Еноты

После того, как все их раны были обработаны и они облачились в одежду, купленную Уильямом, они были готовы уходить. На них были две скромные серые рубашки, пара брюк, носки и ботинки, которые одевать было... интересно. Шестая все еще страстно их ненавидела и боролась с мужчиной минут пять, прежде чем сдалась и надела их, причем шнурки засунула внутрь обуви, вместо того, чтобы тратить время на их завязывание. Моно, золотой мальчик, надел ботинки с гримасой, но без споров, но Шестая заметила, что ему удалось каким-то образом избавиться от носков и надеть ботинки на босу ногу, пока мужчина пытался нацепить обувь на ноги ей. Шестая почувствовала негодование по поводу стратегии этого скользкого предателя, но с раздражением признала, что это был хороший план, и отругала себя за то, что не подумала об этом раньше. Потом они стали рядом с домом этого человека и уставились на далекие улицы. Шестая почесала пластырь на щеке, ощупывая шероховатую поверхность. У нее еще была парочка на руках, а у Моно на руках и пальцах. Она не понимала, почему они должны были их носить, если царапины заживают сами по себе, но мужик и так достаточно раздражал, а она не хотела опять спорить с ним, даже если они чешутся, и даже если эти дурацкие ботинки жали ей ноги и ходить в них было странно. — Так, ребята, раз мы собираемся выйти наружу, нам нужны основные правила, хорошо? Шестая драматично вздохнула. Мужчина не обратил на нее внимания. — Первое: всегда будьте рядом со мной. Всегда находитесь в поле моего зрения, или говорите, куда собираетесь. Не убегайте по собственному желанию. Второе: не разговаривайте с незнакомцами. Если это, например, рабочие, можно — если вы со мной. Если вы одни, не разговаривайте с людьми, которых не знаете, а если они попробуют, — крикните, я вас найду. Третье: если вы по какой-то причине заблудитесь, не двигайтесь. Стойте на месте, и я вас найду. — А что, если не найдешь? — спросил Моно, наклоняя голову. — Найду. — А если не найдешь? — настоял он. Мужчина присел перед ними, как всегда, медленно, и посмотрел мальчику в глаза. — Моно, найду. Я вас найду, несмотря ни на что, ладно? — Затем он перевел взгляд на Шестую. Та моргнула. — Вы больше не одни, я не собираюсь просто взять и уйти. Шестая поискала на его лице ложь, которую ожидала найти. Она была немного обеспокоена — не то чтобы она когда-либо призналась в этом. Она знала, что это не может продолжаться вечно, и мужчина, несомненно, будет рад избавиться от них, если они решат сбежать. Возможно, он сначала будет разочарован, потому что видел в них прирученных питомцев или что-то в этом роде, но в конце концов он забудет о них, а это нормально. «А как же дом, кровать, улыбки и еда?» Все было хорошо, а Шестая ожидала худшего, потому что ожидание худшего во всех ситуациях помогало защитить её от возможности, что что-то пойдёт не так. Это был просто здравый смысл. Поэтому она искала ложь в его словах. Но её не было. — И это подводит нас к нашему последнему правилу, которое очень, очень важное, — продолжал говорить мужчина погруженной в мысли Шестой. — Я хочу, чтобы вы внимательно его выслушали. Запомните и не забывайте о нем, хорошо? Моно кивнул. Все еще немного потрясенная Шестая тоже кивнула. — Если вы когда-нибудь, хоть разок, почувствуете себя подавленными, или напуганными, или усталыми, или что хотите уйти или просто сесть и отдохнуть, скажите мне. Хорошо? Неважно, насколько это глупо или насколько вы считаете это нормальным, скажите мне, и мы что-нибудь придумаем. Что? — Только не молчите. Понимаете? Я не стану осуждать вас или злиться, обещаю. Обещает, значит. Обещания ничего не значат. ...Но Шестая все равно кивнула. Просто чтобы закончить разговор, чтобы они могли начать. — Хорошо. Тогда пойдемте, — сказал мужчина и пошел легким шагом. Моно и Шестая пошли рядом с ним, все осматривая. Шестой пришлось признать, что теперь, когда они шли спокойно, вместо того, чтобы бегать и прятаться, она могла должным образом проанализировать их окружение. Город был пугающе похож на их собственный, но по-другому. Строения были такие же, те же здания, улицы и мусорные баки. По дорогам катились какие-то странные... штуки. Она понятия не имела, что это такое, но, похоже, внутри были люди. Несколько странных домов тут и там, когда они покидали район. Она заметила через одно из окон пухлую женщину, несущую горячую кастрюлю. Она задавалась вопросом, не была ли ее семья фальшивкой, как и семья охотника. Интересно, что было в кастрюле. Местоположение города было таким же, и она чувствовала себя странно от этого утешения, но также было совершенно очевидно, что это не их город, что стало ясно к тому времени, когда они вышли на главные дороги. Повсюду были люди. Люди ходили, гуляли рядом с животными, которых она никогда не видела, ели пищу, разговаривали сами с собой или просто шли пешком, не имея в виду четкого пункта назначения. Кто-то был один, кто-то с другими. У некоторых были с собой дети или младенцы. Шестая уставилась на детей, находя их широкие улыбки, визг и топанье ног совершенно чуждыми. Она задалась вопросом, не преследовали ли кого-нибудь из них. Стреляли ли в них. Ранили ли их. «Ни разу», — решила она. Они были похожи на слабаков. Они выглядели так, будто не выстоят в бою. Везет же некоторым. А также везде были цвета. Ярко-красные, ярко-синие или ярко-желтые. Ярко светящиеся фонари слепили ее чувствительные глаза. Солнце опускалось на их головы, и невероятно пушистые облака лениво проплывали мимо. Она не думала, что когда-либо устанет смотреть на небо. В конце концов, это было первое, что она увидела в этом мире, и если бы она имела право голоса, это было бы последнее, что она когда-либо увидела. Смерть лицом к лицу с небом звучала приятно. Она озадаченно огляделась. Никто не смотрел. Все смотрели в землю, или прямо перед собой, или на крошечные штуки в руках, похожие на кирпичи. Что за кучка идиотов, разве они не видят? Разве они не видят яркое небо над головами? Разве они не видят зеленые деревья и сотни тысяч цветов, растущих вокруг? Почему они не останавливаются и не смотрят? Шестая уж точно хотела. Она поворачивала голову туда-сюда, желая поглотить все сразу, но вокруг было столько всего, и у нее закружилась голова. Всё было слишком красивым. Она не могла видеть всего, но хотела, и теперь она могла. Теперь она могла это сделать, потому что они выбрались оттуда. Они оба. Теперь у них было время. И если верить этому человеку, никто бы не станет делать убийство их причиной своего существования. У них было время. Они могли... они могли... она ​​не знала! Она не знала, и именно поэтому это было невероятно! Она могла делать все, что хотела! Она могла пойти куда угодно, верно? С такими достопримечательностями она никогда не перестанет смотреть. Но... Но она устала бегать. Она никогда не оставалась долго на одном месте. Передвигаться значит выживать. Неподвижный ребенок - мертвый ребенок. Но она... она не хотела сейчас двигаться. Она хотела стоять. Она хотела стоять со своим другом, ей хотелось просто посидеть, посмотреть и понюхать… Понюхать? Что это за запах? Шестая почувствовала, что ее голод снова начал пробуждаться, и она повернула голову в сторону, откуда он исходил, пытаясь найти источник. Пахло вкусно, только немного подгоревшим. Где, где, где... ...Вот! Маленькая лавочка на обочине улицы. За стойкой копошился парень в шляпе, а вокруг толпилась небольшая группа людей. Он что-то раскатывал на металлической решетке. Шестая вытянула шею, пытаясь рассмотреть. И тут же замерла. Это были сосиски. Сосиски. Красные и блестящие и… что? Она остановилась. — Шестая? Кто-то позвал её. Но она не могла отвести взгляд. Сосиски. Они ели их, зачем-то положив внутрь хлеба. Их передавали этим людям. А они встречали их с улыбкой и нетерпеливыми глазами. Они широко открывали рты и кусали их. Они их ели. Они их ели. Она почувствовала, как участилось ее дыхание. Маленькие тела, разбросанные повсюду... Одежда сорвана с них, обнажая кожу... Мальчики и девочки, все плотно обернутые... Вялые руки и ноги, глаза открыты, но уже ничего не видящие... Высоко поднятый нож мясника... Внезапно лица этих людей трансформировались у нее на глазах. Рты открылись невероятно широко, разделяя их лица надвое. Глаза стали непропорционально выпуклыми на их лицах, а их кожа начала плавиться с черепа, опадая вялыми волнами. Шестая с трудом сглотнула, внезапно почувствовав, что дышать становится очень трудно. Они их ели. Тогда это казалось единственным, что имело значение. Какая же она была дура, здесь тоже ели детей. Конечно. Голод, который раньше клубился в ее животе, теперь закипел от отвращения, когда она вспомнила единственное, что не ела. Отказывалась есть. Потому что, как бы она ни была голодна, как бы это ни было больно, она никогда не… Она подавилась, чувствуя, как ее рот наполняется слюной. — Шестая, ты в порядке? Девочка с силой оторвала взгляд от гротескного застолья и сосредоточилась на голосе. Моно. Он смотрел на нее настороженным взглядом. Она узнала этот взгляд. Это был взгляд «скажи мне, что не так, и я помогу». Но она не могла доставить им неудобства сейчас, когда у них наконец-то появился шанс изменить свою жизнь. Моно сам так сказал - оставить их мир позади. А еще с ними был мужик, тревожно маячивший сзади, и Шестая знала, что если она скажет хоть слово, они вернутся туда, откуда пришли. А она не могла этого допустить. Она не была слабачкой, она видала и похуже. Ну едят тут детей, ну и что? В этом нет ничего удивительного. Она чувствовала разочарование, да, но, в конце концов, этого следовало ожидать, и у проблемы простое решение. Все, что ей нужно делать, — это избегать монстров и не попадаться, потому что, похоже, только у некоторых людей имелась эта ужасная привычка. И мужик не станет просто стоять и смотреть, если их заберут, ведь так? Она могла постоять за себя, так что в любом случае все хорошо. Она медленно приказала своим внутренностям перестать скручиваться и механически кивнула, отвечая на вопрос Моно. Тот не выглядел убежденным, но приставать не стал. — Что ты видела? — Кое-что... кое-что из Утробы, — честно ответила она и больше ничего. Они не говорили о своих злоключениях после того, как разделились. Конечно, они подали намеки, но в конечном итоге Моно был в неведении относительно того, что именно произошло в Утробе, поскольку Шестая не знала, что он видел во время своего пребывания в Башне. Так было проще. У них было слишком много дел. Им не нужно обременять друг друга. Моно кивнул, внимательно оглядываясь. — Оно опасно? Шестая покачала головой, сжав губы. Они были довольно далеко от монстров. Они будут в опасности, только если подойдут ближе. Что, конечно, означало, что им нужно продолжать двигаться. Она приказала своим дрожащим ногам начать движение по прямой и подальше от них. Она держала голову, упрямо глядя вперед. Она слышала, как остальные пытаются догнать её. — Шестая, ты точно в порядке? — услышала она вопрос мужика. Она кивнула, не останавливаясь. Ее сердцебиение немного замедлилось, но все еще было недостаточно спокойным. — Шестая, Шестая, подожди… стой… — она ​​почувствовала на своем плече большую руку. Она резко обернулась, сбросив конечность. Мужчина поднял руки к телу в универсальном жесте «я не вооружен». Он вздохнул и присел перед ней. Моно подошел к нему и встревоженно посмотрел на нее. — Шестая, ты помнишь последнее правило? — медленно спросил он. Шестая не была дурой, поэтому она знала, к чему все приведет. Она оборонительно скрестила руки на груди. — Помнишь? — Да. — Ты не могла бы его повторить? Она впилась в него взглядом. Мужчина просто смотрел в ответ. Шестая выдохнула. — Сказать тебе, если нам станет плохо, — рявкнула она. Тот кивнул. — А что будет, если ты скажешь мне, что тебе плохо? — Мы вернемся. — Верно. Так что не перенапрягайся, ладно? Если хочешь прекратить поход, мы можем прекратить. Мы вернемся назад и останемся дома. Это было... довольно заманчиво. Они могли вернуться и держаться подальше от всех этих громких звуков, ужасных толп людей и всюду проникающих запахов. Они могли уйти от монстров. Она могла вылезти из этой ужасной обуви. А может... может быть, если они очень вежливо попросят, мужик приготовит что-нибудь поесть. Что-нибудь хорошее, не из человеческого мяса. Но... Она подняла глаза, чтобы встретиться взглядом с Моно. Это был ее шанс, так же как и его. Шестая знала, что она сдерживала их во многих ситуациях. Это ведь она отказалась встречаться с этим мужиком, так ведь? Но до сих пор все было хорошо. Просто потому, что она боялась, она чуть не отняла у них кровать, еду, а теперь и одежду. Почему она не могла просто прекратить? Она поняла, что она этого хотела не меньше Моно. Может даже больше. Она хотела жить в мире, где они были бы в безопасности, сыты и здоровы. Дети должны быть в порядке, разве не так сказал мужик? Но как они могли быть в порядке, если люди их ели? Но она видела взрослых с детьми, и они не казались монстрами, а дети выглядели... не несчастными. ... ...Может, здесь едят только плохих детей. Это же логично, верно? Непослушных детей убивают. Да, это немного более понятно. У хороших детей есть хорошие взрослые, а из плохих детей делают еду. Она... тогда хочет быть хорошей. — Я в порядке, — сказала она мягче, чем раньше. И она не лгала. Каким бы отвлекающим ни был этот мир, она скоро забудет об этом инциденте. А хорошие дети других не задерживают. Мужчина еще несколько секунд вглядывался в ее лицо, прежде чем снова встать. — Ну, раз ты уверена. Только помни, если ты когда-нибудь передумаешь... — Да, я знаю. — Она взяла Моно за руку и посмотрела на мужика, ожидая, что он укажет дорогу. — Хорошо. Пошли, — вздохнул тот.