бы бесполезно, и дало бы мужчине время поймать их. Но поскольку она знала Моно, она знала, что он останется. Так что она даже не удивилась, когда он сжал губы и снова сел. Видите? Вот почему Шестая должна быть злюкой. Нужно же как-то уравновешивать любезность Моно. Мужчина явно успокоился, увидев, что они слушают, и поэтому продолжил. — Тогда почему бы нам не заключить сделку? Я оставлю вам... ваши плащ и пальто, ладно? Остальное придется выбросить. Шестая вопросительно посмотрела на Моно. Тот оглянулся на нее, и они воспользовались силой безмолвного разговора. Стоит ли? Шестая была готова признать, что одежда под ее плащом была не самой лучшей... она была грубой и царапала кожу, и всегда чесалась под мышками. Из всей одежды действительно лучше всего оставить плащ. Он очень хорошо защищал от дождя, и ей нравился цвет. А еще он... представлял для неё важность. С другой стороны, пальто Моно согревало его под дождем Бледного города, и она не думала, что он захочет оставить одежду под ним. Шестая нерешительно кивнула. Моно расширил глаза в ответ на ее утвердительный ответ и неохотно последовал ее примеру, опустив плечи. Мужчина выглядел довольным. — Хорошо, хорошо. Не волнуйтесь, выбирать одежду очень весело, и вы выберете то, что хотите. — Ага, — ответил Моно, но убежденным он не выглядел. Шестая хмыкнула, раскидывая последние крошки своих блинов и жадно косясь на остатки Моно. Мальчик заметил это и, слабо улыбнувшись, подтолкнул к ней тарелку. Отлично. — Хорошо. Тогда подождите здесь, я принесу аптечку и вашу одежду, и пойдем. — Апфефку? — спросила Шестая с набитым ртом. Мужчина бросил на нее сердитый взгляд, но в конце концов сдался. — Да, для ваших ран. — Прежде чем они успели возразить, он поднял руку. — И нет, это не обсуждается. Я знаю, что они сейчас не болят, но некоторые из них еще свежие. Я видел. Мы продезинфицируем их и перевяжем на всякий случай. Ничего больше, хорошо? Шестая скрестила руки. — Ладно. Но я свои сама перевяжу. Мужчина вздохнул. — Хорошо. Только следуй моим инструкциям. Шестая фыркнула, сдержала внезапное (и сбивающее с толку) желание показать ему язык и просто замолчала. Моно воспринял это как сигнал заговорить. — Э-э... что ты имел в виду под «нашей одеждой»? Ты правда её принесешь? — спросил он с надеждой. — Нет, — виновато покачал головой мужчина. — Я имею в виду другую одежду. Я купил её рано утром, пока вы еще спали. Моно слегка поник, но продолжил. — Зачем? Мы и так одеты. — Это мои рубашки, — засмеялся мужик. — Они не в счет. Они просто решили на время задачу. Плюс, как я уже сказал: детям нужна детская одежда, а взрослым — одежда взрослых. Шестая сочла это странным, но смысл в этом таки есть. Здесь люди могут покупать одежду вместо того, чтобы использовать одеяла, сумки и тряпки для изготовления собственного гардероба. Моно кивнул и выпил йогурт, а мужчина встал и отнес тарелки к раковине. Затем он извинился и поднялся наверх, предположительно, чтобы осуществить сказанное. Несколько секунд Моно и она сидели в дружеском молчании. Это было... это было неплохо. Солнце, просачивающееся сквозь жалюзи, восхитительное отсутствие телевизора в гостиной, странное ощущение полного живота, присутствие друга... она почувствовала... что ей хорошо. Как будто она стала легкой и невесомой. Она не знала, что это было за чувство, но она будет наслаждаться им столько, сколько может. Да, это хорошо. . . . — Ты возьмешь себе платье, Шестая? — спросил Моно дразнящим тоном. И-и-и момент испорчен. Идиот.