Еноты

Уильям намазал варенье на хлеб с маслом, чувствуя себя ошеломленным. В сковородке шипели почти дожарившиеся яйца. По его мнению, вчерашний поход за покупками прошел успешно, не считая маленькой ситуации Шестой. Он не смог должным образом разглядеть то, на что она смотрела, но она выглядела так, будто ее вот-вот стошнит. К счастью, она успокоилась и заявила, что это «не опасно», прежде чем продолжить прогулку. Он, конечно, волновался, но теперь они наконец дали ему подсказку. Утроба. Вроде бы обычное слово, но услышав, как она произнесла его с благоговением и с целеустремленностью, он решил, что это было что-то другое. Более важное. Может, какое-то место? Однако он пока не мог ни с чем сопоставить это имя. Но он продолжал искать. В конце концов, «Утроба» как-то не походила на гостеприимное место, и, возможно, если бы он нашел его, прошлое детей было бы легче расшифровать. Даже полностью понять, если повезет. Пустота в его кошельке тоже того стоила, когда он увидел, как Шестая смотрит и трогает одежду, которую с такой дотошностью выбрала. Моно проявил больше равнодушия, однако тоже смотрел на свою долю так, будто не мог поверить, что она настоящая. От этого у Уильяма заболела грудь, но, по крайней мере, он смог сделать что-то полезное. А еще его душа немножко покинула тело от невинного вопроса Моно — «Откуда берутся дети?» Но он благодарил буквально все на свете за то, что сумел без особых проблем уклониться от вопросов. Когда ему самому было семь, мать усадила его и подробно объяснила, как осуществляется процесс. Никаких аистов и никакой капусты. Наверно, не хотела, чтобы ему кто-то наговорил глупостей. Он был травмирован на всю жизнь. Но все же он почувствовал облегчение от того, что они задают нормальные вопросы, которые задает любой ребенок, даже если отвечать будет трудно. Накануне дети рано легли спать, у них слипались веки, ноги сильно волочились. Он предположил, что они вообще не привыкли так выходить на улицу, а общение с людьми их истощало. Но это было необходимо. Ему не терпелось увидеть, как нормальный гардероб сделает их еще ярче. Он видел, как много детей в плохих ситуациях загорались, как рождественская елка, когда им покупали подходящее одеяло. Возможно, так будет и с ними, даже если Шестая швырнула свою обувь о стену в ту же секунду, когда они вернулись, а на самом Моно почему-то не было носков. И это еще не всё. Ночной распорядок, который они установили, не был исполнен ни в малейшей степени: никакой чистки зубов, никакого причесывания волос, они просто надели рубашки Уильяма (временные пижамы, пока он не купит настоящие) и отправились спать. Типа. Он не был уверен, что спать под кроватью удобно, но они были в этом непреклонны, да и Шестая к тому времени, когда Уильям решил сдаться, начала расстраиваться. Ну что ж. По крайней мере, они не спали на голом полу, потому что свили своего рода маленькое гнездышко. Уильям мысленно добавил пометку «Не любят кровати» к постоянно растущей кучке ключей к разгадке их прошлого. Он задавался вопросом, стоит ли ему купить одну из тех палаток для детей, которые он однажды видел в рекламе, пока лазил по сайтам. Они выглядели довольно весело, и в последнее время в Интернете появилось несколько сотен моделей, которые он ему постоянно показывал, учитывая его изменяющуюся историю поиска и рекомендации. У него по-прежнему были кое-какие вещи по работе, но в целом он перешел от «убийств, которые не были раскрыты» (да, он полицейский и смотрел эти шоу, извиняйте) к «как понравиться детям». …Если кто-то решит покопаться у него в телефоне, его сто пудов посадят в тюрьму. А еще ему нужна была зубная паста. И зубные щетки. Учить этих детей чистить зубы будет кошмаром, но, по крайней мере, ему больше не придется смотреть на их зубы, которые никогда не бывали у стоматолога. Он продолжал мысленно отмечать вещи, чтобы убить время, но тут раздался звуковой сигнал его телефона и в то же время негромкий хлопок из сковородки, от чего тот подпрыгнул. Он поспешно положил тост и выключил газ, печально вздохнув на взорвавшийся желток, растекающийся по поверхности. Такова была жизнь одинокого мужчины, который питался едой на вынос и пивом. «Что ж, — подумал он несколько мрачно, — по крайней мере, дети не будут привередничать.» После того, как он положил им на тарелки завтрак и поставил на стол (он не знал, захотят ли они и на этот раз сесть на пол, придется спросить), затем разблокировал телефон и увидел два сообщения в чате. Сначала он открыл сообщение от Митча. Митч: извини, что беспокою Митч: ты можешь быстренько заполнить мне эти формы Митч: (formfr32.jpg) Митч: (formfr76.jpg) Уильям нахмурился. В воскресенье? Серьезно? Что ж, он сам сказал, нужно попресмыкаться перед боссом, чтобы заверить, что его место того стоит, даже если ему придется писать о скучных вещах, до которых никому нет дела. Уильям был на 50 процентов уверен, что это было просто из принципа, а на остальные 50, что Митч его так проверяет. Интересно, послал ли он эти формы и Райту. Интересно, ответил ли он уже. Черта с два. Я: конечно Я: это срочно? Митч: да нет. просто приготовь их к среде, хорошо? Я: понял Митч: спасибо, дружище, за мной не заржавеет Почему он настаивал общаться так, будто они были на одном уровне? Митч мог приказать Уильяму пробраться во дворец королевы Изабеллы и украсть оттуда ковер, и ему бы пришлось молча подчиниться. Ничего за ним не ржавело, но, что же, слышать приятно. Теперь он переключился на сообщения Стефани. Стеф: я вижу что ты прчитал мои сообщения, млудила Стеф: ты седня придешь чтоб я могла надрать тебе задницу? Ась? Что она… А, гулянка с парнями? Эм… Он взглянул на лестницу, думая о двух детях, спящих в его комнате. Он бы с удовольствием пошел. Он хотел выпить пива с друзьями, может, немного пошалить. Расслабиться, снять напряжение. Он до смерти хотел пойти. Этот последний месяц был таким напряженным, и ему не помешал бы перерыв, каким бы крошечным он ни был. В конце концов, у них в понедельник дежурство. Он мог сказать «да» и пойти. Дети лягут спать примерно в семь или восемь, верно? И он не задержится. Они даже не заметят его исчезновения. Он очень хотел пойти. … Я: извини стеф, я сегодня занят Но он не мог так глупо поступить. Дети нуждались в нем больше, чем гулянка. Что, если им приснится кошмар или они проснутся посреди ночи и обнаружат, что его нет? Что, если им станет плохо или начнется приступ паники? Слишком много вещей могли пойти не так, и они все еще были очень хрупкими. Он пытался завоевать их доверие, а не подорвать его. Стеф: ??? занят??? чем? Они оба знали, что он свободен. Они оба знали, что Уильям был из тех парней, у которых не было жизни вне работы. Никаких семейных отношений, никаких романтических уз. Они оба знали, что Уильям из тех, кто соглашается на такое приглашение. К счастью, у него было прекрасное оправдание. И даже правдивое. Я: митч мне документы прислал Стеф: а они подождать не могут? Могут. Я: нет, извини стеф. может в другой раз? Не в ближайшее время. Он занят. Стеф: блин, ладно кайфоломщик Стеф: удачи с рвботой Стеф: работой* Я: спасибо, Стеф. увидимся завтра? Стеф: куда ж ты денешься Плечи Уильяма бессознательно опустились, когда он наконец выключил телефон. Это от какой же пули он увернулся. Встряхнув с себя стресс, он взглянул на еду. Нужно звать детей. Он поднялся по лестнице и тихо открыл дверь своей комнаты, ожидая найти их еще спящими, но, к его удивлению, они уже проснулись. Моно слегка подпрыгивал на своей кровати, но сразу же прекратил и спустился, как только увидел, что мужчина вошел. Шестая все еще лежала в своем маленьком гнезде, но просто лежала, и ее глаза засияли, когда она сосредоточилась на нем, от чего Уильям нехотя вспомнил те видео с дикими кошками, которые он иногда смотрел. Хех. Он улыбнулся. — Доброе утро, дети. Как спалось? Моно лишь пожал плечами. Уильям с озабоченностью заметил, что их глаза выглядели усталыми, как будто бы они не выспались. Они никогда не отвечали «да» или «нет», когда он спрашивал утром, но он думал, что можно с уверенностью сказать, что они вообще никогда хорошо не спали. Это было тревожно. Дети в этом возрасте все еще развиваются. Но учитывая их прошлое на улицах и все, что им пришлось пережить раньше, это не было удивительно. Может, им снились кошмары? Или мучила бессонница? Что он мог сделать, чтобы им стало лучше? Уильям обычно принимал таблетки или выпивал банку пива, когда не мог заснуть, но он предпочел бы прострелить себе ногу, чем дать детям их пробовать. Он слышал, что помогает теплое молоко. Или, может быть, горячий шоколад? По крайней мере, он должен попробовать. — Что ж, если вы готовы, можете идти в ванную и одеваться, или можете сначала позавтракать, — предложил он. Шестая нахмурилась. — Ванную? Опять? — спросила она. — Ну, вообще желательно делать это хотя бы каждый день, но… — Он почесал нос. Странно. У него сложилось впечатление, что им душ понравился. Неужели он неправильно понял ситуацию? Моно молча посмотрел на Шестую, оставляя решение за ней. Что он делал довольно часто, по крайней мере, на первый взгляд. Любой человек сказал бы, что главная тут Шестая, а Моно просто со всем соглашается, но Уильям знал, что бывают времена, когда Моно брался за штурвал и девочка следовала за ним, хотя это было почти незаметно. Только он не думал, что они об этом знают. Наверно, это просто Уильям и его раздражающая склонность все подвергать психоанализу. — Вам не обязательно принимать ванну, — добавил он. — Вы можете просто быстро принять душ, и все. — Нет, — покачала головой Шестая. — Без ванны. Ну, ладно. На сегодня пусть пропустят. Однако он не позволит им сделать это привычкой. — Хорошо, — кивнул он. — Тогда спускайтесь вниз и одевайтесь. — Мы сегодня куда-нибудь пойдем? — Моно склонил голову. — Нет, если не хотите, — сказал Уильям. — Но мне все равно хотелось бы, чтобы вы оделись. Посмотрим, как на вас сидит одежда. Маленький мальчик кивнул и, подождав, пока Шестая вылезет из её пещеры, взял ее за руку и осторожно обошел вокруг него, чтобы добраться до лестницы. Уильям последовал за ними, украдкой поглядывая на их раны. Они уже выглядели лучше, но ему все равно нужно было следить за ними, даже если не было похоже, что у них инфекция, что было на грани невозможного, но он не стал бы сомневаться в этом. Он в инфекциях не разбирался, ему пришлось бы отвезти их в больницу, а с этим уже не справишься. Тем не менее, чувство холода в груди всегда присутствовало каждый раз, когда он видел шрамы. Слава Богу, никто, кто их видел, не бросал на них второй взгляд — худшие из них были прикрыты, и их нельзя было отличить, если только не подойти очень близко — так что, если повезет, люди подумают, что Шестая и Моно просто очень непоседливые дети. Они спустились, и Уильям с замешательством заметил, что Моно сел за столом, а не на полу, а Шестая последовала его примеру. Вот бы расшифровать эту закономерность. Однако мальчик сел обеими ногами на стуле, вместо того, чтобы позволить им свисать. Ноги Шестой тоже не свисали, но не так сильно, как у друга. Похоже, у них была тенденция делать себя маленькими, что было очень эффективно, учитывая их маленькое телосложение, определенно ниже среднего девятилетнего ребенка — если это и есть их возраст. Шестая тут же набросилась на еду, с любопытством поглядев на желтый желток, и менее чем за две секунды испачкала пальцы и щеки. Уильям не мог сдержать легкую улыбку, как и не мог сдержать каждый раз, когда дети демонстрировали поведение настоящих детей их возраста — даже если вымазываться в яйцах больше подходило малышам. Моно некоторое время смотрел на вилки, которые мужчина положил рядом с их тарелками, а затем тоже начал есть руками. Уильям не особо возражал против беспорядка на тарелках. Для этого имелся хлеб. …Но ему придется им это объяснить. После завтрака дети снова поднялись наверх, чтобы примерить новую одежду, а помощь Уильяма была с жаром отвергнута. Он сидел на диване, глядя на пустое место, где стоял его телевизор, и старался не слишком нервничать. Он надеялся, что одежда подойдет. Он надеялся, что она им понравится. Чтобы занять себя и перестать беспокоиться, как какая-то… какая-то наседка, он начал рыться в своей рабочей сумке, проверять, что у него в его папках, что он может выбросить, а что можно оставить, и тому подобное. Он даже нашел леденец, пока рылся. Это был один из тех красных стандартных, подаренных ему на дне рождения одного из его коллег в прошлом месяце. Ха, он и забыл, что он у него есть. Наверное, к этому моменту он уже зачерствел. …Ах, да кого это волнует. Уильям разорвал упаковку и сунул леденец в рот, негромко хмыкнув. Не так уж плохо. Все еще сладкий. Мгновение спустя он услышал тихий топот босых ног и повернулся. К его безмерному облегчению, одежда сидела идеально, хоть и немного мешковато. Ему казалось, что дети все еще слишком худые. Шестая предпочла надеть короткий комбинезон с желтой рубашкой с длинными рукавами под ним. Моно выбрал коричневую тонкую водолазку с джинсами, видимо, стесняясь шрамов на шее. Они явно не привыкли к перемене и неуклюже топтались на месте. Комбинезон Шестой перекосился, а Моно не застегнул на джинсах ширинку, но они уже выглядели лучше. Уильям встал и опустился перед ними на колени, проверяя как можно больше, но не касаясь их — это все еще был деликатный вопрос. — Отлично выглядите, ребята! — искренне сказал он, улыбнувшись им. — Как вы себя чувствуете? — Странно, — тут же ответила монотонно Шестая. Уильям фыркнул. Он так и думал. — Она хорошая, — нерешительно протянул Моно, потирая большим пальцем ткань своей водолазки. — Мягкая. Они не сказали, что она неудобная. Победа. — Я очень рад. Можете носить её, когда захотите, хоть каждый день. — Эту одежду? — спросила Шестая. — Ага, или можете одеть что-нибудь другое. Её, конечно, нужно время от времени стирать, но вы можете носить её сколько угодно. — Она наша? — ее голос был настойчивым, словно просил подтверждения. — Да, ваша. — Что, если она запачкается? — Тогда мы её постираем. — Что, если на неё попадет кровь? Уильям сжал губы. — …Кровь сойдет. — Нет. От неё остаются пятна. — Существуют химические вещества для удаления пятен, — объяснил мужчина, держа голос ровным. — Не волнуйтесь. Вы можете пачкать её сколько угодно. Она же ваша. — Но нам её дал ты. — Да, но я не разозлюсь, если вы её порвете или запачкаете. В конце концов, вы же дети, можете заиграться. — Я не играю, — ворчливо пробормотала Шестая, но выглядела достаточно умиротворенной. Уильям вздохнул и взглянул на Моно, который все это время молчал. Моно не слушал, вместо этого он таращился на рот мужчины. Взрослый издал вопросительный звук, заставив Моно подпрыгнуть и взглянуть вверх. — Это сигарета? — выпалил он. Уильям моргнул. А, точно. Леденец все еще был у него во рту. — Что? Нет, нет, я не курю, — пробормотал он. То, что Моно сразу решил, что белая палочка, которая до боли очевидно принадлежала конфете, была сигаретой… как минимум неприятно. Уильям поспешно вынул леденец изо рта. — Это просто леденец, видишь? Тишина. …Стоп, не может быть. «Не склоняй голову, Моно, не склоняй», — беззвучно взмолился Уильям, потому что он знал, что означает наклон головы. Моно склонил голову. Еж твою меть. — Что такое ле-де-нец? — спросила Шестая, сморщив нос. — Это… это конфета такая, — просто ответил Уильям, потому что что еще он мог сказать? Шестая поглядела на леденец на палочке так, словно в нем хранились секреты вселенной. — А она сладкая? Я слышала, что конфеты сладкие, — сказала она. Она слышала? Она что, никогда не ела конфет? — Д-да, конфеты сладкие. Вы… Вы не ели конфеты? Ни разу? — повторил Уильям вслух просто потому, что ему нужно было словесное подтверждение. — Нет, — сказал Моно. Господи. — Думаю, я съела один раз, — сказала Шестая. Уильям расслабил плечи. — Д-да? — Угу. — Шестая посмотрела вниз, нахмурив бровь. — Только она была очень странная. На вкус очень сладкая, и еще я чувствовала себя после неё усталой. От этих слов по спине Уильяма пробежала холодная волна шока. Это… это было совсем не похоже на конфеты, это было похоже на… — Ш-шестая, что… — он сглотнул. — Как… вещь, которую ты съела, выглядела? — Я её не съела. Я её выпила. Она была в бутылке. — Это была стеклянная бутылка? — Да. — Какого цвета она была? — Красного? Уильям провел рукой по волосам, дернув за несколько прядей. Успокойся, не пугай их. «Это сложно, когда я только и хочу, что убить ублюдков, которые…» — Сколько ты выпила? — Немного. Бутылка была слишком большая, да и мне не сильно хотелось пить. — Шестая, это… это была не конфета. — Нет? — Нет. — Уильям глубоко вздохнул. — Это было вино. Шестая моргнула. — Разве это не сок из фруктов? — спросила она. — Что такое вино? — вмешался Моно. Уильям выдохнул через нос, обдумывая ответ. — Это был не сок из фруктов, Шестая, вино — это… напиток для взрослых. Только для взрослых. Детям нельзя его пить. — Почему? — Потому что он не полезный. От него… кружится голова и еще ты тупеешь. И ты не сможешь держаться на ногах, если выпьешь слишком много. — Тогда почему взрослые любят его пить? — она сузила глаза. — Я… может быть, потому что они чувствуют себя расслабленными? Им хорошо и хочется спать, и они хотят выпить, потому что, возможно, испытывают стресс. — И еще куча других причин, но он пока не собирался объяснять детям, что такое алкоголизм. — Но, как я сказал, они плохо соображают, и много спотыкаются. — И мучаются с похмельем. Уж он ненавидел похмелье всей душой. — …Что за идиоты, — выплюнула девочка, почему-то побледнев. — Лучше бы я его не пила. — Ты могла погибнуть, — шепотом согласился Моно, широко раскрыв глаза. Уильям невольно улыбнулся. — Может, не погибнуть, но навредить оно может. Так что никогда больше не пейте вино, хорошо? Теперь вы знаете, как оно выглядит. Дети покорно кивнули. Уильям вздохнул. — А вот конфеты — для всех, особенно для детей. — А от них что делаешь? — спросил Моно. — Ничего. Некоторые ученые говорят, что они делают людей счастливее, но в них нет того, что есть в вине. Они просто сладкие, и все. — Сладкие, как вино? — Нет. Сладкие, как… как мед или йогурт. Шестая оживилась. Один из них она ела на завтрак. Такая еда ей больше нравится. Интересно… — …Хотите, мы сегодня прогуляемся? — спросил Уильям. Дети недоуменно посмотрели друг на друга. — Опять за одеждой? — Нет. — Уильям откусил оставшийся кусок леденца и бросил палочку в мусорное ведро. — В конфетную лавку. . . . После битв, казалось, часовых битв заставить детей надеть эту клятую обувь, и после нескольких неудач… — …Шестая, ну давай же, не усложняй… Эй, эй! Моно, я все видел, надень носки… …он был уже почти готов к уходу и серьезно подумывал о том, чтобы просто сдаться и купить им шлепанцы. Ремешок между пальцами ног поначалу будет причинять дискомфорт, и только Богу известно, что они подумают о шлепающем звуке во время ходьбы, но попытка стоила того. Плюс можно примерить разные, пока они не найдут пару, которая им понравится. Уильям пошел впереди, когда наконец-то вышел, и они двинулись в путь. Он снова напомнил им о правилах, потому что береженого Бог бережет, и Шестая бросила на него такой раздраженный взгляд, что он не знал, смеяться ему или обижаться. Магазин конфет был намного ближе к его дому, чем тот, в который они ходили вчера, всего в двух кварталах вниз по улице. У него был яркий красочный фасад с нарисованными радугами и мишками, так что пропустить его было невозможно. Он был немного больше, чем мужчина ожидал, но не слишком. Он ненадолго остановился, чтобы позволить детям осмотреть новое место. Они явно удивлялись всему. И действительно, когда они вошли и над ними зазвенел колокольчик, Моно максимально выпучил глаза, а у Шестой уже потекла тонкая струйка слюны, которую она поспешно вытерла рукавом. Для них это, должно быть, рай. Как и для любого ребенка, в общем-то. Для такого маленького магазина у него был очень хороший ассортимент. Тут были и «Скиттлзы», и «Сникерсы», и конфетные палочки, и конфетный поп-корн, и жвачка, и шоколад и тысячи других вещей, от одного взгляда на которые можно было диабет получить. Затем пробежала маленькая смеющаяся девочка, и чары были разрушены. Моно и Шестую явно смутила толпа детей, которые бегали, смеялись и умоляли своих родителей купить им «еще одну штучку, ну пожалуйста!» Парочка будто приклеилась по обе стороны от него, глядя вокруг. Шестая зашипела на малыша, неуклюже проходящего мимо, в то время как Моно сжимал и разжимал руки, выглядя напряженными из-за криков. Уильям вздохнул. — Правило номер четыре? — тихо спросил он. Это было правило, которое ему нужно было закрепить больше всего, поскольку трое других требовали, чтобы дети ушли, а с учетом того, что они были практически на высоте его собственных ботинок, этого в ближайшее время не произойдет. Моно взглянул на него. — Нормально, — пробормотал он. — Шестая? — Отлично. — Хорошо. Тогда идите посмотрите, — подбодрил он, надеясь немного успокоить их. — В таком маленьком магазине не потеряешься. Затем, чтобы упростить задачу: — Принесите каждый по три вещи, которые вам нравятся. Я их куплю, и мы съедим то, что вы принесли, когда вернемся. — Дать детям задание, которое нужно выполнить, казалось правильным решением, особенно когда они не знали, что делать и как себя вести, как и накануне. С Шестой это определенно сработало. Она взяла Моно за руку, уже нацеливаясь на дерево из сахарной ваты в углу. Моно бросил на него последний взгляд. — Ты будешь здесь? Уильям улыбнулся: — Ага. Моно кивнул и наконец позволил утащить себя. Уильям глубоко вздохнул и устроился в незанятом углу, достал телефон и стал читать электронную почту, районные новости и другие обязательные вещи, периодически оглядываясь на детей. Через некоторое время они подошли к нему, и у каждого было ровно по три вещи. Уильям заплатил за конфеты, и они отправились восвояси. Дети заметно расслабились, когда они вышли из магазина. Уильям мог признать, что там действительно было шумно. …Но приятно. Это напомнило ему о его детстве, когда он сбегал с несколькими долларами в кармане, чтобы купить пару зубодробилок, пока мама не смотрит. Особенно маленькие. Он знал, что зубодробилки — не самые популярные конфеты, но ему нравилась задача закончить их быстрее, чем другие дети, потому что Уильям был дурачком. К тому же из них выходило потрясающее оружие. Один раз он бросил и сильно ударил старшего ребенка по голове. Но это было неважно. Они добрались до его дома, и пока Шестая выполняла свой распорядок со швырянием обуви в стену, а Моно расстегивал липучку своей, Уильям поставил маленький белый пакет на стол. Он едва уселся, когда Шестая вбежала трусцой на кухню и запрыгнула на стул, выжидающе глядя на него. Мужчина усмехнулся. Моно зашел следом и тоже сел, с любопытством разглядывая белый пакет. Уильям разложил лакомства на столе. Шестая выбрала сахарную вату, сахарную кукурузу и… ого, острые сладости. Хех. Скорей бы увидеть её реакцию. Моно взял конфетную палочку, плитку темного шоколада и нонпарельи. Хм. Выбор довольно разрозненный, но, честно говоря, Уильям был на 99 процентов уверен, что они выбрали конфеты только по внешнему виду. Он не… он не был уверен, умели ли дети читать, хотя и надеялся, что умеют. — Итак, это называется сахарная вата, — начал он, указывая на первую сладость. — Это вата? — нахмурилась Шестая. — Нет, её назвали так потому, что она похожа на вату. Её можно есть. — Похоже на облако, — пробормотал Моно. — Мне нравится. Она красивая. — Облака не розовые, тупица, — усмехнулась Шестая, разрывая пластик. Она взяла пригоршню сахарной ваты, экспериментально сжав ее пальцами, прежде чем положить в рот. Почти сразу ее глаза загорелись, и Уильяму сразу захотелось сохранить это выражение на ее лице вместо того напряженного, которое она всегда носила. Ободренный реакцией подруги, Моно тоже взял немного, но его лицо неприятно дернулось, и он несколько раз облизал губы, проглотив. Уильям приподнял бровь. Не понравилась сладкая вата, да? Он мог понять, она была слишком сладкая. Может, другие лакомства ему понравятся больше. Но по мере продвижения дегустации стало ясно, что это не так. Шестая практически вдыхала другие лакомства, заливаясь слюнями намного сильнее, чем Уильям счел бы нормальным, а Моно, казалось, просто хотел позволить ей съесть все самой, но, несмотря на его смешные лица отвращения, он всегда принимал маленький кусочек того, что пробовала Шестая, за компанию. Уильям понял, что все это время улыбался, когда его щеки начали болеть. Он задался вопросом, а не жутковато ли это. Лакомства закончились слишком быстро, и после веселой — ну, точнее, он так думал — последовательности едва скрываемой паники и попытки выплюнуть острую конфету с красными лицами, на столе ничего не осталось. Шестая и Моно дулись на своих стульях, каждый пил чашку молока, чтобы успокоить языки. Если бы взгляды Шестой могли убивать, Уильям к этому моменту превратился бы в пыль, и он мог бы признать, что смеяться над ними, пока они страдали от мощи «Ворхэдс», был поступок гада, но он не сдержался. Казалось, они восприняли ситуацию на удивление хорошо, по крайней мере, после гневных протестов, и не смогли полностью скрыть завистливые взгляды, когда Уильям сунул две острые конфеты себе в рот, даже не моргнув. Однако он мог предсказать, что ни один из них не приблизится к все еще полному пакетику мармеладных червей. В общем, это был веселый день, они смогли расслабиться для разнообразия, он смог поделиться с детьми чем-нибудь приятным. Он надеялся, что у него появятся и другие возможности. Нет… Он позаботится об этом. Полицейский или нет, но теперь он отвечал за этих детей. Он не мог сказать, что они ему доверяли, но они, по крайней мере, его слушались, и этого было достаточно. . . . … Каким-то образом, когда он вернулся на работу в понедельник, зная, что дети будут ждать его дома, когда он вернется, смены казались ему не такими уж и одинокими.